| Зарождение и растущее влияние украинского культурного фактора в Подкарпатской Руси, представлявшего собой совершенно новое явление, ранее неизвестное местному населению, в условиях межвоенной Чехословакии было вызвано несколькими обстоятельствами. В первую очередь это было связано с влиянием соседней Галиции. Неудачный исход борьбы Западно-украинской Республики (ЗУНР) с Польшей и последующее вхождение Восточной Галиции в состав польского государства вызвали массовую эмиграцию галицких украинцев в соседнюю Чехословакию. Пользуясь благоприятным отношением Праги, многие галичане осели на территории Подкарпатья и активно включились в украинскую пропаганду, стремясь «пробудить» у этнически близкого им местного русинского населения украинскую самоидентификацию. Межвоенная Чехословакия «стала главным европейским центром украинских беженцев. Здесь возникли десятки украинских образовательных и научных структур.… Среди беженцев выделялись 4 тысячи солдат Украинской галицкой армии, которые, спасаясь от наступавшей польской армии, отступили в мае 1919 г. на территорию Подкарпатья. Для их размещения был выделен заброшенный лагерь для военнопленных в Немецком Яблоннем…». Архивные материалы свидетельствуют о том, что в начале 1930-х гг. официальное количество украинцев, имевших статус эмигрантов в ЧСР, составляло около 6000 человек. Примерно 30% из них были выходцами из Галиции. Учитывая то, что в начале 1920-х гг. число украинских эмигрантов-галичан в ЧСР было намного больше, чем в 1930-е гг., и что «идеология украинского национализма в значительной степени формировалась на территории Чехии и Моравии», большое влияние украинской интеллигенции из Галиции на ситуацию в Подкарпатской Руси становится очевидным. По воспоминаниям одного из украинских эмигрантов, «когда в июле 1919 г. полк Крауса из украинской галицкой армии пришел в Подкарпатскую Русь, много галичан осталось здесь на постоянное жительство. Они развернули украинскую пропаганду и учредили общество «Просвита»… Русины-автохтоны объявили себя руським народом и основали общество имени А. Духновича. … Русины разделились на два враждебных лагеря, а чехословацкое правительство использовало это разделение, поддерживало и тех, и других, а когда русины начали добиваться автономии, чехословацкие власти отказывали и требовали, чтобы до получения автономии русины пришли между собой к согласию». Известный общественный деятель Подкарпатской Руси русофил А. Геровский в своих воспоминаниях утверждал, что чехословацкое правительство специально допустило на территорию Карпатской Руси «остатки украинской армии во главе с австро-немецким майором Краусом» с целью украинизации населения Подкарпатья. По сведениям А. Геровского, солдаты и офицеры этой армии в течение многих лет состояли на содержании чехословацкого правительства. |
| Возможно, именно по этой причине русские цари и митрополиты/патриархи иногда считали возможным пользоваться титулом «всея Великия Руси/Росии» . Греческие же церковные власти при контактах с двумя частями Руси зачастую прибегали к сложившимся обозначениям «Великая и Малая Русь», а также к другим названиям современных им государств. Особенно заметно это становится во времена увеличения контактов Восточных патриархов с Москвой во второй половине XVI в. В то же время следует отметить, что представители греческих церковных властей не всегда придерживались какой-то строгой терминологии при обозначении частей Руси. Так, и Московская Русь, и территория западнорусской Киевской митрополии у них могли именоваться одинаково «Россией», «всей Россией» . Московская Русь в греческих документах этого периода нередко обозначалась «Московией», а территория западнорусской Киевской митрополии – Польшей («Ляхией», «Полонией» ). Однако использование данного терминологического разнообразия не вытесняло из употребления классические топонимы «Великая и Малая Россия». Мы находим их, в первую очередь, в титулах русского царя, Московского патриарха, а также в применении к Киево-Галицкому митрополиту, что подчеркивает официальный статус этих терминов, а также в различных грамотах и документах, в том числе и в имеющих каноническое и юридическое значение. Во второй половине XVI в. данная русскоземельная топонимическая терминология официально употреблялась представителями Греческой Церкви и была прекрасно известна основным участникам учреждения Московского патриархата. Так, патриарх Антиохийский Иоаким V, который предпринял путешествие в Москву через территорию Польши в 1586 г., находясь в это время во Львове, оставляет здесь целый ряд своих посланий к местному духовенству и мирянам и учреждает православное братство. В тексте учредительной грамоты Иоаким сообщает о своем прибытии «в землю рускую» (в греч. тексте грамоты: «ες τν γν ρουσακν») . В другой грамоте, составленной на арабском языке, патриарх приветствует львовских «православных русских христиан» . В следующих посланиях патриарх благословил духовенство и мирян «во Львове и всей Польше и Малой Руси» . В том же 1586 г. во Львов приехали посланники («экзархи») Константинопольского патриарха Феолипта II Арсений Элассонский с епископом Дирахийским, которые в грамоте Львовскому епископу Гедеону Балабану сообщали о своем прибытии «во всю Росию» . Напрашивается вывод, что в 80-х гг. XVI в. территорию Киево-Галицкой митрополии, занятую Польшей и Литвой, греческие церковные власти продолжали воспринимать «русской землей», «Малой Русью», «всей Русью» (или же частью «всей Руси»), ее православное население – «русским» народом. |
| Но в недавнее время смут, благоприятное для всяких беспорядков, правящие делами государства и недостойно предстоятельствовавший в церкви, не помышляя ни о чем другом, как только об исполнении своих прихотей (благодаря которым они привели в беспорядок дела общественные и церковные, почти всюду внесли расстройство и смуту и причиняли всяческий вред и зло христианским душам, и телам), – ввели и ту новизну, что отторгли от сей святейшей митрополии киевской поименованные епископии Малой Руси и подчинили их Галицкому архиерею, возведя его из епископов в митрополиты 3430 , чтó не только учинено в нарушение обычаев, издревле установившихся во всей Руси, но и оказалось тягостным и ненавистным для всех тамошних христиан, которые не терпят быть паствой двух митрополитов, но желают, чтобы оставался непоколебимым и неизменным обычай, издревле, как сказано, у них существовавший, и всячески стремятся к уничтожению такой новизны. Так точно и в прежние времена, когда тоже была замышляема такая новость, она падала и разрушалась в самом начале – потому именно, что тамошние христиане, как сказано, не терпят отмены и нарушения своего обычая. Вот и теперь об этом деле доносит моему царскому величеству благороднейший великий князь Руси, любезный сродник моего царского величества, кир Симеон и, вместе с другими тамошними князьями, просит, чтобы моим царским хрисовулом те епископии снова подчинены были упомянутой святейшей митрополии киевской, как было и прежде. Находя сию просьбу справедливой и уважительной, как в силу упомянутого, изначала и доныне действующего церковного обычая, так и по вниманию к отменно добродетельной и богоугодной жизни названного преосвященного митрополита киевского, пречестного и экзарха всея Руси, наше царское величество настоящим хрисовулом изволяет, постановляет и определяет, чтобы святейшие епископии, находящиеся в Малой Руси: галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, которые, как сказало, в упомянутое время смут не по принадлежности отданы галицкому [епископу], снова подчинены были святейшей митрополии киевской, и чтобы первосвятительски управляющий сею святейшей митрополией совершал в них все то, чтó божественные и священные каноны повелевают совершать митрополитом в подчиненных им епископиях, и чтó совершали в них прежде бывшие митрополиты и сей самый поименованный преосвященный митрополит киевский, рукополагая и поставляя в них епископов, производя суд по возникающим там делам, давая, если нужно, решения по разным церковным вопросам и совершая все прочее, чтó узаконено божественными и священными канонами. |
| Находя сию просьбу справедливою и уважительною, как в силу упомянутого, изначала и доныне действующего церковного обычая, так и по вниманию к отменно добродетельной и богоугодной жизни названного преосвященного митрополита киевского, пречестного [ипертим] и экзарха всея Руси, лишившегося [своих прав], наше царское величество настоящим хрисовулом, запечатанным золотом, изволяет, постановляет и определяет, чтобы святейшие епископии, находящиеся в Малой Руси: галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, которые, как сказано, в упомянутое время смут не по принадлежности отданы галицкому [епископу], снова подчинены были святейшей митрополии киевской; и чтобы первосвятительски управляющий сею святейшею митрополией совершал в них все то, что божественные и священные каноны повелевают совершать митрополитам в подчиненных им епископиях, и что совершали в них прежде бывшие митрополиты и сей самый поименованный преосвященный митрополит киевский – лишенный [своих прав], – рукополагая и поставляя в них епископов, производя суд по возникающим там делам, давая, если нужно, решения по разным церковным вопросам и совершая все прочее, что узаконено божественными и священными канонами. А боголюбивейшие епископы тех святейших епископий обязаны иметь к нему, преосвященному митрополиту киевскому пречестному [ипертим] и экзарху всея Руси, кир Феогносту, и к имеющим быть после него тамошним первосвятителям, надлежащее благопокорение, как к первому их архиерею, и повиноваться ему во всем, о чем он стал бы говорить и внушать им, на пользу тамошним христианам и вообще к утверждению церковного и канонического благоустройства и порядка. Итак, по силе настоящего хрисовула нашего царского величества, упомянутые святейшие епископии Малой Руси и впредь пусть будут подчинены святейшей митрополии киевской – которая была лишена [своих прав] – и первосвятительски управляющему ею в настояшее время преосвященному митрополиту, пречестному [ипертим] и экзарху всея Руси кир Феогносту, который, как выше изъяснено, пусть обсуждает и решает все возникающие там церковные дела, давая им надлежащее направление, и совершает все должное и узаконенное; а после него (да подлежат те епископии) имеющим быть там первосвятителям. Он, а также его преемники, будут совершать там все должное и узаконенное канонами. Таковой порядок пусть сохраняется навсегда, по силе указанного древнего обычая, требующего, чтобы все тамошние святейшие епископии состояли под одним митрополитом. На сей предмет и состоялся настоящий хрисовул моего царского величества и отправлен в пределы названной святейшей митрополии киевской, в утверждение настоящего дела. |
| В конце XII u nepboй трети XIII века церковная архитектура активно развивается на Смоленской земле, откуда зодчих приглашают и в другие города Руси (Рязань, Новгород, Псков, Киев). Смоленский архитектурный стиль этого периода отличает стремление к башнеобразности за счет последовательно проведенного принципа нарастания высоты от периферии к центру. Храм, вытянутый в высоту, как считается, выражал общий архитектурный идеал эпохи. В вертикализации русского храма некоторые исследователи усматривают влияние западноевропейской готики. Известно, что в описываемый период в западной Руси, в частности, в Галицкой земле, работали польские и венгерские мастера. Процесс постепенной «вертикализации» храма начался еще в Византии; на Руси он продолжился, в том числе, возможно, не без влияния западноевропейской архитектуры. Как и в Византии, храмы на Руси строились алтарем на восток. Под востоком при этом понимали место на горизонте, откуда восходило солнце в день закладки храма 46 . Наиболее распространенным строительным материалом был кирпич; широко применялся также камень различной породы. Для фундаментов применялись каменные валуны. Кладка стен была, как правило, смешанной – из кирпича и камня. Камень также использовался для облицовки стен. Основным связующим материалом были различные растворы из извести, цемянки (мелко толченой керамики) и песка 47 . Проектируя церковные здания, русские зодчие пользовались системой пропорциональностей, унаследованной от Византии. За основную меру чаще всего брался диаметр головного купола или (в более поздний период) сторона подкупольного квадрата 48 . Размеры остальных элементов здания были связаны между собой системой кратных или иррациональных соотношений. Эти соотношения складывались на основе унаследованной, опять же, от Византии (а через Византию – от древней Греции и древнего Египта) системы мер, ориентированной на членения человеческого тела 49 . Особенностью внешнего оформления некоторых древнерусских храмов было обилие барельефов на стенных фасадах. В отличие от росписи внутренних стен храма, имевшей сугубо религиозное содержание, барельефы на фасадах в основном представляли собой растительный орнамент; нередко встречались изображения птиц и животных. Вершиной древнерусской архитектурной пластики являются соборы Владимирско-Суздальской Руси, в частности, фасады храма Покрова на Нерли, Георгиевского храма в ЮрьевеПольском и Дмитриевского собора во Владимире. |
| А. В. Духнович в этих первых своих выступлениях в прессе разумно высказался за сближение угро-русских писателей " съ галицкою братіею " и возлагал на это надежду на взаимное познание и понимание культурных задач русинов по обе стороны Карпат, так как, считал он, объединёнными силами вопрос о литературном языке получил бы более скорое и прочное решение. Как будет ясно ниже, под литературным единением Духнович имел в виду единение на основе общерусского литературного языка. Но, как показало дальнейшее развитие обеих литератур в Галичине и Угорской Руси, эти ожидания не оправдались. Однако, мысль Духновича встретила сочувствие по ту сторону Карпат - в лагере старорусской, иначе говоря, москвофильской партии. В корреспонденции " Зори Галицкой " (1854. 8) выражено было желание, чтобы " для ближайшого литературного сообщенія и для образованія и соединенія различающихся немного русскихъ нарЬчій, Литературное Пряшевское Общество соединилось съ посестримою Галицко-Русскою Матицею " . Таким образом, имелась в виду организованная общая созидательная литературная работа. Автор письма предвидел трудности, ожидающие впереди, и требовал, чтобы галичане приняли " глубоко до сердецъ " слова пряшевского корреспондента той же " Зори Галицкой " Александра Духновича, который призывал их делать в языке " для угорскихъ братій таковыи уступленія, якіи они всегда дЬлали для насъ и якіи необходимо потребны суть для поддержанія братерского согласія и взаимного порозумленія " . Путь, намечавшийся Духновичем, привёл бы галицких писателей к более тесному общению с русской литературой и её языком. Несколько позже, непрерывно следя за развитием спора о языке, выступает со своими смелыми и решительными суждениями другой карпаторусский будитель Иван Раковский. На страницах галицких изданий: в " Зоре Галицкой " (1854-1856 гг.) и в " Семейной Библиотеке " (1855 г.), в закарпатских изданиях " Свет " , " Новый свет " , " Карпат " , " Месяцесловы " он последовательно отстаивал идею культурного объединения всех ветвей восточных славян на основе принятия единого русского литературного языка, противодействовал денационализации карпатороссов, борясь за распространение грамотности и устранение той тяжёлой культурной отсталости и темноты простого народа. По этому поводу он говорил: " Наша Угорская Русь никогда ни на минуту не колебалась заявить своё сочувствие к литературному единению с прочею Русью. У нас, так сказать, никогда и вопроса не было по части образования какого-нибудь отдельного литературного языка. Все наши писатели с самого выступления на поприще распространения народного просвещения руководились одною мыслию, имеющею целью литературное объединение. Сия мысль столь овладела нашими писателями, что они, можно сказать, были постоянными подвижниками великой идеи о всеславянском литературном соединении, получившей торжественное освящение в славянском мире " . |
| Венский двор, особенно же сам Император Иосиф ІІ, не имел причины враждебно относиться к галицко-русскому народу, так как соплеменники того же народа в Венгрии, находившиеся с давних времен под скипетром Габсбургов, не давали австрийскому правительству ни малейшего повода к недоверию. К тому же Иосиф II стремился примириться с Россией для решения своих многочисленных международных проблем. Дружба Австрии и России благоприятствовала галицко-русскому населению прикарпатской Руси. А после упразднения в 1781 году крепостничества, русские крестьяне, а с ними и самое близкое им сословие - униатское духовенство, почувствовали себя в относительной свободе от польской католической шляхты. Венское правительство озаботилось и школьным просвещением населения вновь приобретённого края. И тут встал вопрос, на каком языке вести преподавание? В Вене решили, что будет несправедливо заводить для русских, составлявшим две трети всего населения Галиции, школы с немецким или польским языком обучения, но оказалось, что на русском преподавать нельзя по той простой причине, что никаких учебников на русском языке в Галиции на тот период не существовало. Только после издания в 1790 году в Вене русского букваря стали появляться и русские школы. Галиция того времени не имела никакого литературного, письменного языка, кроме церковно-славянского. А язык народный, язык устной речи значительно отличался от него. В Российской империи к тому времени имелся довольно развитый литературный язык, имелся и свой алфавит - петровская гражданка, но в 18 века не было никаких возможностей воспользоваться этими достижениями России. Ряды духовенства пополнялись как за счёт поповичей, так и детей крестьян, с разрешения помещика. «Русская» наука состояла в домашнем обучении русской грамоте и чтении Псалтыри, Часослова и Св. Писания. Для обучения будущих священников употреблялись и очень редкие печатанные в Вильне, Москве и Киеве буквари. Русские называли себя тогда «русинами» или «россиянами» и считали церковнославянский язык своим литературным языком. |
| Тожество исправлений первоначального перевода Евангелия, Апостола и Псалтыри по указанным спискам показывает, что исправления эти относятся к одной и той же местности и несомннно к одному и тому же времени. Опредленно указать лицо, которое исправляло Евангелие, нельзя. Скорее можно предположить целую школу, которая действовала у нас на Руси в XI вк. Но где? Здесь мы должны обратиться опять к самым спискам. Что они говорят нам о своем происхождении?... Всего естественне на первый взгляд думать, что исправление Евангелия сделано в Киеве, центр древней русской грамотности и духовного просвещения. Но киевских списков Евангелия нет, не дошло до нас, если не считать таковыми Мстиславова и Юрьева Евангелий. Есть списки новгородские (псковский поздний, 1409 г.,) и югозападнорусские, явившиеся где либо в пределах галицко-волынской области. Исправление Евангелия, как и вообще всего Нового Завета, совершено, может быть, именно в некотором расстоянии от Киева, ибо от киевских тружеников, передовых по познанию церковного языка, на первых же порах их дятельности и, главное, на глазах южнославянских наставников трудно ждать такого свободного отношения к только недавнему введенному евангельскому тексту, освященному авторитетом славянских первоучителей свв. Кирилла и Мефодия. А наши исправители видимо не особенно дорожили старинным текстом, – они смело изменяли его: слова, по-видимому, самые обыкновенные в переводе Евангелия не были обеспечены от их покушений; они не колеблясь переводили то, что до тех пор оставалось без перевода) и исправляли там, где им казалось, что перевод не соответствует подлиннику... И так, остаются Новгород и Галицко-волынская область. Здесь могли быть другие на этот счет взгляды и понятия, здесь естественнее предположить более свободное отношение к преданию старинного текста. Где же раньше явилось то исправление Евангелия, о котором наша речь? Списки говорят, по-видимому, за Новгород. Но есть вские данные и за юго-западную Русь. Чудовская Псалтырь XI в. с текстом, подновленным в таком же род, как Евангелие Мстиславово – памятник южно – или югозападнорусский, поздние списки Псалтыри этой же редакции также западнорусские 172 . |
| Поскольку в первом из писем говорилось о желании галичан быть в единстве с римской Церковью, это дало основание украинскому историку М. Чубатому утверждать, что постановка вопроса об унии была результатом инициативы со стороны местного населения . Однако не может вызвать доверие ни объективность Эндре II в описании сложившейся ситуации, ни добровольность принятия решений (в которых Венгрия была крайне заинтересована) в условиях иностранной оккупации . Тезису, выдвинутому М. Чубатым, противоречит свидетельство независимого источника — древнерусской летописи, где под 1214 г. читаем: «Король угорьскыи посади сына своего в Галиче, а епископа и попы прогна, а свое попы приведе латиньскые на службу» . Значение этого свидетельства М. Чубатый попытался ослабить ссылкой на то, что о таких религиозных преследованиях ничего не знает местный источник — Ипатьевская летопись . Следует, однако, учитывать, что летопись Даниила Галицкого была не сводкой погодных записей, а целостным произведением, созданным в момент политического сближения Даниила с Римской курией. Текст летописи во всяком случае свидетельствует о том, что православное духовенство выступило против церковной унии с Римом. Вместе с тем оговорка в письме Эндре II, что галичане, желавшие подчиниться римской Церкви, хотят сохранить свои обряды, указывает на то, что и для тех, кто были готовы пойти на заключение унии, чисто религиозные интересы стояли не на первом плане (при характерной для средневекового человека тенденции отождествлять религию с определенными обрядами). По-видимому, к сторонникам такой унии, как предполагал М. Чубатый , принадлежала та часть галицкого боярства, которая была заинтересована в пребывании на галицком престоле отпрысков венгерской королевской семьи , и эта политическая заинтересованность побуждала ее к положительной реакции на предложения Эндре II. Прочной поддержкой местного населения эта группировка, как показали последующие события, не пользовалась. Письма Эндре II позволяют судить и о том, как реагировала на венгерскую инициативу папская курия. Во втором письме король объяснял, что из-за начавшегося восстания галичан он вынужден отослать обратно приехавшего к нему папского посланца и поэтому сам постарается доставить русских епископов на Латеранский Собор. Очевидно, что именно обеспечение приезда русских епископов на Латеранский Собор и было целью миссии, направленной Иннокентием III ко двору Эндре II. Это обстоятельство лучше, чем какое-либо другое, подтверждает, насколько серьезно отнеслись в Риме к перспективе распространения его юрисдикции на земли Юго-Западной Руси. |
| Снова бежав из заключения на север, Андроник нашел убежище на Руси, у князя Галицкого Ярослава Владимировича. Русская летопись отмечает под 1165 годом: “Прибеже ис Царягорода братан царев кюр (т.е. кир — господин) Андроник к Ярославу у Галич и прия и Ярослав с великой любовью, и да ему Ярослав неколико городов на утешение.” По сведениям византийских источников, Андроник встретил у Ярослава радушный прием, жил в его доме, ел и охотился с ним вместе и даже участвовал в его советах с боярами. Однако, пребывание Андроника при дворе Галицкого князя казалось опасным Мануилу, так как беспокойный родственник последнего вступал уже в сношения с Венгрией, с которой у Византии начиналась война. Мануил в таких обстоятельствах решил простить Андроника, который “с великой честью,” по словам русской летописи, был отпущен Ярославом из Галиции в Константинополь. Получив в управление Киликию, Андроник недолго пробыл на новом месте. Через Антиохию он прибыл в Палестину, где у него разыгрался серьезный роман с Феодорой, родственницей Мануила и вдовой Иерусалимского короля. Разгневанный император отдал приказ ослепить Андроника, который, будучи вовремя предупрежден об опасности, бежал с Феодорой за границу и в течение нескольких лет скитался по Сирии, Месопотамии, Армении, пробыв некоторое время даже в далекой Иверии (Грузии). Наконец, посланцам Мануила удалось захватить страстно любимую Андроником Феодору с их детьми, после чего он сам, не будучи в состоянии перенести этой потери, обратился с просьбой о прощении к императору. Прощение было дано, и Андроник принес Мануилу полное раскаяние в поступках своей прошлой, бурной жизни. Назначение Андроника правителем малоазиатской области Понта, на побережье Черного моря, явилось как бы почетным изгнанием опасного родственника. В это время, а именно в 1180 году, умер, как известно, Мануил, после которого императором сделался малолетний сын его Алексей II. Андронику тогда было уже шестьдесят лет. Такова была в главных чертах биография лица, на которое население столицы, раздраженное латинофильской политикой правительницы Марии Антиохийской и ее любимца Алексея Комнина, возлагало все свои надежды. |
|
|
