| Христианизация идет от правящего слоя Руси по нисходящей к социальным низам; от крупных городов к менее значительным, а затем к селам и деревням: от славянских поселений - к стойбищам туземных племен. Распространение новой религии встречает отчаянное сопротивление язычников и нередко терпит досадные поражения, которые проявляются в убийствах священников, в сжигании или разрушении церквей и монастырей. Подавляющее большинство удельных князей скорее ведомы алчностью и тщеславием, нежели любовью к ближнему; многие сохраняют скрытое многоженство и не гнушаются подлых убийств. Но все же к XIII-мy веку жители Киевской Руси и сопредельных с ней княжеств становятся преимущественно православными, а Русская земля приобщается к Византии в качестве дальней окраины христианского мира. Третий этап начинается вместе с татаро-монгольским нашествием. Облик военной знати радикально меняется. Степняки-кочевники, прирожденные охотники-добытчики, включают Русь в состав Золотой Орды. Новые правители не сверяют свои поступки и решения с христианскими заповедями; у них своя религия, своей стиль жизни, свои порядки и правила. Все те, кто в эти правила не вписываются, просто гибнут под копытами конницы или отправляются на невольничьи рынки. Интенсивность культурных контактов русичей с Византией стремительно идет на спад. Однако эти контакты не прерываются окончательно. Если великие князья, в качестве управляющих уездами, вынуждены систематически выказывать свое почтение ордынским ханам, то иерархи православной церкви, монахи-странники продолжают посещать другие епархии константинопольского патриархата и даже бывать в самом Царьграде. Центр религиозной жизни Руси смещается на северо-восток; в лесах легче укрываться от внезапных набегов татар. Подспудно в толще угнетенного народа формируются выдающиеся личности, которых уместно назвать строителями св. Руси. Они верят, что землям, включенным в волжско-окский треугольник, предназначено великое будущее, а божественная правда способна превозмочь любое насилие, чинимое в бренном мире. Необходимо признать, что эти люди оказались чрезвычайно прозорливы. Золотая Орда слабеет из-за бессчетных внутренних распрей, а Московия медленно прорастает сквозь пепел разоренного Владимирского княжества и обретает политический суверенитет, не выиграв ни одного сражения с ордынскими ханами. |
| Антон Анатольевич Горский Заключение Анализ развития московско-ордынских отношений за два с лишним столетия позволил прийти к следующим выводам. Необходимо внести существенные уточнения в такие устоявшиеся понятия, как «поддержка Ордой Москвы» и «борьба за свержение ордынского ига» В последние два десятилетия XIII в. молодое Московское княжество пользовалось, вместе с рядом других, поддержкой одного из двух соперничающих правителей Орды – Ногая – против княжеств, ориентировавшихся на сарайского хана. В начале XIV в., после восстановления единовластия в Орде, московские князья до 1317 г. не пользовались ханским благоволением, а в 1322–1327 гг. вновь лишились его. Затем последовал 30-летний период, когда Орда лояльно (за единичными исключениями) относилась к деятельности правителей Московского княжества. Этот отрезок времени, безусловно, многое дал в плане накопления экономического и политического потенциала Москвы. Можно сказать, что традиционная ордынская политика недопущения чрезмерного усиления кого-либо из вассальных правителей, политика, не позволившая в первой половине XIV в. усилиться Твери (а еще ранее, в Юго-Восточной Руси – Брянску), в данном случае дала сбой. И последовавшие затем попытки отнять великое княжение владимирское у московского князя не дали результата ни в условиях «замятии» в Орде, ни при наличии в ней относительно сильного правителя – Мамая. А Тохтамышу пришлось фактически признать верховенство Москвы в северных и восточных русских землях как необратимую реальность. Для последующего времени само понятие «поддержка Ордой Москвы» не имеет смысла (Едигей оказывал помощь против Литвы на союзнической основе, в 1431–1432 гг. оба претендента на великокняжеский стол были представителями московского дома). Что касается борьбы за освобождение, то следует констатировать, что сознательная борьба за ликвидацию сюзеренитета ордынского хана – «царя» – не прослеживается вплоть до княжения Ивана III (это относится не только к Москве, но и к другим северным русским землям). Ранее можно говорить об актах сопротивления представителям иноземной власти, о случаях неподчинения князей ханской воле, о конфронтации с Ордой, возглавляемой узурпаторами, об обороне своих территорий от ордынских войск (в том числе в некоторых случаях – и во время походов законного правящего «царя») – но за всем этим не стояло стремление полностью покончить с зависимостью. |
| Но в 1321 году Дмитрий ездил в Орду и получил от Узбека великое княжение Владимирское, обойдя московского соперника: летопись подчеркивает, что Узбек в то время «почитал» Дмитрия, который постоянно бывал в Сарае. С другой стороны, мы узнаем, что именно во время сношений Гедимина с папством и его переговоров с орденом (или чуть позже) хан Узбек посылал русских князей против литовцев, и они «много зла сотворили Литве и вернулись в Орду с многими пленниками». Теперь ясно, почему литовский великий князь порвал переговоры с папскими легатами («буду занят с татарами») и занялся утверждением своего зятя на владимирском великокняжеском престоле: контакты с папой и дипломатические отношения с Ордой взаимно исключали друг друга. В течение XIV века Литва стояла перед гедиминовской дилеммой. Присоединение русских княжеств, постепенно перешедшее в замысел объединить все территории Киевской Руси в Литовском государстве, подразумевало религиозную и идеологическую ориентацию на Византию и требовало определенного подхода, военного или дипломатического, к господству татар. В то же время западное решение проблемы было по-прежнему непривлекательно, потому что неизбежно заставляло смириться перед немецким империализмом. Впрочем, с возвышением Польши, которая приняла латинское христианство и где существовала та же традиция феодальной децентрализации, что в Литве и Киевской Руси, появился другой выход. 4. Польша поворачивается к востоку Польша, разделенная между князьями династии Пястов, в течение XIII века видела возвышение сильных и подчас опасных соседей: Венгрии, алицкого княжества, языческих государств пруссов и литовцев. В 1241 году Субудай разгромил в Силезии польские войска, возглавлявшиеся Генриком Благочестивым. Генрик был убит в сражении, но Польшу татарам удержать не удалось. В исторической перспективе это вторжение было даже выгодно полякам, поскольку разорило русские княжества - соперников Польши - и дало полякам чувство, что они занимают аванпост европейской цивилизации против восточных варваров. |
| Вслед. сказанного в Смоленской земле в отличие от др. земель Д. Р. (за исключением Новгорода) практически не прослеживается образование политически обособленных волостей. Эпизодически был занят только княжеский стол в Торопце. Даже будучи уже князем смоленским (1180-1197), Давид Ростиславич посадил своего выведенного в 1187 г. из Новгорода сына кн. Мстислава не в Смоленской земле, а в киевском Вышгороде. По косвенным данным можно предполагать, что все Ростиславичи располагали какими-то владениями в Смоленской земле (так, в 1172 Рюрик выделил новорожденному сыну Ростиславу смоленский г. Лучин), но княжить предпочитали за ее пределами. Эта тенденция сказалась и на наследовании самого смоленского стола. Дважды, в 1171 и 1174 гг., уходя в Киев, Роман Ростиславич передавал его не следующему по старшинству брату, а своему сыну Ярополку, и только возмущенное смоленское вече во 2-й раз настояло на замене Ярополка младшим из Ростиславичей - Мстиславом Храбрым (к-рый, впрочем, вынужден был уступить Смоленск оставившему в 1176 киевский стол Роману). В дальнейшем Смоленск наследовался уже по традиц. отчинному старшинству среди ближайших потомков Романа († 1180) и Давида († 1197), из числа к-рых последние окончательно закрепились здесь во 2-й пол. XIII в. Владимиро-Суздальская земля (см. также ст. Владимирское великое княжество ) сложилась на основе Ростовской отчины Владимира Мономаха. Последняя на рубеже XI и XII вв. обнимала земли Волго-Клязьминского междуречья с городами Ростовом, Суздалем и Ярославлем, а также расположенное севернее Белоозеро. Ок. 1110/15 г. она досталась одному из младших Мономашичей (старшему сыну от 2-го брака Владимира) - Юрию Долгорукому, в течение почти полувекового правления к-рого и оформилась в качестве самостоятельной земли. Быстрый подъем Ростово-Суздальского края при Юрии был следствием удобного расположения этих земель: благодаря Волге они были непосредственно причастны к торговле с богатым Востоком, плодородное Суздальское ополье служило надежным аграрным базисом, а вятичские леса преграждали путь половецким набегам. Юрий сделал своим стольным городом Суздаль (видимо, как и его преемники, тяготясь опекой старого ростовского боярства) и расширил территорию княжества за счет освоения тверского Поволжья и бассейна Москвы-реки, начав также продвижение ростово-суздальских даней за Волгу, в буд. Галичско-Костромской край. |
| Но пока жив был Ярослав Мудрый, он умел сдерживать все порывы остальных удельных князей (своих братьев и племянников) к спорам и разногласиям; а едва только умер он, назначив по обычаю своим сыновьям уделы, как опять начались усобицы княжеские. То же самое повторилось и после Владимира Мономаха (1113–1125), соединившего было Русь под своею властью. Яблоком раздора было обыкновенно Киевское великое княжение, благодаря чему Киев подвергался неоднократным нападениям, осаде и разорению, что в свою очередь способствовало ею падению. За тем, и отчасти поэтому, возвысилось на севере княжество Суздальское с великим княжением во Владимире на Клязьме, но наряду с ним, хотя и с меньшим значением, были почти вполне независимыми княжествами также Киевское, Черниговское, Смоленское, Галицкое, Рязанское и др., что было уже прямо распадением Руси на отдельные политические единицы. Как это распадение, так и особенно княжеские усобицы, с одной стороны, препятствовали правильному развитию и дальнейшему процветанию огражданствования и просвещения России, а с другой – ослабляли ее в борьбе с внешними врагами, сперва Печенегами, потом Половцами и наконец Монголами, надолго покорившими Русь своей власти. Хотя поздно, однако поняли наконец русские князья всю непригодность, даже более того, – пагубность удельной системы. Остававшиеся бесплодными, благодаря этой системе, такие предложения, как предложение князей, собравшихся в 1097 году в Любече: «зачем мы своими распрями губим русскую землю и даем Половцам разорять ее? Будем жить дружно и охранять свои отчины», могли иметь полное значение и применение на деле лишь с уничтожением удельной системы и с утверждением единодержавия. За эту мысль об утверждении единодержавия, добрые плоды которого уже видны были в Рюрике (после смерти его братьев), Владимире святом, Ярославе и Владимире Мономахе , со всею силою взялись, с полным уменьем и блистательно выполнили ее князья Московские, происходившие из рода князей Суздальских и следовательно носившие титул великих князей Владимирских. |
| В любом случае, столь радикальное отличие внутреннего политического устройства не давало, конечно, Руси возможности оспаривать имперские права Византии. В то же время оно способствовало укреплению идеального, почти мистического отношения к идее «византийского содружества»: для русских константинопольский император был символом мирового христианского единства, хотя реальной власти над ними он не имел. Политическая раздробленность и географические условия делали Русь добычей азиатских кочевников - печенегов и куманов, и в эпоху Киевской Руси это понижало экономическое благосостояние, покоившееся на относительной безопасности торгового пути «из варяг в греки». Ослабев уже в XII веке, экономические связи между Русью и Византией претерпели еще большие изменения после того, как крестоносцы захватили Константинополь (1204 г.), а Русь вошла в состав Монгольской империи (1237-1241). По мере увеличения числа и уменьшения размеров русских княжеств, они, в соответствии с географическими и экономическими условиями, начинали тяготеть к образованию объединений и союзов. Великое княжество Киевское постепенно теряло былую силу. После смерти Владимира Мономаха (1113-1125 гг.), внука Ярослава, и, через мать, возможно, внука византийского императора Константина IX Мономаха, новые центры затмили старую столицу. В 1169 году Ростово-Суздальский князь Андрей Боголюбский захватил Киев, присвоил титул великого князя и перенес свою столицу во Владимир. Это был район недавно заселенный и, по удаленности, обычно не подвергавшийся набегам кочевников. В результате юго-западные княжества, в частности, Галич и Волынь, отделились от великого князя и стали жить самостоятельно, независимо определяя свои отношения с соседними Польшей и Венгрией, не заботясь об интересах остальной Руси. Наконец, богатейший торговый город Новгород, экономически связанный с Балтикой и эксплуатировавший богатства северных лесов, только номинально зависел от великого княжества Владимирского, следуя своей собственной политической традиции и внешней политике. |
| Сами славяне еще больше наделали себе названий: так булгарами называли живших на реке Волге, печенегами питавшихся печеной пищей, полянами и половцами обитавших в полях, древлянами в лесах, а козарами ездивших на конях и чинивших набеги. По-последним получили название и все воины славянские, избранные для войны и защиты отечества. Греческий император Константин Мономах, переименовал их из козар в казаков во время вспоможения ему против неприятелей его, и такое название осталось уже за ними навсегда. Войны же славян с печенегами, половцами, козарами и другими славянскими народами, были просто междоусобие за рубежи областные и прочие притязания и ссоры. Земля между реками Дунаем и Двиной, Черным морем и Стырью, Случью, Березиной, Донцем и Сеной, полу часть названия Руси, а народ ее – имя русов. Впоследствии она делилась на Русь Червонную, по земле, производящей красильный травы и червец, и Русь Белую, по великим снегам ее. Провинциальные же деления ее были на княжества: Галицкое, Переяславское, Черниговское, Северское, Древлянское и главное, или великое княжество Киевское. Князья выбирались народом на всю династию. Из них знатнейшие были: Каган, осаждавший судами Царьград, спасенный чудом Богоматери; Кий, основатель Киева, Оскольд и Дир, Игорь, Святослав и Владимир, самодержец русов, введший в нее христианство греческого исповедания. До него же все славяне были язычники восточные, признававшие единого Бога, символом или жилищем коего почитали солнце, а орудием – гром или Перун, почему чествовали солнце воспалением огня и ввержением в него начатков от всего прозябаемого, называя праздник этот Купалой. Впрочем, крещение Руси было троякое: первое апостолом Андреем, второе великой княгиней Ольгой третье Владимиром, по смерти коего царство его разделилось между 12 его сыновьями, повиновавшимися князю Киевскому, как главе своему. Знатнейших из великих князей Киевских после Владимира были: Ярослав, сочинитель Русских законов и учредитель в Киеве главного училища богословия и обширной библиотеки, и Владимир Мономах . Усобицы князей за первенство ослабили Киевское княжество и породили много других великих княжеств: Галицкое, Владимирское на Клязьме и Московское, славившихся только до нашествия монгольских татар, разоривших и покоривших себе Русь, которую в половине XV столетия, освободили от зависимости их Московский великий князь Иван Васильевич III. Внук его, Иван IV, совокупил многие княжества в одно, и объявил себя, около XVI столетия, царем и самодержцем Московским, впоследствии Российским. Это царство, в отличие от Червонной и Белой Руси, стало называться Великой Россией, а те, вместе взятые, Малой. |
| Если речь идет об утверждении в Орде духовной грамоты, это явно невозможно: нет оснований говорить о подобном акте даже в отношении духовных Ивана Калиты 674 . Если подразумевается ярлык, выданный Василию на великое княжение зара нее, при жизни Дмитрия (что не без оснований можно предполагать для Василия II и Ивана III), это также сомнительно: Василию пришлось бежать из Орды, после его возвращения в Москву нет данных об обмене посольствами с Тохтамышем, а вступление Василия на владимирский стол сопровождалось приездом посла (причем высокопоставленного – шурина Тохтамыша) 675 ; последний, очевидно, и привез ярлык. Что можно предполагать – это то, что будущая передача великого княжения Дмитрием по наследству была оговорена соглашением, заключенным посольством Василия Дмитриевича в Орде в 1383 г. Передача великого княжения по завещанию в качестве отчины как бы завершила процесс слияния Московского и Владимирского княжеств, вехами которого были признание этого факта Литвой (1372) и Тверью (1375 и, после нарушения соглашения Михаилом Тверским, 1384). Во-вторых, в духовную вошел следующий пункт: «А переменит Бог Орду, дети мои не имуть давать выхода в Орду, и который сьпгь мои возмет дань на своем уделе, то тому и есть» 676 . Незадолго до этого в докончании Дмитрия с Владимиром Андреевичем (25 марта 1389 г.) уже говорилось о возможном освобождении от власти Орды, но несколько иными словами: «А оже ны Бог избавит, освободит от Орды, ино мне два жеребия, а тебе треть» 677 (речь шла о распределении доходов с территории Московского княжества). Таким образом, в 1389 г. впервые фиксируется надежда, что при жизни нынешнего или следующего поколения отпадет необходимость уплаты выхода. Имеется в виду, скорее всего, повторение ситуации, реально имевшей место в 1374–1380 гг.: новое «неустроение» в Орде должно будет повлечь прекращение платежа дани. Дмитрий Донской был тем правителем, при котором первенствующее положение Москвы в северных и восточных русских землях перестало жестко, напрямую зависеть от позиции Орды. |
| Зимой 1373–1374 гг. произошло примирение с Михаилом Тверским: в обмен на возвращение из московского плена сына Михаил отказался от претензий на великое княжение владимирское; тогда же новый кашинский князь Василий Михайлович признал себя вассалом Твери 506 . А в 1374 г. «князю великому Дмитрию Московскому бышеть розмирие с тотары и съ Мамаемъ» 507 . Никогда ранее термин «розмирие» не употреблялся при характеристике русско-ордынских отношений – он использовался только при описании конфликтов между русскими князьями. Не вызывает сомнений, что «розмирие» сопровождалось отказом от уплаты выхода 508 . Но следует подчеркнуть, что это явно не было пассивное уклонение от поддержания даннических отношений (что случалось, как увидим, впоследствии): слово «розмирие» указывает на то, что разрыв был открытым. Что могло привести к этому? В 1374 г. Мамай и Мухаммед-Бюлек потерпели поражение в войне с одним из претендентов на ордынский престол и потеряли Сарай, которым овладели в 1372 г. 509 По вероятному предположению В.Л. Егорова, в связи с этой войной он послал Дмитрию «запрос» – требование экстраординарной выплаты, на что великий князь ответил отказом 510 . Представляется, что факт требования Мамаем, «нелегитимным» правителем, средств для борьбы с Чингизидом мог сыграть роль последней капли, переполнившей чашу. Здесь уместно нарушить хронологическое изложение и обратиться к вопросу, как вообще воспринималась на Руси иноземная власть. После похода Батыя и установления зависимости русских княжеств от монголо-татар к их правителю в русских источниках начинает применяться титул «царь» («цесарь»). Первоначально так именуется преимущественно великий хан в Каракоруме, а с 60-х годов ХШ в., после утверждения полной самостоятельности западного улуса Монгольской империи – Орды – хан, правящий в этой последней 511 . Факт этот примечателен, поскольку никогда прежде царский титул не применялся на Руси к предводителям кочевников; со времени принятия христианства «царством» в глазах образованных кругов Древней Руси была Византийская империя, именно к византийскому императору в русских источниках последовательно применяется титул «царь» («цесарь») 512 . Только силой монгольского государства и присвоением его правителем верховной власти над Русью перенос царского титула на ордынского хана объяснить трудно: вполне могло бы подойти и тюрко-монгольское слово «хан», тем более что в первые годы ордынского владычества оно встречается в русских источниках (как обозначение великого хана) 513 . Очевидно, решающим для присвоения монгольским ханам хорошо известного на Руси титула было другое обстоятельство. |
| Но, мы отказываемся согласиться с мнением достопочтенного исследователя о «сочиненности» и этого известия летописца XVII века. По нашему мнению, он повинен перед судом исторической критики вовсе не в «измышлении» известия, а в неумелой поправке его первоначального чтения, из желания согласовать оное с известием летописного свода. Полагаем, что первоначальное чтение было таково: «Посем женись князь Игорь Рюрикович в Тмутаркане, поя за себе княжну Ольгу, дщерь князя тмутарканского». Летописец XVII века, не поняв смысла этого известия, вздумал «пояснить» его следующим образом: он вместо «в Тмутаркане» поставил «в Плескове», но по добросовестности (за что ему великое спасибо!) не выключил вовсе слова «Тмутаркан», а только из географического термина (название города и области) сделал имя собственное; вместо же князя «тмутарканского» поставил (по догадке) «половецкого», чтобы избегнуть повторения одного и того же слова, уже измененного им в своем значении. Таков, по нашему мнению, процесс испорченности первоначальной записи; полагаем, нет надобности доказывать, что наши древние летописцы (до XVIII века) не были охочи сочинять подложные летописные сказания, а если иногда и бывали виновны, как в настоящем случае, в неудачных поправках той или другой первоначальной записи, то все-таки делали это не смело, а скорее робко, подчас и неумело. Очевидно, что в рассматриваемом варианте, летописец, встретив двукратное повторение слова Тмутаркан («в Тмутаркане и «Тмутарканского») и инстинктивно поняв, что оно в этом известии имеет какое-то выдающееся значение, потому и не решился вовсе исключить его, и тем сохранил для нас драгоценное указание, о каких именно «болгарах» идет речь в определенном и ясном известии о южном происхождении св. Ольги по владимирской летописи XV века. Ясно открывается, что там разумеются болгары не дунайские (как мы полагали прежде), а азовско-черноморские, теснее тмутараканские, которых византийские историки X века именуют «черными болгарами», единоплеменники болгар дунайских. О черных или тмутараканских болгарах, и их отношении к киевским великим князьям свидетельствует договорная грамота в. к. Игоря 946 года, из которой видно, что они в это время уже состояли в вассальной зависимости от Игоря, и потому, он обязуется удерживать их от нападения на Корсунь и греческие крымские колонии. Вассальному подчинению, конечно, предшествовали мирные дружеские отношения сих болгар к киевским руссам, венцом этих отношений, по мудрой политике в. к. Олега и была женитьба его воспитанника и родича князя Игоря (в 903 г.) на княжне Ольге, дочери тогдашнего тмутараканского князя. А при св. Владимире, при разделении им великого княжества киевского на уделы, – Тмутаракань уже является уделом одного из его сыновей, – Мстислава, о чем упоминается в летописях под 988 годом. Княжество это составляло самый дальний юго-восточный край тогдашней киевской Руси и принадлежало ей до исхода XI века, в котором, или в начале XII века, было отторгнуто половцами. |
|
|
