| —121— IX. Занимались составлением расписания переводных и выпускных испытаний студентов Академии в текущем 1901–1902 учебном году. Определили: Расписание испытаний студентов Академии представить на Архипастырское благоусмотрение и утверждение Его Высокопреосвященства. На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «1902 г. Мая 18. По ст. VI. Согласен ходатайствовать. По ст. VII. Помощнику Секретаря Академии Михаилу Бенеманскому разрешается переработать кандидатское его сочинение для соискания степени магистра богословия. Прочее смотрено». 18 мая 1902 года Присутствовали, под председательством Ректора Академии Арсения, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Евдоким и члены Совета Академии, кроме профессоров: В. Ключевского , И. Татарского, А. Введенского и И. Попова . Слушали: Прошение заслуженного экстраординарного профессора Академии по кафедре теории словесности и истории иностранных литератур, Статского Советника, Иерофея Татарского: «Вследствие сильного нервного расстройства я не могу продолжать свои ученые занятия; поэтому почтительнейше прошу Совет Академии ходатайствовать об увольнении меня от службы при Академии и о назначении мне полной пенсии по сокращенному сроку, так как по моему болезненному состоянию я нуждаюсь не только в полном отдыхе, но и в продолжительной медицинской помощи». Справка: 1) По § 81 лит. в. п. 5 устава духовных академий увольнение профессоров от занимаемых ими должностей значится в числе дел Совета Академии, представляемых, чрез Епархиального Преосвященного, в Святейший Синод. 2) На основании действующих законоположений по инспекторской части гражданского ведомства о служебных переменах по должностям V и VI классов, для внесения их в общий Высочайший приказ, подлежащие начальства, от которых, по силе действующих законов, зависит назначение на должности или увольнение —122— от оных, входят с представлениями непосредственно в Инспекторский Отдел Собственной Его Императорского Величества Канцелярии; причем к представлениям прилагаются ведомости со сведениями о лице, назначаемом на должность или увольняемом от оной, по установленной форме. 3) По § 94 лит. в п. 5 (примечание) академического устава дела о назначении пенсий и пособий служащим при Академии представляются Правлением Академии Епархиальному Преосвященному для надлежащих сношений с Обер-Прокурором Святейшего Синода. |
| На другой день служил в Успенском и проповедовал. Чудный храм исторический, святыни, мощи святителей, прекрасное пениесинодального хора, масса богомольцев, но только почти из простого народа, – все это делает служение в Успенском соборе единственным по производимому им на душу впечатлению. Обедал у преосвященного Парфения. В два часа поехали с ним на чтение для рабочих в Епархиальный дом 335 . Читал миссионер священник Полянский 336 , и очень хорошо, главное – просто и понятно для народа, о Священном Писании и Предании. Отсюда с ним же поехали к известному публицисту Л.А. Тихомирову , который был очень рад нашему посещению. Говорили о том, о другом – на злобы дня. В ответ на его вопрос: «Что это так сердиты ваши профессора?» (разумея пасквильную статью Спасского в первом номере «Богословского вестника» и полемическую Введенского в «Душеполезном чтении» 337 ), шутя, я ему сказал: «Вы взвинтили их на своем заседании». Вечер, по обыкновению, провел в семье Камаровских. Они тоже успокоились. В девять часов прибыл сюда преосвященный Парфений, а я в четверть десятого уехал на вокзал, а в двенадцать прибыл в богоспасаемый Посад. Понедельник. 27-е января. Отец инспектор сегодня утром выпросил у меня недельный отпуск к больному деду, о чем я и телеграфировал митрополиту. Вскоре после этого приходит ко мне Спасский и просит назначить заседание редакционное завтра, в моей квартире, на что я согласился, но сказал при этом, что я не буду на нем по болезни, но и отец инспектор не сможет быть, так как он сегодня уезжает. Как вскипел Спасский, как начал волноваться, что я не должен отпускать его ввиду серьезности дела, что он пойдет к нему, уговорит его, наконец, прикажет ему остаться. Действительно, встретясь с инспектором в приемной, он очень энергично и убедительно стал наступать на него. Отец инспектор отговорился/беседовать дальше присылкою дров. Потерпев здесь фиаско, он с мрачным, озлобленным видом пришел ко мне и выпалил следующее: – Ваше Высокопреосвященство! Корпорация с вами корректно поступает, а вы строите какие-то кунсштюки, отпуская инспектора, когда его присутствие здесь так необходимо, как вашего заместителя. |
| 1883. Кн. 9. С. 127-168; История древней философии: Лекции, чит. на Высших жен. курсах в 1884-1885 г. М., 1885. Литогр.; Положительные задачи философии. М., 1886, 2010р. Ч. 1: Область умозрительных вопросов; 1891. Ч. 2: Закон причинной связи как основа умозрительного знания действительности; Вопрос о свободе воли//Тр. Моск. психологического об-ва. 1889. Вып. 3. С. 97-194 (отд. изд.: М., 1889); Положение этической задачи в совр. философии//ВФиП. 1890. Кн. 2. С. 61-72; Критика эмпирических начал нравственности//Там же. Кн. 3. С. 64-104; Нравственное учение Канта//Там же. Кн. 4. С. 65-82; Теоретические основы сознательной нравственной жизни//Там же. Кн. 5. С. 34-83; Новый психофизиологический закон г. Введенского: Заметка по поводу его «Вторичного вызова на спор о законе одушевления»//Там же. 1893. Кн. 19. С. 60-81; Параллелистическая теория душевной жизни//Там же. 1895. Кн. 28. С. 358-389; Явление и сущность в жизни сознания//Там же. Кн. 30. С. 619-652; История древней философии: Лекции, чит. в Имп. моск. ун-те в 1895-1896 г. М., 1896. Литогр.; То же, в 1897-1898 г. М., 1898. Литогр.; То же, в 1900-1901 г. М., 1901. Литогр.; Понятие о душе по данным внутреннего опыта//ВФиП. 1896. Кн. 32. С. 264-298; Декарт как основатель нового филос. и науч. миросозерцания//Там же. Кн. 34. С. 609-642; Спиритуализм как психологическая гипотеза//Там же. 1897. Кн. 38. С. 486-534; Вопрос о реальном единстве сознания//Там же. 1899. Кн. 49. С. 600-623; Кн. 50. С. 861-880; К вопросу о бессознательной душевной жизни//Там же. 1900. Кн. 54. С. 741-757; Философское миросозерцание В. С. Соловьёва//Там же. 1901. Кн. 56. С. 45-91; История новой философии: Лекции, чит. на ист.-филол. фак-те Имп. моск. ун-та. М., 1902; Метод самонаблюдения в психологии//ВФиП. 1902. Кн. 62. С. 1031-1090; Психология: Лекции, 1901-1902 акад. г. М., 1902. Литогр.; Курс психологии: Лекции, чит. на ист.-филол. фак-те Имп. моск. ун-та и на Высших жен. курсах в 1903-1904 акад. г. М., 1903. Литогр.; Научное мировоззрение и философия: По поводу ст. |
| —364— книге П.А. Некрасова рецензент «Русских ведомостей». Между прочим, он оспаривает мысль о возможности основать науку о массовых явлениях на строгой математической логике и настаивает на преимущественном значении в этой науке фактов и наблюдений. Затем он возражает против деления законов на фатальные и свободные, против излишней категоричности деления воли на добрую и злую, против принятого П. А. Некрасовым понимания нравственного закона и т. п. Все эти возражения в более подробной форме ставились автору при обсуждении его тезисов 25 января; и он тогда же давал на них свои ответы. Чтобы без нужды не повторяться, мы не будем останавливаться теперь на критических замечаниях г. Ζ, а переходим к описанию названного заседания психологического общества. Здесь, прежде всего, мы должны оговориться, что не претендуем на безусловную точность и полноту в передаче всех прений. Продолжительность диспута (с 8½ часов вечера до 12 часов ночи), множество оппонентов и разнообразие возражений и, наконец, трехнедельный слишком промежуток между составлением настоящего описания и описываемым событием – все это условия, делающие показания даже самой хорошей памяти не особенно точными и близкими к действительности. Впрочем, за верность действительности общего нашего впечатления как от всех прений, так и от многих отдельных возражений мы можем ручаться. К тому же, некоторые возражения и ответы на них нами записаны 378 . Заседание открыто было председателем общества проф. Л.М. Лопатиным. Первое слово предоставлено было П.А. Некрасову. Диспутант сказал, что постановкой своих тезисов на обсуждение психологического общества он, прежде всего, желает исполнить свой давнишний долг перед обществом – в качестве его члена, нравственно обязанного участвовать в его работах, а затем, как не философ по специальности, желает проверить свои философские мнения суждениями компетентного философского —365— ареопага. Указал он при этом на некоторую трудность полного взаимного понимания между философами и математиками; но прибавил, что прочитавши книгу проф. Московской дух. академии А.И. Введенского : «Закон причинности и реальность внешнего мира», он убедился в полной возможности и пред специалистами-философами отстаивать свои философские мнения по существу, соглашаясь, однако, заранее принять упреки в некоторой неточности своей философской терминологии и своих определений некоторых философских понятий. Затем он резюмировал вкратце свои основные философские взгляды, сравнительно подробно раскрытые в его книге, и сказал, что тезисы не исчерпывают всего содержания его книги, а – лишь те ее части, которые он особенно хотел поставить на обсуждение философского собрания. |
| —278— поведей, автор пришёл к несомненному заключению, что 10 из них принадлежат не м. Гавриилу, а Златоусту, Илье Минятию, Сорену, Гедеону (Криновскому) и Платону (Левшину) . Автор всюду приводит параллельные тексты – греческий, латинский, французский, русский, которые не оставляют никакого сомнения относительно принадлежности этих проповедей известному автору. К сожалению, автор изучил и проанализировал таким образом только 10 проповедей. Мы советуем ему изучить самым тщательным образом и прочие 22 проповеди, приписываемые м. Гавриилу, и о результатах своего исследования сообщить в печати (153–261). В третьей главе автор делает обзор проповедей м. Гавриила со стороны содержания, формы и изложения. Автор мог бы здесь более широко посмотреть на дело, чем как он посмотрел на него (262–292). В заключении автор подводит краткий итог своим исследованиям о м. Гаврииле, как проповеднике. Сочинение написано довольно литературно, не пестрит особенно иностранными словами (77. 107. 109. 139), почти совершенно свободно от описок (41. 46. 126. 134. 149). К сожалению, есть в нём не мало лишнего, не имеющего почти никакого отношения к теме (51 слл. 61 слл. и мн. др.), встречаются преувеличения (51 и др.). Деление на главы по местам нуждается в поправках (11–136.136–152), анализ проповедей с внешней и внутренней стороны далеко не отличается обстоятельностью, архивы с драгоценными рукописными материалами остались необследованными автором. Степени кандидата за свой труд автор заслуживает.“ 37) Экстраординарного профессора Алексея Введенского о сочинении студента Спасского Георгия: „Закономерность и „контингентность“ в истории религий“: „В основу сочинения автора положена глава из нашего исследования: Религиозное сознание язычества. Однако, взяв общую схему, автор остаётся достаточно самостоятельным в раскрытии деталей вопроса и во многом освещает его с тех сторон, которых мы не имели в виду. При этом он проявляет большую начитанность и, хотя нередко злоупотребляет выписками, – всегда, впрочем, цитируемыми, – однако, нить изложения, определяемая его соб- |
| —91— просветления в образе Индры не произошло (346–347). За всем тем позволительно, конечно, допускать, что от представления божества как силы моральной мысль и особенно художественная фантазия могли перейти к представлению Божества, как силы, определяющей себя к действию не моральными, а иными мотивами. Но может ли быть такой переход всеобщим, может ли он быть продолжительным? Образ Индры трансформировался в Индии многократно и различными способами, но позволительно думать, что эти трансформации вовсе не отразили в себе изменений религиозного сознания всей Индии. Исследуя далее исторический ход религиозных судеб Индии, г. Введенский говорит, что разочарование в богах обратило индусов к мистицизму (357). Певец Трасадасью выслушивает спор Варуны и Индры о превосходстве и отдает предпочтение Индре (351–357). Принимая во внимание, что человек здесь дает решающий голос относительно богов, что он оказывает предпочтете богу Индре не за нравственные доблести, а за воинские подвиги, проф. Введенский видит в этом явлении крушение верований и следствием этого поставляет то, что от приниженных богов люди обращаются к тому, в чем нуждаются сами боги, к жертве, молитве, гимнам – мистицизму. Весь этот процесс в изложении г. Введенского нам представляется неясным. Трасадасью может быть действительное историческое лицо – представляется царем, т. е. кшатрием (см. о Трасадасью Ololenberg’a – Zeitschrift d. deutsch. morgenband. Gesellschaft. T. 42, S. 199–247). Неудивительно, что воин восхваляет Индру – бога войны. Что касается до судейского значения мудрого Трасадасью по отношению к богам, то в политеизме – это не исключительное явление. Парис с яблоком Эриды решал спор о красоте богинь (Ил. 24, 25–30; если это и позднейшая вставка, то это не изменяет дела), и это не привело греков ни к разочарованию в богах, ни к мистицизму. К мистицизму не может направить мысль воин, к мистицизму направляют – аскеты и жрецы. Для развития мистицизма нужны условия, благоприятствующие созерцанию, содействующие возвышению чувствительности, благоприятствующие возникновению экстатических состояний. Было бы глубоко интересно выяс- |
| 109 «Точку зрения о. Никона мы вполне разделяем». – Подлинные слова редактора. См. прим. к статье Круглова. 110 «Мы думаем, – глубокомысленно замечает редактор «Душ. Чт.», – что далеко не все»... Ну, конечно, не об заведении же кафе-шантанов при монастырях идет речь. 111 И при этом издевается над ним. «Мы желали бы, чтобы наши почтенные литературные противники брали наши тезисы в прямом и точном смысле (– мы увидим, что тезисы его не имеют никакого смысла –), без всяких вольных и невольных подмен (!?)». 112 К характеристике аргументации г. Введенского. – Читатель помнит чудную картину, нарисованную о. Евдокимом на одной из страниц первой его статьи. «Вот инок созерцатель идет из своей кельи в храм. На дороге к нему протягиваются слабые, совершенно беспомощные руки за помощью. Что должен отвечать такой инок какой-нибудь ветхой денми, голодной, едва одетой, дрожащей от холода, оставленной всеми старушке? Ужели он может сказать ей: «Оставь меня, я безраздельно принадлежу единому моему Господу». Или, быть может, он скажет: «Я не могу служить Богу и миру, не заставляй меня омирщать христианство», делать тонкую подмену православно-русского идеала... Иди с миром... Не смущай меня». Предварив эту выписку заявлением «к сожалению, нам и людям нашего образа мыслей не только усвояют нелепость, но еще играют ей (хороша игра – голодная старуха)», редактор «Душ. Чт.» дает на нее такой ответ: «Так могут поступать не православные иноки, а разве Плюшкины да Иваны Ивановичи Перерепенки». Но, ведь, это полнейшее непонимание своей собственной позиции. Раз идеалом монашества поставлено «исключительно личное спасение», просьба бедной старушки для инока, конечно, является смущением, соблазном. Ответ инока логичен и необходим. Мы уверены, что о. Никон от этого вывода не откажется. В этом цельность взгляда о. Никона. Но какую же услугу оказывает ему г. Введенский, человек того же образа мыслей, ставя рядом с последовательным по теории о. Никона иноком компанию из Перерепенков и Плюшкиных? Еще один пример. – Почему-то почувствовавший себя в роли хозяина в вопросе о монашестве, редактор «Душ. Чт.» уже намечает тему для дальнейших рассуждений, говоря: «Думаем, что спор должен сосредоточиться около того, какие именно формы служения ближним совместимы с иночеством? Здесь опять наблюдается полное противоречие между о. Никоном и защитником его проф. Введенским. С точки зрения о. Никона, конечно, не может быть и речи о «формах» (формы любви к ближнему – вот до чего мы договорились в вопросе о монашестве) служения ближнему, обязательных для инока. Всякая «форма» есть поделие, препятствующее главному деланию. «Душ. Чт.» только извращает цельность взгляда о. Никона... (… «не хотелось бы думать, что здесь есть пред-намеренное и тем более зло-намеренное искажение чужих мыслей»... продолжение см. в статье «Душ. Чт.»). |
| лигий, которые, как естественные по своему происхождению, носят на себе неизбежную печать ограниченности и, вследствие этого, относясь враждебно, отрицательно одна к другой и одна другую исключая, в то же время стоят в общей и существенной противоположности к религии иудео-христианской, как религии националистические и неистинные к универсальной и единой истинной». Не совсем понятно в этой формуле – естественные религии вследствие своей ограниченности относятся враждебно одна к другой и отрицают одна другую (неужели христианство, как религия бесконечной истины, не отрицает язычества?) или ограниченность их есть причина их враждебного отношения к христианству. То и другое из этих дилемматических положений очень рискованно, но мы оставим в формуле проф. Введенского непонятное и будем разбирать лишь то, что понимаем. Он говорит: языческие религии националистичны. Это – неправда. Римская религия всецело грецизирована и древнеиталийские верования только с трудом можно отыскивать под эллинистическими наслоениями. Даже египетская религия александрийской эпохи была романизирована, и мы имеем такого бога, как Юпитер-Аммон. По своему происхождению языческие религии всегда были донационалистичны, а по своим свойствам – в высшей степени способны к синкретизму. Языческим религиям чужда нетерпимость. Пусть автор почитает описание египетских верований у Геродота или галльских верований у Цезаря. Разве духом нетерпимости веет от этих произведений? Язычники преспокойно присоединяли к своим богам богов своих соседей. Даже и евреи, не оставляя Иеговы, обращались и к сирийским и финикийским богам. Были, конечно, у язычников и национальные боги, но в общем, если к чему были прикреплены их боги, то гораздо более к земле, чем к нации. Язычники, переселенные в Палестину на место 10 колен, стали почитать Иегову вместо своих богов ( 4Цар.17 ). Языческие цари и полководцы обыкновенно в завоеванных местностях приносили жертвы туземным богам. Языческие религии могут мирно жить рядом, взаимно проникаться, сливаться. Пусть автор вспомнит о римском пантеоне. Но христианство отрицает естественные религии, истина не может жить мирно рядом |
| —95— делают в Гамбурге и прескверно делают, можно отождествлять с взглядами Гоголя. В примечании на стр. 61–63 наш автор говорит о безусловной реальной свободе, совпадающей с нравственной необходимостью, и рекомендует ее отличать от свободы условной. Я хотел бы думать, что неправильно понимаю здесь г. Введенского, потому что защищаемые их тезисы мне представляются безусловно неправильными. Высшую свободу он, по-видимому, отождествляет с необходимостью на том старом и давно оспариваемом основании, что свобода может существовать лишь там, где существует выбор между должным и приятным, где есть колебание в оценке средств, т. е. лишь там, где имеются на лицо умственная ограниченность и нравственная неразвитость. Г. Введенский одобряет приблизительно такие формулы для свободы, по которым она состоит в том, что человек делает не то, что хочет, или не делает того, что хочет. Исходя из этих формул, некоторые мыслители отрицали свободу в Боге. Божественная Премудрость знает наилучшие цели, Божественная благость желает их осуществления, Божественное всемогущество их осуществляет; здесь, говорят, нет места для свободы. Корень такой философии, это – то определение свободы, которое принимает проф. Введенский. Хотелось бы думать, что наш автор не до конца раскрыл здесь свое понимание свободы. На стр. 77 автор переводит слово Engel словом Бог без видимого основания. На стр. 233 г. Введенский в примечании по поводу работ Van den Gheyn’a говорит, что этого автора подозревают в апологетической тенденции. Но зачем же подозревать писателя в том, что он сам о себе утверждает громко и решительно? Ван ден Гейн – католический апологет. Странные указания о произведениях того же автора дает г. Введенский в примечании на стр. 253: «См. пишет он, обстоятельное опровержение теории европейского происхождения арийцев у Van den Gheyn’a – L’origine européenne des Aryas, 1888, cp. его же монографию по этому вопросу в Revue des Questions scientifiques 1888 avril, а также Мах Müller – Biegraphies of words aud the home of the Aryas. Lond. 1888. На самом деле брошюра о европейском происхождении |
| (Она вышла замуж и вскоре переселилась в Варшаву уже на моей памяти – мне было тогда лет 11 или 12). Но очень интересным человеком была, кажется, моя бабушка со стороны отца, Фелиция Франк (урожд.Френкель). Она дожила до глубокой старости и умерла в Варшаве, кажется, в 1903 году или около этого. В Москве она жила с двумя упомянутыми тетками, своими дочерьми – а потом, когда тетя Феофилия вышла замуж, с тетей Евой, в Введенском переулке (между Покровкой и Воронцовым полем). Она владела языками, французским и немецким, еще в глубокой старости читала газеты, интересуясь почему-то семейной хроникой европейских царствующих родов, играла на рояли и была гораздо образованнее и умнее своих детей (по крайней мере тех, кого я знал). Сохранилось у меня воспоминание об ее комнате, обставленной мебелью и безделушками в стиле рококо – первое художественное впечатление моего детства, вообще бедного художественными впечатлениями. Мой отец, как мне рассказывали, по окончании гимназии, где-то в Западном крае (вероятно, в Вильне) поступил в тогда существовавший виленский университет; но как раз около этого времени вспыхнуло польское восстание 1863 года (о подробностях его мне рассказывала моя мать, которая девочкой была его свидетельницей и присутствовала даже однажды при публичном расстреле повстанцев). Так как повстанцы уводили в лес («до лесу!» – был их лозунг) всю молодежь, очевидно, оказывая сильнейшее моральное давление, а может быть и прямое принуждение, то мой дед заставил моего отца перевестись в московский университет – который он и кончил по медицинскому факультету, вероятно, в конце 60-х годов. Он остался в Москве, и после смерти деда к нему переселилась его мать с дочерьми – так произошло обоснование в Москве семьи моего отца. Отец мой был военным врачом на турецкой войне 1877–1878 гг. – в иллюстрированной летописи этой войны я нашел упоминание его имени и подвига, ухода за ранеными под огнем неприятеля. Он получил за это орден Станислава, кажется, 3-й степени – единственный орден, дававшийся евреям. |
|
|
