| В ходе мероприятия состоялась церемония передачи фотодокументов от Музея-института Геноцида армян Центральному музею Великой Отечественной войны. Директор музея ВОВ Владимир Забаровский подчеркнул, что сегодня мы свидетельствуем жертвам геноцида армян о нашей глубокой памяти. Затем был показан фильм «Растерзанная Армения, или Аукцион душ» (США, 1919) – первая художественная лента о геноциде армян, снятая по мотивам книги Аршалуйс Мартиканян. В заключение вечера-реквиема гости возложили цветы к инсталляции в память жертв геноцида армян. Григорий Захрави На стенде " Геноцид армян и русская поэзия " приводится отрывок из стихотворения Василия Ивановича Немировича-Данченко (старшего брата известного театрального режиссера) " На берегу Евфрата " : Наш бедный дом стоял на берегу Евфрата… И как-то раз вдали… О, не забыть тот день! Бегущая толпа отчаяньем объята, Нахлынула на нас из отчих деревень. Кровавые на ней еще сочились раны. Там были женщины и дети из Аданы, Из Лаллы, Эймене и Таша и Метли… За ними злая смерть от пули и булата, Пожарище и вопль замученной земли… Наш бедный сад стоял на берегу Евфрата. Наш бедный дом стоял на берегу Евфрата. От крови покраснев, струилася вода. За ружья мы взялись… но, смелые когда-то, Что мы могли теперь, невольники труда! Колосья под серпом: легли отцы и братья… И буйный крик убийц и вопли и проклятья… И корчилась земля. Казалося, в огне Дымились небеса… Бежала я куда-то… За мною волчий вой… Где схорониться мне? Наш бедный сад затлел на берегу Евфрата. Наш милый дом горел на берегу Евфрата… Упала я в песок… Зову своих сестер… С тоскою кличу мать, ищу глазами брата… Но все мертво кругом. Родимую в костер Злодеи кинули… Ползти уже не в силах, Осталась я одна на дедовских могилах… Молила смерть: «приди»! И слышала кругом Как гул зловещего набата. И жадный свист огня и черных ружей гром. Дымился старый сад на берегу Евфрата. Ваш Отзыв Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов отдельных материалов. |
| Тебя обратно на Воловью станцию батюшка на своих доставит... Старик был просто в восторге, записку настрочил, послали за лошадьми, подали закуску, коньяк. Когда старик бывал рад, то всегда начинал экспансивничать, но на этот раз он как бы сдерживался. Про Дмитрия Федоровича, например, не произнес ни единого словечка. Разлукой же совсем не был тронут. Даже как бы и не находил о чем говорить; и Иван Федорович это очень заметил: " Надоел же я ему однако " , подумал он про себя. Только провожая сына уже с крыльца, старик немного как бы заметался, полез было лобызаться. Но Иван Федорович поскорее протянул ему для пожатия руку, видимо отстраняя лобзания. Старик тотчас понял и вмиг осадил себя. -- Ну, с Богом, с Богом! -- повторял он с крыльца. -- Ведь приедешь еще когда в жизни-то? Ну и приезжай, всегда буду рад. Ну, Христос с тобою! Иван Федорович влез в тарантас. -- Прощай, Иван, очень-то не брани! -- крикнул в последний раз отец. Провожать вышли все домашние: Смердяков, Марфа и Григорий. Иван Федорович подарил всем по десяти рублей. Когда уже он уселся в тарантас, Смердяков подскочил поправить ковер. -- Видишь... в Чермашню еду... -- как-то вдруг вырвалось у Ивана Федоровича, опять как вчера, так само собою слетело, да еще с каким-то нервным смешком. Долго он это вспоминал потом. -- Значит, правду говорят люди, что с умным человеком и поговорить любопытно, -- твердо ответил Смердяков, проникновенно глянув на Ивана Федоровича. Тарантас тронулся и помчался. В душе путешественника было смутно, но он жадно глядел кругом на поля, на холмы, на деревья, на стаю гусей, пролетавшую над ним высоко по ясному небу. И вдруг ему стало так хорошо. Он попробовал заговорить с извозчиком, и его ужасно что-то заинтересовало из того что ответил ему мужик, но чрез минуту сообразил, что всё мимо ушей пролетело и что он, по правде, и не понял того, что мужик ответил. Он замолчал, хорошо было и так: воздух чистый, свежий, холодноватый, небо ясное. Мелькнули было в уме его образы Алеши и Катерины Ивановны; но он тихо усмехнулся и тихо дунул на милые призраки и они отлетели: " Будет еще их время " , подумал он. Станцию отмахали быстро, переменили лошадей и помчались на Воловью. " Почему с умным человеком поговорить любопытно, что он этим хотел сказать? " вдруг так и захватило ему дух. " А я зачем доложил ему, что в Чермашню еду? " Доскакали до Воловьей станции. Иван Федорович вышел из тарантаса, и ямщики его обступили. Рядились в Чермашню, двенадцать верст проселком, на вольных. Он велел впрягать. Вошел было в станционный дом, огляделся кругом, взглянул было на смотрительшу и вдруг вышел обратно на крыльцо. |
| Ибо как между умом, мыслью и душею невозможно представить какого-нибудь деления и сечения, так невозможно представить сечения или деления между Святым Духом и Спасителем и Отцем, вследствие того, как я сказал, что естество умопостигаемого и божественного нераздельно. Или еще, как невозможно подобным образом найти деления между солнечным кругом и лучом, вследствие безстрастности и безтелесности, простоты и нераздельности, – напротив, луч соединен с кругом и, наоборот, круг, подобно роднику, потоками изливает на все свои лучи, производя как бы наводнение света на нас и вдруг разливаясь морем по [всему] художественно устроенному миру, – так вот подобно как бы лучам Отца посланы к нам светоносный Иисус и Дух Святый. Ибо как лучи света, по естеству имеющие нераздельное соотношение между собою, ни от света не отлучаются, ни друг от друга не отсекаются и до нас ниспосылают дар света, – таким же образом и Спаситель наш и Святый Дух, два луча-близнеца Отца, и нам подают свет истины, и соединены с Отцем. И как случается, что из какого-нибудь водного источника, в изобилии дающего подобную нектару воду, обильный поток и неудержимая струя во время течения разделяется на две реки, имея сначала одно течение из единого родника источника, а потом – двойное течение от образовавшихся рек, однако же в своей сущности не претерпевает никакого ущерба от такого деления (потому что хотя положением рек течение и разделяется, однако оно имеет одно и то же качество влаги; ибо если и кажется, что каждая из названных рек и отделяется большим разстоянием [одна от другой] и далеко отстоит от источника, однако, вследствие непрерывности потока, имеет начало соединенным с первоисточником), – подобным образом и Бог всяческих благ, Властитель истины и Отец Спасителя, первая Вина жизни, Древо безсмертия, Источник присносущной жизни, ниспославший к нам как бы двойной поток – умопостигаемый дар Сына и Святаго Духа, и Сам не потерпел какого-либо ущерба в Своей сущности (ибо Он не подвергся какому-либо умалению вследствие Их пришествия к нам), и Они пришли к нам и тем не менее остались неотлучными от Отца. Ибо, как я сказал в начале, естество Совершеннейших нераздельно. |
| Боль и скорби в нашей жизни Каково сражение, такова и победа. На небесной купле нет дешёвых вещей. Время страдания и жертвы есть время благословения: вслед за каждым крестом — воскресение. Что из того, что теперь мы страдаем и непрестанно рыдаем? 6 августа, 2012 Каково сражение, такова и победа. На небесной купле нет дешёвых вещей. Время страдания и жертвы есть время благословения: вслед за каждым крестом — воскресение. Что из того, что теперь мы страдаем и непрестанно рыдаем? Agionoros.ru продолжает публикацию бесед старца Ефрема Филофейского Тропа жизни — это боль и слёзы; на ней повсюду терния и шипы. На каждом шагу — Крест, борьба и скорбь, Гефсимания и Голгофа. Боль постоянно пронзает нас острым копьём. Если бы мы могли взять землю и как губку отжать её, то потекли бы кровь и слёзы. « Человек, яко трава дние его, яко цвет селный, тако оцветет », — говорит псалмопевец . Всё прекрасное связано с болью, но и боль ведёт к радости. Роза производит шипы, а из шипа вырастает роза. Радуга обычно появляется после грозы. Буря должна пройти, чтобы на небе стали видны звёзды. Рассуждение, просвещённое христианской верой и любомудрием, рождает способность прозорливо смотреть вглубь вещей. В боли оно видит радость и надежду, ведь и Христос восторжествовал через боль Страстей и Креста. Для создания шедевра скульптуры требуется большая работа молотком. Великие души обязаны своим величием тяжёлым скорбям. Золото и драгоценные украшения сначала проходят через огненную печь. Боль сокрушает человеческое существо. Это пожирающий огонь. Это гроза и буря. « Как море, внутренняя моя никогда не бывают в покое », — говорит Соломон. Бывают моменты, когда испытания находят одно за другим или обрушиваются все вместе одновременно. Крест тогда весьма тяжек. Напряжение достигает апогея. Душа испытывает такую тяжесть, что едва держится. Всё вокруг и внутри видится чёрным. Кругом тьма, кругом безысходность. Святой Григорий Богослов говорит: «Хорошее ушло; бедствия вызывающи и обнажены; путь лежит среди ночи; маяка не видно нигде, Христос как будто спит» |
| Таким приемом он приучал их ум к строгим формам здравой логики. От этой диалектики он переходил к наукам естественным, математическим и астрономии. А затем уже обращался к уяснению начал морали. Мораль была одной из тех отраслей ведения, которым Ориген посвящал много старания. При изучении морали он указывал на лучшие правила, выработанные философией, например, Платоном, и показывал отношение их к христианской морали и превосходство последней. От изучения морали Ориген переходил к изложению теоретических истин, религиозно-философскому знанию. При этом прежде всего знакомил с кругом истин философских, смотря на это дело как на приготовление к учению об истинах христианских. Григорий об этом так говорит: «Ориген желал, чтобы ученик предался философии; наставник не оставлял без внимания и древних поэтов, отвергая совершенно только книги атеистов». Это рассмотрение всей замечательнейшей древней литературы под руководством учителя долженствовало быть, так сказать, судом древнего мира, критической оценкой его религий и систем. «Он сам, — говорил Григорий, — шел впереди нас и вел нас за руку. Своим опытным взором он открывал заблуждение, как бы оно ни было тонко, но с радостию указывал на истину, которая могла чрез него открыться». Наконец, после всего этого, он вводил своих учеников в круг наук самого христианства, знакомил со Священным Писанием. Под этим не должно разуметь просто объяснения Писания, но изложение вообще истин веры, как они изображены в Писании. Всему этому в совокупности древние дают одно общее название ιερν λογων, т. е. богословия (Евсевий, V, 10). Такое изучение слова Божия, как понятно, было главным предметом преподавания в школе Оригена. Учителя школы, вызываемые тогдашними обстоятельствами, столкновением с философами, гностиками и другими еретиками, ставили себе задачей понять Откровение в его глубинах, или, как они любили выражаться, простую веру претворить в знание и таким образом стать на уровень современных требований. Ориген излагал богословие с такой силой убеждения, что Григорий в словах толкователя пророков, т. |
| Характеристика, читанная одному из членов Старшего Братского Кружка 25 января 1889 г. Дорогой о Христе Брат наш, возлюбленный Григорий! По Боге тоскует твой дух – и это добро. Но тоскует он не так, как тосковать прилично христианину, не так, как тосковать простительно среди друзей возлюбленному брату о Христе. Твоя тоска не страстная любовь к тому, на чем сияет отблеск Божий, не отдаешься ты порывам сердца, когда во тьме земного бытия блеснет святой огонь, как память неба. Твоя тоска – уныние, без веры, без надежды, без любви. Мы знаем, дорогой Григорий, что ты надеяться, и верить, и любить способен, но потухает все в твоей душе, когда уныние нисходит мрачной хмарой. Разумная тоска по Боге – память неба и страстная любовь к тому, что на земле Его напоминает. Изгнанник рая, ты на земле нашел руководителя и искренних друзей; ты можешь бодро совершить свой путь в долине плача и печали. Воспряни духом, оцепенение уныния стряхни, тоскуя обо всем, что на земле враждует с Богом, люби все то, что на земле о Боге говорит. И посетит твой дух живительная радость о том, что на земле служить ты можешь Богу и созиданию таинственного Царства, в котором всех любовь соединит. Мы люди грешные; пороки, несовершенства, слабости ты нам прости; не унывай, хотя бы с нами жизнь и не была тебе отрадой; тебя мы любим, тебя зовём возлюбленным и братом о Христе; не отвергай руки протянутой с любовью, унынием холодным – горячих чувств к тебе не ледени, и радостью откликнись на любовь. Мы знаем, дорогой Григорий, что порицать ты нас не хочешь, уныние твое нас порицает, доказывая нам как мы бессильны в твоей душе доверчивую бодрость пробудить. Ты самого себя лишь порицаешь, себе несовершенства не в силах ты простить. Забудь себя и помни лишь о Боге, Ему служи по мере сил и вознесет тебя святое дело до вдохновенной святости, и будешь ты соработником Бога живого, умрет в тебе все пошлое и злое, и будет жить в тебе Христос. Но если вечно помня о себе, тоскуя о своем несовершенстве, кругом себя ты проглядишь добро, и холодно и жестоко твой дух унылый отвергнет радость братского общенья и радость пахаря, готовящего ниву для сева Господа, и Бога своего, не прорастет добра святое семя в холодном мраке духа твоего. |
| И немного далее: «Где теперь заклания бессловесных животных и запах жира от их сожжения, где приготовление всевозможных лакомств и хлопоты поваров? Где те, кто обегает улицы и звуками нечистыми оскверняет воздух? Где те, кто стучат в трещотки и играют на флейтах по домам и застольям, а также те, кто возлежат перед ними, сообща им рукоплещут и под тимпаны и флейты выступающих неумеренно напиваются? Где те, что проводят дни и ночи в пирах, высматривая, где затевается попойка, и всем скопом ввергая друг друга в пьянство и те непотребства, что проистекают из него? Наступивший пост принёс с собой всё благое, а всё дурное исчезло» (далее – Fr. 2) 1325 . Оба отрывка занимают немаловажное место в структуре речи. Они отмечены как лексически (обилие редких слов), так и стилистически. Пользуясь терминологией, разработанной в московско-тартуской семиотической школе 1326 , можно сказать, что эти фрагменты образуют своего рода «обличительный текст» в гомилии, более того – представляют собой квинтэссенцию этого текста. В них с максимальной степенью выразительности, достигающей уровня образно-эпического обобщения, отражено всё то, что вызывало наибольшее отвращение и неприязнь у Паламы-проповедника. Целый ряд образов и тем, при всей их традиционности, привлекает в этой связи наше внимание. Очевидно, что такого рода элементы текста играют определённую – и далеко не подсобную – роль в миросозерцании автора, будучи ценными и в своей функции носителей исторической информации, и как индикаторы – выразители определённого к ней отношения. Поэтому они нуждаются в историческом же истолковании (особой задачей, зачастую лишь с трудом разрешимой при помощи современной исследовательской оптики, при этом встаёт определение – и отграничение – черт трафаретности и шаблонности от исторической правды). Попытке такого истолкования – т. е. определенного соотнесения известий Паламы с кругом аналогичных событий и фактов, о которых нам известно по другим, независимым от него источникам, и через это – уяснения некоторых более общих черт городской культуры Фессалоники 1350-х гг. – и посвящен настоящий раздел 1327 . |
| Советы эти проникнуты искренним уважением и вполне сознательным доверием к благороднейшей способности человека – уму, в обширном смысле этого слова. «Большая наковальня, – прекрасно выражается в гноме святой отец, – не боится ударов; так и мудрый ум отражает от себя все вредное» 97 . «Сведущий кормчий избежит опасных волн; а умственно образованный человек спасется от всякой беды» 98 . «Из разумных уст истекают приятнейшие речи; а горькая гортань только способна изрыгать брани» 99 . «Слова неразумного человека – шумный плеск моря, который бьет в берега, но не напояет береговых растений» 100 . Вообще святой Григорий Богослов внушает здесь читателю «признавать разум светильником( λχνος) всей своей жизни» 101 . При этом он строго разграничивает сферу теоретического знания и разумения от нравственно-практической сферы поступков и поведения человека, расширяя горизонт первой до возможных, в условиях здешней жизни, пределов и ограничивая вторую кругом действий, дозволительных с точки зрения морали, порядка и закона. «Все разумей, – назидает он в гноме, – но делай, что позволительно делать» 102 . «Смотри, чтобы из-за видимости не ускользнула у тебя действительность» 103 . «Окрыляемый учением, не летай без действительных крыльев, потому что без крыльев и птица не летает» 104 . «Уважай порядок и предпочитай могуществу, потому что сам он есть могущество и всегдашний охранитель могущества» 105 . «Соблюдая закон, изгонишь вон страх; потому что всякий исполнитель законов – вне страха» 106 . Общим заключением к этой категории гномических изречений могут служить следующие два гнома: «Красотою почитай благолепие души, – не то, что могут написать руки, а время разрушить, но то, что усматривается взором целомудренного ума. А подобно этому и безобразием признавай душевную гнусность» 107 . «Верь, что благоразумие надежнее счастья. Одно есть быстрое течение обстоятельств, а другое – кормило. Ничего не предпочитай учености; она одна составляет собственность приобретших ее» 108 б) Гномические изречения относительно тела Число таких изречений у святого Григория Богослова сравнительно невелико. |
| Если раб тот начнет пить с пьяницами, – то придет господин раба того в день, в который не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечет его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубов ( Мф. 23, 48–51 )» ( Дьяченко Григорий , протоиерей. Духовные посевы. Часть третья. Глава 25. М.: Репринт, 1901. С. 376– 377). 4 Цит. по: Дьяченко Григорий , протоиерей Уроки и примеры христианской любви. М., 1894. С. 278–279. Посмотрите, с какой болью говорит о пьянстве святитель Василий Великий (+379) и как образно он описывает состояние пьяного человека: «Вино стало у нас причиною погибели душ, вино, по дару Божию, данное целомудренным к облегчению в немощи, но сделавшееся ныне для похотливых оружием невоздержания. Пьянство – этот добровольно накликаемый бес, через сластолюбие вторгающийся в душу, пьянство – матерь порока, противление добродетели, делает мужественного робким, целомудренного похотливым, не знает правды, отнимает благоразумие. Как вода враждебна огню, так неумеренность в вине угашает рассудок… Чем отличен от бессловесных ты, человек? Не даром ли разума, который получив от своего Творца, стал ты начальником и господином всей твари? Поэтому лишивший себя смысла опьянением «приложился к скотам несмысленным и уподобился им» ( Пс. 48, 13 ). А я сказал бы лучше, что упившийся несмысленнее скотов: потому что все четвероногие и звери в определенные сроки имеют стремление к совокуплению; но у кого душа связана пьянством и тело наполнено неестественным жаром, те во всякое время, во всякий час стремятся к нечистым и срамным объятиям…Какая скотина так недостаточно видит и…слышит, как упившийся ? самых близких не узнают, а к чужим нередко бегут, как к знакомым. Часто прыгают через тень, как через ручей или ров. А слух у них наполнен звуками и шумом как бы бушующего моря. Им представляется, что земля поднимается вверх и горы идут кругом. Они иногда смеются неумолчно, а иногда беспокоятся и плачут безутешно; то дерзки и неустрашимы, то боязливы и робки. У них сон тяжелый, почти непробудный, удушающий, близкий к действительной смерти, а бодрствование бесчувственнее самого сна, потому что жизнь их есть сновидение. У кого нет одежды, кому нечего есть в завтрашний день, в опьянении царствуют, предводительствуют войсками, строят города, делят деньги. Такими мечтаниями, таким обольщением наполняет сердца их кипящее в их вино. |
| Вечная тайна «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» ( Ин. 1:18 ). Невеста вкусила, как благ Господь. Ела, пила и упилась любовью своего Жениха. До упоения восторгнута была Его Светом, Богом, Которого Он, Единородный и Воплощенный Жених ее, явил ей. Силы ее иссякли, ибо то был предел возможного ей. Иссякли силы души и тела, и уснула во мраке ночи. Когда не могла уже ни любить, ни познавать, когда не было ни света, ни тени, в этом сне и в той нощи она была перед Незримым и Непостижимым. Был Божественный Мрак. Я сплю – это о Невесте. Глава Моя наполнися росы, и власы мои капель нощных – это о Женихе в вертограде ночном. Мы уже говорили об иконографическом изображении Спаса, окруженного темным венчиком-кругом, далее которого светлее круги, и внешний совершенно светел. Явленное миру Божество-Свет есть (Феофания), извне Он – светлее снега и света Свет. Все силы человека напрягаются в созерцании Его. До упоения. А потом исчезает всякая сила и знание, и за пределами «упоенной любви», приведшей человека в сон – незримая, непостижимая, неизреченная сущность Божия... Отрешившийся от всякого познания человек перед недоступным никакому познанию Богом. 52 О сих тайнах «вертограда ночного» так размышляет св. Григорий Нисский : «Смысл же сего постигнет, кто составит себе такой взгляд. Великому Моисею богоявление началось светом; потом Бог беседует с ним в облаке; после же сего Моисей, став выше и совершеннее, видит Бога во мраке. А из сего дознаем подобное следующему: первое удаление от ложных и погрешительных предположений о Боге есть переход из тьмы в свет. Более же внимательное наблюдение сокровеннаго, видимым путеводящее душу к естеству невидимому, делается как бы некиим облаком, которое, затеняя собою все видимое, руководит и приобучает душу к тому, чтобы обращала взор на скрытое. Душа же, простирающаяся чрез это к горнему, сколько доступно сие естеству человеческому, оставляя дольнее, входит в святилище боговедения, отвсюду будучи объята божественным мраком, в котором, поскольку все видимое и постигаемое оставлено вне, обозрению души остается только невидимое и непостижимое, и в сем-тο мраке – Бог, как говорит Слово о законодателе: «Моисей же вниде во мрак, идеже бяше Бог ( Исх. 20:21 )». Подобным образом видит св. Григорий и восхождение Невесты Песни Песней от «черноты неведения» к различным совершенствам, к величайшему упоению любовью Жениха и последующему погружению в Божественный Мрак. |
|
|
