| Под некоторыми именами царей, императоров и консулов Кассиодор приводит краткие исторические справки. Написанная Кассиодором «Церковная история в трех частях» («Historia ecclesiastica tripartita») была задумана как продолжение «Церковной истории» Евсевия Кесарийского . В ней близко к оригиналу воспроизводятся фрагменты из греческих историков Церкви – Созомена, Сократа, блаженного Феодорита – в переводах на латинский язык, выполненных Епифанием Схоластиком. Лучший исторический труд Кассиодора «Происхождение и история готов» («De origine actibusque Gothorum») в 12 книгах, над которым он трудился с 526 по 533 г., утрачен, но его содержание известно по переделке, принадлежащей Иордану, переименовавшему готов в гетов для того, чтобы, присоединив к истории готов историю другого народа, сведения о котором уходят в глубокую древность, облагородить происхождение завоевателей Италии. Но стремление возвеличить готов, подчеркнуть значимость этого народа во всемирной истории свойственно было и самому Кассиодору. В виде фрагментов сохранились «Речи» («Orationes») Кассиодора и его генеалогический трактат, посвященный истории собственного рода, – «История рода Кассиодоров» («Ordo genesis Cassiodororum»). Последний труд Кассиодора, написанный им перед смертью, в девяностолетнем возрасте, посвящен лингвистике и называется «Об орфографии» («De orthographia»). В него включены многочисленные отрывки из утраченных трудов древних авторов по латинской и греческой грамматике. По характеристике И. Н. Голенищева-Кутузова, «литературное наследие Кассиодора Сенатора было мостом, перекинутым из Античности через самый темный период Средневековья к 11–13 вв. – периоду восстановления наук и обновления литературных традиций в западно-европейских странах» 748 . По словам французского историка Жака Ле Гоффа, Кассиодор «заложил основу интеллектуального воспитания новых варварских народов, организовав работу по переводу греческих текстов, а также переписыванию рукописей. Кассиодор стоит у истоков Европы книжной и библиотечной. |
| Еще одной административной мерой против христиан был изданный 17 июня 362 г. эдикт, запретивший христианам преподавать риторику и грамматику. Эту акцию находил несправедливой и такой поклонник Юлиана, как Аммиан Марцеллин. «Изданные им указы... – писал он, – были вообще хороши, за исключением немногих. Так, например, было жестоко то, что он запретил преподавательскую деятельность исповедовавшим христианскую религию риторам и грамматикам, если они не перейдут к почитанию богов» 235 . Предлог к дискриминации Юлиан находил в том, что, как он писал, «правильное преподавание заключается не в складной речи и красивых словах, а в том, чтобы учитель обладал здравым расположением мыслей и имел верные понятия о добре и зле, о благородных и постыдных вещах. ... Разве, по воззрениям Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота, Фукидида, Исократа и Лисия, боги не являются творцами всякого знания... Я находил бы нелепым, чтобы те, которые объясняют указанных писателей, позволяли себе отвергать чтимых ими богов. Я не требую, чтобы они переменили свои воззрения перед слушателями, но предоставляю на их свободный выбор: или не преподавать то, что не считают серьезным, или, если желают продолжить преподавание, должны прежде всего собственным примером убедить слушателей, что Гомер, Гесиод и другие, которых они толкуют и которых обвиняют в нечестии и заблуждении по отношению к богам, на самом деле не таковы» 236 . По словам Оросия, «почти все те, кого касались предписания эдикта, предпочитали покидать службу, нежели оставлять веру» 237 . Оставлявшим преподавание риторам Юлиан предлагал идти в церкви галилеян «объяснять Матфея и Луку» 238 . Своеобразной акцией, нацеленной на причинение вреда ненавистной ему Церкви, была та, за которую его трудно укорять в попрании справедливости. В самом начале своего правления Юлиан даровал амнистию всем осужденным по обвинениям в церковных преступлениях. Ею воспользовались как православные никейцы, так и крайние ариане вроде Аэция, одинаково преследовавшиеся при Констанции. Аэций, в прошлом учитель Юлиана, был, пожалуй, единственным вернувшимся из ссылки «галилеянином», которого император приблизил к себе. Юлиан вернул епископов из изгнания вовсе не ради справедливости или по гуманным соображениям, а чтобы и таким образом нанести урон Церкви. Об этом откровенно пишет почитатель и единомышленник Юлиана Марцеллин: «Он созвал во дворец пребывавших в раздоре между собой христианских епископов вместе с народом, раздираемым ересями, и дружественно увещевал их, чтобы они предали забвению свои распри и каждый, беспрепятственно и не навлекая тем на себя опасности, отправлял свою религию. Он выставлял этот пункт с тем большей настойчивостью в расчете, что, когда свобода увеличит раздоры и несогласия, можно будет не опасаться единодушного настроения черни. Он знал по опыту, что дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях» 239 . |
| остальные же или отстали от нас, или же исключены... И большая часть из них исключена из училища, из третьего и четвертого классов... – Но ведь это не только не педагогично, но даже не нормально: исключать малых детей значит не давать им возможности показать себя... Тут может быть очень много невинных жертв: среди плохих, тупых и неразвитых учеников легко могут быть исключены и даровитые дети, почему либо не успевшие выказать себя... – А вы думаете, этого не бывает?... И очень даже часто случается это. У нас, например, был один ученик Кириллов, превосходно знавший русскую грамматику, но не понимавший хорошо латинского языка и потому попавший под исключку... Случайно поступивши в гимназию, он там прежде нас окончил курс первым учеником с медалью и поступил в университет… Но это не случайность; если бы ему дали возможность дойти до семинарии, где латынь отодвигается на задний план, а словесность, логика и догматика занимают ее место, он и в семинарии был бы в числе первых учеников, потому что сочинения его всегда выручили бы из беды... А вот вам и еще пример! Мой бывший профессор словесности Гостунский на четырнадцатом году был исключен из четвертого класса училища за латынь, но сумев как-то снова поступить в училище, переполз в семинарию, а там пошел в гору: в первую же треть в риторике добился первого разряда, а к концу года занял первое место в классе, к году из богословского класса был отправлен в академию и там окончил курс в числе первых магистров... – Удивительно!... Но хорошо, что эти ученики добились возможности снова поступить в учебное заведение; а ведь большинство-то гибнет так, оставаясь без дальнейшего образования. – Конечно... Большинство идет в сельские причетники, погрязает там в житейские дрязги, тупеет и гибнет. – Ужасно!... И я никак не могу себе взять в толк того, как может доселе существовать глупое обыкновение исключать детей из низших классов?... – Конечно, это какое-то необъяснимое явление, какое-то педагогическое безумие... Здравый смысл никогда не допустил бы наших педагогов исключать малых детей, но в том и беда, что его у них нет: они затмили его своими ложными убеждениями, будто бы кто латыни не знает, тот никуда не годен, и будто бы латынь есть самый главный предмет знаний... |
| И все ветви славянства почувствовали свое общее, коренное единство племени, затем единство языка, выражавшего собой единство народных стихий, и послужившее затем новым средством высшего, духовного единства. Все это совершилось при помощи грамоты, порожденной ею письменности и вызванного всем этим высокого творчества славянской культуры. И тогда большая половина Европы от Царьграда по всей восточной половине Балканского полуострова, в обширном Болгарском государстве, по течению всего Дуная, в современной Венгрии, до окраин Польши, Чехии, Хорватии и Сербии, наконец, до Киева и Новгорода пробудилась в грандиозном историческом движении. Здесь к новой жизни призвались целые народные массы, обмениваясь посольствами и письмами друг с другом, налаживая различные культурные и торговые связи. Лучшие вожди народные, образованнейшие славянские умы того времени – все были соединены в общем деле; в трудах пребывали все правительства славянских народов, во главе деятельности – государи: Михаил Греческий; Борис и Симеон Болгарские; Ростислав, Святополк Моравские; Владислав и Людмила Чешские; Российские Ольга, Владимир и Ярослав – какие великие имена, какая несравненная сила! И в наши дни каждое новое разыскание о славном деле славянских просветителей, каждый новый труд по церковно-славянской грамматике или печатное издание памятника кирилловской письменности, проливают свет на современные славянские наречия, на судьбы славянской науки. Труды современных славистов, устремленные своим взором в ту далекую пору и эпоху, помогают понять пути развития современных славянских языков и всей славянской литературы. А сама история славянских народов уясняется тем более, чем ближе мы приникаем к их единому великому началу. И если осознание этого начала оказывает такое сильное влияние на современную славистику в науке и жизни, то, наоборот, каждое новое явление в жизни современного славянского мира пробуждает собой память о прошлом, дает повод лучше понимать его, ценить, исследовать и воссоздавать. |
| В. Е. Адодуров и В. К. Тредиаковский для обозначения взрывного Г предлагали ввести в рус. азбуку букву («га», усеченное от «гамма»). Активным противником этого нововведения был Ломоносов, в ходе полемики написавший стихотворение «О сомнительном произношении буквы Г в российском языке» (1748-1754). Буква начертание к-рой восходит к курсивному или декоративному начертанию греч. буквы «гамма», известна на Руси с XIV в. (напр., в надписях на хранящейся в ГТГ иконе вмц. Варвары из Углича, кон. XIV в.). Данная буква была кодифицирована в «Грамматике церковнославянского языка» Мелетия (Смотрицкого) 1619 г. (исключена из московского издания 1648 г.) для написания слов, заимствованных из греч. и лат. языков: , , , . («гамма», «кгамма») вошла в букварную традицию Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного звука [г]. Ранее, начиная с XIV в., в деловой письменности Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного Г (в основном в иностранных именах и заимствованных словах) использовалось сочетание «гк» (напр., «Скиригкаило» в договорной грамоте 1386 г. смоленского кн. Юрия Святославича с польск. кор. Владиславом (Ягайло) . В совр. укр. языке обозначает взрывной звук, фрикативный звук передается буквой Г. Начертание буквы в кириллице восходит к унциальному варианту греч. буквы «гамма» (Г), к-рая по рисунку и названию представляет собой видоизменение финик. знака «гимель» (верблюд) . В уставных и полууставных почерках на протяжении всего периода их существования начертание буквы отличается исключительной устойчивостью. В южнослав. рукописях нач. XIII в. ( Вуканово Евангелие , Боянское Евангелие ) встречается особое начертание в форме лат. F - «двойное» или «с молоточком» ( Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928. С. 183). Начертание печатной буквы в XVIII в. воспроизводило рукописный полуустав. Совр. вариант рукописных начертаний оформился на основе нового московского письма (канцелярского курсива) кон. XVII - нач. XVIII в. и ренессансного шрифта «антиква» и вошел в широкий обиход в нач. XVIII в., после реформы гражданского алфавита. Отличающиеся друг от друга рукописные начертания строчной и прописной буквы - восходят к скорописи XVIII в., воспринявшей нек-рые начерки юго-западнорус. (киевской) скорописи XVII в., в частности для Г - . |
| Феодосием Хиландарцем , но ошибочно приписал его иером. Доментиану ( Дoмehmujah, иером. Жumuje св. Саве. Београд, 1860); Жития святых Симеона и Саввы ( Дoмehmujah, иером. Живот светога Симеона и светога Саве. Београд, 1865); послесловие к Никодимову типику 1319 г. (1859); Житие Илариона, еп. Меглинского, написанное патриархом Евфимием Тырновским, и послание Владислава Грамматика Димитрию Кантакузину (1869); Никольское Евангелие Београд, 1864); Жития королей и архиепископов сербских, написанные архиеп. Даниилом II ( Данило II, apxujen. Животи и apxujenuckona српских. Загреб, 1866); Апокалипсис по боснийской рукописи «христианина Хвала» 1404 г. (1872); ряд притч, апокрифов и др. Издал ранее неизвестные списки сочинений, посвященных равноапостольным Кириллу и Мефодию: Житие Кирилла и Похвальное слово Кириллу и Мефодию по сборнику Владислава Грамматика 1469 г. (Рукопис Владислава Граматика, писан 1469 г.//Старине. Загреб, 1869. 1. C. 44-85). Ввел в научный оборот, исследовал и частично опубликовал единственный (Карловацкий) список полной редакции грамматического трактата Константина Костенечского (Starine. Zagreb, 1869. Knj. 1. S. 1-43), положив начало изучению взглядов книжников тырновской школы XIV-XV вв. на кирилло-мефодиевскую миссию. Перевел на серб. язык и опубликовал по частям ветхозаветные тексты «Повести из Старого и Нового Завета» (Npunobujemke из Старог и Новог завета. Вена, 1860) и в 1868 г. издал полный перевод ВЗ вместе с НЗ в переводе Караджича (см. ст. Библия: Переводы на серб. яз.//ПЭ. Т. 5. С. 162), перевод Псалтири (Псалтир Давидов. Беч, 1865). Перевел с рус. языка и издал «Историю сербского народа» А. Майкова ( Majkob А. Ucmopuja србскога народа. Београд, 1858). Соч.: С. Бuблuorpaфuja радова Београд, 1889. С. 232-236; М. Бuблuorpaфuja радова за фuлoлorujy и лингвистику. Нови Сад, 1975. 18. Св. 1. С. 9-64; Изложба поводом Београд, 1975. Лит.: М. Београд, 1959; Веселинов И. као издавач старих српских текстова//Библиотекар. Београд, 1975. Бр. 3/4. С. 224-238; Р. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ВЛАДИСЛАВ ГРАММАТИК (не позднее нач. 40-х гг. XV в.- после 1480), южнослав. книгописец-каллиграф, агиограф, последователь тырновской книжной школы. Происходил из богатого серб. рудничного центра Ново-Брдо. Сведения о В. Г. содержатся лишь в выходных записях переписанных им рукописей. Национальное происхождение В. Г. не установлено: он мог быть сербом, выходцем из Македонии или эмигрантом-болгарином. В болг. лит-ре приводятся аргументы в пользу болг. происхождения В. Г.: проживание в конце жизни в Рильском мон-ре , почти полное отсутствие житий серб. святых в Рильском Торжественнике 1479 г. Но последний аргумент не может иметь решающее значение, т. к. пространные жития серб. святых, за исключением Житий прп. Петра Коришского, иером. Феодосия и св. Стефана Дечанского Григория Цамблака, к-рые переписал В. Г., не включались в календарные сборники, в т. ч. и серб., из-за их объема, а используемая при переписке рукописей ресавская, серб. по происхождению, орфография отличается у В. Г. высокой степенью нормированности и не дает оснований судить о его происхождении. Следует также признать неубедительными попытки Г. Данчева отождествить В. Г. с соименными ему лицами, упомянутыми в источниках: «попом Владиславом», фигурирующим в Новобрдоском акте 1434 г., и дьяком Владиславом, служившим в канцелярии боснийского герц. Влатко Вуковича в 1466 г. ( Данчев. Владислав. С. 16-28). Против 1-го отождествления свидетельствует то обстоятельство, что «попу Владиславу» в тот момент было бы не больше 20 лет, т. к. самыми ранними годами рождения В. Г. считаются 20-е гг. XV в.; не согласуется с ним и молчание В. Г. о своей принадлежности к числу священнослужителей. Во 2-м случае заметно явное несоответствие почерков боснийского канцеляриста и В. Г. (Там же. С. 22, фиг. 1). Судя по памятникам, В. Г. получил хорошую каллиграфическую и лит. подготовку либо на Афоне, либо в одном из серб. культурных центров - при дворе деспота или Патриарха или в мон-ре, служившем центром епархии. Более вероятным является 2-й вариант, т. к. В. Г. нигде не упоминает о жизни на Св. Горе. В 50-70-х гг. XV в. В. Г. работал в слав. мон-рях Македонии, сначала в Младо-Нагоричине, затем в Матейче, находившемся под покровительством вдовы султана Мурада II Мары Бранкович , а под конец жизни, вероятно, в Рильском. Последнее известие о В. Г. относится к сент. 1480 г., когда он, проживавший в то время в Жеглигове, оплатил работу для Рильского мон-ря, возможно, своего ученика мон. Мардария - Беседы на книгу Бытия («Шестоднева») Иоанна Златоуста (Болгария. Б-ка Рильского мон-ря. 4/2; лист с послесловием - РГБ. Григор. 52.3/М. 1734.3). |
| как продолжение Жития св. Иоанна Рильского и в ряде позднейших списков, разделяющихся на 2 редакции, рассказывает о восстановлении мон-ря в 1469 г. братьями-монахами Иоасафом, Давидом и Феофаном при покровительстве Мары Бранкович и о перенесении в обитель из Тырнова мощей св. Иоанна. Основному сюжету предпослана история завоевания Балканского п-ова османами. Тематически и стилистически она продолжает линию историко-агиографических повестей-трансляций нач.- сер. XV в., таких как «Повесть о перенесении мощей прп. Параскевы-Петки в Видин и Сербию» Григория Цамблака и анонимная «Повесть о перенесении мощей св. ап. Луки из Рогоса в Смедерево». Послесловие-послание В. Г. (издано при всех описаниях сборника 1469 г., а также: Данчев. Владислав Граматик... С. 137-142) - образец высокого риторического стиля в традициях тырновской книжной школы XIV в. В какой-то мере В. Г. было не чуждо и летописание: в выходной записи сборника 1473 г. он сообщает о войне османов с державой Ак-Коюнлу и о гибели в сражении на Евфрате паши Романии Хасмурата, а в Рильском сборнике 1479 г. о взятии турками принадлежащего Венеции Шкодера. При упоминании в записях тур. правителей В. Г. подчеркнуто лоялен (см.: Этническое самосознание славян в XV ст. М., 1995. С. 169). Приписки-послесловия В. Г. изданы при описаниях его рукописей (см. также: Данчев. Владислав Граматик... С. 137-144; Христова Б. , Караджова Д. , Узунова Е. Бележки на българските книжовници X-XVIII вв. София, 2003. Т. 1 (X-XV вв.). 126, 129-131). В. Г. также и редактировал тексты. Переписанные им дважды (в 1469 и в 1479) пространное Житие Константина-Кирилла Философа и Слово похвальное Кириллу и Мефодию представляют особую позднюю редакцию текста, не зафиксированную др. рукописями, как восточно-, так и южнославянскими. При этом младший список обнаруживает по отношению к старшему следы дополнительной редактуры (см.: Флоря Б. Н. Рукописная традиция памятников Кирилло-Мефодиевского цикла: (Итоги и задачи изучения)//Жития Кирилла и Мефодия: Факсим. |
| Для лучшего «прочтения» текста библиографии небесполезно вкратце напомнить исторический контекст. Начало мистико-аскетической традиции Православия в Болгарии связано с трудами и подвигами преп. Иоанна Рыльского. В дошедшем до нас его «Завещании» (спорным является вопрос, принадлежит ли оно самому св. Иоанну, либо записано позднее на основе устного предания) начертана своеобразная программа для последующего развития монашества и подвижничества в Болгарии. В числе важнейших наставлений преп. Иоанна – указание следовать «первообразам» монашества, примерам преп. Антония и преп. Феодосия, а также и указание о творении непрестанной Иисусовой молитвы. «Золотой век» болгарской культуры – Х век – тесно связан с быстрым ростом и распространением монашества и аскезы. Пример преп. Иоанна находит последователей в лице преподобных Прохора Пшинского, Гавриила Лесновского, Иоакима Осоговского и др. основателей обителей в юго-западной Болгарии. В царствование императора Льва VI Философа (886–912), по всей вероятности, в 898 г., тремя братьями родом из г. Охрида основывается монастырь Зограф («Живописный») на Афоне. В дальнейшем Зограф становится одним из главнейших центров болгарского монашества и подвижничества. Имея тесные связи с другими обителями на Афоне (надо отметить, что немало болгарских монахов было и в других афонских монастырях – в Великой Лавре, Хиландаре и др.), он также служит необходимым и незаменимым посредствующим звеном между Византией и Болгарией, между греческим Богомыслием и Богоделанием и духовной культурой славянства. В эпоху исихастского Возрождения XIV в. подобным же посредствующим звеном становится обитель преп. Григория Синаита Парория. Как хорошо известно, среди ближайших и любимых учеников св. Григория были преп. Феодосий Тырновский (ок. 1300 – 27.ХI.1362/3), преп. Ромил Видинский (ум. ок. 1385) 70 , Каллист I (ум. 1363), патриарх Константинопольский (1350–1354 и 1355–1363). При посредничестве Феодосия болгарский царь Иван Александр (1331–1371) стал одним из ктиторов монастыря. После блаженной кончины преп. Григория Синаита (1346) монашеское братство пригласило Феодосия стать игуменом, однако тот уклонился. Патриарх Каллист I, сыгравший активную роль на Влахернском Константинопольском соборе (май-июнь 1351), написал жития и Григория Синаита , и Феодосия Тырновского (см. публ. 11 .131–133; 6 .1583–1585), вскоре после написания переведенные по-славянски. Нелишне отметить, что греческий подлинник жития Феодосия не сохранился и оно известно лишь в переводе, причем в единственном списке Владислава Грамматика в его Рильском панегирике 1479 г. (л. 290а-302б) 71 . В конце XVIII – начале XIX в. иеросхимонах Спиридон, будучи в Рильском монастыре, сделал список, опубликованный О. М. Бодянским 72 ; список же Владислава Грамматика впервые опубликован В. Златарским (см. публ. 11 .132). |
| Наиболее известными в слав. письменности К. являются следующие толковые тексты: I. Катена на Книги Царств - коллекция кратких толкований, заимствованных в основном из вопросоответов Феодорита Кирского (гл. обр. на 1-ю Книгу Царств, в меньшем количестве на 2-ю, единичными случаями на 3-ю, почти отсутствуют на 4-ю). Среди имен толкователей ошибочно упоминаются авторы греч. переводов, вошедших в Гекзаплы (Акила, Симмах, Феодотион), а также Иосиф Флавий. Катена была переведена с греч. языка в 1416 г. (судя по титулу заказчика, не ранее 1402) по заказу серб. деспота Стефана Лазаревича, ее оригинал не установлен. Слав. версия известна в 2 южнослав. (серб. ресавских) списках: ОГНБ. 6, 1418 г., и РГБ. Григор. 1, XVI в. Две серб. рукописи XVI в. погибли во время второй мировой войны ( Николова. 1995. С. 61-62). II. Катена Никиты Ираклийского на Книгу Иова сохранилась в 2 переводах: 1-й был выполнен на Афоне мон. Гавриилом в 1411-1412 гг. с греч. рукописи монастыря Эсфигмен (представлен 2 списками: сербским (ГИМ. Син. 202, вероятно, беловой оригинал перевода) и молдавским среднеболг. извода (Bucur. Acad. Romana. 96, 1503 г.)); писец 2-го списка (мон. Виссарион Хиландарский) в 1516 г. принимал участие в переписке Толкового Апостола (см. ниже). 2-й перевод содержится в рукописи Владислава Грамматика 1456 г. (РГБ. Григор. 4/14) и в списке б-ки Рильского мон-ря 2-й пол. XV в. (Болгария, б-ка Рильского мон-ря. N 1/4 (18)). Структурной особенностью греч. оригинала является деление текста на 33 главы, что отразилось в слав. переводе. Катена Никиты Ираклийского в 2 указанных переводах основана гл. обр. на толкованиях Олимпиодора Александрийского, ее следует отличать от перевода полного толкования Олимпиодора на Книгу Иова (древнейший рус. список: ГИМ. Чуд. 6, 1394 г.; изд. по списку Владислава Грамматика: Христова-Шомова. 2007; подробнее об особенностях перевода и рукописной традиции см.: Она же. 2006). III. Катена Никиты Ираклийского на Псалтирь. На слав. язык было переведено предисловие к этой катене, известное в неск. рус. списках XVI в.: РНБ. Соф. 1464. Л. 200-217; РНБ. Соф. 1465. Л. 89-96; РГАДА. Ф. 181. 478. Л. 97 об.- 116; РГБ. Унд. 53. Это предисловие, содержащее сведения о библейских переводчиках, цитирует архиеп. Геннадий Новгородский в своем послании архиеп. Иоасафу Ростовскому 1489 г. ( Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - нач. XVI в. М.; Л., 1955. С. 319). В болгарской рукописи 2-й пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. Собр. МДА. 18) содержатся толкования на Пс 1-54 из катены Никиты Ираклийского (см.: Леонид (Кавелин), архим. Сведение о славянских пергаменных рукописях. М., 1887. С. 17-19). |
|
|
