| Я, друг, лето проводил в работе, отчасти позапасся хлебом; теперь хлопочу о пиве; в первых числах сентября буду заваривать; не подумайте, что наше пиво походит на сумасбродную, бесполезную брагу; нет, оно немногим уступит в действии горелке, это я испытал на себе в прошедшую осень. Делать нечего, у нас в деревне не город, не увидишь скачущих по большой дороге дворян или других франтиков, скучно, испьешь пивца, и повеселее, поедут в воображении на тройках и двойках. Слава Богу, я познакомился с живущими у нас в приходе господами, а через них и с другими, чуть соскучилось – можно найти развлечение в доме любого. Наш дьякон в предпоследних числах вакации бывал у вас в больнице, желал вам сообщить весть обо мне и от вас доставить мне, но вы покоились в объятиях морфея, он вас потревожить не осмелился. Прошу вас, любезнейший друг, сообщать мне новости имеющие случиться во Владимире, не поставьте для себя в труд, чем много обяжете любящего вас друга Граменицкого». 10–12 сентября писал мне из Петербурга Ф.Гавр. Беляев в качестве уже студента академии: «Почти целый месяц и моего житья-бытья в Питере. Как длинен, скучен, тяжел был для каждого из нас этот месяц! В продолжение его, каждый должен побывать у стола перед членами Конференции не менее десяти раз. Замучили требованиями отчетов за семинарскую жизнь. Ни одного предмета по аттестатам не оставили без внимания. И все давали ответы во всем самому ректору; бакалавры со всех сторон нападали с возражениями. Ужас, как тяжело было стоять против сильных их напоров. Рады, рады были мы, когда дождались сочинений. С этой впрочем, стороны труда положено немного. Испытательных задачек было только две. Если угодно, пожалуй скажу тебе и предложения. Вот они: Quo modo hominum malorum res prosperae et bonorum res adversae cum Dei justitia conciliari possunt – и не мните яко приидох воврещи мир на землю: не приидох воврещи мир, но меч, – соглашали с текстом: мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам. Теперь дела испытательные кончены. Даже составлены и списки. Остается только узнать Впрочем, несомненно то, что принят я действительным студентом. Это главное. Нынешнего числа читали уже и лекции у нас. На первый раз привелось мне слушать бакалавра словесности, профессора математики и бакалавра французского языка. Ну, любезный, на первый раз очень интересно было сидеть в классе. Особенно профессор математики 72 так хорошо объяснил введение в эту науку... Завтра бросит пыли в глаза профессор философии Карпов 73 . Взгляды у него на предмет свой почти оригинальные. Впрочем, говорю я это только по слухам. Самому еще не удавалось доселе назидаться от него. |
| — А чего бы тебе не потерпеть? Сказано: носите немощи друг друга . Вот ты немощь друга и неси. — Мне-то что, мне за тебя досадно: табак твой — как пятно на белой одежде. — Я, между прочим, дома по две пачки в день выкуриваю, а здесь только вторую начал. — Эка подвиг! — Для меня подвиг. — Тоже мне, подвижник. — Ты чего взъелся?! — Да кури, кури своим бесам… Какое-то время молчали. — Идти надо, — снова первым начал я. — А куда? — А кто его знает. — Нет, серьёзно. Мы ведь, когда шли, эту полянку не проходили. Я огляделся. И в самом деле: как мы сюда попали? — Пора начинать молиться. — Тогда ты иди первый, а то я покурил… Я покосился на Алексея Ивановича: язвит или серьёзно? Но идти-то, в самом деле, надо, я поднялся, и вдруг у меня закружилась голова. Я быстро присел обратно и уже почувствовал, как побежали иголочки по телу, вот они добрались до кончиков пальцев и там остановились, холодно пощипывая. — Слушай, — отчего-то шёпотом произнёс я, — мне, кажись, того… — Чего — того? — Плохо мне. — В каком смысле? — Сахар. Мы тут пока ходили… я не рассчитал… вернее, забыл… короче, мне надо срочно что-нибудь съесть… У тебя шоколадки были. — Так они в рюкзаке. — И мои в рюкзаке. — Что делать? Слушай, давай ты полежи здесь, а я сбегаю принесу. Перспектива остаться одному испугала меня ещё больше, чем приступ гипогликемии . Но благородство и решительность я оценил. — Идти надо, — сказал я. — Давай только вместе «Богородицу» петь будем. И мы запели, а минут через десять вышли на большую асфальтовую дорогу, а ещё через пять были в своей келье в Кутлумуше. 6 Я сразу съел кусочек шоколадки, Алексей Иванович хотел было заварить кофе, но не нашли розетку, да и молебен должен был вот-вот начаться. Послышались звуки деревянного била, и мы спустились к храму. Немного удивила пустота храма — людей было мало, и в то же время полнота его — храм был пронизан светом. Может, так поразил свет, что мы не были на службе днём? Красный снаружи, изнутри храм отливал пепельным цветом, и этот благородный оттенок подчёркивал его древность, мудрость и вечность. Начался молебен. Я, наверное, поступил неправильно: вместо того чтобы воздавать хвалу и честь Богородице, достал записки и, благо было светло, стал поминать заповедовавших молиться о них. И так хорошо ложилось греческое чтение акафиста на мои записки, что я, если и чувствовал вину перед Богородицей, то извинительную — так хотелось, чтобы люди, близкие, дальние, совсем незнакомые, оставшиеся в России, хоть так, через меня, грешного, присутствовали здесь, на службе. |
| С Максимом мы большей частью ездим к платным специалистам. У нас в городе их нет, приходится ездить в Екатеринбург. Раз в полгода ходим на прием, в прошлом году он стоил 6800, а сейчас — 7400. Прием у ортопеда стоил около 4 тысяч, стал около 5. И предупредили, что и дальше будет дорожать. Одежда, обувь тоже подорожали. Дочь недавно говорит: «Тепло стало, шорты хочу». Нашла в интернет-магазине за 1200. Так это шорты, не брюки, им красная цена — рублей 600. Нашли в обычном магазине за 850. С ужасом думаю о зиме: всем нужна будет новая одежда и обувь. В прошлом году купила дочке натуральные ботинки, чтобы хватило на подольше, за 4 с лишним тысячи. Через месяц лопнула подошва, а возврату они уже не подлежали. Пришлось покупать ботинки еще раз. Секонд-хенд у нас один, небольшой. Продавцы нам честно сразу сказали: «У нас если что-то дельное приносят, мы себе разбираем, а остальное выставляем на продажу». Заняли денег купить ребенку велосипед, потому что он очень хотел, просил слезно на день рождения. Удалось купить еще коллекцию прошлого года. Велосипед с усиленной рамой и усиленными колесами, чтобы хватило на дольше. Недавно все дети заболели. Пришлось антибиотики покупать, обратили внимание, что с 650 рублей они подорожали до 800. «У меня депрессия, а лекарство подорожало в два раза» Светлана, Подмосковье Растит одна двоих сыновей и помогает пожилой матери. — В первую очередь на нас сказались повышения цен на лекарства. У меня клиническая депрессия, связанная и с тяжелой личной потерей, и с особенностями биохимии головного мозга. Чтобы держать ее в ремиссии, я пью антидепрессанты. Они подорожали больше чем вдвое. Я каждые две недели приходила в аптеку и каждый раз платила все больше и больше за свой антидепрессант. Думала, что это как-то связано с курсом евро. Но мой родственник занимается поставками химических препаратов для бассейнов, там цены тоже зависят от евро, но они остаются стабильными. Лекарство буквально за 3–4 месяца выросло с 620 до 1300 рублей. В пачке 14 капсул. |
| На скамеечке он сидел и молился иногда; доску клал на колени и писал; нишу в стене использовал для хранения нескольких листов бумаги и двухтрех карандашей. Отец Паисий был абсолютно беден. И больше ничего у него не было. Многие люди оставляли ему деньги (они прятали их, чтобы он их потом нашел). Старец, находил деньги и клал их обычно в книги или журналы, которые потом раздаривал. Он был настолько беден, что, помню, однажды он сказал, что у него не было и пятисот драхм, чтобы купить хлеба. У него не было газовой плитки, не было ничего из кухонной утвари. У него были одна–две банки из-под консервов, в них он заваривал чай или варил рис. Еще у него была маленькая кастрюля, которую он использовал, когда принимал гостей. Тогда, как сам говорил, насыпал туда ложку чечевицы, чтобы получился торжественный обед. Иногда съедал помидор или зелень из своего маленького сада. Когда я жил с ним, каждые два дня он мне говорил: «Пойди поешь в каком-нибудь монастыре и возвращайся». В келлии у него был только чай и сухари. Могу сказать, что этот человек съедал за две недели столько, сколько мы съедаем за одной трапезой. Он был бесплотным, земным Ангелом и небесным человеком. Не только почти ничего не ел, но и почти совсем не спал… Монах, он с точностью соблюдал круг ежедневных богослужений: вечерню, повечерие, полунощницу, утреню, часы. Позже заменял основную часть этих богослужений молитвой по четкам. Каждую ночь он бодрствовал. Немного отдыхал после заката и перед рассветом. И я это все видел, когда бывал там. Расскажу об одном случае, который произошел со мной. В 1977 году я приехал к отцу Паисию и жил с ним достаточно долго. На это время пришелся праздник Честного Креста. Это было 13 сентября по старому стилю, и он мне говорит: «Отслужим ночную службу, а утром приедет священник отслужить литургию» (я был тогда диаконом). Я остался там, и он сказал мне, что примерно с четырех часов дня мы будем служить вечерню, читая молитву по четкам. Мы действительно полтора–два часа молились по четкам. В шесть часов он меня позвал, заварил мне чай, показал, как совершать ночную службу по четкам, и сказал, что где-то в час тридцать после полуночи он меня предупредит и мы станем читать Последование ко святому причащению. Утром придет священник. |
| Если эти несколько моих фраз выучить и исполнять, то мы спасемся. Повторить? Скажу иначе: люди или ничего не делают, или делают какую-то ерунду, лишь бы не жить. А что такое жить — это готовиться к смерти. — Но ведь готовиться к смерти можно ничего не делая? — вопрос из зала. — Ничегонеделание или чтотоделание не есть подготовка к смерти, надо успеть покаяться, успеть собороваться. — Тогда надо грешить, ибо не согрешивши не покаешься, — реплика из зала. — Мы уже столько нагрешили, что… что страшно представить. Тело съели сласти, а душу страсти. Музыкальная пауза Перерывов в заседаниях как таковых не было, как и самих заседаний. Кто и вообще на них не бывал, спал себе или ходил по палате, кто кругами, кто по диагонали. Но музыка объединяла. Не это бесовское скакание в телевизоре, а свое, родное. Гремела падеспань. Ходили по отделению три буквы. Они, наверное, придуривались или от скуки затеяли такую игру, говорили только на одну букву, чтоб не пересекаться в тексте. Это уже всем, кроме них самих, надоело. И еще бы. На букву «З» говорил сам с собою: — Заварил зеленое, знойное зелье. Запейся, залей зеницы, загуби зарницы, зарой золото знаний. Замолчи, зараза, знаю: запойное, залетное засверкает закатным звоном, закроет зрение зовущих звонов. Надоели они. Буква «К» слонялась и бормотала свое: — Красивый, кармы кочешь? Керосинит кагальский кучер? Крошево календаря кончается? Крапленые карты когорты красных куда канули, к какому краю каких кровель? Третий шептал доверительно: — Сообщаю спокойно, совершенно секретно: скорбен стал, съел самого себя, совершенство смылось, смылилась совесть, слямзил серебро, сбежал с Саней, стал страховкой спасаться, Сан-Суси стал сидеть, стервец… Так и слонялись. Очень эти три буквы не нравились чокнутому на справедливости. Его замели (забрали) за исполнение частушек, в том числе такой. На ней именно он и сдвинулся: Я его так прозвал. Он не знал чувства родины, не имел своих слов, совсем не любил меня, не любил никого, только себя. Все время кричал: «Кеша хороший, посмотрите на Кешу, Кеша не курит, курить вредно, — еще кричал: Пионеры, стройся в ряд, ура императорскому величеству, оркестр, не зевай», и так далее. |
| — А ну-ка, — сказал Марк Тэпли, кивая женщине, которая одевала своих детей неподалеку от него, и улыбаясь все шире и шире, — давайте-ка мне сюда одного малыша, я его умою как полагается. — Вы бы лучше позаботились о завтраке, Марк, вместо того чтобы возиться с людьми, которые не имеют к вам никакого отношения, — заметил Мартин раздраженно. — Ничего, — сказал Марк. — Она позаботится, сэр. Это отличное разделение труда, сэр. Я умою мальчишек, а она приготовит нам чай. Я никогда не умел заваривать чай, а умыть мальчишку всякий сумеет. Женщина, худенькая и болезненная, чувствовала и понимала его доброту, — что было не удивительно, потому что ее каждую ночь укрывало пальто Марка, а сам он спал на голых досках, завернувшись в плед. Но Мартин, который редко вставал с койки и почти не замечал, что делается кругом, пришел в ярость от его безрассудных слов и выразил свое неудовольствие сердитым стоном. — То-то оно и есть, разумеется, — сказал Марк, причесывая ребенку волосы так невозмутимо, словно родился цирюльником. — О чем это вы говорите? — спросил Мартин. — О том, что вы сказали, — отвечал Марк, — или хотели казать, так мрачно выражая свои чувства. Ей приходится очень трудно. — Почему трудно? — Быть в дороге одной с этим вот малолетним грузом, ехать к мужу в такую даль и в такое время года! Если вы не желаете, чтобы мыло попало вам в глаза, молодой человек, — заметил мистер Тэпли второму мальчишке, которого в это время умывал над тазиком, — зажмурьтесь как следует. — Где же она встретится с мужем? — спросил Мартин, зевая. — Как вам сказать, я очень боюсь, — заметил мистер Тэпли, понизив голос, — что она и сама этого не знает. Надеюсь, она с ним не разминется. Она послала последнее письмо с оказией, а до тех пор это, кажется, не было точно между ними условлено; и если она не увидит его на берегу с носовым платком в руках, как на картинке в песеннике, — по-моему, она умрет с горя. — О чем же, черт возьми, эта женщина думала, когда садилась на пароход? — воскликнул Мартин. Мистер Тэпли с минуту глядел на Мартина, лежавшего в изнеможении на койке, потом очень спокойно сказал: |
| — Кажется, даже пузырьки с лекарством зазвенели, — сказала она. — И что такое мне приснилось? Не иначе, как этот проклятый Чаффи. Догадка была близка к правде. Во всяком случае, понюшка табаку и пение закипающего чайника вполне восстановили душевное равновесие миссис Гэмп, которая отнюдь не отличалась слабостью нервов. Она заварила чай, поджарила гренки с маслом и уселась за чайный столик, лицом к огню. И вдруг опять, еще страшнее, чем сквозь сон, прозвучал в ее ушах пронзительный крик: — Чезлвит! Джонас! Нет! Миссис Гэмп выронила чашку, которую собиралась поднести к губам, и обернулась, вздрогнув так, что подскочил чайный столик. Крик прозвучал с постели. Было ясное утро и весело всходило солнце, когда миссис Гэмп опять выглянула в окно. Все больше и больше светлело небо и оживлялись улицы; высоко поднимался в летнем воздухе дым только что затопленных печей, и, наконец, совсем разгулялся шумный день. Миссис Приг пунктуально сменила свою товарку, отлично выспавшись за ночь у другого пациента. Мистер Уэстлок пришел в это же время, но его не впустили, так как болезнь была заразная. Пришел и доктор и покачал головой. Это было все, что он мог сделать при существующих обстоятельствах, но зато он делал это очень внушительно. — Как прошла ночь, сиделка? — Беспокойно, сэр, — сказала миссис Гэмп. — Много говорил? — Не очень, сэр. — И все бессмыслицу, я думаю? — Господь с вами, сэр! Конечно, вздор один. — Отлично! — сказал доктор. — Наше дело успокаивать больного, проветривать комнату, аккуратно давать лекарство и ухаживать за ним как можно лучше. Вот и все. — И пока мы с миссис Приг ходим за ним, ничего такого не бойтесь, сэр, — подхватила миссис Гэмп. — Новостей, должно быть, никаких? — заметила миссис Приг, после того как они, приседая, выпроводили доктора за дверь. — Ровно никаких, моя милая, — сказала миссис Гэмп. — Поминает только всякие имена, слушать даже надоело, а так нечего вам на него обращать внимание. — И не собираюсь, — возразила миссис Приг. — Найдется о чем подумать и кроме него. |
| Наружно такой отвар можно применять в качестве полосканий для ротовой полости при кровоточивости и различных воспалительных процессах. Отвар из коры гранатового дерева применяется также при гельминтозах. Для его получения необходимо взять 50 г той же измельчённой коры и залить её 2 стаканами воды. Настаивать на протяжении 6 часов. Затем вскипятить и упарить жидкость до 1 стакана. Процедить и охладить. Принимать по 1 стакану отвара в течение 1 часа. Спустя 30 минут выпить лекарство со слабительным действием. Примерно через 5 часов можно сделать клизму. Любые отвары, приготовленные из гранатовой коры, следует принимать с осторожностью, поскольку в ней также содержатся токсины. При избыточной дозировке может возникнуть отравление, сопровождающееся сильным повышением давления и, как следствие, слабостью, головной болью, головокружением. Листья Листья применяются в народной медицине в виде порошка. При наличии определённых патологий печени и нарушениях пищеварения следует принимать собственно порошок по 3 г 2 раза в день. В случае бессонницы поместить 3 г порошка в 1 стакан воды и держать на огне до того момента, когда жидкость не уварится до ¼ от изначального объёма. Такой настой использовать за 30 минут до сна. При наличии язвочек во рту можно измельчить 20–25 г гранатовых листьев и положить их в 2 стакана воды. Далее варить до ¼ жидкости от изначального объёма. Настой отфильтровать и применять для полоскания. Следует отметить, что это далеко не всё применение гранатовых листьев. Настой из них может использоваться также для внутреннего применения при кашле, больном горле в виде полосканий и с другими целями. Цветки Настой на основе перетёртых в порошок цветков граната можно использовать, например, при стоматите, гингивите и в качестве сопутствующего средства при ангине. Он обладает противовоспалительным, вяжущим и кровоостанавливающим эффектами. Это, что касается, наружного применения. Но чаще всего из высушенных цельных цветков заваривают чай, который по вкусу напоминает знаменитый каркаде (чай из цветков гибискуса). Такой чай употребляется при воспалительных процессах, происходящих в почках, печени, суставах, а также в глазах и ушах, является хорошей профилактикой при желудочно-кишечных патологиях, стимулирует аппетит. Также он очень полезен для сердца, так как богат калием, увеличивает количество гемоглобина, тем самым борясь с малокровием. Кроме этого, чай из гранатовых листков способен выводить радиоактивные и другие токсические вещества из организма, применяется с целью предупреждения простудных заболеваний. Кожура |
| Так оно и началось, только просчитались маленько эрикáнцы: крепко Устине ответил Руслан, упредив их планы, а Доня с Лушей его поддержали. И Бэла с севера могучим форпостом встала. Хотя и в её семействе могла буза завариться, но их Батька с опорой на Руслана сильной рукой порядок навёл. Увидела Устина, что дело плохо – давай клянчить у Эрики и Евы деньги и оружие. А те что ж? – нате с удовольствием: стреляйте и погибайте, а мы-то за демократию! Хотя и в их семьях головорезы нашлись, за деньги к Устине примкнули. Однако с Русланом шутки плохи, он, правда, поначалу не всю силу показал – ждал, может, одумаются? Нет, не одумались, всё больше зверели. Хотя и звери-то до такого изуверства и сатанизма не доходят, какое проявили устинские фасты. Сами себе подписали приговор – и накрыл их Руслан всей мощью своею. Непросто и нескоро досталась ему победа, большие жертвы были – но и освободилась семья устинская от фастской нечисти. Самые отпетые устнцы или полегли костями или разбежались по заграницам, а основная запуганная часть людей понемногу понимать стала, на чьей стороне правда. Отдельные единицы, конечно, затаились и злобу хранили, но в окружении прозревшего населения пикнуть не смели. Руслан и эту трудную очистительную работу до конца довёл. И на большом семейном совете приняли все единое решение: быть новой, возрождённой Устине неотъемлемой частью Русланова семейства. И как ни исходили злобой эриканские, евинские и бритнинские «демократы» – пришлось им смириться перед силой и доблестью Руслана. Да и трусоваты они по натуре, тем более, когда увидели, что и в большинстве окружающих селений поддержки им нет и не будет. Никита Иванович Поздняков , православный публицист, капитан 1 ранга в отставке, координатор гражданской инициативной группы «Морской Санкт-Петербург» Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. |
| Здесь я дома. Все серое, и стены, и жалюзи, и бесформенный, но очень уютный диван в углу. Даже не серое, нет. Есть такой цвет — в него помещается все, в зависимости от угла зрения. Завариваю кофе, с наслаждением выпиваю и позволяю дивану объять мое тело. Пять прекрасных, пять долгих минут тишины прерывает звонок. - Да. Да, мама, все хорошо. Поела, не беспокойся. Что? Какой Травертин? А, плитка. Ты же сказала, не будем трогать ванную? Что? Да не кричи, не кричи, хорошо, договаривайся. Пока, я сегодня на сутках, не жди. Моя мама делает ремонт. Всегда. Кто-то вяжет, кто-то читает, кто-то пишет мемуары. А мама смотрит каталоги, изучает тенденции и нанимает бригадиров. Каждый год что-нибудь ремонтирует. С тех пор, как отнялись ноги и она переехала в мою «берлогу бандерлога», мы пять раз переклеивали обои, меняли дизайн гостиной, перестилали полы и испробовали восемь иностранных унитазов, включая агрегат со встроенным биде и душем Шарко. Там, с мамой, мне не спится так сладко, как здесь, урывками, короткими перебежками от операции к операции. - Елена Григорьевна! Вторая операционная через двадцать минут! Там… - Что такое? Чудо-юдо привезли? - Социальный аборт, двадцать четыре недели. - И что? — пожимаю плечами, но ответ знаю хорошо. Всех социальных стараются скинуть в мою смену. Потому что это долго, нудно, и очень часто осложнено всякими неприятностями. Провожу осмотр и читаю историю. Это у них вопросы. У меня нет. Я не думаю, не оцениваю. Я всегда знаю. Операционная встречает блеском софитов и голубоватым свечением халатов. Палыч на месте. Пациентка пару минут бьется в истерических конвульсиях, прежде чем Палыч осчастливливает ее волшебным уколом. Можно начинать. - Вы не пытались ее отговорить? — ассистентка опять рассеянно хлопает глазами. - Милочка, моя работа — произвести аборт. Остальное меня не волнует. Я отворачиваюсь от стола и жду. Слышу, как у Палыча в кармане хирургической робы тикают часы. Слышу, как ровно и безразлично дышит пациентка. На заднем плане ассистентка треплется с Палычем. |
|
|
