| Продолжить > > 4. Какое событие дало название горе Каранталь? А) У ее склона произошло изгнание торгующих из храма Б) Там Иисус проводил свой сорокадневный пост В) Там Спаситель начал свою Евангельскую проповедь Г) Христос проклял бесплодную смоковницу «Каранталь» — это искаженное латинское числительное «сорок». В одной из пещер горы, которая потом получила это название, Христос проводил свой сорокадневный пост после крещения, а на вершине горы был искушаем диаволом. Своим подвигом Христос показал, «как слабость тела можно преодолеть силой духа, устремленного к Богу». Продолжить > > 5. В переводе с арамейского Голгофа означает «череп». Существует несколько версий происхождения этого названия. Какой из них НЕ существует? А) Название возникло из-за останков казненных, которые хоронились на Голгофе Б) Название дано по погребенному в этом месте черепу первого человека — Адама В) Рядом с горой жили голгофские палачи-головорезы Г) Гора по форме напоминала человеческую голову Все остальные версии имеют место. Самой серьезной является версия о голове Адама. По преданию, Ной, входя пред потопом в ковчег, взял из могилы останки самого первого человека на земле — Адама и внес их с собою в ковчег. После потопа Ной разделил эти останки между тремя своими сыновьями. Старшему сыну Симу он дал главную часть — Адамов череп. Сим предал погребению Адамов череп недалеко от того места, где спустя годы должен был возникнуть Иерусалим. Насыпав высокую могилу возле скалы, он назвал ее «лобным местом» в честь головы Адама. Так возник Голгофский холм. Продолжить > > Библейский альпинизм: хорошо ли вы знаете упоминаемые в Евангелии горы? Читайте внимательнее! Каждая гора в Библии — памятник людям или событиям, с нею связанным. Горы, которым посвящена наша статья, оказались участниками самой важной части в истории человечества — земной жизни Христа. Вам стоит чуть внимательнее перечитать наш материал, и тогда хорошие результаты будут не за горами! Поделиться результатом: Библейский альпинизм: хорошо ли вы знаете упоминаемые в Евангелии горы? |
| Мы уже достигали последней цепи гор; изредка просветливал глубокий вид в низменные долины Иерихонские. Заметим, что спуск с горной дороги Иерусалимской в долину Иерихонскую обозначен в Евангелии в притче о благом самаритянине. «Некоторый человек сходил от Иерусалима в Иерихон…» Мы ехали на краю ужасной пропасти; внизу шумел быстрый поток, а ребра скал испещрены были пещерами; в них таятся теперь хищные звери; но некогда они служили обителью отшельникам, чьи священные гимны сливались с ревом потока. «Те, коих не стоил весь мир, блуждали по пустыням и горам, по пещерам и ущелиям земли» ( Евр 11:38 ). Вскоре горы расступились, и передо мной открылись в другой раз величественная пустыня Иорданская, Иерихон, течение священного Иордана, Мертвое море и горы Аравийские. Перед Иерихоном, на дольней плоскости, рисуется отдельный холм, похожий на тумулус. Спустясь с крутизны Иудейских гор, мы оставили Иерихонскую дорогу и почти тотчас поворотили налево по обводу гор. Вскоре дикая пустыня оживилась; роскошные луга вдруг заменили бесплодную почву; рощи маслин и смоковниц осеняли наш путь, радовали и удивляли взор, привыкший к дикости; наконец журчание быстро скачущего потока довершило прелесть ландшафта. Сквозь занавесы рощ проглядывали живописные развалины древних водопроводов и некоторых других зданий. Здесь была настоящая местность Иерихона, он протягивался от подножия гор до теперешнего арабского селения Риха, эти значительные следы Иерихона мало известны потому, что очень не многие путешественники были здесь. По мере отклонения нашего от долины и приближения к горам жизненность начала исчезать и наконец природа приняла вид самый грозный. Мы подъезжали к возвышению; взъехав на него, мы увидели перед собою глубокую пропасть, а за нею две исполинские каменные горы, поразительной дикости; они расстилались двумя огромными шатрами. Эти две горы составляют угловую оконечность Иудейских гор со стороны Иорданской пустыни; [отсюда горы поворачивают на северо-восток к Гаию и Вефилю и принимают название Ефраимских]. Вторая гора, самая оконечная, с беловатою вершиною, испещрена глубокими вертепами; она спускается, от самой средины, неприступною, отвесною стеною на дно пропасти. В одной из мрачных пещер этой ужасной горы Спаситель мира, уклонясь от людей, приуготовлял Себя сорок суток, в посте и молитве, на великий подвиг искупления рода человеческого; здесь показал Он, что не от хлеба единого бывает жив человек, предназначенный для иного мира. С высокого темя этой горы там где видны развалины, показал искуситель Господу нашему царства мира сего во временном их блеске. Сюда наконец Ангелы небесные слетали служишь Сыну Божию. Какой же из этих многочисленных вертепов удостоился укрывать в недрах своих Сына Божия? Сама природа укажет вам: скала растреснулась над этим вертепом и чудесно образовала великое крестное знамение, видное издалека. Кажется, что это не было еще замечено. |
| На календаре осень, конец октября, а в Галилее по-летнему тепло, даже жарко - 25-27 градусов. Мы путешествуем на автобусе, поэтому иногда закрадывается мысль об излишней легкости нашего пути. " Дорожные указатели, - рассказывает тем временем наш гид, - это оглавление библейской истории " . Кана, гора Фавор, Назарет... А между ними - таблички, оставляющие тех, кто не знает иврита и арабского, только теряться в догадках. Первый раз мне настолько трудно ориентироваться: английские надписи или расположены совсем внизу, или вообще отсутствуют. То же относится и к вывескам, и к названиям улиц: они не перестают напоминать, что ты в гостях, а не дома. Вот так и Кана - небольшой городок с арабским населением, греческим и католическими храмами. Сюда все приезжают за " брачным вином " и обретают его в местных лавках в изобилии, даром что вокруг не осталось ни одного виноградника - все давно изведены под корень мусульманами. Но все-таки виноградная лоза, принесшая плод для этого вина, растет где-то на Святой Земле, и это утешает. Во всех греческих монастырях мы оставляем записки на родном языке: он уже давно местному духовенству не в диковинку. А я каждый раз не переставала удивляться: во всех монастырях нам буквально спешили оказать радушный прием: предлагали кофе, воду, обязательно угощали сладостями. Как жаль, что такого не встретишь у нас на родине. Мне кажется, что многое изменилось бы, если б наши суровые инокини и иноки переняли добрый восточный обычай гостеприимства у греков. Когда же узрим мы Иерусалим? Истекла уже почти половина отпущенного нам срока, а впереди еще Сорокадневная гора и монастыри пустыни... Мы покидаем Тверию, за окнами сменяют друг друга холмы, горы и долины. Этим путем ходило Святое Семейство пешком в Иерусалим. Занимал такой путь, очевидно, несколько суток, мы же доберемся за несколько часов. Почему Спаситель родился именно здесь? Почему не там, где сейчас чтят Его больше, чем в Иерусалиме? Ведь есть страны, открытым сердцем воспринявшие Православие, воздвигнувшие во имя Христово множество грандиозных храмов. Но глядя за окно, приходишь к одной мысли: именно это место сотворил Господь для Своего Сына. Эту красивую, просторную землю дал Он Ему земной родиной, потому что, один раз увидев ее, не полюбить ее невозможно... |
| Пришедши в Иерихон, пообедали – кто что имел; овые купили. Недалеко от Иерихона, к западу, стоит гора Сорокадневная, на которой Господь постился сорок дней и сорок нощей. Близ ее были монастыри, и доднесь видны развалины их; в горе же множество пещер и монашеских келий, с малыми церквами, и доныне видно стенное иконное писание; но ныне до конца место запустело: в некоторых келиях живут полудикие арабы. Двое русских пошли на верх горы; но когда стали спускаться с горы, то на одного арабы напали, и убили бы, ежели бы другой скоро не увидал, и не закричал. Арабы подумали, что много русских, – бросили его, а сами убежали. – Переночевавши в Иерихоне третью ночь, в среду поутру с полунощи поднялись, и пошли в путь при огнях и при музыке и при ружейных выстрелах; но только нощию по горам и по камням идти весьма было трудно от множества народа: дорога узкая, только проехать одному коню верховому, а народу много тысящ; и потому шли не по дороге, а прямо по камням, на полверсты ширины и версты на три длины; вокруг же нас скакали арабы, на своих легких конях, и отбивали разбойников. Хотя шли мы нощию, но от множества огня и фонарей идти было светло, и шли мы по пустыне, подобно Израилю, Моисеем водимому. 97. Возвращение во Иерусалим В среду, в половине дня, стали подходить к Иерусалиму. Иерусалимские жители, остававшиеся дома, христиане, турки и евреи, мужи и жены, вышли нас встречать от Иерусалима до самой Вифании. По обеим сторонам дороги стоял и сидел народ. Христиане поздравляли нас с обмытием грехов в Иордане и с чистым телом и душою. И был во всем Иерусалиме как великий праздник. Да и воистину был праздник: было самое великое стечение народа из всех стран и из всея Палестины. Наступили для христиан самые великие праздники и торжества. Приближалось время радости и скорби. Радовались о том, что наступают великие праздники и торжества, получим новую благодать небесного света, и будем праздновать пресветлый праздник, святую Пасху, в святом граде Иерусалиме. Скорбели сердцем о том, что приходит время всем друг с другом разлучаться. Жили полгода, со всеми познакомились. А наипаче страшили нас те горькие минуты, когда надобно будет расставаться нам с святым градом Иерусалимом, разлучаться с святым и Живоносным Христовым Гробом и с прочими святыми местами. Пришедши на квартиры, пообедали, отдохнули, и потом пошли ночевать во храм ко Гробу Божию. Утреня в четверток была торжественная; ранняя Литургия была на Божием Гробе; служил один архиерей собором; на Литургии много было причастников. 98. Великий четверток и Тайная Вечеря |
| Я умилился душой... Спаситель, беседуя с самарянкой, как и мы, «утрудившись от пути», озирал ту же картину, и, оставаясь затем, по просьбе самарян, в Наблусе, вероятно переживал те же впечатления в наступавшей мало-помалу прохладе, после дневного зноя и духоты. Мы возвратились в лагерь обедать. В эту ночь шакалы задали страшный концерт, отличаясь в изобретении самых ужасных диссонансов, и бродили так близко около палаток, что часовые отгоняли их саблями и камнями. Из Наблуса идет прямой путь в Иерусалим, но Великий Князь желал сначала посетить Иордан и Мертвое Море, а потом уже войти в священный город по дороге из Вифании. После долгих совещаний, Холу-паша наконец нашел проводника, который брался провести чрез Ефраимовы горы в долину Иордана, по тропам и руслам пересохших в это время года горных речек, так как в избранном Его Высочеством направлении нет прямой дороги. ГЛАВА XVI КОЛОДЕЗЬ ИАКОВА. – ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ЕФРАИМОВЫ ГОРЫ. – ПУСТЫНЯ НА РАВНИНЕ ИОРДАНА. – ИСТОЧНИК ПРОРОКА ЕЛИСЕЯ. – МЕРТВОЕ МОРЕ. – ИОРДАН. – КУПАНЬЕ. – ОАЗИС ИЕРИХОНА. – ГОРА СОРОКАДНЕВНОГО ПОСТА. – ДЕРЕВНЯ РАХА И ДРЕВНИЙ ИЕРИХОН. Нас подняли еще до рассвета, и мы были уже на конях, когда первые лучи солнца позолотили вершины гор, разгоняя сумрак долины. Это был самый трудный и утомительный переход нашего путешествия. Пролегая чрез несколько пересекающих кряжей Ефраимовых гор, тропы по временам совершенно исчезали. Мы несколько раз спускались в необитаемые долины с отвратительными спусками по гранитным плитам, с которых привычные лошади, составив вместе ноги, скользили как на коньках. Затем следовали по руслам горных потоков, подымались на кручи и переваливали иногда чрез самые вершины Ефраимовых гор, не превышающих 3000 футов от поверхности моря. Не доходя двух верст до долины Иордана, мы очутились в узкой расщелине, стены которой в иных местах сходились на пять, много на шесть шагов, а при заворотах расщелина эта казалась просто глубоким колодцем. К тому же она была запружена каменьями различной величины и формы, которые целыми грудами преграждали и затрудняли путь. |
| Путь продолжает идти отсюда по чрезвычайно гористой, пустынной, дикой местности, по крутым обнаженным скалам; ехать становится с каждым шагом труднее и опаснее; местами камни сыплются из-под ног лошади в пропасти. От самого Иерусалима шел с нами пешком немец, весьма бедный пилигрим, отставший от своих товарищей, которые отправились к Иордану накануне. Не раз встречая вооруженных бедуинов, мы поджидали его, когда он отставал. От самого Иерусалима ко мне присоединились еще два немца с драгоманом англичанином. Один из них почтительно величал другого «Herr Graf». Граф, с своей стороны, относился к товарищу с видом благосклонного покровительства. Спустившись по чрезвычайно крутой и небезопасной дороге в Иорданскую долину, мы взяли влево, к Сорокадневной горе. Это та гора, на которой Спаситель постился сорок дней и был искушаем диаволом. Она вся состоит из ярко-красного песчаника, имеет форму весьма отлогого конуса, совершенно лишена растительности, вся в слоях, уступах и обрывах; изрыта множеством пещер, частью натуральных, частью обделанных для жилья, в которых спасались в древние времена подвижники. Доступ на вершину ее чрезвычайно труден и опасен. Холмы, составляющие ее подножие и спускающиеся к источнику Елисея и к месту древнего Иерихона, покрыты обильной зеленью. Здесь встречаются весьма интересные растения; таковы: заккум (Eleagnus angustifolius, Linn.) – род сливы, из косточек которой добывался галаадский бальзам, упоминаемый в Библии ( Быт. 37, 25 ; Иер. 8, 22 ) (см.: Розенмюллер, Эдман). Арабы и теперь добывают этот бальзам, считая его целебным от ран. Большая часть четок, продаваемых в Иерусалиме, приготовляется также из косточек этого растения. Ветви его покрыты мелкими, весьма острыми иглами, заворачивающимися крючком. Проезжая мимо одного из этих деревьев, я слегка задел его и с трудом выпутал мою шляпу из ветвей. Если бы у меня были такие же густые и длинные волосы, как у Авессалома, то мне, пожалуй, не миновать бы на этот раз его участи. Листья заккума – средней величины, овальны и вообще напоминают листья лавровишневого дерева. Полагают, что венец Спасителя был сплетен из ветвей заккума. |
| Пристал некий старик на осле. Дорога сухая. Тепло с прохладой. Зелень повсюду. Память Борщаговки 321 и Алеши 322 . Набег пифагорства 323 , сделавший труд пути нечувствительным и время незаметным. Ровно через 3 часа достигаем хана. Ракичка 324 и пол-апельсина. 20 м отдыха. Вперед. Все теплее и теплее. Ущелье. Niveau de la mer 325 – ранее урочного места на сей раз. То же мысленное занятие и невнимание сему миру. На – и поворот в Хозева. На – и спуск в равнину Иорданскую. Весело и даже умилительно. Да и может ли быть иначе? Шумно бурливый поток. Два туриста молодые, возвращающиеся с Иордана. Ровно в час пополудни я подъехал к своему дому 326 . Работа кипит, стена растет, ворота приветствуют. За воротами то же делают и разные замкнутые предметы. Утешению конца нету. Освежение и проходка по саду. Благодать всяческая. Вот где жить да не умирать! Отдых. Обед. Sr Simos, совсем одеревенщившийся. Пошитье скатертей из пожертвованного холста браного. Еще торчание повсюду. Сумерки. Сырость. Водворение в «моей» комнате. Чтение и писание. Чай. Еще Кир Симо 327 . У рабочих под деревьями около костра пение и мусикия. Упоение. В 10 ч. молитва сугубая. То же и за нею. 11 ½ ч. Пора и спать. Барометр, должно быть, стоит оч. низко. По кр. мере футов на 400 ниже обыкновенного указателя иерихонского уровня. Скнипов 328 и в помине нет. Мух множество. Вторник, 10 ф Во сне видится еще новая, февральская, статья о Пейс-паше, в коей пишется, что так как Якуб от всего отрицается, то оказывается виновным во всем Антонин, и прочие безумные глаголы. До 6 часов многократно пробуждался. Небо не худое, а земля еще грязнее, ибо сию минуту только что прошел дождь. Работы в ходу. Изменник Симос за благословением на дорогу в Иерусалим. Поддел, нечего сказать. Без него что за гора! Сцены мытвенная и молитвенная. Провожание Немврода дней наших у Фотиевых палат. Дома чай. Маленькие сборы в малую экскурсию. В 10 ч. παρ– κρτο 334 идем пешком с батожком целой компанией по зеленому лугу к Сорокадневной горе. Точно у нас красным летом. |
| Горный путь от Вифании к пустыне Иорданской представляет по местам бедно обработанные отлогости; но с отдалением от Вифании дикость возрастает более и более. После первого спуска видны одни попаленные горы. Через двадцать минут от Вифании, спустясь в глубокую лощину, открывается у подошвы горы источник; он прикрыт каменной аркой; наискось от него видны остатки здания с двумя сводами. Этот источник, столь отрадный для утомленных путников, идущих от Иорданской пустыни, освящен преданием, что Спаситель часто отдыхал возле него с своими Апостолами и прохлаждался от его струй. Отсюда начинается дебрь самая дикая; дорога следует направлению лощины по отлогости скал. Эта дорога есть древняя, проложенная самою природою 80 . Невступно через два часа от Иерусалима подымались мы на гору, на вершине которой видны остатки здания, называемого ханом или гостиницею Благого Самаритянина; это место называлось издревле Адомим или кровавое, по причине частых разбоев, здесь происходивших. В этих развалинах нет приюта, но возле дороги направо большая пещера укрывает обыкновенно странников под своею тенью. В горах, налево от Адомима видны другие пещеры, из которых одна отличается издалека, по причине своего красного цвета. Может быть, это место названо кровавым или красным по этому отличительному виду скал. Адомим определен в книге Иисуса Навина; отсюда, на север, была дорога в Галгалу ( Нав 15:7 ). Вправо от пещеры Адомима идет тот дефилей, о котором я говорил уже прежде 81 . Позади развалин гостиницы Самаритянина видны на горе другие груды развалин, – здесь должно искать город Ефрем, куда уединился Спаситель из Вифании по воскресении Лазаря, когда иудеи положили убить Его ( Ин 11:54 ). От Адомима дорога проложена по верхним скатам гор, следуя их обводам; эти горы поражают своею безжизненностью. Меня сопровождали четыре вооруженные наездника паши Сирийского; все четверо имели прекрасных арабских лошадей. При одном из горных поворотов передовой наездник вдруг осадил свою борзую лошадь и бросил поводья, – она стала как вкопанная, навострив уши, а он быстро прицелился из своего длинного ружья, и я было сам схватился за пистолет; выстрел араба последовал, громко повторенный эхом гор, – а все это кончилось промахом по какому-то зверю. |
| Елеон Вознесение Иисуса Христа с горы Елеонской Фаррар отмещет, а указует на другие какие-то возвышенности гор (стр. 575). О сорокадневной горе Сорокадневную гору Фаррар называет почему-то горой проклятия (стр. 68), у нас же эта гора священной именуется. О кресте Крестное древо Фаррар также почему-то несколько раз называет древом проклятия (на стр. 545 и 555). О горе Адамовой Как крестное дерево Фаррар бесстрашно древом проклятия именует, то и самое изображения креста с Адамовою главой под крестом «простым плодом воображения» называет (стр. 543 общ. изд.). О храме Святыню рукотворённого храма Фаррар отвергает (стр. 109 общ. изд. и 446). О монашестве Монашество и девство Фаррар злобно порицает и клевещет на него, считая его противным христианству делом, а все должны находиться в брачном союзе. Например, на 97 стр. общ. изд. говорит: «чудо в Кане Галилейской было знамением того, что Иисус Христос пришёл не удалять своих последователей от мира и его обычных обязанностей, но делать людей счастливее, благороднее и лучше в самом мире. Он хотел показать, что Он одобрял весёлость чистого общества и оживлённость невинных собраний» (см. также стр. 121–122 с замеч. во 2 части больш. изд.). О постах Фаррар высказывает, что Иисус Христос не постился и даже оказывал «пренебрежение» к посту (стр. 242). Но любил поесть и пить вино (стр. 242). Поста Иисус Христос никогда не ставил в положительную обязанность (стр. 71 общ. изд.). В изречении Спасителя сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом, последнее слово: «и постом» есть, по Фаррару, вставка в Евангелии (стр. 394, часть I). О причащении Фаррар рассуждает о причащении в таком смысле, как наши русские сектанты рассуждают, в духовном смысле. Значение видимости хлеба и вина отвергает, а вкушать его чрез одну сердечную веру и учение, а плоть, говорит он, не пользует нас ни мало (стр. 236, 237–239 общ. изд.). О власти ключей Власть ключей, данную Апостолу Петру для разрешения грехов, злобно отвергает, и в лице католического священства отвергает всякую иерейскую власть, которую называет воображаемою (стр. |
| На исповеди отец Арсений часто бывал строг, и поэтому те люди, которые шли к нему, знали, на что идут. Некоторых он хорошо оздравомыслил после сорокадневной епитимьи. И есть конкретные личности, которые поступили в семинарию после «школы» отца Арсения – благодаря такой строгости и принципиальности, отрезвляющему слову отца Арсения. Иногда, правда, на исповеди в приделе преподобной Марии Египетской он выговаривал прихожанам достаточно громко, так что трансляция службы не могла перебить его голоса. Но люди всё равно шли и искренно исповедовались ему. Он и сам очень искренне исповедовался и считал своим долгом, прежде чем приступить к Святой Чаше, очиститься от грехов своих. И вот тут-то и раскрывалась вся суть его, потому что он понимал свои немощи и свою излишнюю строгость, предвзятость и иногда даже какую-то гневливость и в этом искренне каялся, считая себя недостойным. И не оправдывал себя ни в коем случае, якобы его что-то подтолкнуло, не сваливал вину, а брал ее на себя и, раскаявшись, только потом дерзал подходить к Святой Чаше. Его строгость и принципиальность в первую очередь были обращены к нему самому – это поражало. За честность и порядочность мы его любили. Иеродиакон Серафим: «Он был очень скрупулезным» Вспоминается то время, когда отец Арсений был дежурным помощником в семинарии. Семинаристы его очень боялись. Он был у них самым правильным, даже скрупулезным дежпомом. Мы с ним в скиту жили в одной келье. Он как-то разоткровенничался – а он умел очень хорошо рассказывать, – вспоминал о своей жизни, как, будучи еще молодым студентом, поехал в какую-то деревню в Московской области. И говорит: «Мне так запало в душу: красивая холмистая гора, покрытая лесом, а на ее вершине – храм. Так мне понравилось… Я все вспоминаю: где же это было? Но, наверное, никогда в жизни мне больше этого места не увидеть». Я: «Может, ты вспомнишь названия каких-то окрестных населенных пунктов?» «Да! – говорит. – Помню. Там был деревня, интересно называлась – Середа». Я сразу сообразил, что это тот самый храм, где мы тоже бывали, – Пески. И говорю – тогда его еще Андрей звали: «А знаешь, Андрей, я могу исполнить твое желание: у меня там недалеко дача». Мы съездили туда, отец Арсений был просто счастлив. |
|
|
