| А.Р. Андреев Скачать epub pdf Часть I. Основные города и уделы Владимиро-Суздальского княжества Владимиро-Суздальское княжество , крупнейшее государственное образование в Северо-Восточной Руси X–XIII веков на территории междуречья Оки и Волги. В процессе феодализации здесь выросли в X-XI веках города Ростов, Белоозеро, Ярославль, Муром, Суздаль. Центром земли был Ростов. Первоначально связь Ростовского края с Киевской Русью выражалась лишь в уплате дани. Местные разноплеменные дружины участвовали в походах князя Олега на Киев (около 882), и Царьград (907). Киевский князь Владимир Святославич пытался прочнее связать Ростовскую землю с Киевским государством – в Ростове княжили его сыновья Борис и Ярослав, в Муроме – Глеб. По разделу Киевской земли между сыновьями Ярослава Мудрого (1054) Ростовская земля досталась Всеволоду Ярославичу. В это время возвышается Суздаль, куда Владимир Всеволодович Мономах с переходом края в 1093 году в его владения сажал князьями своих сыновей Ярополка, затем Юрия. Суздальскому княжеству пришлось выдержать тяжёлую феодальную войну с Олегом Святославичем, пытавшемся завладеть северной вотчиной Мономаха (1096). В связи с этой усобицей Владимир Мономах основал в 1108 году мощную крепость на реке Клязьме – Владимир. Юрий Долгорукий, первый князь Суздальской земли родоначальник Владимиро-Суздальской династии, укреплял княжество и оборонял его от болгар. При нём выросли новые княжеские города и крепости, главным образом в черноземном центре княжества – «ополье» (Коснятин в устье реки Нерли – 1134, Переяславль-Залесский и Юрьев-Польский – 1152, Дмитров – 1154, укрепление Москвы – 1156). Его сын и преемник Андрей Боголюбский (1157–1174) продолжал политический курс отца на усиление княжеской власти и гегемонию княжества в русской земле. Однако её центром он считал не Киев, а Владимир, который сделал столицей княжества. В 1174 году он пал жертвой боярского заговора, в организации которого, по видимому, участвовал Глеб Рязанский. Боярская знать при поддержке Глеба Рязанского, хотела утвердить на Владимирском престоле угодных ей князей. |
| Колонизация севера в особенности усиленно совершалась во время княжения в Ростовско-Суздальской земле Юрия Долгорукого, который не понимал и не мог оценить всей важности этого прилива южнорусского населения на север. Будучи одним из младших сыновей великого князя Владимира Мономаха и принужденный долго жить в земле Ростов.-Суздальской, он не любил ее, скучал постоянно по веселом, полном движения и жизни, юге и всю жизнь свою мечтал сделаться великим князем в славном Киеве, который по своим жизненным удобствам, по фамильным преданиям, наконец как церковно-административный центр, служил заветной мечтой для каждого древнерусского князя. По смерти отца своего, – Владимира Мономаха , Ю. Долгорукий начинает сторожить Киев: в 1132 г. он бросает свою Суздальскую землю, переселяется в Городец (близ Киева) и променивает свое княжество – Суздаль и Ростов брату Ярополку на Переславль (южный) с одной целью, чтобы быть, хотя поближе к этому для всех князей вожделенному Киеву. Но первые его попытки удержаться на юге были безуспешны: он был еще не настолько силен, чтобы не допустить на Киевский стол своих соперников, и поэтому в 1137 г. он снова удаляется на север, в свой родной Суздаль, и проводит здесь целых двенадцать лет, набираясь сил, нужных для захвата Киева, если не по праву старшинства, то хотя по праву сильного. На его счастье, в землю Ростовско-Суздальскую как раз в этот период времени и усиливается прилив южнорусского населения. Занятый всецело одной мыслью, как бы увеличить свои силы и захватить в свои руки Киев, Юрий Долгорукий и решил воспользоваться этой эмиграцией южнорусского населения на север. Принимая в свои владения переселенцев, между которыми было не мало людей промышленных и богатых, и раздавая им свои пустопорожние земли, он увеличил значительно свои княжеские доходы и тем получил возможность нанимать и содержать многочисленные и сильные дружины, с которыми он в 1149 г. и начал снова свои походы на юг для занятия великокняжеского стола. Почувствовав свою силу, благодаря переселенцам, он всех на севере заставил служить своим интересам в борьбе с южными князьями за Киев: он нашел средство сделать покорными себе Новгородцев, прекратив к ним подвоз хлеба из своего княжества и мешая их торговле с восточными инородцами и в особенности с Волжскими Болгарами, путь к которым лежал чрез его владения, – и чрез них начал действовать и на Киев. Он сломил своеволие и местных земских бояр, вроде Степана Кучки, заставив их участвовать в его походах на южную Русь. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла БАРЩЕВСКИЙ [Борщевский] Иван Федорович (16.04.1851, Лужский у. С.-Петербургской губ.- 11.03.1948, с. Коломенское Московской обл.), худож.-фотограф, историк древнерус. искусства и культуры. Чл.-кор. Московского Археологического об-ва (с 1883), офиц. фотограф имп. АХ, заслуженный деятель искусств РСФСР (с 1945). Род. в бедной семье отставного чиновника, гимназического образования не получил, рано овладел навыками рисования, с 14 лет - фотографии. Учился в С.-Петербургской рисовальной школе для вольноприходящих Д. В. Григоровича (позднее Об-ва поощрения художеств) и частных классах имп. АХ, работал помощником придворного фотографа Бергамаско. В 1877 г. переехал в Ростов Вел., где открыл свою мастерскую; в 1881 г. по просьбе Комиссии по восстановлению Ростовского кремля Б. создал первую серию снимков архитектуры Ростова, привлекшую внимание архит. А. М. Павлинова , гр. А. С. Уварова . В результате целый ряд памятников был отреставрирован, а кремль защищен от разрушения. С этого времени основной специализацией Б. стала архитектура. Слева направо стоят: И. Ф. Барщевский, П. Д. Барановский, сидят: Е. И. Барщевская, М. Ю. Барановская. Фотография. 30-е гг. XX в. Слева направо стоят: И. Ф. Барщевский, П. Д. Барановский, сидят: Е. И. Барщевская, М. Ю. Барановская. Фотография. 30-е гг. XX в. Он сотрудничал с имп. АХ, Московским Археологическим об-вом, Археологической комиссией. В 1891-1892 гг. входил в состав экспедиции по изучению археологических древностей Сирии и Палестины, возглавляемой Н. П. Кондаковым . Итогом работы стали фотографии (более 1 тыс. ед. хр.), лучшие из к-рых помещены в отчете Кондакова «Археологическое путешествие по Сирии и Палестине» (СПб., 1904). За участие в этой экспедиции Б. был награжден орденом св. Станислава 5-й степени, неоднократно участвовал в экспедициях архитекторов и археологов (В. В. Суслова , Н. В. Султанова , П. С. и А. С. Уваровых). Известность Б. принесли путешествия по России (Ярославль, Ростов, Москва, Вологда, Владимир, Юрьев-Польский, Суздаль, Переславль-Залесский, Кострома (1882-1884), С.-Петербург, Астрахань, Новгород, Псков (1885-1886), Углич, Александров, Крым (1887-1888), Кавказ (1888-1889), Муром, Галич (1889-1890), Ярославль, Ростов, Новгород, Псков (1891-1894), Ярославль, Москва, Старица (1895-1896)), в к-рых он составил коллекцию из неск. тысяч снимков памятников зодчества, церковной утвари, икон, крестов и проч. К Б. как авторитетному знатоку церковной старины неоднократно обращались И. Е. Забелин , В. В. Стасов и др. |
| Архиереи были врагами кровопролития и тогда, когда подобного рода миролюбивые тенденции подвергали их некоторым неприятностям. В 1135 r. митр. Михаилу пришлось быть в Новгороде в то время, когда новгородцы сбирались идти войною на Ростов и Суздаль. Митрополит всячески старался отговаривать новгородцев от кровопролития и, когда они не слушались, сказал: аще преслушав мене поидете на Суздаль и на Ростовъ, неугодно вам будет; аще бо и грешен есмь, но и мене грешного услышит Господь Бог , молящася Ему со слезами 16 . Новгородцы стали негодовать на митрополита, задержали его у себя до конца похода и уже потерпев неудачу, позволили ему возвратиться в Киев. – Отвращение от кровопролития в архиереях было так велико, что они в случае надобности готовы были принять на себя грех нарушевия крестного целования, чтобы только отстранить кровопролитие. Такой случай представился в 1195 г., когда Всеволод суздальский потребовал у Рюрика киевского тех городов, которые Рюрик уже отдал своему зятю Роману, закрепив свой договор крестным целованием. Положение Рюрика было затруднительно: отнять города у Романа, значило нарушить крестное целование; не исполнить требования Всеволода, значило навлечь на себя нападение могущественного врага. В таких затруднительных обстоятельствах Рюрик обратился за советом к митрополиту, и митр. Никифор отвечал следующее: княже, мы есмы приставлены в русской земли от Бога востягивати вас от кровопролитя.. ныне аз снимаю с тебе крестное целование и взимаю на ся, а ты послушай мене, возми волость у зятя своего, дай же старшему; а Романови даси иную в тоя место 17 . Рюрик так и сделал. Только в одном случае русские архиереи отступали от своего обычного миролюбия; именно, когда дело шло о борьбе с иноплеменниками, нападавшими на русскую землю. Мы видели выше, что митр. Никифор I в 1097 г., убеждая русских князей не мстить за ослепление Василька, в заключение говорят: сотворите межи собою мир,.. а брань творите с погаными. В 1189 г. митр. Никифор II мирил русских князей (Святослава и Рюрика) и советовал им бороться с католиками Венграми, которые завладели Галичем. |
| В чулане его ожидало неприятное открытие. Книга оказалась, судя по надписи, не собственностью Гедеона, а казенною. Надобно было ждать строгого розыска. Юрьевский дли предотвращения грозившей ему опасности, подчистил надпись ножиком и положил книгу на полке в соседнем чулане. Но на другой день все было раскрыто. Сперва его заставил признаться в этом сторож А. Зернов, а потом он сам чистосердечно раскаялся библиотекарю магистру Мидовскому. Товарищи, когда до них дошло известие о происшедшем, стали Юрьевского стращать ужасами военной службы, которую ему будто бы теперь неизбежно надобно было ожидать, и Юрьевский решился бежать,.. 17 августа, подпилив вторично ножом железную решётку, часа в три ночи он ушёл из чулана, пролез монастырской подворотней и направился в дом матери своей в г. Юрьев. Мать вдова приняла беглеца со слезами и, узнав о его побеге, принудила возвратиться обратно в Суздаль. У матери он оставался всего одни сутки, но не сдержал своего обещания и, вместо Суздаля, оказался сперва в Троицкой Лавре, а затем в Москве, где поселился в доме своего родного дяди, Московского купца Алексея Ефремова, и у него прожил недели две. Дядя, как и мать, не одобрил его побега, так что Е. Юрьевский volens-nolens решил возвратиться в Суздаль и подвергнуться ожидавшей его там тяжелой участи. Префект семинарии протопоп Семен Доброгорский, к которому явился Юрьевский, после краткого допроса отправил его в школу к товарищам. Товарищи нарисовали прядь юным беглецом картину ожидающих его наказаний в таком мрачном светт, что Юрьевский, забыв невзгоды недавнего странствования, задумал вторичный побег, который немедленно н осуществил. На этот раз избран был уже другой маршрут. Беглец отправился в Ростов, из него в Ярославль, а оттуда в Юрьевец Подольский. В Юрьевце, переночевав на постоялом дворе одну ночь, сел на судно с каким-то жителем Решемской слободы и поплыл по Волге. Своего спутника и благодетеля он обманул, уверив его, что направляется в Нижний для обучения в Нижегородской семинарии. |
| Колонизация севера в особенности усиленно совершалась во время княжения в Ростовско-Суздальской земле Юрия Долгорукого, который не понимал и не мог оценить всей важности этого прилива южнорусского населения на север. Будучи одним из младших сыновей великого князя Владимира Мономаха и принужденный долго жить в земле Ростовско-Суздальской, он не любил ее, скучал постоянно по веселом, полном движения и жизни, юге и всю жизнь свою мечтал сделаться великим князем в славном Киеве, который по своим жизненным удобствам, по фамильным преданиям, наконец как церковно-административный центр, служил заветной мечтой для каждого древнерусского князя. По смерти отца своего, Владимира Мономаха , Ю. Долгорукий начинает сторожить Киев: в 1132 г. он бросает свою Суздальскую землю, переселяется в Городец (близь Киева) и променивает свое княжество – Суздаль и Ростов брату Ярополку на Переяславль (южный) с одной целью, чтобы быть хотя поближе к этому для всех князей вожделенному Югу. Но первые его попытки удержаться на юге были безуспешны: он был еще не настолько силен, чтобы не допустить на киевский стол своих соперников, и поэтому в 1137 г. он снова удаляется на север, в свой родной Суздаль, и проводит здесь целых двенадцать лет, набираясь сил, нужных для захвата Киева, если не по праву старшинства, то хотя по праву сильного. На его счастье, в землю Ростовско-Суздальскую как раз в этот период времени и усиливается прилив южнорусского населения. Занятый всецело одной мыслью, как бы увеличить свои силы и захватить в свои руки Киев, Юрий Долгорукий и решил воспользоваться этой эмиграцией южнорусского населения на север. Принимая в свои владения переселенцев, между которыми было немало людей промышленных и богатых, и раздавая им свои пустопорожние земли, он увеличил значительно свои княжеские доходы и тем получил возможность нанимать и содержать многочисленные и сильные дружины, с которыми он в 1149 г. и начал снова свои походы на юг для занятия великокняжеского стола. Почувствовав свою силу, благодаря переселенцам, он всех на севере заставил служить своим интересам в борьбе с южными князьями за Киев: он нашел средство сделать покорными себе Новгородцев, прекратив к ним подвоз хлеба из своего княжества и мешая их торговле с восточными инородцами и в особенности с Волжскими Болгарами, путь к которым лежал чрез его владения, – и чрез них начал действовать и на Киев. Он сломил своеволие и местных земских бояр, вроде Степана Кучки, заставив их участвовать в его походах на южную Русь. |
| — Обождите, отцы, братия, — сказал, правило-то не прочел… Отошел к аналою и встал на правило. Когда первые лучи ударили в келью сквозь щели и легли на полу золотыми полосами, проснулся святой схимник, стоя пред аналоем, и договаривал язык его последние слова: “Вечери Твоея тайныя, днесь, Сыне Божий, причастника мя приими…” Гость сидел на скамье: — Что ж, батя, благословишь службу править? — Миленький, — сказал схимник, — и рад бы, да антиминса нет у меня, чтоб обедню служить… Светит гость глазами: — Нешто святость твоя, отче, антиминсом не послужит? — Ой, молчи! — возопил схимник и задумался. Видно, надоть в самый Суздаль княж-город али Ростов идти за антиминсом к архиерею… — сказал схимник. — Пути твоего, старче, день тридцать будет… — К зиме, ежели Господь сохранит и назад буду, — сказал схимник — и все, как во сне. Взял дубинку, лапти, и сухие лепешки в суму сунул. А гость говорит: “Отче святый, как лепешки-то уносишь, чем я кормиться буду до возврата твоего?” Положил схимник суму на лавку и пошел, как есть. И вот страшная, голая пустыня. Видит схимник леса порубленные, пожарища лесные, видит падаль конскую и верблюжью, видит кости человеческие, видит села пожженые, и ни души христианской. Великое свято-русское кладбище до краю земли раскинулось. Пять, шесть ден идет святой схимник пожарищами, болотами, по пояс в трясину вязнет, кореньями питается, а как слишком подводить станет, Иисусову молитву шепчет. И вышел к Волге. Пустынная течет великая река в великой пустыни. Нет в ней броду ни перевозу. Живой души не осталось. Вопросил Господа схимник и в овраге до первых морозов поселился. И когда снегом покрылась земля и крепким льдом реку сковало, дальше пошел. На двадцатый день промеж сугробов крыши мелькнули. Миновала, видно, сила вражия христианское жилье. — Куда идешь, странничек? — говорят ему. — В Суздаль княж-город, православные, к господину архиерею-епископу, да на поклон ко пресветлому государю великому князю Всеволод Юрьевичу, обладателю земли Суздальской. Смеются люди: |
| Царь был очень недоволен своими послами, которые, не смея отступить от буквы наказа, не сумели найтись, что им отвечать на заданный вопрос. В декабре юго же года царь выбрал для посылки в Копенгаген того же иноземца Марселиса, который ему дал первое известие о Вольдемаре. Он поехал с обещанием от царя дать будущему царскому зятю Суздаль. Ростов и другие города и предоставить ему свободу вероисповедания, как равно и всем приехавших с ним людям. Московская земля на западе Европы представлялась дикою страною и внушала страх. " Если, -говорили датские вельможи Марсе-лису, -наш королевич туда поедет, то сделается холопом навеки, и что обещают, того не исполнят. Как нашему королевичу ехать к диким людям! " Ловкий Марселис принялся расхваливать Московское государство, уверял, что в нем отличный порядок, и в доказательство, что там можно жить, приводил в пример самого себя. Сам королевич неохотно ехал в московскую землю, тем более, что первый прием, испытанный им в этой земле, не понравился ему. Но король-отец хотел сбыть и пристроить своего сына. Марселис успокаивал принца, ручался своею головою, что ему будет хорошо. " А какая мне польза в твоей голове, если мне будет дурно? " -отвечал ему королевич и соглашался ехать только по воле отца. Марселиса отправили назад к царю и поручили передать условия, на которых королевич может приехать в Москву. Требовалось, чтоб королевичу не было никакого принуждения в вере, чтобы он зависел от одного только царя, чтобы удел, назначенный ему тестем, был наследственным, чтобы государь дополнял ему содержание денежным пособием, если доходов с удела будет мало. Царь на все дал согласие, уступал на вечные времена зятю Суздаль и Ярославль и вдобавок обещал дочери приданого 300 000 рублей. Королевич, встречаемый на своем пути в Московском государстве хлебом-солью и дарами, прибыл в Москву 21 января 1644 года и был принят с чрезвычайным почетом. Стройные ряды служилых и приказных людей в праздничных одеждах сопровождали его до Кремля, а по улицам на пути его были расставлены стрельцы без оружия: то был особый почет, которого не оказывали никому другому. Это означало, что царь считает принца не гостем, а членом своего царского дома, который, находясь в безопасности посреди верных подданных, не нуждается в оружии. По прибытии принца в назначенное для него помещение, поднесли ему от всех городов Московского государства хлеб-соль и разные дары, состоявшие из золотых, серебряных вещей, соболей и дорогих тканей. Английские и голландские купцы также поднесли ему богатые дары. |
| возникло несколько русских городов, каковы Ростов, Суздаль, Ярославль, Муром и др. В главных из них по временам появлялись русские князья. Так, при Владимире в Ростове сидел его сын Борис, в Муроме на Оке другой сын - Глеб. Любопытно, что, когда ростовскому или муромскому князю приходилось ехать на юг в Киев, он ехал не прямой дорогой, а делал длинный объезд в сторону. В 1015 г. Глеб муромский, узнавши о болезни отца, поехал в Киев навестить его. Путь, которым он ехал,обозначен известием, что на Волге, при устье реки Тьмы, конь князя споткнулся и повредил ногу всаднику: река Тьма - левый приток Волги повыше Твери. Добравшись до Смоленска, Глеб хотел спуститься Днепром к Киеву, но тут настигли его подосланные Святополком убийцы. Ещё любопытнее, что и народная богатырская былина запомнила время, когда не было прямой дороги из Мурома к Киеву. Илья Муромец, приехав в Киев, рассказывал богатырям за княжим столом, каким путём он ехал со своей родины: " А проехал я дорогой прямоезжею/Из стольного города из Мурома,/Из того села Карачарова./Говорят тут могучие богатыри:/А ласково солнце Владимир князь!/В очах детина завирается:/А где ему проехать дорогу прямоезжую;/Залегла та дорога тридцать лет/От того Соловья разбойника " . Около половины XII в. начинает понемногу прокладываться и прямоезжая дорога из Киева на отдалённый суздальский Север. Владимир Мономах, неутомимый ездок, на своём веку изъездивший Русскую землю вдоль и поперёк, говорит в Поучении детям с некоторым оттенком похвальбы, что один раз он проехал из Киева в Ростов " сквозь вятичей " . Значит, нелёгкое дело было проехать этим краем с Днепра к Ростову. Край вятичей был глухой лесной страной; уйти в леса к вятичам значило спрятаться так, чтобы никто не нашёл. Черниговские князья, которым принадлежало племя вятичей, часто искали здесь убежища, побитые своею братией. На пространстве между верхней Окой и Десной от города Карачева до Козельска и далее к северу, т. е. в значительной части нынешних Орловской и Калужской губерний, тянулись дремучие леса, столь известные в наших сказаниях о разбойниках под именем Брынских (Брынь - старинная волость, ныне село Жиздринского уезда на Брынке, или Брыни, притоке Жиздры, Калужской губернии). |
| По смерти Ярослава I княжение целым родом надолго утвердилось в Руси; в то время области, занятые первыми варяго-русскими князьями, разделялись между двумя линиями, или племенами Рюрикова рода: первую линию составляло потомство Изяслава, старшего сына св. Владимира. Мы видели, что этому Изяславу отец отдал Полоцкое княжество, волость деда его по матери Рогволода. Изяслав умер при жизни отца, не будучи старшим в роде, или великим князем, следовательно, потомство его не могло двигаться к старшинству, менять волость и потому должно было ограничиться одною Полоцкою волостью, которая утверждена за ним при Ярославе. Вторую линию составляло потомство Ярослава Владимировича, которое и начало владеть всеми остальными русскими областями. По смерти Ярослава осталось пять сыновей: старший из них, Изяслав, стал к прочим братьям в отца место; младшие братья были: Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь; у них был еще племянник Ростислав, сын старшего Ярославича, Владимира; этот Ростислав также вследствие преждевременной смерти отца не мог надеяться получить старшинство; он сам и потомство его должны были ограничиться одною какою-нибудь волостью, которую даст им судьба или старшие родичи. Ярославичи распорядились так своими родовыми волостями: четверо старших поместились в области Днепровской, трое - на юге: Изяслав - в Киеве, Святослав - в Чернигове, Всеволод - в Переяславле, четвертый, Вячеслав, поставил свой стол в Смоленске, пятый, Игорь - во Владимире-Волынском. Что касается до отдаленнейших от Днепра областей на севере и востоке, то видим, что окончательно Новгород стал в зависимости от Киева; вся область на восток от Днепра, включительно до Мурома, с одной стороны, и Тмутаракани, с другой, стала в зависимости от князей черниговских; Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье - от князей переяславских. Мы сказали окончательно, потому что Белоозеро, например, принадлежало одно время Святославу; Ростов также не вдруг достался Всеволоду переяславскому: Ярославичи отдали его сперва племяннику своему, Ростиславу Владимировичу. Так владело русскими областями Ярославово потомство. Но еще был жив один из сыновей св. Владимира, Судислав, 22 года томившийся в темнице, куда был посажен братом Ярославом. Племянники в 1058 году освободили забытого, как видно, бездетного и потому неопасного старика, взявши, однако, с него клятву не затевать ничего для них предосудительного. Судислав воспользовался свободою для того только, чтобы постричься в монахи, после чего скоро и умер, в 1063 году. |
|
|
