| Разделы портала «Азбука веры» ( 9 голосов: 4.2 из 5) III. Bocnumahue нравственное Вообще весь тон воспитательной обстановки был необыкновенно суровый и, что всего хуже, в высшей степени низменный. Но нравственно-педагогический элемент был даже ниже физического. Начну с взаимных отношений родителей. Как я уже упоминал, отец мой женился сорока лет на девушке, еще не вышедшей из ребяческого состояния. Это был первый и главный исходный пункт будущих несогласий. Затем отец принадлежал к старинному дворянскому роду (Затрапезный – шутка сказать!), а мать была по рождению купчиха, при выдаче которой замуж вдобавок не отдали полностью договоренного приданого. Ни в характерах, ни в воспитании, ни в привычках супругов не было ничего общего, и так как матушка была из Москвы привезена в деревню, в совершенно чуждую ей семью, то в первое время после женитьбы положение ее было до крайности беспомощное и приниженное. И ей с необыкновенною грубостью и даже жестокостью давали чувствовать эту приниженность. В особенности донимали ее на первых порах золовки, которые все жили неподалеку от отцовской родовой усадьбы и которые встретили молодую хозяйку в высшей степени враждебно. А так как все они были «чудихи», то приставания их имели удивительно нелепые и досадные формы. Примутся, например, без всякой причины хохотать между собой и при этом искоса взглядывать на матушку. Или, при появлении ее, шепчут: «Купчиха! купчиха! купчиха!» – и при этом опять так и покатываются со смеха. Или обращаются к отцу с вопросом: «А скоро ли вы, братец, имение на приданое молодой хозяюшки купите?» Так что даже отец, несмотря на свою вялость, по временам гневался и кричал: «Язвы вы, язвы! как у вас язык не отсохнет!» Что же касается матушки, то она, натурально, возненавидела золовок и впоследствии доказала не без жестокости, что память у нее относительно обид не короткая. Впрочем, в то время, как я начал себя помнить, роли уже переменились. Командиршею в доме была матушка; золовки были доведены до безмолвия и играли роль приживалок. |
| 21 сент. 1761 г. приговоренные к смерти иезуиты были сожжены на костре. Дипломатические отношения между Папским престолом и Португалией прервались на несколько десятилетий, попытки К. восстановить их встретили сопротивление со стороны Помбала: даже папское послание, направленное кор. Жозе I по случаю рождения сына, было возвращено в Рим нераспечатанным. Отношения Папского престола с франц. властями, испорченные делом иезуитов, в дальнейшем переросли в борьбу за верховенство в католич. Церкви Франции. С одобрения К. Конгрегация инквизиции в апр. 1763 г. осудила пастырское послание Франсуа де Фитц-Джеймс, еп. Суасона, содержавшее положения янсенизма, однако Парижский парламент отказался регистрировать данное решение, без чего оно не имело во Франции юридической силы. В то же время противодействие попыткам папы сместить епископа Суасона оказал и кор. Людовик XV, 6 июня 1763 г. он отправил папе письмо, в к-ром заявил о недопустимости подобных действий без совета с ним или его министрами. Однако К. в переписке с королем и епископами настаивал на недопустимости вмешательства светской власти во взаимоотношения между католич. епископатом и папой Римским как главой католич. Церкви. Причиной следующего столкновения между Францией и Папским престолом стали выборы Льежского архиепископа: поддержанный королем кандидат получил меньшинство голосов каноников Льежского капитула, и К. утвердил архиепископом Шарля Никола Александра д " Ультремона, за к-рого проголосовало большинство каноников. Конфликт между папой и королем привел к усилению галликанских настроений во Франции, к-рых теперь придерживался не только Парижский парламент, но и королевский двор. В 1764 г. парламенты предписали иезуитам отказаться от обета послушания папе Римскому и принести клятву верности французскому королю. Не желая вступать в конфликт с парламентами в период Семилетней войны, кор. Людовик XV решился одобрить принятые ими постановления против иезуитов и 1 дек. 1764 г. подписал эдикт о прекращении деятельности ордена на территории Франции, но позволил остаться в стране тем иезуитам, которые захотели выйти из ордена и перейти в состав диоцезального (секулярного) клира. |
| И хотя подруги были с разными убеждениями, но это предложение встретили единогласно. Рейтинг: 9.8 Голосов: 1623 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Мария 10 ноября 2021, 12:41 Страшно осознавать что такие браки есть в нашем мире. Помню у меня был сосед, сама любезность, едешь в лифте, а он сына лет 4 по голове гладит, жене дифирамбы дорогая. Никогда не подумаешь что он тиран, а дома он превращался в монстра, его жена была беременная на шестом месяце и под глазами синяки. Он бил и жену и ребенка своего. Жуткое зрелище, а когда вызывали полицию она кричала что он ее не бьет, но все слышно, он жил на шестом а я на пятом этаже. А такой муж больше входит во вкус. Постоянное чувство страха. Катерина 10 октября 2021, 15:08 Елене, вполне себе представляю, т.к. моей подруги таких начальников штук 6. Наблюдала их поведение у нас в З. Европе (случайно, в отеле) - отвратительное зрклище. Претерпевает (у нее мама тяжелая инвалид, нужны памперсы кажлый день). Когда 50+ исполнилось, то уже просто так работу не швырнешь в лицо начальству. Елена 9 октября 2021, 20:05 Сестры, представьте, что Арчил - это ваш начальник на работе. Вы бы стали терпеть на работе такое скотское к себе отношение? Терпеть унижения - себя прекратить уважать. Ничто его не оправдывает. Так с женщиной обращаться нельзя, с друзьями своими пусть так взаимодействует, они ему быстро на выход укажут. Женщине бы книгу о выстраивании личных границ почитать и тренинг о любви к себе пройти. Не сторонница мистических историй, но в жизни бывает всякое. То, что мне Господь позволил увидеть моими глазами во время исповеди, позволяет и случай в рассказе принять за правду. Бывает по-всякому. Е 7 октября 2021, 18:38 Владимиру - о морали этого рассказа. Мораль заключается в том, что душа покойного остро нуждается в милосердии и молитвенной поддержке. Душа уже понимает, какая участь её ждет, она в страхе и трепете, за свою прожитую жизнь и этот вопль - последнее, что ей позволено на земле. Это не на пустом месте, а из опыта. Поверьте, это реальность, это из пережитого подобного события. Когда очень хочется высказаться о греховной жизни покойного, лучше заткнуться - и помолиться об упокоения его души. |
| Когда дело было уже фактически налажено и даже устроено частным образом несколько заседаний, Бурдах обратился к ректору с официальным заявлением о возникшем Обществе и, представляя выработанный членами его проект устава, просил исходатайствовать Обществу формальное разрешение на существование. Однако для этого неожиданно встретились большие затруднения – и попытка основания первого учёного Общества при Дерптском университете закончилась полной неудачей. Прежде всего, учреждение Общества вызвало протест со стороны некоторых профессоров, руководившихся при этом соображениями исключительно формального и личного характера. По заведённому в университете порядку проект до утверждения через попечителя министром подлежал одобрению университетского совета. Когда же ректор циркулярно предложил членам совета рассмотреть представленный Бурдахом устав медицинского Общества, большинство голосов высказалось против, так как профессора обиделись на то, что Бурдах действовал помимо их; в результате Бурдах получил уведомление от ректора, что Совет, согласно предложению профессоров Гута и Ледебура, дозволил лишь ведение обыкновенных «диспутаторий и конверсаторий» по медицинским вопросам вне лекций, и то при условии, что ректор во всякое время может посетить эти собрания для контроля над характером и направлением этих бесед. Такой ответ Бурдаху показался оскорбительным – он счёл это за недоверие и даже посягательство на свои профессорские права: профессор и без того имеет право вести всякого рода научные собеседования, не испрашивая с этой целью каждый раз особого на то разрешения от университетского совета. Итак, «профессор пойдёт на лекции к своему товарищу, чтобы узнать, соответствует ли она его воззрениям, и если нет – то сделает на товарища донос!?» – писал Бурдах в своём ответе ректору; находя такое стеснение профессорской научной и общественной деятельности унижением достоинства университета и симптомом его падения, Бурдах не только отказался от своего желания учредить медицинское Общество, но заявил, что прекращает и преподавание до тех пор, пока вся корпорация университета не выразит своего негодования за нанесённое профессорами Гугом и Ледебуром оскорбление… Более удачным и прочным оказалось другое учреждение, возникшее с той же целью через два года – (в 1814 г.) – Общество «Academische Musse». |
| — Парень, не ори! Война вами проиграна. И скажи спасибо, что ты наткнулся на нас. Другие бы тебя пристрелили как собаку. Парень ошалел от этой выволочки на родном языке и действительно затих. Что с ним стало дальше, неизвестно. Возможно, он уцелел и прожил свой век добропорядочного бюргера. Может, и сейчас жив. Путь на Прагу Во время марша на Прагу танковой армии Рыбалко, в которой служил Кирилл Васильевич, 4 или 5 мая на дороге он встретили людей в полосатых робах. Колонна остановилась. Раздались приветствия на разных языках. Оказалось, это были заключенные из концлагеря, который был брошен сбежавшей охраной. Лагерники ничего не ели в течение последних нескольких дней. Советские воины от души поделились с ними провизией и только одного не учли — не проконтролировали ее потребление. Некоторые заключенные с жадностью набросились на еду и почти немедленно скончались. В Праге В Праге Кирилл Васильевич увидел, как чехи выгнали из домов всех немцев (преимущественно стариков, женщин и детей) и погнали их к старой чешско-немецкой границе: «Питайтесь, как хотите, добирайтесь, как можете». В числе прочих были и инвалиды. На всю жизнь Кирилл Васильевич запомнил сцену, как к красавице-немке с великолепной прической подскочила чешка со шваброй и стала елозить щеткой по волосам. Ещё запомнил, как чехи заставили пленных немецких штабистов, преимущественно пожилых (им было за 50, за 60 лет), босиком работать на очищении пражских улиц от баррикад и завалов. Вокруг — стекла и осколки. Кирилл Васильевич не выдержал, подошел к чеху, командовавшему расчисткой, и сказал: «Что вы делаете? Много ли они так наработают? Зачем вам инвалиды?» А чех ему в ответ: «А вы знаете, как они над нами издевались и нас мучили?..» Кириллу Васильевичу такая «логика» была чужда и непонятна. Рейтинг: 9.9 Голосов: 775 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Фотиния 18 марта 2022, 09:25 В Праге. Они совсем другие люди. Не удивительно, что нас не понимают во всем мире и поэтому боятся и ненавидят. Спасибо за рассказы. |
| Голос Потапова по «Классификации голосов» был определён как «глухой с потрескиванием». Всё так же свесясь вниз головой, Нержин приязненно смотрел на грубовато высеченное лицо Потапова. В очках он казался не старше своих сорока пяти лет и имел ещё вид даже напористый. Но когда он очки снимал — обнажались глубокие тёмные глазные впадины, чуть ли не как у мертвеца. — Но мне неловко, Андреич. Ведь я вам ничего подобного подарить не смогу, у меня рук таких нет… Как вы могли запомнить мой день рождения? — Ку-ку, — ответил Потапов. — А какие ж ещё знаменательные даты остались в нашей жизни? Они вздохнули. — Чаю хотите? — предложил Потапов. — У меня особая заварка. — Нет, Андреич, не до чаю, еду на свидание. — Здорово! — обрадовался Потапов. — Со старушкой? — Ага. — Да не генерируйте вы, Валентуля, над самым ухом! — А какое право имеет один человек издеваться над другим?.. — Что в газете, Андреич? — спросил Нержин. Потапов, щурясь с хохлацкой хитрецой, посмотрел вверх на свесившегося Нержина: Британской музы небылицы Тревожат сон отроковицы. Эти наглецы утверждают, что… Тому уже шёл четвёртый год, как Нержин и Потапов встретились в гудящей, тревожной, избыточно переполненной, даже в июльские дни полутёмной бутырской камере второго послевоенного лета. Там скрещались тогда пёстрые жизни и непохожие пути. Очередной тогдашний поток был — из Европы. Проходили камеру новички, ещё уберегшие крошки европейской свободы. Проходили камеру ядрёные русские пленники, едва успевшие сменить германский плен на отечественную тюрьму. Проходили камеру битые калёные лагерники, пересылаемые из пещер ГУЛага на оазисы шарашек. Войдя в камеру, Нержин вполз чёрным лазом под нары по-пластунски (так они были низки), и там, на грязном асфальтовом полу, ещё не разглядясь в темноте, весело спросил: — Кто последний, друзья? И глухой надтреснутый голос ответил ему: — Ку-ку! За мной будете. Потом день ото дня, по мере того, как из камеры выхватывали на этап, они передвигались под нарами «от параши к окну», и на третьей неделе перешли назад «от окна к параше», но уже на нары. И позже по деревянным нарам двигались снова к окну. Так спаялась их дружба, несмотря на различие возрастов, биографий и вкусов. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 9 голосов: 4.2 из 5) Оглавление Глава XXXIII – Я не лгал вам, – ответил я после нового молчания, во время которого чувствовал себя, как оступившийся во тьме и теряющий равновесие. Ничто нельзя было изменить в этом моменте. Биче дала тон. Я должен был ответить прямо или молчать. Она не заслуживала уверток. Не возмущение против запрета, но стремление к девушке, чувство обиды за нее и глубокая тоска вырвали у меня слова, взять обратно которые было уже нельзя. – Я не лгал, но я умолчал. Да, я не был один, Биче, я был свидетелем вещей, которые вас поразят. В лодку, неизвестно как появившись на палубе, вошла и села Фрези Грант, «Бегущая по волнам». – Но, Гарвей! – сказала Биче. При слабом свете фонаря ее лицо выглядело бледно и смутно. – Говорите тише!.. Я слушаю. Что-то в ее тоне напомнило мне случай детства, когда, сделав лук, я поддался увещаниям жестоких мальчишек – ударить выгибом дерева этого самодельного оружия по земле. Они не объяснили мне, зачем это нужно, только твердили: «Ты сам увидишь». Я смутно чувствовал, что дело неладно, но не мог удержаться от искушения и ударил. Тетива лопнула. – Это соскользнуло, как выпавшая на рукав искра. Замяв ее, я рассказал Биче о том, что сказала мне Фрези Грант; как она была и ушла… Я не умолчал также о запрещении говорить ей, Биче, причем мне не было дано объяснения. Девушка слушала, смотря в сторону, опустив локоть на борт, а подбородок в ладонь. – Не говорить мне, – произнесла она задумчиво, улыбаясь голосом. – Это надо понять. Но отчего вы сказали? – Вы должны знать отчего, Биче. – С вами раньше никогда не случалось таких вещей?.. – спросила девушка, как бы не слыша моего ответа. – Нет, никогда. – А голос, голос, который вы слышали, играя в карты? – Один-единственный раз. – Слишком много для одного дня, – сказала Биче, вздохнув. Она взглянула на меня мельком, тепло, с легкой печалью; потом, застенчиво улыбнувшись, сказала: – Пройдемте вниз. Вызовем Ботвеля. Сегодня я должна раньше лечь, так как у меня болит голова. А та – другая девушка? Вы ее встретили? |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 28 голосов: 3.9 из 5) Оглавление Яблоки Гесперид (двенадцатый подвиг) Самым трудным подвигом Геракла на службе у Эврисфея был его последний, двенадцатый, подвиг. Геракл должен был отправиться к великому титану Атласу, который держит на плечах небесный свод, и достать из его садов, за которыми смотрели дочери Атласа Геспериды, три золотых яблока. Яблоки эти росли на золотом дереве, выращенном богиней земли Геей в подарок Гере в день ее свадьбы с Зевсом. Чтобы совершить этот подвиг, нужно было прежде всего узнать путь в сады Гесперид, охраняемые драконом, никогда не смыкавшим глаз. Никто не знал пути к Гесперидам и Атласу. Долго блуждал Геракл по Азии и Европе, прошел все страны, которые проходил раньше по пути за коровами Гериона; всюду Геракл расспрашивал о пути в сады Гесперид. Пришел Геракл на самый крайний север, к вечно катящей свои бурные, беспредельные воды реке Эридану. На берегах Эридана с почетом встретили сына Зевса прекрасные нимфы и дали ему совет, как узнать путь в сады Гесперид, Геракл должен был напасть врасплох на морского вещего старца Нерея, когда он выйдет на берег из морской пучины, и узнать у него путь к Гесперидам; кроме Нерея, никто не знал этого пути. Геракл долго искал Нерея. Наконец, удалось ему найти старца на берегу моря. Геракл напал на морского бога. Трудна была борьба с ним. Чтобы освободиться от железных объятий Геракла, Нерей принимал всевозможные образы, но не выпускал его герой. Наконец, он связал утомленного Нерея, и морскому богу пришлось, чтобы получить свободу, открыть Гераклу тайну пути в сады Гесперид. Узнав эту тайну, сын Зевса отпустил морского старца и отправился в далекий путь. Опять пришлось ему идти через Ливию. Здесь встретил он великана Антея, сына Посейдона, бога морей, и богини земли Геи. Антей заставлял всех путников бороться с ним и всех, кого побеждал в борьбе, немилосердно убивал. Великан потребовал, чтобы и Геракл боролся с ним. Нельзя было победить Антея в единоборстве, не зная тайны, откуда великан получал во время борьбы все новые и новые силы. Тайна же была такова: когда Антей чувствовал, что начинает ослабевать, он прикасался к земле, своей матери, и обновлялись его силы; он черпал их у матери, великой богини земли. Но стоило только оторвать Антея от земли и поднять его на воздух, как исчезали его силы. Долго боролся Геракл с Антеем, несколько раз он валил его на землю, но только прибавлялось силы у Антея. Вдруг во время борьбы поднял могучий Геракл Антея высоко на воздух; иссякли силы сына Геи, и Геракл задушил его. |
| - Ваши поездки были связаны с риском? - Да, особенно в начале. Раз вообще влетели в перестрелку. Резко развернули машину, в лесополосу въехали и там пережидали боевое искушение. Не знаю, кто это был, отступающие или наступающие, наши или те... Впрочем, какая разница? Второй раз мы здесь с местными разбирались. Тут у нас действительно было несколько группировок, которые, называя себя патриотами и защитниками, на самом деле являлись своего рода махновцами, с грабительскими наклонностями и желаниями. На перекрестке с ними встретились, неприятный был разговор, на повышенных тонах, страшновато было. Ну а потом все-таки мой подрясник вкупе с молитвой сработали. Ополченцы всегда помогали, всегда шли нам навстречу. Как, в принципе, и российская таможня. Но там одни с сочувствием относились, с пониманием, а другие с подозрением: мол, вы там будете наркотики синтезировать из анальгина или валокордина. И все же, еще раз скажу, эти полтора года показали, что люди-то у нас хорошие. И, что бы там ни говорили, сердечко-то у каждого есть, просто оно под спудом греха, бывает, обретается. Но все равно, куда ее денешь, совесть-то? Она пробьется и прорастет. - Следя за событиями в Донбассе, общаясь с людьми, живущими там, я не раз восхищалась их оптимизмом, крепостью духа, способностью не просто выживать любой ценой, а достойно жить среди всего этого... А что помогает духом не падать? - Люди впервые в своей жизни почувствовали, что они не зависят от «толерантного» Киева, что они сами могут что-то сделать. У нас - такого никогда в жизни не было! - мусор убирается: блокада, бензин дорогущий, а город чистый, все подметено, все убрано. И Луганск тоже чистый город. Люди поняли, что все от них зависит. Не все, но большинство поняло. И пьянства меньше стало на порядок. Люди поняли, что друг другу нужны; что сосед - это не тот, кто тебя разбудил ночью, потому что начал что-то прибивать там у себя; сосед - это тот, кто может и помочь. Особенно это чувствовалось летом 2014го, когда людей не было в городе, когда очень беспокойно было. Вы знаете, реально страшно... И я не сразу понял, почему. Оказалось, потому, что детей вокруг не было, не было слышно их смеха и голосов. Как только люди начали возвращаться, как только зазвенели детские голоса в нашем городе... тут слезы на глазах. Детишки в песочнице появились! Вот они вернулись, значит, жить будем. Значит, Господь на нас смотрит не только как на непробудных грешников. |
| Достоевский показывает: а кто может принять Христа, если общество-то больное? Ну и, конечно же, вершина творчества писателя – «Братья Карамазовы», с главнейшим вопросом: где есть спасение – в миру, в Церкви или между миром и монастырем, как у Алеши Карамазова? Но это незавершенное произведение, потому что в нем фигурируют три брата и, по замыслу Достоевского, каждому из них должен был быть посвящен роман, а в целом это должна была быть трилогия. И, соответственно, в каждом из этих романов предполагалась доминирующая идея. В написанном романе доминирует Иван Карамазов, с его рационализмом, рассудочным сознанием. Во втором – Дмитрий Карамазов, со своими страстями. Третий роман должен был быть об Алеше и духовном развитии и его самого, и общества, и других героев, и читателя. Понимаете, вопрос даже не в том, что читать, вопрос – как читать. Потому что у каждого писателя мы можем найти произведения очень сильные и очень слабые. Это естественно: каждый человек способен на взлеты и падения, ошибки и достижения. Конечно, чтобы в какой-то степени сократить время на поиск нужных произведений, лучше попросить совета у наставника, у учителя, у преподавателя, что нужно почитать. Но повторяю: у каждого писателя мы можем найти совершенно замечательные произведения, но самое главное – как мы их будем читать. Рейтинг: 9.5 Голосов: 444 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Дмитрий 28 марта 2018, 10:59 Благодарность за интересный текст. В литературе светской путеводители нужны не меньше, чем в литературе духовной. Andrey Svetlako 2 июня 2016, 15:00 Не смог промолчать... Владимир: #Единственная ремарка: слова " Народ безмолвствует " в " Борисе Годунове " не принадлежат перу Пушкина. Их вставил Державин, будучи цензором. Уважаемый Владимир! Будьте аккуратнее и вдумчивее в распространении того, что встретили в Интернете. Ваша " ремарка " напичкана столькими несуразностями, что диву даешься их концентрации. Во-первых, Державин благословил Александра Сергеевича " в гроб сходя " , что случилось с ним в 1816 г. Написан же Борис Годунов был в 1825-м... Во-вторых, цензором Державин не был никогда! В-третьих, помогал готовить рукопись к публикации Пушкину тоже поэт (как Державин), но по фамилии Жуковский. В-четвертых, фраза " Народ безмолвствует " принадлежит перу не Пушкина, и не Жуковского, а историку Карамзину, памяти которого и посвящено первое издание Бориса Годунова. В-пятых, Пушкин сам принимал участие в самой окончательной верстке первого издания в 1830-м и не мог без собственного согласия заменить исходную концовку Народ: " Да здравствует царь Дмитрий Иванович! " на ремарку (Народ безмолвствует). Слишком принципиальна замена! И нет в его письмах или воспоминаниях о нем авторской ярости по отношению к такой важнейшей " подмене смысла " , а ведь даже по отношению к другим - значимым с одной стороны и по-настоящему чужеродным с другой стороны - цензурным редакциям горячекровный Пушкин всегда прямолинеен и ... руглив! |
|
|
