| — Запрягай, Вавила! Впереди, у самой дороги, горел костёр; пламени уже не было, светились одни красные уголья. Слышно было, как жевали лошади. В потёмках обозначились две подводы — одна с бочкой, другая пониже, с мешками, и два человека: один вёл лошадь, чтобы запрягать, другой стоял около костра неподвижно, заложив назад руки. Заворчала около подводы собака. Тот, который вёл лошадь, остановился и сказал: — Словно кто идёт по дороге. — Шарик, молчи! — крикнул другой на собаку. И по голосу можно было понять, что этот другой был старик. Липа остановилась и сказала: — Бог в помощь! Старик подошёл к ней и ответил не сразу: — Здравствуй! — Ваша собачка не порвёт, дедушка? — Ничего, иди. Не тронет. — Я в больнице была, — сказала Липа, помолчав. — Сыночек у меня там помер. Вот домой несу. Должно быть, старику было неприятно слышать это, потому что он отошёл и проговорил торопливо: — Это ничего, милая. Божья воля. Копаешься, парень! — сказал он, обернувшись к спутнику. — Ты бы поживей. — Твоей дуги нету, — сказал парень. — Не видать. — Прямой ты Вавила. Старик поднял уголёк, раздул — осветились только его глаза и нос, потом, когда отыскали дугу, подошёл с огнём к Липе и взглянул на неё; и взгляд его выражал сострадание и нежность. — Ты мать, — сказал он. — Всякой матери своё дитё жалко. И при этом вздохнул и покачал головой. Вавила бросил что-то на огонь, притоптал — и тотчас же стало очень темно; видение исчезло, и по-прежнему было только поле, небо со звёздами, да шумели птицы, мешая друг другу спать. И коростель кричал, казалось, на том самом месте, где был костёр. Но прошла минута, и опять были видны и подводы, и старик, и длинный Вавила. Телеги скрипели, выезжая на дорогу. — Вы святые? — спросила Липа у старика. — Нет. Мы из Фирсанова. — Ты давеча взглянул на меня, а сердце моё помягчило. И парень тихий. Я и подумала: это, должно, святые» (С-10,172-174). Есть глубокая связь этого короткого диалога с ночным пейзажем: в совокупности они очень полно и точно передают психологическое состояние Липы, хотя прямо о нём почти ничего не говорится. |
| Слушая такие речи, Нумериан не мог их понять. Да и как могла уразуметь их его душа, не знавшая благодати, не наставленная в учении веры? Однако, из стыда пред стоящими вокруг, что не заметили они его непонимание, он сделал вид, будто всё, что говорил Вавила, он вполне уразумел, и похвалил его, как человека рассуждающего вполне хорошо. Затем снова спросил его: — А что такое человек? — Человек, — отвечал Вавила, — существо земное и смертное, но выше всех смертных животных; кроткое, любезное своим ближним, хотя мы и сделались лютыми друг к другу больше, чем звери. Удивляясь речам Вавилы, но вместе с тем и сам продолжая притворяться мудрым, Нумериан клялся своими богами, что Вавила говорит истину и засвидетельствует свою мудрость, если только принесет жертву богам. — Одного только и недостает Вавиле, — говорил царь, — чтобы он воздал честь богам нашим. Невозможно, чтобы такой премудрый человек мог бесчестить богов и осмелился говорить против них. И ласково посмотрев на Вавилу, сказал ему: — О, премудрый старец! принеси жертву богам и тотчас же я буду считать тебя как бы отцом своим. Клянусь богами, что не лгу и награжу тебя многими имениями в моем царстве. И разными ласками, обещанием больших почестей и богатства, нечестивый царь старался прельстить сего праведного мужа. Но истинный исповедник Христов остался непоколебим в своей вере. На льстивые слова мучителя он отвечал: — Начало и основание всякого блага есть благочестие: без него все обещаемые мне тобою блага суть только нищета, крайнее огорчение и лишение и того, что я имею. Убедившись, что святого Вавилу невозможно склонить к злочестию, Нумериан снова пришел в ярость и приказал своему военачальнику Викторину надеть тяжелые цепи на шею и на ноги святителя и водить его по городу, чтобы опозорить его пред всеми. Беззаконник питал надежду, что почтенный сей муж, пользующийся славой и уважением от всех, устыдится такого бесчестия и согласится исполнить нечестивое желание царя. Когда же надели на святого цепи, царь стал насмехаться над ним: |
| 2. На следующий день, воссев в палате, повелел привести его и в присутствии всех сказал ему: «Жалкий человек, что имея пред глазами дерзнул ты, встретивши, удержать меня? Ты не знаешь, что с тобою говорит царь? Клянусь своим могуществом, не избегнешь ты рук моих. Посмотрим, поможет ли тебе Бог твой». Вавила сказал: «Я человек смиренный, но Бог соблаговолил избрать меня пастырем народа Своего; посему, узрев волка, входящего в стадо Христово, я потщился не презреть, чтобы не отдать отчета Богу моему, потеряв кого-либо из стада». Нумериан сказал: «Я показался тебе волком, жизнесмертный, а не царем?» Вавила сказал: «По изволению Божию ты царь за грехи наши, дабы мы и так были воспитаны и обратились; ибо я не называю тебя воистину царем, так как ты не знаешь, Кто дал тебе царство. Ибо, если бы ты знал Его, то Ему единому поклонялся бы и Его единого чтил бы, а не создания Его; а такими делами ты прогневляешь сотворившего тебя из небытия в бытие и почтившего тебя, дабы ты прославил Его. Говорю же тебе простое дело: если кто из оруженосцев твоих, удалившись, уйдет к другому царю, то есть к иноплеменному, не гневаешься ли ты? Итак, рассуди, что и Бог, сотворивший небо и землю, так ревнует в таковых делах; ибо когда Израиль, огорчил Бога, сказал им Бог чрез Моисея: Вы раздражили Меня не богами, и Я раздражу вас не народом; народом бессмысленным огорчу вас (Второзак. XXXII, 21). Итак, и ты прогневляешь Бога, и Он скоро извлечет тебя из царства сего и даст царство твое другому, кому не хочешь, дабы ты познал, что добро есть исповедовать Бога, а не боготворить его создания и поклоняться им, как написано: Господу Богу твоему поклонишься и Ему единому послужить» (Второзак. VI, 13, 14, X, 20). 3. Нумериан сказал: «Ты говоришь обидные глупости; разве они не кажутся тебе созданиями великого бога, или ты не видишь их действия и предвещания, которые они говорят? Я хотел бы узнать, какой народ писание называет неразумным; я охотно послушаю тебя об этом». Вавила сказал: «Бог сотворил человека простым. Сатана, низвергнутый свыше с небес, добровольно отвратившийся от славы, которую имел, и позавидовавший роду человеческому, увлек с собою отцов наших своими лукавыми замыслами, и мы сделались неразумными. Итак, Единородный Сын Божий, истинный Бог, восскорбев о столь великом идолослужении и увидев погибающим создание, чрез Него происшедшее, явился нам и, отвлекши, помиловал, и мы уже не неразумны, зная Бога, или лучше, будучи познаны Им; ибо нет никакого предвещателя, кроме единого Бога. Ибо все это сказки и измышления поэтов, так называемые боги, не сущие и не существовавшие; ибо если бы у людей не было искусства, то вы не имели бы богов, но были бы безбожными. Если ты хочешь, послушавши меня, сделаться разумным, то Бог принимает тебя; если же не хочешь, то останешься неразумным». |
| Вторыя же песни во Псалтири не глаголем, но припеваем: Преподобнии отцы молите Бога о нас. Второй же песни Псалтири не исполняем, но поем припев: Преподобные отцы, молите Бога о нас. Песнь 2: Ирмос: Видите видите,/яко Аз есмь Бог ваш,/прежде век рожденный от Отца,/и от Девы в последняя без мужа заченшийся/и разрушивый грех праотца Адама, яко Человеколюбец. Песнь 2 Ирмос: Видите, видите, что Я – Бог ваш,/прежде веков рожденный от Отца/и от Девы в последние времена/без мужа зачатый,/и упразднивший грех праотца Адама,/как Человеколюбец! Благоухания ныне исполняемся яко в рай другий текуще,/богонасажденных добродетелей постнических:/яже в воздержаниих и слезах процветоша, различно плодоносяще/жительство Богу преподобнейшии. Благоуханием мы ныне исполняемся,/как бы в рай иной спеша/Богом насажденных добродетелей подвижников:/их они произрастили в воздержании и слезах,/разнообразно плод Богу принося:/каждый – свой образ жизни,/преподобнейшие! Великий Висарион, птичее житие поживый яко ангел,/новый Иов паки, твердый Вениамин,/но и Виталлий светильник, блудницы спасаяй Богу:/Витимий же божественный, и славный Вавила с сими да воспоется. Великий Виссарион, жизнью птиц поживший, иной Ангел,/также новый Иов – твердый Вениамин,/как и Виталий – светоч, спасавший блудниц для Бога,/божественный же Витимий, и славный Вавила с ними/да воспоются! Высотою жительства небо был еси, о Венедикте!/Дом же премудрости, пастырь Васиан,/но и Василий некий венец прият послушания:/во гробе бо живый вселився, показует нам послушания светлость. Высотою жизни ты небесным стал, о Венедикт!/Домом же премудрости – пастырь Васиан;/но и Василий некий послушания венец восхитил:/ибо он, при жизни во гроб вселившись,/показывает нам послушания сияние. Песнь Геласию, сей приснопамятный царь страстей:/хвала Герасиму, емуже поработа зверь:/прииде бо к нему за совершение добродетели./Слава и Герману отцу, с Гаием мудрым угодником Христовым. Песнь – Геласию: он – незабвенный царь страстей;/хвала Герасиму, которому зверь служил как раб:/ведь он пришел к нему из-за совершенства добродетели./Слава и Герману отцу/с Гаием, мудрым служителем Христовым. |
| Вавиле, епископу антиохийскому». (Слова и беседы на разные случаи, т. I, стр. 148–174. Санкт-Петербург, 1864). В этой беседе Златоуст указывает, что местом происшествия была Антиохия, а действующим лицом в нем св. Вавила (имя императора не названо). Но нет оснований беседу Златоуста считать источником, независимым от истории Евсевия. Кто прочтет рассказ Евсевия и беседу Златоуста, тот найдет, что беседа не дает ничего нового в сравнении с историей Евсевия. Златоуст, очевидно пользовался Евсевием при составлении своей беседы. Правда, у Златоуста к тому, что говорит Евсевий, еще прибавляется, что царь не только не раскаялся вследствие обличений епископа, но сильно ожесточился: приказал епископа ввергнуть в темницу и потом предать смерти. Но эти новые сведения, новые по сравнению с Евсевием, чужды исторической точности, так как несомненно известно, что св. Вавила пострадал при Декия (см. III главу нашего исследования – о гонении Декия), а не при Филиппе. Таким образом Евсевий остается единственным источником сведений о происшествии (о позднейших писателях мы не говорим, потому что их авторитет не имеет особенного значения), но Евсевий, как мы сказали, берет свой рассказ со слухов и повествует очень неопределенно (не указывает ни того, где произошло событие, ни того, какой епископ является действующим). Чтобы рассказ Евсевия приобрел должную авторитетность, нужно подтверждение для рассказа у писателей, живших до Евсевия и современных Филиппу. Такими писателями были св. Киприан, Ориген , св. Дионисий Александрийский , но у первых двух нет никаких указаний на случай, хотя от второго и можно было бы ожидать противного, так как он был в переписке с Филиппом и написал в это время сочинение «против Цельса», дошедшее до нас в полном виде. У Дионисия же находим лишь очень неопределенное указание, но идущее к делу. Этот епископ в послании к Эрмаммону (Евсевий, VII, 10) замечает, что были такие императоры, о которых «носилась молва (ο λεχθντες), что они были явно (ναφαντν) христианами». |
| — Я пойду с многочисленным войском, сравняю с землей эту обитель блудниц и приведу сюда Евдокию. Царь и все согласились, и на другой день царский сын с воинами отправился разорить пустынную обитель и схватить Евдокию. По дороге он приблизился к селу, принадлежавшему его отцу и, в виду наступления ночи, захотел остановиться на ночлег в этом удобном для отдыха месте. По юношеской живости он быстро соскочил с коня, ударился о камень и сильно разбил себе ногу, так что на руках воинов отнесен был в постель. Ночью болезнь его усилилась, и он умер; и возвратились воины к царю, везя с собою его мертвого сына. При виде внезапно умершего сына царь упал замертво. Собрался весь город и плакал народ, сожалея царского сына и самого царя, умирающего от скорби. Среди народа был и Филострат. Подойдя к царским приближенным, он говорил им, что Евдокия — раба Божия, и никто не может причинить ей вреда, ибо ее охраняет небесная сила. Но если царь хочет видеть сына живым, то пусть пошлет к ней почтительную просьбу, чтобы она умолила Бога оживить мертвеца. — Я сам, — говорил Филострат, — на себе испытал силу ее молитвы и Божие милосердие. Услыхав это, царь немного пришел в себя и, точнее узнав от Филострата о случившемся с ним, поверил словам его и тотчас послал к Евдокии трибуна Вавилу с почтительным, смиренным и просительным письмом. Когда он прибыл в обитель, святая Евдокия, смиренно поклонившись, приняла царское письмо и сказала: — Зачем царь посылает свое письмо мне, убогой и недостойной грешнице? В ожидании, пока святая прочтет царское письмо, трибун вошел в одну из монастырских комнат и, увидев там открытую книгу, наклонился и прочитал: «Блаженны, хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его» (Пс.118:2) и, дочитав до конца псалма, задремал и, положив голову на книгу, заснул. Во сне явился ему некий светлый юноша и, толкнув его в бок жезлом, бывшим у него в руке, сказал: — Вавила, встань! Мертвый дожидается тебя. Пробудившись, Вавила пришел в ужас от явления ангела и рассказал о сем блаженной Евдокии, прося скорее отпустить его. Она, созвав всех сестер, сказала им: |
| Скачать epub pdf О святом священномученике Вавиле Св. Вавила – епископ Антиохии и мученик. Возможность для мученика подвигов и по смерти, удостоверяющая воскресение. Отступничество Юлиана, его усилия истребить христианство ; невозможность этого, доказанная событиями. Перенесение мощей святого из предместья, по требованию оракула. Не мертвое тело есть скверна, а злая воля. Страх Юлиана перед мощами мученика. Сожжение капища Аполлона молнией. Похвала усердию антиохийцев и епископа их к мученику. 1. Хотел я сегодня отдать долг, который недавно, бывши здесь, я обещал вам; но что мне делать? Блаженный Вавила, явившийся тем временем, позвал нас к себе, не голос подавши, но блеском вида своего привлекши нас. Не гневайтесь поэтому на отсрочку уплаты; во всяком случае чем больше пройдет времени, тем более возрастет и прибыль для вас: мы уплатим серебро с лихвой, потому что и Владыка, вверивший нам его, так повелел ( Лк.19:23 ). Итак, не сомневаясь касательно этого долга, так как и капитал и проценты вам остаются, не пропустим и сегодня случившейся прибыли, но насладимся подвигами блаженного Вавилы. Впрочем, как управлял он нашей церковью, и спас этот священный корабль среди непогоды, бури и волн, какое показал дерзновение перед царем, как душу свою положил за овец и принял то блаженное заклание, об этом и подобном говорить предоставим старейшим из учителей и общему нашему отцу (епископу). О древнейших событиях прекрасно могут рассказать вам старцы, а что случилось недавно и на нашем веку, это расскажу вам я, юный, – разумею происшедшее после кончины мученика, после погребения его, и в то время, когда он пребывал в предместии города. Знаю, что язычники будут смеяться над этим нашим обещанием, когда мы обещаем говорить о славных делах, после кончины и погребения совершенных погребенным и обратившимся в прах; но из-за этого мы конечно не станем молчать, а по этой самой причине больше всего и будем говорить, чтобы, показав на самом деле такое чудо, обратить смех на их голову. У человека вообще не бывает, конечно, подвигов после смерти; но у мученика может быть и много и великих, не для того, чтобы ему сделаться более славным (он нисколько не нуждается в одобрении народа), но чтобы ты, неверный, понял, что смерть мучеников не есть смерть, а начало лучшей жизни, вступление в жизнь более духовную, преставление от худшего к лучшему. |
| Губернатор лежал на мягком диване, на персидском ковре, раскуривал трубку. — Нагни свой голова, — приказал генерал. Гришатка нагнул, думал, что Рейнсдорп снова трубку начнет выбивать о темя. Однако на этот раз барин выдал ему увесистого щелчка. — О, крепкий есть твой голова, — произнес губернатор. Вечером у Гришатки произошел разговор с Вавилой. Поговорили о господах. Рассказал Гришатка дровоколу про трубку и про щелчок. — Немец, как есть немец, — заявил Вавила. — У него что ни день, то новые в голове фантазии. «Ку-ка-ре-ку!» Прав оказался Вавила. Немало бед принял Гришатка из-за этих самых барских фантазий. Началось с того, что Рейнсдорп решил просыпаться чуть свет, вставать с петухами. А так как петуха в губернаторском доме нет, то генерал приказал быть за голосистую птицу Гришатке. Явился мальчик чуть свет к дверям губернаторской спальни. — Ку-ка-ре-ку! — завопил. Спит губернатор. — Ку-ка-ре-ку! — заголосил еще громче Гришатка. Не помогает. Кукарекал, кукарекал Гришатка, голос себе сорвал. Хоть плачь — не просыпается барин. Позвал Гришатка на помощь Вавилу. Вместе они кукарекают. Хоть из пушек пали, спит, не просыпается генерал-губернатор. Часов в одиннадцать наконец проснулся. — О майн гот! — закричал генерал. Схватил он Гришатку за ухо. — Не разбудил. Не разбудил. Ты есть приказа не выполнил. — Я же будил, — начинает Гришатка. — Вот и Вавила. Сон у вас очень крепкий, ваше сиятельство. — О, русише швайн, — вскипел генерал. — Их бин золдат. Их бин золдат. Я человек военный. Мышь хвостом шевельнет — я уже есть на ногах. Муха летит — я уже слышу. Смешно от такого вранья Гришатке. — Да вас хоть из пушек буди, ваше сиятельство. — Что!! — заревел генерал. — Кобильин, Кобильин! Всыпать ему плетей. Тащат Гришатку на кухню. Всыпает Кобылин ему плетей. Ганнибал Вздумалось Рейнсдорпу иметь при себе арапчонка. Вспомнил генерал про царя Петра Первого, что у того арапчонок был — себе захотелось. А откуда в Оренбурге и вдруг африканец, и губернатор опять за Гришатку. Вымазали мальчика сажей, Алексашка снова завил ему кудри, дали в руки опахало — веер на длинной палке. Ходит Гришатка следом за Рейнсдорпом, опахалом помахивает. |
| Отец Игнатий ездил на крошечной тележке и сам правил другою толстою лошадью. Я собственно всегда имел право ехать с отцом Игнатием, которому меня особо поручала моя бабушка, и отец Игнатий даже позволял мне править толстою лошадью, запряженною в короткие оглобли его тележки; но я обыкновенно предпочитал идти с послушниками. А они никогда не шли по дороге. Понемногу, понемногу заберемся, бывало, в лес, сначала запоем: «Как шел по пути молодой монах, а навстречу ему сам Иисус Христос», а там кто-нибудь заведет новую песню, и поем их одна за другою. Беззаботное, милое время! Благословенье тебе, благословенье и вам, дающим мне эти воспоминания. К ночи только, бывало, дойдем мы так к озеру. Тут на берегу стояла хатка, в которой жили два старичка, рясофорные послушники: отец Сергий и отец Вавила. Оба они были «некнижные», то есть грамоте не умели, и исполняли «сторожевое послушание» на монастырском озере. Отец Сергий был человек необыкновенно искусный в рукоделиях. У меня еще теперь есть прекрасная ложка и узорчатый крест его работы. Он также плел сети, кубари, лукошки, корзины и разные такие вещицы. Была у него очень искусно вырезанная из дерева статуэтка какого-то святого; но он ее показал мне всего только один раз, и то с тем, чтобы я никому не говорил. Отец Вавила, напротив, ничего не работал. Он был поэт. «Любил свободу, лень, покой». Он готов был по целым часам оставаться над озером в созерцательном положении и наблюдать, как летают дикие утки, как ходит осанистая цапля, таская по временам из воды лягушек, выпросивших ее себе в цари у Зевеса. Тотчас перед хаткою двух «некнижных» иноков начиналась широкая песчаная полоса, а за нею озеро. В хате было очень чисто: стояли две иконы на полочке и две тяжелые деревянные кровати, выкрашенные зеленою масляною краскою, стол, покрытый суровой ширинкой, и два стула, а по сторонам обыкновенные лавки, как в крестьянской избе. В угле был маленький шкафик с чайным прибором, а под шкафиком на особой скамеечке стоял самовар, вычищенный, как паровик на королевской яхте. |
| Но отроки и тут остались непоколебимыми, как скала, и, как бы одними устами, отвечали царю: «Неужели ты думаешь, что когда-нибудь уловишь нас лестью? Знай, что никогда ничего не успеешь, если бы даже и без числа стал бы трудиться». И потом все, вздохнувши, ещё прибавили: «Если б был здесь не только один этот царь, но и ещё множество лютейших царей и мучителей, и тогда ни один из них не разлучил бы нас от Бога нашего». Царь после этого приказал предать детей вместе с Вавилою смерти. И вот, отроки вместе с своим учителем пошли на казнь. Когда они шли на место казни, то священномученик Вавила воспел слова Давидовы: «Возвратись, душа моя, в покой твой, ибо Господь облагодетельствовал тебя» ( Пс.114:7 ). Когда же достигли самого места казни, тогда сперва отроки подклонили головы свои под меч, а затем усечён был во святую главу свою и Вавила. Понятно ли вам теперь, дети, что значит любить Бога всем сердцем, всею душою, всем разумением, всею крепостью? Пример детей – учеников Вавилы, как видите, говорит вам, что любить так Бога значит быть преданным Ему всем существом своим и вести себя так, чтобы, в случае нужды, ни угрозы, ни прельщения, ни самая смерть не могли заставить вас изменить законам Господним, нарушить их или отречься от Самого Господа. Пример показывает нам, что любовь к Господу не должна ограничиваться ничем и вся наша жизнь должна быть посвящена Ему. Узнавши же это, потщитесь и вы утвердить такую любовь к Господу в сердцах своих. Помните, что Он есть единственное, высочайшее и существенное благо для вас; стремитесь к Нему непрестанно умом и сердцем и всем существом вашим; делайте всё для славы имени Его; ставьте для себя исполнение закона Его выше всего, будьте тверды и непоколебимы на пути благочестия и добродетели. Помните, что вы можете встретить неприятности, огорчения и другие трудности за вашу любовь к Господу; но и тут не смущайтесь. Не скорбите, если, например, услышите обидное слово или насмешку или увидите какое-либо неразумное презрение вашей всецелой преданности Царю Небесному. |
|
|
