| Г.-Барский отметил одну из них; он сообщает о документе, который свидетельствовал о связях Дионисиата с Россией: «Обретается тамо грамота царя российского Алексея Михайловича, на бумазе писанная» 298 . Но, к сожалению, Барский не смог изучить ее текст, поскольку она «не бяше тогда в монастыре, но инде за потребою была отослана» 299 , но тем не менее упоминание об этой грамоте ценно уже само по себе. Пребывание В. Г.-Барского на Афоне относится к 1726–1744 гг., и следующим по времени отечественным письменным свидетельствам о монастыре святого Дионисия является сообщение монаха Саровской пустыни Игнатия, прибывшего на Афон из России в 1767 году. К сожалению, он оставил лишь краткие записи о каждом афонском монастыре, в котором побывал, и его описание Дионисиатской обители чрезвычайно кратко: «В Дионисиате церковь имеется Иоанна Предтечи. Начальствующий в нем игумен; братии довольно. Ограда из дикого камня; кельи в станех о четырех жи-льях. Стоит над морем, и поклонихся братии, приняв благословение и отъидох» 300 . В 1844 году в Дионисиатской обители побывал В. И. Григорович. В своих дневниковых записях он отметил общее количество книг и рукописей в Дионисиатской библиотеке; если сравнить это с тем, что видел здесь В. Г.-Барский сто лет назад («числом всех яко полторы тысячи»), то можно сделать вывод, что за это время многое в книгохранилище Дионисиата было утрачено: «Книг в библиотеке около 400 и рукописей до 50, – писал В. И. Григорович. – Кроме одного греческого Евангелия, писанного уставом, и рукописей Иппократа и Омировой Илиады на простой бумаге, все прочие богословского содержания, Славянских рукописей нет» 301 . Вскоре после отъезда В. И. Григоровича с Афона туда прибыл архимандрит Порфирий (Успенский) . За время своего пребывания на Афоне он посетил и монастырь святого Дионисия. Подобно тому как в свое время Арсений Суханов вывез из Дионисиата греческие рукописи, необходимые для исправления русских богослужебных книг, так и архимандрит Порфирий отобрал в этом монастыре ряд древних манускриптов для их дальнейшего изучения в России. |
| 1112 Христиане османской эпохи восприняли арабо-мусульманские термины «хадж», «хаджи», обозначающие человека, совершившего паломничество. 1113 Путешественники XVI века описывали пышные грузинские паломнические караваны, кавалькады вооруженных всадников с поднятыми знаменами, проходившие по османским землям без уплаты дорожных пошлин – все это было отголоском привилегированного положения грузин в Палестине при Мамлюкском султанате. К XVII века, однако, привилегии были утрачены, как и грузинские монастыри и участки у Св. мест. В XVIII века снизилась и сама интенсивность грузинского паломничества к палестинским святыням. (Цагарели А. С. 59–88). 1114 Один в 5–6 лет во времена Барского (Григорович-Барский В. 1885. С. 304). Василий Гагара, посетивший Иерусалим в 1635 г., был, как сказали ему местные греки, первым русским паломником в Св. земле после Трифона Коробейникова (1593 г.) (Гагара В. С. 9). 1115 Барский призывал соотечественников ходить на поклонение в Св. землю, ставя в пример греков, которые, хотя и «царя врага имут... и даньми отягченни... многими», тем не менее «аки пчели, прилетают, и от труда своего, аки сладкий мед, милостиню подавают на откупление Гроба Христова от рук неверних и еретических» (Григорович-Барский В. 1885. С. 305). Однако путешествие в Палестину для иностранцев было значительно труднее, чем для подданных Османской державы. Многие из русских паломников подвергались в дороге арестам и заключению по подозрению в шпионаже, за неуплату пошлин или еще за что-то, чего богомольцы из-за языкового барьера не могли понять. Турецкие зинданы в паломнической литературе описаны самыми мрачными красками: «Тогда великую мы там в темнице нужду и беду терпели, и сказать не могу; бо нам уже и в самой темнице места, за многими турками, не было; за тем мы в смердючем угле, где и нужные испражняхуся, сидеть принужденни были» (Серапион. С. 81). Впрочем, и без темниц пребывание в Османской империи было сопряжено для русских паломников с тяжелым психологическим стрессом, особенно, когда они находились вне районов компактного проживания христиан. Арсений Суханов так описывал свое путешествие по Нилу: «От Мисиря (Каира. – К.Щ едучи много зла и тесноты и всяких хульных слов страдахом от турков; понеже сидели на джерме все турки, люди нарочитые, а закону своему и грамоте учены гораздо; а христиан никого не было, только нас двое» ( Арсений Суханов . С. 49). Подобные чувства испытывал в тех же местах полвека спустя Иван Лукьянов: «а когда мы шли на корабли с Арапами горько было сильно, люди то что беси видением и делы, а мы трое нас что пленники, языка не знаем, а куда нас везут, Бог весть, а хотя бы нас куда и продали – кому нас искать и на ком?» (Лукьянов И. Кол. 234 ). |
| Жить Барскому пришлось сначала не в училищном здании, при монастыре, а в городе, но потом он перебрался в самое училище. 531 Когда он прибыл на Патмос и когда еще жив был Макарий, учеников было так много, что нашему паломнику не оказалось места в училищном корпусе. Поэтому, он стены, а больше ничего. Барский во все время пребывания на острове питался милостынею, даваемою от монастыря. Милостыня эта была очень скудна. На неделю ему выдавалось пять маленьких хлебцев «малих аки булок» и притом чистого качества – «черних». Больше же ничего. Такие хлебцы доставлялись ему и в течение моровой язвы. Само собой, попятно, что на такой пище можно было с голоду помереть. Но как известно, голь на выдумки хитра. Поэтому, Барский начал давать уроки для того, чтобы добыть себе еще хлеба и прочего, что необходимо нужно, подобно тому, как делают студенты наших больших городов. Он стал учить мальцов церковному чтению по-гречески, а также греческой грамматике. Таких маленьких учеников училось у него по двое – по трое. Но этот род самопомощи мало обеспечивал русского самоотверженного человека. Родители его учеников часто обманывали Барского и не платили ему условленной платы: «родителы их безсовестни не дадоша никаковой мзди». В первое время перебывало у Барского 10 учеников, и только за троих из них он получил вознаграждение от родителей. Хороши же были жители острова! Ни святость места (по преданию Иоанн Богослов, как известно, на Патмосе, написал Апокалипсис и здесь же претерпел подвиг исповедничества), ни нищета иностранца, проживавшего на дальней чужбине без родных, и знакомых, ни таланты учителя («многих изучих чтения и писания» говорит о себе наш соотечественник) – ничто не помогло бедному скитальцу. Барский вздумал было жаловаться начальству острова на своих должников, – но из этого ничего не вышло. На Патмосе царило самоволие, – и тут-то нашему грекофилу пришлось пожалеть, что нет на острове законной власти, т.е. турецкой. По его словам, самоуправство островитян происходило именно вследствие этой причины: «понеже не имут Турка над главою» (sic!). Особенно тревожило и возмущало Барского то, что Патмосские священники были не только не лучше мipяh, но даже несравненно хуже. Mipяhe только не платили денег, а священники – мало того обманывали – да к тому еще делали неприятности скромному учителю. Так один священник не удовольствовался тем, что не заплатит Барскому денег за обучение своего сына, в добавок |
| Помощь афонских обителей Православной Украине понадобилась и тогда, когда началось печатание церковных книг и необходимо было сличение своих рукописных книг с греческими. Когда Гедеон Балабан (1630–1657), архиепископ Львовский, по поручению Собора занимался приготовлением к изданию Требника и обратился к Мелетию, Патриарху Александрийскому, управлявшему тогда и Константинопольской кафедрой, с просьбой о присылке исправленного списка этой книги на греческом языке, то Мелетий прислал Требник, как писал сам Гедеон, «добре исправленный по древним Святой Горы требникам, его же рукою своею подписав, с благословением пастырским повелевая в общую пользу великоименитому российскому роду изобразите» 47 . В дальнейшем связи Украины и Афона постоянно крепли; многие выходцы с Украины прославились своими молитвенными подвигами на Святой Горе. И завершая обзор афоно-украинских церковно-литературных связей, следует также отметить, что в 1707–1709 гг. в Иерусалим, на Синай и на Афон совершил паломничество иеромонах Черниговского Борисоглебского монастыря Ипполит Вишенский, а с 1723 по 1745 гг. по святым местам Востока и по Афону странствовал воспитанник Киево-Могилянской Академии Василий Григорович-Барский. С именем этого исследователя связан новый период в истории афоно-русских литературных связей. Вот что говорилось по этому поводу в предисловии к изданию одного из «хождений», тексты которого публиковались в конце прошлого – начале нынешнего столетий Православным Палестинским Обществом: «С появлением научных интересов, с проникновением критики в легендарно-апокрифическую область паломнической сферы начинается новый период в паломнической литературе. Этот новый ряд паломников открывает собой В. Г. Барский. Но и тут еще резкого перерыва нет: Барский представляет собой замечательное соединение черт обоих типов. В нем, но, как кажется, уже в последний раз, ярко вспыхнули некоторые симпатичнейшие черты древнего паломника» 48 . После В. Г. Барского многие русские авторы, побывавшие на Афоне, утратили «паломнический» стиль в своих записях, и их труды постепенно стали приобретать характер научных описаний. |
| Однако прежде отбытия в Киев еще раз отправился на Афон – поработать в библиотеках греко-православных монастырей. Второй раз Барский посетил Афон в 1744 году и прожил с мая по ноябрь. Отрывки его описания Афона мы публикуем на портале. Это описание именно второго посещения. Поистине, оно не имеет себе равных, и даже сравнить его не с чем! Там время теряло свое значение, новые знания притягивали и с трудом отпускали… И лишь по возвращении в Константинополь оно заявило свои права, беспристрастно заявив, что прошло больше года, а на смену прежнему явился уже новый посол России – А.И. Неплюев. По его приказу Василия Барского надлежало арестовать и отправить в Россию. Чудом избежав заключения, монах через Афины и Бухарест добирается до Киева. Но занять ожидавшую его кафедру греческого языка в родной Киево-Могилянской академии ему не суждено, – через несколько недель после прибытия домой Григорович-Барский умер. Хоронили Василия под колокольный звон в Киево-Братском монастыре, соблюдая самую торжественную церемонию. А на могиле поместили благодарственную эпитафию: Церквей, монастырей и градов красоту, Удолий глубину, гор знатных высоту, Ступением своим и пядию измерил; И чрез перо свое отечество уверил О маловедомых в подсолнечной вещах. Почил странник, но остались его записи. Их хранила мать, позволяя переписывать рукопись желающим, и таковых оказалось немало. При подготовке первой публикации этих дневников, осуществленной по указанию и на средства Г.А. Потемкина в 1788 году, издатель В.Г.Рубан отмечал: «В Малой России и в окружающих оную губерниях нет ни одного места и дома, где бы не было списка. Почти во всех российских семинариях для епархиальных архиереев по нескольку раз ее [т.е. рукопись] переписывали, благочестивые же люди из духовных и мирских состояний за великие деньги доставали оную». Впрочем, этот издатель позволил себе вносить поправки и сокращения в книгу, так что подлинная рукопись вышла в свет гораздо позднее, в издании Православного Палестинского общества под редакцией Н.П. Барсукова (1885-1989). Благодаря этому труд странника почти четвертьвековой продолжительности сохранен для многих поколений потомков. И хоть имя Василия Киевского ныне почти забыто, хочется верить, что известность его вернется – по праву и по достоинству. |
| Для верующего человека — «путь есть Христос», паломничество — это путь ко Христу. Если главный смысл паломничества в том, чтобы прийти к истокам христианства, то суть паломничества как христианского подвига — в подвижничестве: в преодолении не только трудностей пути, но и своей физической и порой душевной немощи. Хождение к святым местам — это и путь к познанию самого себя, к пониманию, что жизнь — главная ценность, тер пение — главная добродетель. Это путь к постижению мира. Подвиг странничества всегда вознаграждается духовной ра достью познания красоты единого Божьего мира — и при родной, и рукотворной. Ведь, познать мир — значит открыть миру свое сердце; воспринимать мир таким, какой он есть, великий и многообразный. Этому сущностному и поучают нас, грешных и сомневающихся, «Странствования Василия Григоровича-Барского по Святым местам». Странствования по святым местам Востока (с 1723-1747 г.). Василий Григорович-Барский (1723-24 гг.) Комментарии Всего комментариев: 1 2016/10/27, 04:38:21 Василий Григорович-Барский не скрывает в «путнике» своего искреннего вос хищения «Божиим строением» мира: «...видех инаго дня птицу, падшую на корабль, ей же имя синица, яже не можаще прелетети широты морской, седе на опочивание, юже аще и изгоняху, не отлете, донележе не препочи довольно. Сия аз видех почудився много, яко птицы знают свою смерть и боятся, сеже не едино жды, но и многажды видех и прославих Бога за премудрое его творение». Как искренне и просто видит этот странник величие Бога, а мы, живущие в XXI веке, порастеряли способность видеть Бога в обыденных явлениях, нам все подавай невообразимых чудес Василий Добавить комментарий: Подписка на новости и обновления При копировании или цитировании текста и фотографий необходимо давать активную ссылку http://www.isihazm.ru (В связи с вопросами наших читателей оповещаем, что Монах Симеон Афонский ни в интернете, ни в каких сайтах участие не принимает. Он пребывает в затворе, не принимает посетителей, не имеет страниц в соц.сетях. С Богом!) |
| 2004. С. 206). В лити кафоликона мон-ря Хиландар представлены родоначальники династии серб. королей Неманичей, святые Симеон и Савва Сербские, визант. императоры и серб. правители, при к-рых были созданы росписи, а также их небесные покровители. Н. Тутос и Г. Фустерис приводят одну дату росписей лити - 1321/22 г., Милонас в свою очередь считает, что портреты в юж. части вост. стены Н. (св. Симеон Хиландарский (Неманя), имп. Андроник II, Стефан Урош II Милутин) были написаны до 1319 г., а портреты в сев. части той же стены (Стефан Урош IV Душан, имп. Иоанн Кантакузин, Стефан III Дечанский, имп. Андроник III Палеолог, свт. Савва Сербский) - в 1347 г. ( Милонас. 1995. С. 53). Семья воеводы Молдовлахии Александру Лэпушняну была представлена в лити Дохиара. Росписи лити сохраняли память о периоде преобладания в том или ином мон-ре одной местной «диаспоры». Григорович-Барский отмечал, что в лити мон-ря св. Павла все подписи на фресках болгарские, «ибо в монастири сем жителствоваху изначала Болгаре и Сербы» ( Григорович-Барский. 2004. С. 390). Возможно, функция лити как места моления за упокой погребенных или почитаемых ктиторов, а также связь между афонскими и молдавскими храмами повлияли на появление в традиц. монастырских храмах Молдавии во 2-й пол.- кон. XV в. особого помещения - усыпальницы (наряду с пронаосом) к западу от наоса (собор Нямецкого мон-ря кон. XV в.; Успенский собор мон-ря Кэприана, 1545). К числу самых распространенных фигур в росписях афонских лити принадлежат образы преподобных. Встречаются среди них афониты - Афанасий, Петр, Павел Ксиропотамский, Максим Кавсокаливит (в Хиландаре, Дионисиате, Кутлумуше). Ист.: Макарий (Веретенников), архим. Собор 1554 г. и его решения// Он же. Московский митр. Макарий и его время: Сб. ст. М., 1996. С. 239; Григорович-Барский В. Г. Второе посещение святой Афонской горы В. Григоровича-Барского, им самим описанное. М., 2004. С. 17, 120, 127, 165, 178-179, 185, 196, 222, 253, 275, 291, 300-301, 309, 360, 368, 390. Лит.: Кондаков Н. |
| 1902. С. 69, 71). Иерархически более важные изображения отмечали в наосе алтарь и своды, а в Н.-лити - своды и проход в храм. Вост. стену и люнет над проходом в наос или 1-й нартекс украшает композиция «Великий Деисус». Подобная композиция в лити кафоликона мон-ря Ватопед - редкий для Афона пример монументальной декорации в технике мозаики, которая была выполнена по имп. заказу: «Великий Деисус» (XI-XII вв.) над центральным проходом в протонартекс (1-й нартекс, см.: Там же. С. 101. Рис. 47); фигуры арх. Гавриила и Пресв. Богородицы из композиции «Благовещение» (1311/12) - на пилонах по сторонам от царских (ведущих в наос) врат (Там же. С. 101, 103. Рис. 48, 49; упомянуты В. Григоровичем-Барским; см.: Григорович-Барский. 2004. С. 206). «Великий Деисус» в лити мон-ря Пантократор - единственное монументальное изображение (1363-1380; о повторении изображения Деисуса в обрамлении царских врат, т. е. храмовых врат из Н. в наос, по аналогии с иконостасом см.: Kalopissi-Verti. 2006. P. 123-131). К числу сюжетов, встречающихся в программах росписи Н.-лити, принадлежат те, что основаны на текстах ВЗ (праотцы, пророки, история Адама, Авеля и Каина) или церковной поэзии (Спаситель «Недреманное око»). В ранних памятниках, напр. в росписях лити в Ватопеде, мог быть представлен Страстной цикл; позднее появляются ветхозаветные прообразы Спасителя и Его крестной жертвы (праотеческие видения - в мон-ре Хиландар), минологии (старый кафоликон Ксенофонта, мон. Феофан, 1564; Дионисиат, 1546; Дохиар, 1567/68 - 2 последних ансамбля исполнил мастер Георгий Критянин). В числе изображенных фигур, которым в росписях лити уделяется наибольшее внимание, находятся портреты ктиторов. В Ватопеде Григорович-Барский среди изображений в лити кафоликона упоминает ветхие и почерневшие мозаичные фигуры - «некоторые цари и ктиторы». Согласно приведенной им греч. надписи, эти мозаики были выполнены при настоятеле Хиландара Иоанникии мон. Софронием, от имени к-рого была составлена надпись ( Григорович-Барский. |
| Пред враты же монастырскими источник воды с высоты гор, текущий издалече, таможде и мыльница отеческая, идеже перут своя одежды; тут на другой стране и станя конская; созадиже сих, мало выше на север, вертоград монастырский с различными питомными зелиями, с маслинами же, смоквами, померанцами и прочиими садовыми древесами; тут и погребальница с церковию лепою и преддверием и с двумя кипарисами». К сему верному описанию местности Григориата прибавляю немногое. Этот монастырь стоит на левом утёсистом краю юдоли, точнее, дебри, круто поднимающейся от моря к вершине хребта Афонской горы. Русло этой дебри всё завалено камнями разной величины, которые когда-то были увлечены текущим тут зимою потоком; а бока её – круты, высоки и безобразны. Вся дебрь весьма дика. В самом устье её у моря находится Арсана (у Барского арсенал); а напротив её построен большой каменный сарай в 1821 году, как это показывает надпись на одном углу его. Подле этого сарая торчит тот диковинный камень, о котором говорил Барский, евший выросшие на нём смоквы. Кладбищная церковь во имя всех Святых, которую видел Барский, с оснований построена была и расписана двумя родными братьями Митрофаном и Нектарием в сентябре месяце 1739 года. (Надпись тут). Внутренность Григориата, после бывшего в нём пожара в 1761 году 30 ноября, вся перестроена так, что нимало не походит на ту обитель, которую описал Барский, назад тому сто лет. Посему я не помещаю здесь описания его, и предлагаю своё, начертав здесь план возобновлённой обители. План возобновлённой обители Она, как видите, имеет вид неполного четыресторонника. Северная линия её с кельями, архондариком и колокольнею длиннее келейной линии южной, усечённой и после немалого промежутка и уклонения к северу вытянутой параллельно с концом линии северной. Западная линия с архондариком и параклисом почти вдвое короче линии восточной, на которой келий нет, а посажены лимонные дерева. Все кельи инде в три этажа, инде в два, и братская трапеза пристроены к монастырской ограде весьма недавно после пожара. |
| Неожиданную реплику на сомнения В. Г. Григоровича-Барского в подлинности мощей свт. Николая в Бари можно обнаружить в записках другого, позднейшего паломника - Владимира Мордвинова, посетившего базилику свт. Николая в 1873 г. «В бытность мою в Бари-граде, - пишет В. Молчанов в своих «Воспоминаниях о Бар-граде» (СПб., 1874), - привелось мне слышать от некоторых лиц о странном явлении, нередко случающемся: многие из притекающих на поклонение мощам св. Николая иногда сподобляются видеть честныя кости Святителя, почивающие на дне гробницы под престолом, иногда же не удостоиваются этой чести, и как ни напрягают они свое зрение, но рассмотреть, содержится ли что-либо в той гробнице, не могут; другим же никогда не приходится видеть своими очами святыню, сколько бы раз ни приходили для поклонения ей в церковь» (50). И далее следует своего рода список свидетелей, как видевших «очима своима грешныма» мощи святителя, так и не видевших, а также тех, которые однажды видели, а в другой раз нет (51). Очень хотел В. Г. Григорович-Барский побывать и в Мирах Ликийских. Однажды 15 сентября 1726 г. он плыл на корабле с острова Родос на Кипр, когда наступил полный штиль: «умолкоша ветри, и не могохомъ плити ни семо, ни овамо, колеблющеся на единомъ месте». «Взийдохомъ же того дне еще на болшую широту морскую и не видехомъ ни острововъ, ни брега нигде же, токмо мало Анатолии». Тут выяснилось, что именно это «место Мирликия именуется, идеже поживе и умре Святитель Христовъ Николай. Есть же тамо (слишахъ) и гробъ, идеже первее святие его лежаху мощи, таже пренесошася въ Баръ градъ; но и та въмале ищезе отъ очею нашею...» (52). Спустя десять лет в августе 1736 г. В. Г. Григорович-Барский опять «пловохомъ воскрай Анатолии, земли великой». «Таже мимоидохомъ Мирликию, сиестъ отчество святителя Христова Николая...». На этот раз паломник постарался описать хотя бы вид на нее с моря: «въ Мирликии же брегъ низкий, под горами, песковатий, протязается несколико стадий, лепо певгами и инними древеси лесними пораслий». Этот вид паломник зарисовал («любве ради и говения къ Святителю, начертахъ брегъ съ древеси и горами») и постарался разузнать хоть что-нибудь о нынешнем состоянии святыни. Вот что ему удалось выяснить: «Тамо, за песками, гори великии далече протязаются и при горахъ обретается малая, ветхая и пустая церковь, в ней же и донине гробъ святаго Николая, в камени, на подобее кивота изсеченъ, идеже исперва опочиваху его чудотворнии мощи и оттуду пренесошася въ Баръ градъ... Къ храму и гробу Святаго отъ окрестныхъ странъ приходятъ на поклонение...». Русскому паломнику также рассказали, что в мирликийском храме «пустинножителствуетъ некий убогий старецъ, стражбы ради церквы, и питается от милостини христианской». О себе же В. Г. Григорович-Барский с горечью добавил: «Азъ же не сподобихся отъити, спешения ради корабля». Интересно его объяснение этой неудачи: «Довлеетъ же мне первое поклонение, еже сотворихъ в Баре». |
|
|
