| Пользуясь кратковременным в Москве пребыванием Иннокентия, видя в нем человека необыкновенного, готового скоро, может быть, оставить земное поприще, по болезненному положению, в коем находился, графиня неотступно просила архипастыря указать ей наставника в духовной жизни. Епископ назвал Фотия. Последовавшая вслед за тем христианская, замечательная кончина преосвященного Иннокентия еще более утвердила слова его в сердце графини Анны Алексеевны. Она решилась непременно ввериться избранному им наставнику, и не отступила от благого намерения. Оставя родную Москву и переселясь в Петербург, графиня искала случая сблизиться с иеромонахом Фотием, но он долго чуждался ее, как бы опасаясь влияния ее знатности и богатства на свое убожество. Не прежде как через два года достигла графиня желанной цели быть его духовной дочерью. Знаем из оставшихся после нее бумаг, что она избрала своим духовным руководителем Фотия также и по совету высокопреосвященного митрополита Серафима, к которому часто обращалась за наставлениями по смерти преосвященного Иннокентия 39 . Эта версия требует детального рассмотрения. С одной стороны, конечно, есть соблазн принять ее на веру, поскольку пишет об этом человек, близкий к кругу Орловой-Чесменской, к тому же пишет вскоре после ее кончины. Но подозрения в истинности сообщения Елагина все же остаются. Прежде всего, неясно, почему сам Фотий, столь многократно упоминающий свт. Иннокентия в своих письмах и других сочинениях, ничего не говорит об этом эпизоде. Из скромности? Как-то не похоже на него. Более того, в письме к митрополиту Серафиму (Глаголевскому) от 3 октября 1827 г., говоря об Орловой-Чесменской, он прямо указывает на то, что познакомился с ней «чрез руки святительские» адресата, а не Иннокентия: Тою же отрадою утешает меня и Утешитель скорбных Господь, коею и отца моего епископа Иннокентия утешал на одре болезни, пред смертью и при смерти. Я говорю о Богоданном мне бывом духовном чаде – чрез твои руки святительские 40 . Точно ли стал бы рекомендовать Иннокентий графине Орловой, своей ровеснице, в духовники иеромонаха Фотия, который был на восемь лет его младше? Дело даже не в соблазне для посторонней публики, а в очевидной для святителя духовной неопытности его постриженика, при всей огромной ревности о Господе. Интересный факт: в одном из писем святителя к графине, от 5 августа 1819 г., есть практически провидческий намек-предостережение от чрезмерного увлечения духовником, к примеру таким, как Фотий. Преосвященный Иннокентий пишет: |
| Таким обозрением был «Исторический очерк преподавания закона Божия» протоиерея Соколова. Таковым же характером отличаются некоторые обозрения, помещенные в «Учебно-воспитательной библиотеке», напр. Д-ва, Б-ва, пр. С-ва, А-ва. Первостепенное значение обозрений заключается в том, что они во многом указывают на многое существенно важное, хотя правда иногда не новое. Так, напр., из тридцати или более книг, разобранных в «Библиотеке» многие оказываются изданными прежде, и явившимися в 1875 году лишь в новых изданиях. Этим прежним изданиям и даются самые лестные отзывы. Из новых же книг удостоились самого лучшего отзыва только весьма немногие: напр., пр. П. Смирнова «О законе Божьем и заповедях» и кажется, только. Прочие новые произведения религиозной педагогической литературы признаются большею частью бесцветными отражениями прежних опытов в этом роде. Не заслужило похвалы и очень оригинальное произведение о. Глаголевского – «Закон Божий», составляющий некоторую переходную ступень от катехизиса к богословию, о котором между тем в «Церк. Вестнике» в свое время сделан был очень похвальный отзыв. А по поводу некоторых произведений говорится даже, что «авторы их пишут учебники и другие книги нравственно-религиозного содержания не потому, что они придумали новый метод, или прием преподавания, или изложения учебника и вообще что-либо, посредством чего они надеются облегчить трудное дело преподавания закона Божия, а потому, что ныне лишь ленивый не пишет» (21 стр.). После всего этого понятно, каким великим отрадным явлением должна была представиться недавно явившаяся в свет книга г. Ширского «О преподавании закона Божия в начальных народных училищах». Объявление об этой книге, разосланное в «Церк. Вест.», возвещало, что в конце книги находится прибавление с краткими замечаниями, о применении сказанного в ней к преподаванию закона Божия в домах родителей, в воскресных школах, приютах, уездных училищах, учительских семинариях, гимназиях и проч., а также при катехизических собеседованиях пастырей с пасомыми. |
| От Вифанской Семинарии поднесены были ему в день его тезоименитства, 1808 г., ноября 18, стихотворения: Орган сердец; прочитав их, он надписал на них своею рукою: Lectis his ingenii lusibus, agnosco libenter et docentium labores et discentium diligentiam et meam curam non vanam fuise. Deus faveat coeptis promoveat ulteriora. Plato. M. Et A. Bethania. «Прочитав сии произведения ума, охотно признаю труды учащих и прилежание учащихся и моё попечение не тщетным. Да благоприятствует Бог началу и споспешествует дальнейшим успехам!» На стихах, поднесённых ему от Перервинской Семинарии, Платон написал: Pererva! ne te deterreat denominatio tua! Nec enim unquam perrumpi patietur Deus. Gratias refer ita tibi providae Numinis curae, et cursum, quem feliciter inchoasti, felicius continuare ne desistas unquam т. е. «Перерва! Да не устрашает тебя имя твоё! Бог никогда не допустит тебе прерваться. Принеси благодарность пекущемуся о тебе Провидению и никогда не преставай счастливо начатое течение успешнее продолжать». На экзамене в Перервинском училище Платон заметил одного ученика из Латинского класса, бойко отвечавшего ему на вопросы. Ученик этот был бедный сирота Алексей Васильев Виноградский. При другом случае, Виноградский поднёс ему Латинские стихи выражавшие благодарность; они так понравились Архипастырю, что он велел их напечатать золотыми буквами и один такой экземпляр послал к юному стихотворцу с такою собственноручною надписью: DominoWinogradsky versus aureos auro imprimendos censuit Plato Metropolita Mosquensis. 1787, April. 3, т. е. «Господину Виноградскому. Платон Митрополит Московский признал золотые стихи достойными быть напечатанными золотом». Когда же Виноградский написал латинскую элегию на бедственную кончину в Крыму своего наставника Моисея Гумилевского, тогда Платон, как говорят современники ему, сам перевёл, или поручил префекту Академии Серафиму Глоголевскому перевести её слово в слово Русскою прозою и напечатал её 1792 года 46 . Виноградский, подобно Глаголевскому, по убеждению своего покровителя, принял монашеский образ и оба были его преемниками. |
| После издания Псалтири в дальнейшей работе по переводу Ветхого Завета в рамках программы РБО Павский участвовал и как главный редактор, и как переводчик. Переводческая работа прот. Г.П. Павского над текстом Священного Писания не ограничивалась только участием в проекте РБО и не завершилась с его прекращением после закрытия Общества в 1826 г. Перевод оставался неизменной частью его учебных занятий со студентами в классе еврейского языка и домашних проработок. В служебной автобиографической записке, составленной для Академии наук, Павский писал: «Когда остановлено было действие Комитета, я по собственному избранию и по любви к Св. Писанию, продолжал переводить прочие книги Св. Писания, как с учениками в классе, так и отдельно – на дому». Учебный, можно сказать, рабочий характер этих переводов очевиден. Они могли включать исторические и экзегетические комментарии, также предполагать свою, особую компоновку текста. С этими переводами Павского и их характером связано и отдельное синодальное расследование, для Павского продолжение его «неприятностей». С данной истории и удобнее начать разговор об этой части переводческих трудов отца протоиерея, поскольку случившееся официальное разбирательство как нельзя более наглядно представляет и переводческие подходы Павского, и церковные настроения этого времени в отношении русских переводов. Дело началось с анонимного доноса, поступившего в конце 1841 г. на имя трех митрополитов, членов Св. Синода: Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского), Московского Филарета (Дроздова) и Киевского Филарета (Амфитеатрова) – о хождении в среде студенчества духовных академий, а также священства литографированных экземпляров русского перевода учительных и пророческих книг Ветхого Завета. Достоверно известно, что автором доноса был иеромонах Агафангел (Соловьев) , тогда бакалавр Московской духовной академии (впоследствии инспектор МДА, ректор Харьковской и Костромской семинарий, Казанской академии, архиепископ Житомирский). Аноним резко отрицательно отзывался о литографированных вариантах перевода как «богохульных», как «искажающих смысл речей пророков», а о переводчике (имя не называлось, хотя нет сомнений, что иером. |
| П. упорядочил ведение дел во Владимирской духовной консистории, увеличил жалованье служащим. В 40-х гг. XIX в. в епархии было более 1040 церквей, 20 мужских мон-рей, 7 жен. обителей, ок. 1300 священников; только в 1837 г. поставлены 50 священников, в 1839 г.- 60 священников и 92 диакона; число учащихся в ДС и ДУ в 1833 г. достигло 2874 чел. Вопрос о материальном обеспечении духовенства оставался предметом постоянных забот П.; в 1850 г. Владимирский попечительный комитет о бедных духовного звания, основанный П., имел более 300 тыс. р. ассигнациями. При П. был увеличен сиротский кружечный сбор. П. лично курировал Владимирскую ДС, неск. раз писал в Синод о необходимости устройства в епархии 2-й семинарии, но в 1836 г. проект об открытии семинарии в Суздале был отвергнут властями по финансовым и иным причинам. Вместо этого предлагалось построить во Владимире еще один 3-этажный семинарский корпус. При штатном расписании с численностью 100 чел. во Владимирской ДС в годы управления П. обучались до 900 (в 1830 - 962) чел., причем почти 1/5 были сироты, т. е. состояли на казенном обеспечении. Пользуясь расположением митрополита Новгородского и С.-Петербургского Серафима (Глаголевского), П. не упускал случая писать о нуждах семинарии, об увеличении штатного оклада, напоминал ему, что уже неск. лет «производит» на священнические места др. епархий «одних только ученых», в т. ч. в Казанскую епархию (Письма митр. Серафиму//Владимирские ЕВ. 1878. 13. С. 421). При этом П. беспрепятственно разрешал выход из духовного звания в светское. Так, с 1822 по 1840 г. из Владимирской ДС в высшие учебные заведения поступили 200 чел. При вступлении П. в управление епархией было 455 «ученых священников», а в 1840 г.- более 900 ( Орлов. 1882. С. 44). Архиерей обращал внимание на недостатки в постановке семинарского образования и на устаревшие учебники: «А богословии классов нет, как нет? А дряхлого Баумейстера не сменяют вышеопытные? А сухий Бургий не на пенсии? А вместо ежедневных поучений и других книг духовных выхеренных (!!) из каталога никакой духовной пищи не приготовили? А старые переводы свв. Отцов о сю пору не дождутся от выспренной мудрости поновления? А магистерские и докторские кресты розданы? Не то же ли платье? Только наизнанку?» (Письма митр. Серафиму//Владимирские ЕВ. 1878. 21. С. 624). П. составил краткие записки по догматическому богословию, списки к-рых переходили из рук в руки; студенты должны были знать их наизусть ( Савва (Тихомиров). 1898. С. 176). |
| Благовидов (1899). С. 297–300; Клочков. Очерки правительственной деятельности времен Павла I. СПб., 1916. С. 282. 419 Журнал Яковлева. С. 87–112. 420 Там же. С. 88, 92, 95, 100, 97. 421 О Голицыне: Рождественский С. В. Исторический обозор деятельности Министерства народного просвещения: 1802–1902. СПб., 1902. С. 105–113; Стеллецкий; Goetze; ср. характеристику Голицына у Флоровского. С. 132; см. ниже § 8 и 9. 423 ПСЗ. 34. 27106; Рождественский. Ук. соч. С. 110–113. 424 урсив автора. ПСЗ. 34. 27106. Об отношениях между Сенатом и министром юстиции см.: Владимирский-Буданов. Обзор (1888). С. 235; Вернадский Г. Очерк (библиогр., общ. лит. б). С. 67–70. 425 Рождественский. Ук. соч. С. 110–113; Рункевич. Ук. соч. С. 550–552; Доброклонский. 4. С. 86. 426 Цит. по Флоровскому. С. 134. 427 Флоровский. С. 152. О Михаиле Десницком : Ист. – стат. Петербург. 8. СПб., 1878. С. 25; Чистович И. Руководящие деятели духовного просвещения в России в первой половине текущего столетия: Комиссия духовных училищ. СПб., 1894. С. 114–116, 189–211; Рункевич. Александро-Невская лавра: 1713–1913, СПб., 1913. С. 847–852. 428 О Серафиме Глаголевском см.: Сборник. 113. 1. С. 19–27, 2–4; Ист. – стат. Петербург. 8. С. 33. Ср. ниже § 9. 429 ПСЗ. 39. 29914, 30037. Много лет спустя митрополит Филарет Дроздов утверждал в письме к А. Н. Муравьеву, что важнейшую роль в падении Голицына сыграл крайне реакционно настроенный М. Л. Магницкий; именно он, по словам Филарета, уговорил митрополита Серафима пойти к императору с просьбой удалить Голицына (Филарет. Письмо к А. Н. Муравьеву. Киев, 1869. С. 507). 430 Курсив автора. ПСЗ. 34. 30037; Благовидов (1900). С. 449. 431 Ростиславов Д. Петербургская Духовная Академия при графе Протасове, в: ВЕ. 1883. 7. С. 124; Сборник. 113. 1. С. 152. 432 Сборник. 113. 1. С. 154; ср. письма митрополита Филарета Дроздова к Нечаеву, в: Старина и новизна. 9 (1905) и Русс. арх. 1893. 1, особенно с. 42. 433 Ростиславов. Ук. соч. С. 125. 434 2 ПСЗ. 10. 8001, 8007; ср. 14. 12068; Свод законов. 1 (1857). 1. Раздел 1. Ст. 55. Прим.; 1. 2 (Учреждение Гос. совета). Ст. 38; 1. 1 (Учреждение Комитета министров). Ст. 5. Прим. Но в «Учреждении Гос. совета» в издании 1915 г. (Свод законов. 1. 2. Изд. 1906 г.) в ст. 35 говорится, что «министры и главноуправляющие» только тогда имеют право голоса в Государственном совете, если они являются его членами. См. также: ПСЗ. 32. 25043. Ст. 27; 2 ПСЗ. 10. 8007; 14. 12068; 17. 15518; 7. 4551. 435 |
| Л. Анисов XXXI глава Посещение училищ, по собственному признанию владыки Платона, служило для него приятнейшим отдыхом от епархиальных дел: там он являлся и начальником, и учителем, и соучеником. Он радовался всякому проблеску таланта, каждому успеху в науках. С теми, в ком видел талант, беседовал в классе или у себя в покоях, приглашал к своему столу или на длительные прогулки. Луга и рощи Вифании, Перервы, Лавры, Корбухи и Черкизова превращались в академии, где юноши учились с ним размышлять о разных предметах. На экзамене в Перервинском училище митрополит Платон обратил внимание на ученика из латинского класса, бойко отвечавшего ему на вопросы. Ученик этот был бедный сирота Алексей Виноградский. Через какое-то время Виноградский поднес владыке стихи, написанные по-латыни и выражавшие благодарность. Они так понравились владыке, что он велел их напечатать золотыми буквами и один такой экземпляр послал юному стихотворцу, сделав собственноручно следующую надпись: «Domino Winogradsky versus aureos auro imprimendos censuit Plato Metropolita Mosquensis. 1787, April. 3» («Господину Виноградскому. Платон, митрополит Московский, признал золотые стихи достойными быть напечатанными золотом»), Виноградский, подобно другому ученику, Глаголевскому, под влиянием своего покровителя принял монашество, и оба, заметим здесь, стали его преемниками. Речь идет об архиепископе Московском Августине и митрополите Санкт-Петербургском Серафиме, которые, один после другого, управляли Московской епархией. Особо благоволил владыка к окончившему курс в Троицкой семинарии Андрею Казанцеву (впоследствии архиепископу Ярославскому Евгению). Тот написал хорошую оду, и митрополит Платон назначил его преподавателем высшего грамматического класса в Вифанской семинарии. Здесь Казанцев, наряду с ректором и префектом, каждый день в пятом часу был приглашаем к митрополиту, который поил всех чаем, беседовал с ними и никогда не отпускал их ранее десятого часа. Казанцеву митрополит не один раз помогал в материальных нуждах. |
| Праведниками мира провозгласил Израиль отца Алексея 4 , Татьяну Павловну, Магдалину Алексеевну и Николая Алексеевича Глаголевых. В мире растет сознание фундаментальной значимости глаголевского наследия для «нового дыхания» иудео-христианского диалога в Восточной Европе. Свидетельство из первых рук участницы тех событий, дочери отца Алексея и Татьяны Павловны Глаголевых, – воспоминания Магдалины Алексеевны передают сегодня читателю точный фактический материал, и вместе с ним важнейший элемент данных о деле их семьи: живой дух, который одушевляет его. Именно этот дух освобождает от протокольно-тюремного новояза само понятие «дело» (этот акцент чекистов вошел в частотный словарь диссидентов, а в последнее десятилетие его консервируют архивисты). Здравый смысл и просто здоровое ощущение неискалеченной речи сопротивляются механическому повторению слов, которые Магдалина Алексеевна Глаголева не только берет в кавычки, но и переносит в совершенно иной нравственно-исторический контекст. Приведу из публикуемого текста два положения. Первое: «До закрытия Киевской Духовной Академиии в 1934 г. А. А. Глаголев был там профессором кафедры библейской археологии и древнееврейского языка. Кроме того, он знал 18 классических и европейских языков. И всей своей жизнью он опровергал излюбленные обвинения антирелигиозников в адрес духовенства: невежество, тунеядство, одурманивание народа в корыстных целях и т. д. Машина НКВД поставила задачу уничтожить этого священника и создала «дело» о якобы его «активном участии в антисоветской фашистской организации церковников»… Отстранение этого набора убийственных «букв» (конденсат атмосферы патологической подозрительности той эпохи) возвращает возможность увидеть лицо человека, ясно запечатлевшееся в памяти его крестной дочери. Она заботливо отстраняет и другую крайность: неуместное восхваление глаголевского подвига по меркам той логики, для которой непредставимо величие исторического долга – «без всяких элементов тщеславия». Но в том-то и тайна его правды: «Для него характерны смирение и простота. Не та sancta simplicitas, о которой говорят в отношении ребенка или простака, много недопонимающего. А простота от мудрости. Мудрость и предельное незлобие – любовь к людям». |
| М.А. Глаголева-Пальян Скачать epub pdf Свидетели правды: от «дела» Бейлиса к делу Глаголевых Оправдание без вины осужденного человека (например, по фамилии Дрейфус или Бейлис) как исторически значимое, мировое событие – таков новый горизонт человечности, «просвет» на пороге XX века… В открытие этого горизонта внес свою лепту свидетель защиты Менделя Бейлиса профессор-гебраист Киевской Духовной Академии священник Александр Глаголев 1 . Избавление от клеветы ни в чем не повинного согражданина, киевского еврея, обрело правовую силу прецедента, обозначило предел беззаконию. Подсудимый (как это случается и сегодня) пассивно-«бездеятельно» претерпевал то, что на протокольно-тюремном языке именуется «делом». Снятие ложных подозрений и облыжных обвинений, оправдание человека: в такой отчетливой правовой форме приобрел широкую огласку, но, по сути, только приоткрылся смысл того большого исторического дела, с которым связано глаголевское имя. Прямой, «физический» смысл этой инициативы (еще не отчеканенный в правовых формулах) выразил отец Александр Глаголев, когда встал на пути погромщиков, шедших крушить подольские лавки. Тогда с ним вышли против бесчеловечности прихожане храма Николая Доброго, верные своему настоятелю и другу. Но насколько одинок был его путь в последующие глухие годы, вплоть до допросов и гибели в 1937 году? Настоятель разрушенного храма Николая Доброго не принимал навязываемого ему статуса одиночки, изгоя, «отщепенца» – не следует и нам сводить его дело к «исключению из правила». Первая мировая война годами фронтовой бойни, миллионами «оптовых смертей» (О. Мандельштам), казалось, изгнала лицо и личность с исторической сцены, заслонила приоткрывшийся горизонт новой человечности. Большевизм и гражданская война навязали тот взгляд на вещи (классы, группы, прослойки), который три четверти века не позволял ни различить размах глаголевского дела, ни вдуматься в его подлинный смысл. Свидетелем правды, ключевым свидетелем глаголевского дела спасения людей стал Алексей Александрович Глаголев: четыре года спустя после гибели отца в Лукьяновской тюрьме, он принимает крест служения священника 2 . С первого дня (точнее, ночи) трагедии Бабьего Яра в Киеве спасительным ковчегом для многих еврейских семей стал дом Глаголевых на Подоле и Варваринская церковь . 3 |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ЕВГЕНИЯ Е. Н. Мещерская с дочерью и Е. А. Ельчаниновой. Худож. Е. Спажинский. 1807 г. (Музей-усадьба «Мураново» им. Ф. И. Тютчева) Е. Н. Мещерская с дочерью и Е. А. Ельчаниновой. Худож. Е. Спажинский. 1807 г. (Музей-усадьба «Мураново» им. Ф. И. Тютчева) (Мещерская, урожд. Тютчева, Евдокия Николаевна; 18.02.1774, с. Гореново Рославльского у. Смоленской губ.- 3.02.1837, Аносин Борисоглебский мон-рь), игум., основательница Аносина Борисоглебского женского монастыря . Сведения о Е. содержатся в ее дневниковых «Записках» (1799-1832), хранившихся в ризнице Аносина мон-ря (ЧОИДР. 1876. Кн. 2. Отд. 5. С. 1-60). Первое жизнеописание игумении было составлено в 1869 г. архим. Григорием (Воиновым-Борзецовским) по материалам монастырского архива и рукописным воспоминаниям аносинских насельниц. Род. в имении отца, имела 3 сестер и 3 братьев, один из к-рых, Иван Николаевич,- отец поэта Ф. И. Тютчева . В 1796 г. вышла замуж за кн. Бориса Ивановича Мещерского. Через 2 месяца после свадьбы молодой князь, простудившись на охоте, умер. Спустя неск. месяцев Мещерская родила дочь Анастасию. После смерти мужа она полностью посвятила себя воспитанию дочери, благотворительности, изучению Свящ. Писания и наследия св. отцов, особо почитала свт. Димитрия Ростовского. В 1799 г. княгиня купила имение Аносино в Звенигородском у. Московской губ., привела его в порядок, перестроила усадебный дом, в к-ром жила вместе с дочерью в летнее время. Вела дневниковые записи, посвященные воспитанию Анастасии, впосл. изданные с заглавием «Беседы с моей дочерью». По совету вик. Московской епархии еп. Серафима (Глаголевского) кнг. Мещерская решила построить в Аносине храм, внесла на содержание причта в московскую сохранную казну на вечное обращение 8 тыс. р. ассигнациями. В мае 1810 г. наместник Саввина Сторожевского монастыря иером. Иустин совершил закладку ц. во имя Св. Троицы с приделами в честь Тихвинской иконы Божией Матери и во имя святых Бориса и Глеба. Летом 1812 г. войска Наполеона приблизились к Москве, княгиня вместе с дочерью и прислугой уехала в г. Моршанск Тамбовской губ. Франц. солдаты разорили усадьбу, разграбили господский дом и церковь. В 1813 г. она вернулась в Аносино, усадьба была восстановлена, приделы храма, а затем и основной престол освящены. В янв. 1814 г. дочь Мещерской Анастасия вышла замуж за действительного статского советника С. Н. Озерова. «Оставшись одна,- вспоминала княгиня,- я молила Бога, да вразумит меня вести жизнь, сближающую паче и паче со спасением убогой души моей». По благословению митр. Серафима (Глаголевского) она основала при Троицком храме жен. богадельню на 12 чел., офиц. открытие которой состоялось 4 июня 1821 г., в день рождения ее покойного супруга. |
|
|
