| 184 И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной 8.V.42. 2 ч. дня Ольгуночка, милая, как я тебе благодарен за твой автопортрет! Это, должно быть, труднейшая задача — дать себя. Я мало понимаю в этом искусстве — рисовании, но чувствую твою силу. Ты _ш_у_т_я_ даешь высокое искусство, — высоту техники и я, невежда, вижу. Но вышла ты слишком напряженной, и глаза… нет, это не твои милые глаза! Тут — жесткость, а ты — _в_с_я_ _д_р_у_г_а_я, живая, в моем сердце. Но это твоя работа, и она дорога мне. Целую тебя, моя чудесная. Вчера я был вне себя, распечатав твое письмо… — как бы озарило меня! Светом осияло с твоей обложки на “Куликово поле”. Что за прелесть! Удивительно дала ты Лавру Преподобного в туманце. Не нагляжусь. Какой же ты чудесный мастер! Мастерство, вкус… но главное — какая Душа! Это будет _ж_и_т_ь. Это поражающее _т_в_о_е_ введение в мое “Куликово поле”. Тут мы с тобой благодатно _п_о_в_е_н_ч_а_н_ы. Придет время, и _н_а_ш, общий, труд, наше светлое единство в Духе, увидят многие, многие… Сердце рвется к тебе, прекрасная из прекрасных, художник ты мой чудесный. Готовая. Не оглядывайся, будь вольной, сильной, в великую меру твоих даров. Работай, Олюша! Ты меня запрашиваешь о том, о сем… а я теряюсь, — ну, что я тебе, _т_а_к_о_й, могу сказать, я, несведущий в этом искусстве! Да, кажется мне, что коричневый тон обложки будет хорошо оттенять краски — зеленую и красную… но ты лучше _в_и_д_и_ш_ь. Думаю, что лучше сделать в более крупном виде, при воспроизведении техническом — уменьшат. Самая же техника многокрасочной обложки мне неизвестна. У нас Гросман и Кнебель воспроизводили очень удачно. Сужу по образцам (журнал “Перезвоны“ 716 ), какие помню. У меня висит репродукция с картины К. Юона 717 — “Москва — Кремль” — знаешь? — вид Москворецкого Моста, в самом начале весны (март), река еще зимняя, самый горячий час дня, — 4й? — масса движения на мосту, масса фигур, оттенков, дымы над Москвой, талый снег, зимне-весенний Кремль, лед в возках, — погреба набивают! — множество оттенков переданы “Гросман-Кнебелем” удивительно. |
| И когда я закрывал перед ними дверь или клал телефонную трубку, они внезапно придумывали различные жалобы, что я якобы не давал им на экзаменах бумагу, в результате чего они не могли писать (а точнее, списывать). – Завтра они будут нами руководить, – настаивал когда-то один из таких “влиятельных” людей. – Не лучше ли ставить им отличные оценки? – Да они и не приходили на экзамен, – робко отвечал я на резкий и оскорбительный тон этого столь требовательного начальника, – а кто пришел из тех, кого Вы называете, сдал пустой лист. Как они могут получить отлично, когда Вы срезаете тех, кто, по всей видимости, не голосует за вас, всего за полбалла? Конечно, ни 10 баллов, ни даже 5, я не мог поставить на таком основании тем, кто их не заслужил, даже после угроз руководства факультета. – Засчитай им экзамен, иначе тебе это дорого обойдется! – так я постоянно попадал в немилость и впадал в манию преследования из-за этих блюстителей порядка. И столько тысяч подобных студентов не получили “дипломы” благодаря такого рода вмешательствам в работу несознательных государственных служащих, и впоследствии занимали общественные посты, и в результате делали страну объектом насмешек даже иностранцев, являвшихся причиной миллиардных долгов. Но вернемся, однако, к нашей миссии. Прибыв в пятницу 10 июня около часа дня в Карею, мы на небольших двенадцатиместных автобусах направились в Великую Лавру. Сильное впечатление произвела подробная экскурсия отца Никифора по монастырской библиотеке и ризнице, равно как и “духовные” слова архондария и исповедника отца Василия, который до поздней ночи принимает в маленькой часовне Сретения всех тех, кто чувствует потребность в разрешительной молитве духовного отца перед причащением Святых Таин. Продолжение следует… Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. |
| Однажды Георгий сообщил мне, что Старец очень серьезно болен, и в любой момент может умереть. Все его духовные чада начали день за днем со слезами молиться о его выздоровлении. Когда ему стало немного лучше, его посетили некоторые мои друзья. Я в то время был в отъезде. Старец кроме прочего сказал им: «Эх, вы! Вернули меня обратно! Не знаете вы, как мне было там хорошо! Вот это было даа! … А вы вернули меня для себя. Не понимаете разве, что если я уйду, то буду рядом? Буду в ваших домах, у вас и у детей ваших. Разве не понимаете этого?». Чудесные события (1 )) Однажды Старец рассказал моему другу следующую историю. Когда он был ещё молодым монахом в скиту Кавсокаливия, старец Пантелеимон послал его по делу в Великую Лавру. Там монахи были весьма озадачены тем, что на монастырском продуктовом складе каждое утро обнаруживали мышь в кувшине с оливковым маслом. Повсюду ставили ловушки, но безрезультатно. Молодому же монаху Никите (первое имя Старца) было открыто что надо делать. Он предложил способ как направить мышь, которая захочет проникнуть к маслу, по определенному пути, чтобы перед самым кувшином она попалась в ловушку. Так оно и случилось. (2) Однажды ему позвонил некто из Африки. После некоторого обсуждения вопросов, Старец напоследок добавил: «Смотри там, у тебя воруют бананы. Ночью приходят и воруют». Ничего не было скрыто от Старца. (3) Один раз, когда я пришёл к нему, в келье был народ, Старец беседовал и давал советы с большой любовью. Он говорил умилительно и со смирением. Один человек спросил: – Отче, а сколько Вам лет? – Мне… всё никак не воспринимают меня всерьез… и вот, чтоб воспринимали меня всерьез, говорю – восемьдесят! Мы слушали его затаив дыхание. Насколько смиренным он был! Всё, что он ни говорил, было исполнено благодатью. Рядом с ним всё преображалось и исполнялось радостью. (4) Один раз сказал нам, что «видит» молодых людей в р-не Маталы (на Крите). Он видел как прекрасны их души, ребят, которые стали хиппи. Они были чем-то обижены и таким образом выражали свой протест. Он хотел бы поехать к ним и поговорить, рассказать им о Христе. Любовь Старца не знала границ и преград. |
| И пришло мне в голову, что у этих людей, высокопрактических и престарелых, несмотря на то, что они, по-видимому, о деле мало говорят, — быстро, разом, вследствие безотчетного навыка к комбинированию фактов, признаков, малейших штрихов, являются прямо готовые результаты в виде постулатов к неотложному выполнению, — точь-в-точь как у людей, способных к математике и воспитанных для нее, мимо простых арифметических действий пишутся готовые, мгновенно в голове образовав-шиеся выводы. Да, старческая опытность — своего рода гений! Мне вот (должно быть, я слишком плох, если в 43 года поступаю как мальчишка) хотелось бы много рассказывать о Миссии, и я отчасти недоволен был, что Владыка не дает мне разболтаться и высказаться, но у Владыки, по небольшим штрихам, все нужды Миссии — как живые, — и среди тысячи других дел он ясно сознает их и сильно хлопочет! Преклоняюсь пред светлым старчеством и укоряю свое грошовое воодушевление делом — и притом исключительно одним делом, с полным безучастием ко всему другому в мире! Что за бедность, узкость натуры! Знать, для Японии я только и годен, — для незаметного уголка земли! А люди настоящие способны замечать и нас — микроскопических насекомых, и вести дело широкое, дело Православия вообще. Да будет хвала Господу, что всегда есть в мире и такие люди. Иначе мир обратился бы в каплю инфузорий. Возвращаясь, встретился в вагоне от Никол, моста с японцем Андо; потом хотел зайти в Исаакиевский Собор, но молебен уже кончился. Сегодня молебен служил Митрополит — благодарственный, по случаю избавления 19-го числа Государя от смерти. Пригласили сесть в лаврскую карету возвращавшиеся диаконы; по Невскому нельзя было ехать — весь занят был войсками, ожидавшими приезда Государя. Приезд назначен был утром в 10; но очевидно — с намерением сделана неопределенная отложка. Бедный Государь! Его преследуют, как гончие зайца! Великую душу нужно иметь, чтобы не сойти с ума или не сделаться тираном! Народ, несмотря на мороз, с утра толпился около вокзала и Зимнего Дворца. По возвращении в Лавру, в 4 часа, после вечерни, участвовал в служении акафиста св. Александру Невскому, по случаю завтрашнего праздника. Да не забудется никогда светлый чин и стройность служения! Архиерей (Гермоген), 4 Архимандрита (я стоял против наместника о. Симеона), 4 иеромонаха, Архидиакон — за Архиереем, снимающий митру с него, два диакона, кадящие пред ракой со св. мощами, обратись к лицу святого, два диакона с дикирием и трикирием, стоящие по обе стороны раки пли предходящие Евангелию, послушники в стихарях — за Ар- х переем и Архимандритами. |
| Сознавая нравственную ответственность, которая на мне лежала, я пережил тяжелые дни… Я мчался на почаевских лошадях то туда, то сюда, объезжая лагерь, и наконец решил перенести свою резиденцию из Житомира в маленький монастырек в г.Дубно, чтобы, оставаясь в связи с Почаевым, находиться неподалеку от моих несчастных галичан. События надвигались грозные. Тучи сгущались. На фронте со дня на день положение было все хуже и хуже. Возникла тревога за судьбу Почаевской Лавры. Отступление уже началось… Ужасная картина! Один за другим тянутся поезда, груженные военным имуществом… На открытых платформах везут пушки, к ним примостились солдаты и едут, обняв пушечные жерла… А по дорогам в беспорядке движутся войсковые части… То тут, то там виднеется зарево пожаров — это наши, отступая, подожгли интендантские склады, деревни и хлеба. Урожай в тот год был чудный; стоял июнь месяц: нивы уже колосились… Поначалу было дано распоряжение — выселить всех галицийских крестьян поголовно; потом его отменили. Кое–какие деревни уцелели, но хлеб сожгли. Я поехал в Почаев. Собрал монахов, чтобы предупредить их о надвигающейся беде. Смотрю, лица у них угрюмые, трагические… – Враг близко, отцы, — обратился я к братии. — Может быть, Почаев перейдет в его руки. Думаете ли вы оставаться, или бежать? Оставаться, разумеется, — подвиг, а подвига предписывать нельзя. Если бы остались, вы увенчали бы Лавру славой, заслуга ваша была бы великая… Потом о вас будут говорить: вот какие стойкие были почаевские иноки! А я всем, кто останется, низко поклонюсь. В округе нужда большая в требах, священники люди семейные, им оставаться трудно, а мы, монахи, ничем не связаны. Я не предписываю, а предоставляю вашей совести решить: оставаться — или уезжать. У кого нет мужества, пусть уезжает — его судить не могу, не имею права. Подумали монахи, подумали — и разделились. Человек тридцать из них — самый цвет Лавры — остались (двое попросили разрешения принять великую схиму); а остальные заявили: «Мы, владыка, по немощи нашей решили уйти…» |
| Первый пример повествует о начале монашеской жизни Григория Паламы на Афоне. Как мы знаем, святой начинал свой духовный путь в лавре Ватопед под духовным руководством известного между святогорцами старца Никодима. По истечении трех лет безусловного послушания и подвижнической жизни Григорий лишился своего божественного наставника Никодима, в глубокой старости отошедшего ко Господу. Тогда святой Григорий удалился в Великую Лавру святого Афанасия, где в то время подвизалось множество монахов. Игумен поручил ему служение с братией в общей трапезе, а с тем вместе и должность церковного певца. Григорий был образцом иноческого совершенства, так что он укротил не только движения плотских страстей, но и в самых существенных требованиях природы имел строгое ограничение, как будто не нуждаясь ни в чем земном. Сам сон у него был так побежден, что в течение трех месяцев он боролся с ним, не давая себе ночью отдыха, за исключением только слабой дремоты, в которую погружался ненадолго после обеда – из предосторожности от пагубных следствий долгой бессонницы 275 . Второй пример говорит об аскетических подвигах святого Григория в Веррии. Когда Григорию Паламе исполнилось тридцать лет, он основал «скит божественного любомудрия» недалеко от Веррии. Образ жизни его был таков: пять дней в неделю он не выходил никуда и к себе не принимал никого; в субботу только и в воскресенье, по совершении священнодействия и по принятии божествейных Таин, он входил в духовное общение с братиями, назидая и утешая их. Святой Филофей пишет: «Ему было в это время тридцать лет от роду, он пользовался совершенным здоровьем, так как никакая болезнь его не поражала даже на малое время». Действительно, суровое подвижничество предполагает крепкое тело, не подверженное заболеваниям. Имея крепкое здоровье, Григорий Палама предался еще большим подвигам, еще более суровому образу жизни, изнуряя свое тело постом и продолжительным бдением и стараясь вконец подчинить его духу, очищая умственные очи души своей совершенным воздержанием, издавна обычным излиянием слез, вознося посредством непрестанной молитвы свой ум к Богу» 276 . Таким образом, суровая аскеза и непрестанные слезы очистили очи души, т. е. ум святого, и он удостоился боговидения и единения с Богом. |
| Так как 1 декабря празднуется память праведного Филарета Милостивого – день Ангела двух Филаретов, митрополитов Киевского и Московского, то издавна в скиту бывала, как и теперь бывает, в этот день служба, на которой поминались в свое время о здравии и спасении эти два иерарха; теперь же поминаются о упокоении. Письмо Московского владыки по этому поводу следующего содержания: «Преподобному отцу Макарию о Господе радоватися! Утешен я воспоминанием Вашим о мне в день моего Ангела: разумевая, что сие воспоминание есть молитва , в которой немощь моя и недостоинство имеют великую нужду. Господь обильно да утешает Вас Своим утешением, и да обновляет крепость Вашу многих немощей Ваших 94 , да совершает силу Свою». «Предостережение» я прочитал и думаю, что оно благопотребно некоторым, дерзновенно вступающим в сокровенный путь внутреннего духовного делания без опытного руководителя. Впрочем, оставляю еще рукопись у себя и надеюсь еще сказать Вам о ней слово 95 . Божие благословение усердно призываю Вам, и начальнику обители Вашей, и сподвижникам. Благословите меня миром. Филарет м. Московский . Декабря 11, 1859». Московский митрополит Филарет призывает старцу Божие благословение и сам в то же время просит этого старца, простого иеромонаха, благословить его миром. Дивное смирение митрополита, и вместе с тем не менее дивное понимание им жизни духовной! В заключение сей главы нелишне заметить следующее. С целию предлагаемые здесь письма приведены полностью, дабы читатели яснее видели, в каких искренних и смиренно-любовных отношениях были митрополит Филарет и духовник его, наместник Троицкой Сергиевой лавры архимандрит Антоний к старцу Макарию, как и он к ним. 86 Крест этот, длиною 5 вершков, всегда стоит на св. престоле в скитской Предтеченской деревянной церкви или в новой каменной под стеклянным футляром. 88 Кучер этот жил в сипу долгое время, лет 30, если не более. Звать его было Никитой; а любвеобильный старец всегда звал его не иначе как «Никитушка» и по возможности заботился об удобствах его положения. Однажды во время поездки – неизвестно только куда – старец остановился в полуденное время в некотором постоялом дворе покормить лошадей; а затем и опять стал собираться в дорогу. Вышедши к своей повозке, он, между прочим, обратившись к кучеру, ласково проговорил: «Ну что, Никитушка, сыт ли ты?» А тот, полуголодный, с огорчением ответил: «Да что, батюшка? Щи-то были без рязонту». Это значило, что щи не были подправлены маслом. Но уж делать было нечего. Так и поехали в дальнейший путь. Без сомнения, после старец чем-нибудь ублаготворил своего Никитушку. |
| Так ездить по каменистым впадинам и кручам могут только православные, явно рассчитывающие, что Ангел-хранитель не прикроет в ужасе своих глаз белоснежным крылом при виде несущейся по краю пропасти с фонтаном мелких камешков машины, а крепкой невидимой рукой довернёт в нужный момент рулевое колесо на тот градус, который необходим, чтобы не вылететь с дороги в пропасть или не снести ненароком какую-нибудь скалу, внезапно оказывающуюся в самом неподходящем месте. Увидев в зеркало заднего вида, как я в очередной раз на повороте, зажмурившись, вцепился в дверные поручи, послушник Сергий миролюбиво заявил: — Да вы не бойтесь! Умереть на Афоне — ещё надо заслужить! Решив про себя, что умереть на Афоне уж ято точно не достоин, я несколько успокоился, расслабился и даже начал получать некоторое удовольствие от нашего «ралли». — Батюшка! — послушник Сергий повернулся к Флавиану, — вы что, кроме «Иверона», хотели бы сегодня посетить? — Хотелось бы Андреевский скит, там глава моего первого небесного покровителя Апостола Андрея, я ведь в миру Андреем был, Великую Лавру, конечно, ну, и что успеем… — Понял, батюшка! Тогда благословите, я сам маршрут рассчитаю, чтобы нам побольше успеть захватить? — Бог благословит, брат Сергий! Вези нас, как сам решишь! — Тогда, отче, маленький крючок сделаем, в скит Ксилургу заедем, в первое место, где на Афоне русские поселились, тут почти по дороге будет! Сергий сходу развернул пикап на одной из многочисленных горных развилок, газанул, и вскоре мы увидели справа внизу зелёный купол с крестом на белом восьмиграннике, возвышающийся в гуще леса над кронами деревьев. Ещё через пару минут, спустившись на узкую мощённую камнем дорогу, мы подъехали к воротам явно не блещущего богатством скита. — Сейчас отца Па побеспокоим! Он, кстати, уже тридцать лет на Афоне, хороший батюшка, понимающий, очень строгой жизни. Сергий сунул руку в прорезь ворот, дёрнул какую-то верёвку, внутри прозвенел колокол. Спустя некоторое время раздался голос: — Кто там? — Отец Пл, это я, Сергий, с паломниками из России! Благослови вас посетить! |
| Впрочем, дело не ограничивается только этою лживою проповедью. На протяжении всего времени существования Православной Церкви в Польше, храмы последней и молитвенные дома десятками и сотнями постепенно закрывались или обращались в костелы. Была даже попытка отнять великую православную святыню в Польше – Почаевскую Лавру. Всякое же противодействие со стороны православных, при посягательствах на их святыни, рассматривается, как антигосударственное политическое преступление. Этого мало. По требованию властей и католической пропаганды, богослужения в православных храмах стали совершаться на польском языке; а во многих католических храмах введен так называемый «восточный обряд», т.е. совершение богослужений по образцу греко-восточной Церкви. Все с тою же целью скорейшего уничтожения Православной Церкви в Польше, в жизнь русских людей вносится разделение через украинизацию, которая всячески поощряется правительством. Православная иерархия печатно обливается грязью. Не оставляются без внимания и православные богословские школы, где внедряется такая система воспитания, при которой изгоняется самый дух православия и истина заменяется ложью. Несмотря на всю эту подготовительную работу по обращению православных в католичество, результаты получились весьма незначительные. В течение последних двадцати лет унию приняли только двадцать тысяч русских. Зато из унии перешло в православие тридцать тысяч человек. В католичество перешло только полторы тысячи православных, и то под влиянием насилия и всяких угроз. Причем, почти все они продолжают посещать православные храмы и каются на исповеди в грехе отступления от своей веры. Вместо же отнятых храмов, на последние гроши русских строятся новые храмы, куда приглашаются изгнанные священники уже на полное иждивение православного населения. В виду таких незначительных результатов католической пропаганды, в 1937 г. состоялся генеральный синод католического епископата в Польше, который постановил: считать одною из главных своих задач соединение Православной Церкви в Польше с католической. Это постановление польское правительство решило осуществить во что бы то ни стало, в надежде, что православное население, сделавшись католическим, будет преданным Польше. |
| Восторг богомольцев-туземцев, теперь уже ничем и никем не сдерживаемый, не имеет себе предела. Протяжное крикливое «Кирие, елейсон» сменяется вышеуказанными радостными восклицаниями о преимуществах веры православной и разнообразными благопожеланиями по адресу всевозможных лиц, к коим теперь всецело направлены народные симпатии. Неистовый стон и крики радости внутри храма передаются наружу уличной толпе, стоящей близ храма, и далеко разносятся по стогнам и закоулкам города. Монахи и резвые мальчуганы-феллахи, с нарочито для сего приспособленными фонарями, разбегаются по разным улицам, чтобы засветить огонь в храмах и домах. Назначенные скороходы отправляются в Вилеем и лавру пр. Саввы Освященного, чтобы и в этих местах осветить обитателей новым светом. Зажигаются «св. огнем» костры на площади пред входом в Святогробский храм и по улицам Иерусалима, и ярко пылают эти костры весь вечер до пасхальной заутрени, собирая вокруг себя толпы празднично настроенного народа... При получении «благодати», от умиления и восторга многие плачут слезами радости, а туземцы, наиболее экзальтированные и возбужденные, «св. огнем» опаляют себе лоб, голову, руки, грудь, берут его в рот и даже тушат пуки свечей у себя на груди... Долго, однако, эти свечи в руках богомольцев не горят, их обыкновенно скоро тушат особыми бумажными, нарочито для сего изготовленными, колпачками, наполненными ватою. Это делается с тою целью, чтобы сохранить себе на память о своем паломничестве самые свечи, имеющие, по народному убеждению, к тому же и значение предохранительных талисманов от разных болезней и во время сильной грозы. Храм наполняется поэтому удушливым смрадом и густым дымом. В храме воцаряется такая невыносимая жара, что со многими слабонервными и болезненными богомольцами делаются иногда головокружения и обморки, так что их замертво выносят из толпы на свежий воздух... Когда первые минуты народного восторга пройдут и ослабеют, из кувуклия появляется усталый и бледный патриарх, имея в руках по пуку горящих свечей, зажженных во Св. |
|
|
