| Мы ведем эту речь к тому, что С. – Петербургская Археографическая комиссия, ученое правительственное учреждение, для обнародования древних памятников нашей истории предприняла издание четьих миней митрополита Макария, одного из самых крупных памятников литературы, завещанных нам древней Русью. Недавно напечатан первый том издания. Это предприятие само собой вызывает такую мысль: вот памятник, который кроме специально научного интереса может иметь и широкое практическое, образовательное значение в нашем обществе. Кроме немногих, которые воспользуются им, как историческим материалом, у нас существует обширный крут людей, для которых он может быть живым источником поучения и образования, которые отнесутся к нему с таким же непосредственным нравственным интересом, какой привязал к нему наших старинных книжных людей. По значению, какое имеют в этом круге четьи минеи св. Димитрия Ростовского , можно видеть, как много живого и питательного находит русский человек в таком чтении. После Библии четьи минеи для народа – самая уважаемая и полезная в отношении нравственного образования книга Нетрудно понять, что в этой книге особенно занимает верующего и ищущего нравственной пищи человека: это – жития святых, в таком обилии наполняющие книгу митрополита Ростовского. Известно, каким любимым чтением было житие в древней Руси, и мы не можем не признать за ним большого значения в истории нашего нравственного воспитания. Таким же любимым чтением остается оно и доныне в тех частях нашего народа, которые живут духовным наследием, полученным непосредственно от древнерусских предков. Таким значением жития пользуются недаром·, трудно подобрать в наших библиотеках книгу, которая так же полно, как житие, способна была бы захватить и удовлетворить духовные потребности простого человека, так занять его нравственное чувство и воображение и послужить для него таким живым и удобным проводником сведений из наиболее ценимой им области знания истории христианства Всякий из нас встречал людей, благоговейно сидевших и задумывавшихся над каким-нибудь житием Евстафия и Плакиды или Феодосия Печерского , – и всякий должен признаться, что они могли задуматься над этим глубже и плодотворнее, чем над многим и многим из современной нашей письменности. Нужно ли прибавлять, что надо особенно дорожить умственным основанием, какое положено в народе, ибо на этом основании можно гораздо более построить в деле народного воспитания, чем на основании разных современных изданий, приправленных руками людей, остающихся полными невеждами относительно народной жизни, – изданий, полных разною лжекультурною придурью. |
| Рассматривая первый выпуск издания, прежде всего узнаем, что 12 фолиантов, составляющих четьи минеи Макария, будут издаваться целиком без всяких опущений и изменении в порядке статей, то есть издаваться так, как издаются все археологические редкости. Едва ли будет практически полезно возражать теперь против такого плана, ибо издание уже решено и начато; но любопытно заглянуть в следствия, неизбежно вытекающие отсюда Единственный полный список миней, принятый Комиссией за основной для издания, содержит в себе 14 036 листов большого формата Если все следующие выпуски издания будут равняться вышедшему (а большие размеры едва ли желательны), то все издание составит 45 или 46 больших томов в 4 д. л. Цена всего издания, судя по первому тому, будет 225 или 230, а с пересылкой 270 или 276 руб. В какое же отношение все это ставит публику к новому изданию? Наше отношение к четиям минеям несколько иное, чем отношение книжных людей XV века Для них все содержание миней было одинаково любопытно, ибо все оно составляло материал одной науки, или правильнее-один круг знаний, которого они не дробили на отделы или специальности. Мы не можем вносить такого безразличия в содержание миней; для нас оно распадается на несколько отделов, неодинаково важных для всякого. Мы, во-первых, не можем не отделять произведений переводных от оригинальных. Далее, в массе переводных произведений мы выделим те, которые имеют ближайшее отношение к нашей древней литературе, как ее непосредственные источники или образцы: все прочее останется при второстепенном значении простого факта из истории письменности. Таким образом, содержание миней во всей его целости важно только со стороны своего состава или формы, для изучения которой достаточно хорошего оглавления или указателя; главнейшею же по внутреннему значению частью остается круг материала, непосредственно относящегося к истории нашей литературы, что далеко не захватывает всего содержащегося в минеях. Отсюда проистекают значительные неудобства при пользовании изданием. |
| «Конечно, наиболее величественным памятником навсегда останутся Четии-Минеи, скорейшее издание которых является одною из насущных задач нашей исторической науки» 132 , – писал исследователь Степенной Книги П. Г. Васенко. В наши дни в газете «Советская Россия» один из историков высказал следующую мысль: «Ничего сопоставимого по размаху с этим сводом в нашей культуре не предпринималось ни до, ни спустя три сотни лет. Археографическая комиссия, начавшая в конце прошлого века публикацию этого уникального памятника, до конца работу так и не довела. С благоговением берёшь в руки ценнейшие тома. Но, прикасаясь к ним, как историк научных знаний, я всякий раз испытываю боль: совсем не обязательно мне было тревожить подлинник, достаточно обратиться к печатной копии. А её нет. Неужели при современном научном потенциале и типографской технике нельзя завершить предприятие, оказавшееся не под силу старой дореволюционной археографии?» 133 . И ещё один вопрос, который стоит в тесной связи с Великими Четьими-Минеями. Это вопрос о библиотеке митрополита Макария. Выше было отмечено, что при создании Миней святитель Макарий использовал книжные сокровища Новгородской кафедры и, прежде всего, рукописи, связанные с именем архиепископа Геннадия, а также библиотеки новгородских монастырей. Но он должен был иметь и свою библиотеку и мог её также использовать при создании Миней. Н. П. Попов связывает с именем митрополита Макария создание Московской митрополичьей (позднее Патриаршей, а затем Синодальной) библиотеки. Анализируя вкладную минейную запись, он обращает внимание на её слова о «душевной пользе» Миней для всех читающих их и говорит: «Мысль о собрании в центре тогдашней церковной и политической жизни – Москве митрополичьей библиотеки, которая могла бы обслуживать всю Русь со всем её чиноначалием, нигде не выражена с такой яркостью, краткостью и вместе простотой, как в процитированной вкладной» 134 . В последнее время Б. М. Клосс, изучавший книгописную деятельность митрополита Даниила, показал, что библиотека могла существовать и раньше 135 . |
| По-видимому, для свят. Димитрия теперь должны были кончиться все тревоги и хлопоты, которые связаны были с этой книгой, но на самом деле они только еще начинались. Вновь отпечатанную книгу решено было отправить в Москву правителям и патриарху. Зная, какие чувства питает патриарх к киевлянам, и желая предупредить его гнев за самовольное напечатание книги, Варлаам Ясинский отправил ее в Москву с нарочитым посольством, причем написал Иоакиму пространное извинительное письмо. Изложив, как и когда возникла в Киеве мысль об издании житий святых и как, наконец, она осуществилась благодаря трудолюбию и разуму свят. Димитрия, Вардаам Ясинский в этом письме говорил, что он и братия Киево-Печерской Лавры три первые месяца житий святых, после тщательного рассмотрения и исправления по Минеям Макарьевским, напечатали, основываясь на благословении патриарха, некогда данном архимандриту Лавры Иннокентию, и теперь «вашему святейшему архипастырству при нижайшем нашем поклонении дерзаем обявляти и приносити, всесмиренно просяще о милостивое приятие и о благословение архипастырское и обявление ея и принос самому пресветлейшему монаршему маестату, а потом и всем церкве святые православные сыном на душеполезное употребление, прочее же и на уготовление нам к типографскому изданию и прочиих житий святых на прочие вся месяцы, ради коего крайняяго исправления и совершения и прочиих великие книги Минеи Четьи зело нам суть благопотребны. О что все вторицею и сторицею всесмиреннейше мое прошение принося, со всею о Христе братиею, изряднее же с трудолюбивым книги сея исправителем, согласным со всеми нами, вашего святейшего архипастырства благословению и милости отеческой чадолюбивой всецело себе, с недостойными молитвами моими и послушничим повиновением, вручая, под стопы ног святых повергаю» 174 . Но ни это полное смирения послание, ни нарочитое посольство, поднесшее патриарху первую книгу Четиих-Миней, не умилостивили Иоакима. Он не оценил того громадного труда, который положен был свят. Димитрием на составление книги, и, воспользовавшись удобным случаем, решил сосчитаться теперь с непокорными ему киевскими учеными и сделать им строгий выговор за своеволие. |
| Нельзя сказать, чтобы Макарий во всей полноте осуществил свою задачу – собрать и расположить в порядке церковного календаря «все книги чтомые, которые в Русской земле обретаются». С одной стороны, несмотря на широту избранной системы, многие статьи и книги, вошедшие в его собрание, не имеют с ним органической связи: он должен был сделать из последних чисел месяцев нечто вроде дополнений, где он помещал разнообразные памятники литературы, не укладывавшиеся под его систему. С другой стороны, значительное количество произведений, несомненно читавшихся на Руси во время составления миней, не попало в них. Не говорим уже о русских летописях, которых, несмотря на преобладание в них церковного характера, мог и не иметь в виду собиратель и которыми он воспользовался в другом чисто историческом сборнике (Степенной Книге). Даже в собранном им запасе житий, составлявших основной, существенный материал миней, не находим многих русских произведений, существовавших в то время. Так, нет древнего жития Антония Римлянина, написанного учеником его Андреем около половины XII века, – одного из древнейших русских житий; не находим и жития Моисея, архиепископа Новгородского, написанного Пахомием Логофетом, нет жития Ефрема Перекомского, Иосафа Каменского и других, написанных несомненно до возведения Макария в сан митрополита Не вошли в его минеи и другие русские статьи, читавшиеся в то время: укажем, например, на отсутствие любопытных сказаний Паисия Ярославова (XV век) и некоторых произведений Иосифа Волоколамского. Можно было бы продолжить перечень опущенного в четиих минеях. Но самые эти пропуски и весь состав миней, вся форма их – есть важный, обильный выводами факт для истории русской литературы и письменности. Может быть, ничто лучше этих миней не познакомит нас со свойством той умственной и нравственной пищи, которою питался русский грамотный человек XV и XVI веков. Благодаря им мы можем подробно осмотреть внутренность той оружейной палаты, из которой брал он самые надежные моральные доспехи. Обширная библиотека, совмещенная в этих минеях, дает наглядное представление того, что особенно ценилось, что имело наибольшее обращение в среде читающих людей первой половины XVI века. |
| Это – ряд особых сборников, прибавленных к минеям и составленных так же, как составлялись обыкновенные древнерусские сборники, то есть разные произведения переписывались на отдельных тетрадях, которые потом сшивались вместе, по соображениям, не имевшим ничего общего с их содержанием. Соображения, которыми руководился Макарий, внося в состав миней эти бессвязные сборники, угадать легко при взгляде на минеи. Не все месяцы представляли ему одинаковое количество материала. Между тем у него под руками было много толстых тетрадей, которые по содержанию своему не подходили ни под какое число календаря, – и вот он вносил их в скудный месяц столько, сколько нужно было для уравнения книги этого месяца в толщине с прочими книгами. В сентябрьской книге набралось прямого материала почти на тысячу листов; но в июньской его достало только на 480 листов, и потому к нему прибавляется огромная книга: «Толковый Апостол», потом два патерика, Синайский и Египетский, книга Даниила Паломника и некоторые другие статьи, что составляет 530 новых листов, то есть прибавления занимают более половины всей книги. Таково же отношение прибавлений к прямому материалу и по объему, и по содержанию в декабрьской, февральской, июльской и августовской книгах. День заканчивается прологом, в котором кроме стихов святым встречаем обыкновенно или те же краткие статьи, которые уже были помещены в начале дня, или другие о тех же предметах, но такие же краткие, как и первые. Таков состав миней в самых общих чертах его. Есть ли какая необходимость научная издавать весь этот почти сырой материал в таком виде? Самый состав четьих миней Макария, по-видимому, подсказывал ученым издателям, как им следовало отнестись к этому памятнику. Во-первых, в нем есть повторения; далее, состав слишком разнообразен, чтобы совершенно внешняя связь могла сцепить его в одно целое; наконец, половина миней сама стремится оторваться от них, не подходя и под эту внешнюю связь с целым. Обратимся теперь к начатому Комиссией изданию и посмотрим, как она отнеслась к издаваемому памятнику. |
| В.М. Ундольский Отзыв патриарха Никона об Уложении царя Алексея Михайловича Новые материалы для истории законодательства в России с замечаниями Вукола Ундольского Законодательные памятники каждого народа любопытны в разных отношениях, не для одного юриста, но и для историка, наблюдателя за судьбою, минувшего. Юрист следит за постепенным ходом законодательства, вникает в разные его перемены и, переходя через целые столетия к современному юридическому быту, видит: что из прежнего оставлено и давно предано забвению, что еще живет полною жизнью и, наконец, на многие юридические запросы, почему в современном законодательстве то или другое сложилось именно так, а не иначе, он может найти ответ исключительно в прежних актах юридических. Всё это – так ясно и непреложно, что нет надобности приводить ни примеров, ни доказательств. Вот народы, древние и новые, сообразно своему гражданскому развитию имеют более или менее юридических памятников. Разные политические и другие обстоятельства обусловливали утрату или сохранение их. Посему нельзя утверждать, что в настоящее время мы имеем все законодательные памятники Греции и Рима, какие имела каждая эпоха в свое время. То же должно сказать и о нашем отечестве. Сколько погибло разных, в том числе и юридических, письменных памятников во время войн, междоусобий, в погром татарский?! Сколько утрачено их в пожары, заметками о которых так обильны наши летописи. Есть намеки, что Киприан митрополит, этот великий восстановитель угасавшего просвещения на Руси, переводил Кормчую, но где она теперь находится? Но что говорить о Кормчей Киприановской, о временах отдаленных, вспомним о другом истинно русском и истинно великом нашем Московском архипастыре, я разумею Всероссийского Митрополита Макария. Как бы предвидя утрату многих письменных памятников, он собирает и, не щадя злата и серебра, переписывает в свои Великие Четии-Минеи все книги, яже в Русской земле обретаются 7 8 . Известен его подвиг во время Московского пожара 21 июня 1547 г., когда все кремлевские здания и даже храмы Божии объяло пламенем. |
| Макаров А.И., Мильков В.В., Смирнова А.А. Древнерусские Ареопагитики. М.: Кругъ, 2002. Издание включает в себя обзорное исследование по бытованию идей и текстов Псевдо-Дионисия в Древней Руси. В нем также опубликован древнерусский извод текста (по списку первой половины XV в. ГИМ Увар. 264) «Небесной иерархии» и «О мистическом богословии» с переводом на современный русский язык и комментариями. Великие Минеи Четии, собранные всероссийским митрополитом Макарием. Изд. Археографической комиссии. Октябрь. Дни 1-3. СПб., 1870. С. 266-787. Наиболее доступное для читателя издание ареопагитского корпуса по списку митр. Макария. Отражает русский (московский) извод текста. Другие исследования и работы Псевдо-Дионисий Ареопагит . О божественных именах (из 4-й главы)//История философии. 2014. 19. C. 37-76. Вступительная статья Н.Г. Николаевой содержит подробный анализ перевода Исайей 4-й главы «Божественных имен». Скрупулезно разбирая перевод схолий и интерпретирующих добавок, Николаева показывает, что Исайя отождествляет бескачественную материю и не-сущее. Так как корпус активно читался на Руси, это позволяет сделать определенные выводы о том, как философские концепции этого текста в подаче Исайи воспринимались древнерусскими читателям. В приложении издана часть древнерусского текста 4-й главы «Божественных имен» (подг. В.В. Мильковым по рук. ГИМ Увар. 264), посвященная проблеме существования зла, с русским переводом и комментариями. Прохоров Г.М. Дионисий Ареопагит по-славянски: История открытия и публикации автографа переводчика//ТОДРЛ, Т. 63 СПб.: Наука. 2013. С. 509-515. Прохоров Г.М. Послание Титу-иерарху Дионисия Ареопагита в славянском переводе и иконография «Премудрость созда себе дом»//ТОДРЛ, Т. 38 М.; Л: Наука. Изд-во Академии наук СССР, 1985. С. 7-41. Статья содержит первую публикацию послания Псевдо-Дионисия Титу-иерарху по автографу Исайи. Высказывается гипотеза о влиянии этого послания на знаменитую символико-аллегорическую иконографию «Премудрость созда себе дом». |
| В данном случае появление лора отчасти находит свое обоснование как продолжение византийской традиции, если вспомнить, что Иван III был женат на византийской принцессе Софии Палеолог. Множество политических деяний рубежа XV–XVI в. было направлено на то, чтобы укрепить могущество московского государства, возвысить его княжеский престол, и в частности именно в это время появляется литературное произведение, посвященное княжеским регалиям, – Послание Спиридона-Саввы о Мономаховом венце 112 , написанное для наследовавшего престол Ивана III великого князя Василия III. В нем сделана попытка доказать, что русские князья традиционно владели царскими регалиями, данными в дар Владимиру Мономаху византийским императором. Этот текст, открывающий путь для законного использования императорского лора и короны московским государем, соединял в себе две более ранние легенды, повествующие о происхождении русских великих князей от римских императоров и о получении даров от Константина Мономаха, последнее же тесно связано с еще более ранним литературным про изведением «Сказание о Вавилоне». Первоначальный текст «Сказания о Вавилоне» Н. Ф. Дробленкова считает произведением конца XIV – начала XV в.; 113 в нем повествуется о добывании из Вавилона регалий первых царей Вселенной посланцами трех христианских народов: греком Гугрием, «обежанином» (грузином) Яковом и «русином» Лавером – и принесении их греческому царю Левкию (в крещении Василию), который с этого момента становится поборником православной веры. В XVI в. появляется Особая редакция «Сказания о Вавилоне», которая складывается под влиянием «Чина венчания на царство», «Сказания о князьях владимирских» и «Сказания о царских венцах»; первоначальный текст включается в Великие Минеи Четии. Активный интерес к «Сказанию о Вавилоне» во времена, подготавливающие утверждение московского государя в царском достоинстве, говорит о том, что идея установления преемственности власти московских князей от византийских императоров существовала уже в правление Василия I, хотя и не выражалась столь непосредственно и прямолинейно, как во времена, когда московский князь остался единственным из православных властителей, способным противостоять армиям мусульманских народов, захватившим и Сербию, и Болгарию, и Византию. |
| Значение макарьевских четьих миней как памятника литературного и исторического определяется тою двойственною задачей, какую поставил себе знаменитый их собиратель. Чтобы понять эту задачу, надобно представить себе то положение, в каком находился весь наличный состав нашей письменности, накопившейся ко времени Макария. Масса произведений, переводных и оригинальных, достигшая к тому времени уже значительного объема, переписывалась и расходилась по частным рукам, церквам, монастырям и т. д., подвергаясь всем случайностям, какие обыкновенно испытывает литература при письменном способе распространения. Кроме книг, имевших общий интерес, везде нужных, существовал значительный отдел произведений, имевших частное значение, возникших под влиянием местных интересов. При медленности распространения списков, при ограниченности и недостатке общений литературных интересов эти последние произведения с трудом переходили за пределы той местности или того крута, в которых действовали вызвавшие их интересы. И те и другие произведения находились в немногих центрах, где собирались значительные библиотеки; но и там они не могли сосредоточиваться в полном своем составе. По теперешним рукописным нашим хранилищам мы можем приблизительно судить о том хаосе, какой представляли лучшие русские библиотеки около половины XVI века Иные произведения встречались там в десятках экземпляров, с бесконечными вариантами, пропусками и дополнениями; другие с трудом можно было найти в одном списке. По свойству и развитию письменного дела в то время среди сотни рукописей, может быть, гораздо труднее было осмотреться, нежели в наших библиотеках среди тысяч печатных книг. Особенно увеличивали эту трудность любимейшая форма старинной русской письменности – сборники, в которых обыкновенно соединялись разнородные статьи, случайно ставившиеся рядом, без всякой внутренней связи и часто без оглавлений. Из такого состояния письменности проистекали неодолимые затруднения для старинного грамотного человека Он должен был читать то, что случайно попадалось под руку, то есть читать без плана, без выбора Если бы он захотел собрать сведения об известном круге предметов, познакомиться с известной отраслью тогдашней литературы, он бы не мог узнать, где что найти, что писано по этой отрасли. Трудно было сделать это и тем немногим счастливым людям, которые были близки к большим собраниям рукописей; о степени этой трудности можно судить по тому, что приходится испытывать в рукописных библиотеках нам, вооруженным хоть какими-нибудь описями и каталогами. Наконец, принимаясь за какое-нибудь произведение, старинный читатель должен был отдавать себя в жертву тем капризным изменениям, искажениям и ошибкам, каким подвергали это произведение переписчики, прежде чем оно доходило до читателя. |
|
|
