| В деле изучения Гуса и гуситства случилось то, что наблюдается обыкновенно при изучении явлений, не переставших иметь ещё жизненное значение 395 , т.е. на нём в усиленной мере отразились партийные интересы и личные взгляды его исследователей. Одни видят в Гусе не более как ересиарха, не отличавшегося ни глубиной мысли, ни искренностью убеждений, фанатика своей национальности, подстрекавшего чернь против немцев, революционера в области государственной и церковной 396 . Другие, отрицая за ним всякое национальное значение, считают его предшественником Реформации, позднее охватившей своим могучим потоком всю Западную Европу, и поставляют его в такие отношения к Виклефу, при которых уничтожается всякая оригинальность и самобытность возбуждённого им движения 397 . Третьи, строго разграничивая характер деятельности Гуса от стремлений других реформаторов, связывают его с идущими из глубины веков преданиями, сохранившимися в народной памяти и учреждениях обычая от времён основания Православной Церкви в Чехии трудами свв. братьев Кирилла и Мефодия, и в возбуждённом им движении видят попытку возвратиться к началам восточного православия 398 . Таким образом, было ли гуситство своеобразным историческим явлением, могшим возникнуть только на почве народной жизни чешского племени, или, лишённое самобытных, оригинальных начал, оно обязано своим возникновением такому чуждому для чехов лицу, каким был Виклеф, – этот важнейший для понимания гуситского движения вопрос решается до сих пор в диаметрально противоположных направлениях, и, очевидно, что основательное решение его весьма зависит от ответа на другой вопрос: в каком отношении стоял Гус к Виклефу? Был ли он только апостолом виклефизма, или в его деятельности можно подметить следы влияний иных и стремление к целям, отличным от Виклефа? Но помимо значения этого вопроса для суждения о целом гуситском движении, решение его имеет ещё более важности для понимания как личности Гуса, так и всей его реформаторской деятельности. Если Гус ничего другого не хотел, как торжества чистого виклефизма, и ни к чему иному не стремился, как к осуществлению того порядка вещей в делах Церкви, какой был проектирован Виклефом, то ясно, что в таком случае не может быть и речи ни относительно оригинальности его личности, ни о самостоятельных исторических его заслугах; как, наоборот, признание, что Гус стоял в своей деятельности на особенной, самобытной почве, выработанной исторической жизнью его народа, ео ipso исключает возможность видеть в нём чистого ученика Виклефа и в возбуждённом им движении чистую виклефию. |
| Представленный вывод из анализа цитат Иустина вполне согласуется со всеми теми внешними свидетельствами, идущими из глубокой древности, какие можно поставить в связь с источником Иустина. Уже относительно ученика Иустина, Татиана, известно, что он составил евангельскую гармонию δι τεσσρων, то есть по четырём евангелистам, каковые, без сомнения, были признаваемы и его учителем. Правда, по замечанию Епифания 389 , некоторые называли его гармонию Евангелием от Евреев, но Феодорит, хорошо знавший δι τεσσρων Татиана и сжёгший более 200 его экземпляров, найденных им в своём округе, описывает его как составленное из четырёх евангелистов только с затаённой коварной целью 390 . Ириней, с похвалой отозвавшийся о сочинениях Иустина 391 , Евсевий, внимательно их читавший и делавший из них длинные выдержки 392 , ни словом не говорят о каком-либо особом евангельском источнике, употребляемом Иустином, считая, очевидно, его цитаты вполне соответствующими тексту тех четырёх Евангелий, какие существовали в христианской Церкви их времени и существуют до сих пор. Гус и Виклеф 393 «Non mihi placet, quod doctor in mala significatione vocat nos Wiklefistos. Ego enim fateor, quod sententias versa, quas Μ.I.Wiklef, sacrae theologiae professor, posuit, teneo, non quia ipse dicit, sed quia scriptura vel ratio infallibilis dicit. Si autem aliquem errorem posuerit, nec ipsum nec quemcunque alium intendo in errore quantumlibet modice imitare». Hus 394 . Одним из важнейших элементов, вошедших в состав гуситского движения, историками считается так называемый виклефизм, т. е. идеи и воззрения, провозглашённые знаменитым английским философом и богословом XIV в., Джоном Виклефом (1324–1387). Общий характер учения этого богослова состоял в том, что, отрицая всякий человеческий авторитет в вещах божественных, он хотел обосновать свою богословскую систему исключительно на свидетельстве Св. Писания и поэтому отвергал не только все нововведения Римской церкви, как позднейшие измышления, сделанные с корыстной целью, но и многие пункты общецерковного учения. |
| Восторг вызывали у него работоспособность немцев, их умение работать с источниками, внимание к тексту, палеографическая подготовка, знание рукописного материала. Сетует Болотов на «книжный голод»: по его словам, он чувствует себя завистливым лакомкой, отделенным крепкой стеклянной дверью от роскошного обеда, и потому всегда злорадствует, если какой-нибудь немец не смог достать искомую книгу. «Словом, читая хорошие работы немецких мейстеров, убеждаешься, что есть на свете слишком много работ, тебе недоступных, где то, что тебя интересует, может быть, уже сделано лучше, чем ты можешь сделать, что, не владея всем относящимся к делу материалом (подразумеваю: доступным другим людям), никак нельзя упускать из виду, что ты подвизаешься, быть может, pro nihilo» (Л. 11 об.). И это пишет Болотов, который имел возможность выписывать немецкие книги через магазины и получать их в течение месяца (см. выше письмо к Д. А. Лебедеву ), статьи которого выходили в свет через 2–3 месяца после сдачи в редакцию и который пользовался библиотеками, комплектовавшимися в то время на вполне европейском уровне! Не советует Болотов Пальмову проводить славянофильские идеи в Европе и нести туда проповедь православия; для русского богослова важнее «innere Mission», а не «Drang nach Westen». «Не скрою, что мне было бы просто жаль, чтобы Вы так серьезно, как Вы пишете, отнеслись к делу «внешней» миссии «в особенности» – между «нашими противниками». Роль Kulturtrâger’a или даже только просветителя немцев насчет славянофильства – едва ли из благодарных, и эта игра, может быть, не стоит свеч, если даже вести ее «главным образом (а почему не «исключительно»?) научно " » (Л. 15–15 об.). В диссертации Пальмова, на взгляд Болотова, нуждается в пересмотре именно его отношение к славянофильству. «Что в ней есть слабого, «соломенного» (не по моему только мнению), так это не совсем порванные связи с корифеями славянофильства, не побежденные остатки старославянофильской точки зрения» (Л. 17). Неверным, по мнению Болотова, является один из главных тезисов Пальмова – что православие было не деятельным факторов гуситского движения, но идеальной целью его сознательных стремлений. |
| Третьим представителем реформационного движения в Богемии, о котором стоит упомянуть, является Матвей из Янова (ок. 1355–1394). Β 1375–1381 гг. он учился в парижском университете, где получил степень магистра искусств. В сочинении Regulae veteris et testamenti он предложил верующим двенадцать правил (4 из Ветхого завета и 8 из Нового завета), которые помогут им защититься от искушений антихриста, «члены» которого, как писал Матвей, «присутствуют постоянно в видимой церкви» 207 . Каждому из правил был посвящен отдельный раздел. Критикуя ханжество и формализм официальной церковной жизни, Матвей предлагал в качестве «противоядия» возвращение к евангельским заповедям в том виде, как они даны в Евангелии, и регулярное причащение. Он посвятил Евхаристии большую часть двух первых и всю пятую книгу своего труда, провозгласив, что ежедневное причастие дает человеку силу противостоять ложным учениям и практикам. Идеи Матвея из Янова, судя по всему, нашли отклик у жителей Праги, о чем свидетельствуют постановления пражского синода 1389 г., запрещавшие мирянам причащаться чаще, чем раз в месяц. Тем не менее, в его сочинении не было ничего противоречащего церковной догматике. Реформаторы XIII в. проповедовали нравственное очищение в рамках существующих церковных практик и институтов и не призывали к их отмене или изменению. 3. Влияние идей Уиклифа и Кутногорский декрет В историографии часто можно встретить утверждения, что основным импульсом к возникновению гуситского движения были идеи Дж. Уиклифа, которые гуситы попытались воплотить в жизнь. На самом деле это не совсем так. Хотя сочинения Уиклифа сыграли важную роль в развитии событий, приведших к появлению массового еретического движения, вряд ли в данном случае стоит говорить о прямом влиянии. Когда в 1380-х годах труды Уиклифа стали известны в пражском университете, они были восприняты в первую очередь как орудие в борьбе с номиналистическими теориями последователей Оккама, крайне популярными в немецких землях. На одной из пражских копий произведений Уиклифа, датируемой этим периодом, имеется надпись (очевидно, оставленная кем-то из студентов): «Ха-ха, немцы, прочь, прочь!». |
| Когда предсказанный конец света в феврале 1420 г. не наступил, это не погасило религиозного пыла, однако «таборитам» требовались средства, чтобы обеспечивать «зилотов» и их семьи, и эти средства можно было добыть только в виде военной добычи. Вскоре в среде радикалов распространилась идея, что Христос уже явился, но тайно, и теперь наступило время отмщения. Избранные, бежавшие в горы, должны получить богатства грешников. Одновременно нашелся и человек, способный использовать эти настроения. Ян Жижка, бывший рыцарь короля Вацлава, сумел не только использовать религиозный энтузиазм своих соратников по Табору для того, чтобы превратить их в дисциплинированную регулярную армию, но и обеспечил ее вооружением и военными машинами, которые можно было изготовить из предметов, имевшихся в крестьянском хозяйстве. Именно армия таборитов была основной силой в сражениях чехов против войск крестоносцев. Со временем в среде таборитов возникают течения, воззрения которых казались слишком радикальными даже их соратникам. Так, Мартин Гуска и его сторонники отрицали реальное присутствие Христа в Евхаристии и считали, что хлеб и вино причастия должны приниматься с почтением, но без литургических формальностей, во время дружеской трапезы. Для большинства таборитов подобные воззрения были столь же неприемлемы, как и для умеренных «чашников», и Гуска в конце концов был казнен по приказу Яна Жижки. 7. Соглашение При всех успехах гуситское движение не переросло в Реформацию. Его слабость проистекала из того же корня, что и его сила: это было чешское национальное религиозное движение, и гуситам так и не удалось путем проповедей или с помощью военной силы таборитов принести свои взгляды в соседние страны. Богемия сама по себе была слишком мала, чтобы стать плацдармом для коренных преобразований в христианском мире. В ситуации, когда общество устало от войны, внутренние противоречия между умеренными «чашниками» и «таборитами» сыграли свою роль. Умеренные гуситы хотели мира и готовы были пойти на примирение с «официальной» церковью при условии соблюдения «четырех пражских статей». Таборитское движение переживало внутренний кризис: за многие годы, в течение которых табориты обеспечивали себя за счет военной добычи, состав его изменился: на смену религиозным энтузиастам с эсхатологическими настроениями пришли профессиональные воины и искатели приключений. Их новый командующий Прокоп Голый, занявший место Жижки после его гибели в 1424 г., не пользовался таким авторитетам, как Жижка, и ему все труднее становилось удерживать вооруженных людей от разного рода эксцессов. |
| —137— жим (в хронологическом отношении) исследованием, известным автору по данному вопросу, является книга Köhler’a: Iohann Huss, der Reformator des XV Jahrhunderts, Eisenach, 1871. Автор не знает даже такого крупного труда по затронутому им вопросу, как исследование J. Loserth’a: Hus und Wiklif (Zur Genesis der husitischen Lehre) Prag. Lpz. 1884, в котором взгляд на тесную зависимость доктрины Гуса от Виклифа раскрыт в высшей степени ярко и документально. Отсюда, у о. Арсеньева, между прочим, в качестве автора, признававшего „особенно сильное влияние на Гуса со стороны Виклефа“ (566 1 ) выступает С.А. Höfler (в своей книге: Magister Joh. Hus und der Abzug der deutschen Professoren und Studenten aus Prag. Prag. 1864), у которого по данному вопросу мы находим лишь несколько самых общих и голословных замечаний. По вопросу об исторических корнях реформаторской деятельности Гуса о. Арсеньев не обнаруживает достаточно широкой осведомленности и в русской научной литературе. Опираясь в своей характеристике доктрины и деятельности Гуса почти исключительно на цитованное исследование Новикова, автор слишком догматически принимает все взгляды этого писателя по упомянутому вопросу, опуская из виду, что отстаиваемый Новиковым взгляд на самобытно-чешское (восточно-православное) происхождение реформаторской деятельности Гуса не раз обсуждался в русской науке, при чем в ряду ученых, с критической осторожностью относившихся к взглядам Новикова, выступали такие лица (как проф. СПб. Дух. Ак. И. Пальмов : Вопрос о чаше в гуситском движении. СПб. 1881, 168 стр. и дал;), которых никак нельзя упрекнуть в том, что они „рабски повторяют ходячие взгляды иностранных историков на Гуса, довольствуясь теми только материалами, на основании которых его светлая личность во многом так унижается и затемняется,... становятся на точку зрения, враждебную православию,... изменяют своему родному славянскому делу“ и т.д. (563 стр.). Другим недостатком работы о. Арсеньева, с точки зре- —138— ния его отношения к вспомогательной научной литературе его темы, является не всегда корректное обозначение им тех ссылок на нее, какие автор берет из вторых рук, по указанию бывших у него в руках пособий. |
| 1 Указание и оценка существующих в литературе взглядов на гуситское движение представлены нами в соч. «Вопрос о чаше в гуситском движении», Спб. 1881 (ср. Введение). 2 Таковы напр.: Круммель (Krummel, Geschichte d. böhmischen Reformation im XV Jahrhundert. Gotha, 1866), Червенка (Czerwenka, Geschichte d. evang. Kirche in Böhmen, Bd. I–II. Bielefeld und Leipzig, 1869), француз Эрнест Дени (Huss et la guèrre des hussites par Ernest Denis. Paris, 1878) и другие старейшие и новейшие исследователи гуситского вопроса (ср. Введение к нашему соч., особ 1-е прим. К 5-й и след. стр.) 3 Возражая в выше цитированном своем сочинении против положения некоторых наших ученых, в особенности Елагина («Об истории Чехии Франца Палацкого» в «Чт. Импер. Общ. ист. и древн. Рос.» 1848 г. стр. 1–44), Новикова («Православие у чехов» в «Чт. Импер. Общ. ист. и древн. Рос.» 1848 г. стр. 1–94; «Гус и Лютер». Москва, 1859 г., т. I–II) и др. (см. во Введении, 1-е прим. 5-й стр. нашего сочинения) о «православии» чешского народа, мы, конечно, не отрицали приводимых ими в защиту своего положения фактов и даже некоторых объяснений их, но высказывались только против крайностей выводов, по которым гуситское движение представляется исконным и вполне сознательным стремлением чехов к православному востоку. Оценивая значение приводимых некоторыми нашими учеными фактов в пользу «православия» чехов до Гуса и в гуситскую эпоху, мы заметили (на стр. 195), что «положение о постоянной живучести в чехах стремления к греко-восточному православию не может быть принято категорически как несомненно доказанная историческая истина... Поэтому, говорили мы, нет, кажется, нужды в достаточно серьезных пока оснований слишком резко отделять чешское реформационное движение от других предшествующих и современных ему религиозно-реформаторских попыток в западно-католическом мире и, в противоположность этим последним, считать его исключительно восточным», хотя, на основании разбора доктрины чешских реформаторов, мы признали его особенным в ряду других западно-европейских реформационных попыток, отличным от них и более всех их приближающимся к идеалу апостольской церкви и след. |
| Общеславянская проблематика, славянские древности разрабатывались в 19 веке, по преимуществу, чешскими и русскими учеными. Самое громкое имя в чешской славистике этой эпохи – Павел-Иосиф Шафарик, который, впрочем, был по происхождению словаком, а писал не только по-чешски, но и по-немецки. Шафарик был поэтом, филологом и историком. Его важнейший труд – «Славянские древности» (1837) послужил отправной точкой для дальнейших исследований славистов. Истоки славянской истории были выведены Шафариком из области легенд и мифов, и поставлены на твердую почву достоверных, документально подтверждаемых, фактов, при этом, ранняя история славян представлена у него в контексте взаимоотношений славян со скифами, сарматами, германцами, кельтами, финноязычными народами. Уже в самый год появления этого труда на чешском языке, в России вышел его частичный перевод, полный перевод опубликован был в 1848 г. друзьями и учениками Шафарика были первые русские слависты – Бодянский, Срезневский, Григорович. Современник Шафарика, чешский политический деятель Ф. Палацкий опубликовал, вначале, на немецком, а потом на чешском языке 5-томную «Истории Чехии». В этом монументальном исследовании история чешского государства и народа представлена во взаимоотношениях с историей Германии и славянских стран. Палацкий выделяет эпоху Яна Гуса и гуситских войн, как один из важнейших моментов в истории борьбы чешского народа за свою национальную независимость и религиозную свободу. Громкую известность приобрели многочисленные оригинальные труды и переводы чешского ученого и общественного деятеля В. Ганки, в основном, посвященные славянской филологии. Впрочем, в академических кругах, его репутация пострадала из-за, выполненных им по патриотическим мотивам, литературных мистификаций, которые не вполне корректно были квалифицированы в этой среде, как фальсификации древних памятников. Во второй половине 19 века наиболее значительными чешскими славистами были К. Иречек, В. Кржыжек, И. Первольф. К этой же эпохе относятся труды сербских историков Крстича, Дучича, П. Сречковича, хорвата И. Кукулевича-Сакцинского, Ф. Рачкого, С. Любича, болгарских ученых – архимандрита Неофита и Златарского. С историографической и этнографической тематикой соприкасаются отдельные труды крупнейших филологов-славистов, словенца Ф. Миклошича и хорвата И. В. Ягича. |
| М., 1978. С. 203-208; Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978. С. 197-204; Андреев М. Л. Время и вечность в «Божественной Комедии»//Дантовские чтения. 1979. С. 156-212; Бэлза И. Ф. Некоторые проблемы интерпретации и комментирования «Божественной Комедии»//Там же. С. 34-73; он же. Дантовские отзвуки «Медного Всадника»//Там же. 1982. С. 170-182; Anderson W. Dante the Maker. L.; Boston, 1980; Boyde P. Dante Philomythes and Philosopher: Man in the Cosmos. Camb., 1981; Nardi B. Dante e la cultura medievale. R., 1983; Илюшин А. А. Над строкой «Божественной Комедии»//Дантовские чтения. 1985. С. 175-234; Шичалин Ю. А. О некоторых образах неоплатонического происхождения у Данте//Западноевроп. средневек. словесность. М., 1985. С. 98-100; Лотман Ю. М. Заметки о художественном пространстве//Труды по знаковым системам. Тарту, 1986. Вып. 19. С. 25-43; Асоян А. А. Данте и русская литература 1820-1850-х гг. Свердловск, 1989; он же. «Почтите высочайшего поэта…»: Судьба «Божественной Комедии» Данте в России. М., 1990; Доброхотов А. Л. Данте Алигьери. М., 1990; Хлодовский Р. И. Анна Ахматова и Данте//Дантовские чтения. 1993. С. 124-147; Зелинский Ф. Ф. Гомер - Вергилий - Данте// Он же. Из жизни идей. М., 1995. Т. 4: Возрожденцы. Вып. 1. С. 58-79; Иванов В. И. Из черновых записей о Данте//Вячеслав Иванов: Мат-лы и исслед. М., 1996. С. 7-13; Тахо-Годи Е. А. Данте и К. К. Случевский//Дантовские чтения. 1996. С. 69-94; Шишкин А. Б. Пламенеющее сердце в поэзии Вячеслава Иванова и дантовское видение «Благословенной жены»//Там же. С. 95-114; Мережковский Д. С. Данте. Томск, 1997; Ауэрбах Э. Данте - поэт земного мира. М., 2004; Сергеев К. В. Театр судьбы Данте Алигьери: Введ. в практическую анатомию гениальности. М., 2004; Элиот Т. С. Данте. Что значит для меня Данте// Он же. Избранное. М., 2004. Т. 1/2: Религия, культура, литература. С. 296-315. А. Л. Доброхотов Рубрики: Ключевые слова: ИЕРОНИМ ПРАЖСКИЙ (ок. 1378 или 1380 - 1416), чеш. мыслитель, один из лидеров гуситского религиозно-политического движения за реформу Римско-католической Церкви ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ (1452 - 1519), итал. живописец, рисовальщик, естествоиспытатель, инженер и фортификатор, теоретик искусства и литератор, выдающийся представитель европ. Ренессанса и один из основоположников искусства Высокого Возрождения МАЛЬБРАНШ Никола (1638 - 1715), франц. религ. мыслитель, один из классиков философии Нового времени, представитель картезианства, главный теоретик окказионализма |
| 896. Эта мысль, вкоротке указанная в первой главе (соч. «De origine ecclesiasticae potestatis»), подробно раскрывается в следующих главах того же сочинения. 16 Виклеф родился в 1321 году, образование получил в оксфордском университете, где занимался по преимуществу философией и богословием, – по окончании курса был сделан преподавателем университета и оставался в этом звании до 1382 года, после чего удалился в приход Люттерворт, где и умер в 1334 году, в мире с церковью. Оппозиция Виклефа римской церкви вызвала со стороны этой последней энергичные репрессивные меры. В 1378, по поручению папы, извлеченные из сочинений Виклефа 19 положений были признаны еретическими; тоже повторилось и на лондонском соборе 1382 года, где также были осуждены 21 положения из сочинений Виклефа (преимущественно о пресуществлении) и где кроме того приговорили его к изгнанию из Оксфорда. – Источники и пособия для характеристики религиозно-реформаторской деятельности Виклефа: Ioannis Wiclefi Dialogorum libri quatuor. 1763 г.; Neander, Allgem. Gesch. d. christl. Relig. u. Kirche. Bd. IX; Gieseler, Kirchengeschichte II, Abth. 3. S. 334 u. f; Lechler, Johann von Wiclif und die. Vorgeschichte der Reformation. Bd. I–II. Leipzig. 1873; Иеер. и некоторые другие сочинения. 17 Главная и существенная цель сделанного Виклефом перевода Библии на национальный язык состояла в том, чтобы дать возможность читать слово Божие не только мирянам, для которых Библия совсем была закрыта, но и духовным, которым также она мало была знакома. 27 Говорить, что Христос был нищим, – это величайшие, по мнению Виклефа, хула и очевиднейшая ересь (Dial. IV, 270; ср. IV, с. 28–29, р. 265). 29 Возможно ли спасение детей, не получивших крещения, или нет, – об этом Виклеф не высказывается определенно (Dial. IV, 217 sq.) 33 Следуя букве Писания, Виклеф запрещал, например, употреблять клятву, ведение войн и осуждать людей на смертную казнь, а священникам советовал вести апостольскую жизнь, так чтобы и по внешности она была подражанием примеру Христа и Его апостолов. 34 Оно весьма обстоятельно и вполне научно разъяснено в исследовании автора: «Гуситское движение. Вопрос о чаше в гуситском движении», СПб. 1881 г. ред. Читать далее Источник: Пальмов И.С. Религиозно-реформаторские идеалы французской оппозиционно-либеральной партии начала XV века и отношение их к религиозно-реформаторским тенденциям Виклефа//Христианское чтение. 1881. 7-8. С. 205-236. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
|
|
