| Между орбитами Марса и Юпитера открыто 240 маленьких планет. Изучены спутники Урана, движения которых не оправдали ожиданий Лапласа. Открытие спутников Марса свидетельствует об инструментальном могуществе нашего века. Блестящее открытие Нептуна и его спутника увеличило вдвое пространство солнечной системы; но эта система, как она теперь известна науке, почти не похожа на ту, которую воображал себе и хотел объяснить Лаплас. Успели измерить расстояние между звездами, что не поддавалось всем усилиям предыдущего века. Изучены и выяснены орбиты двойных звезд; они показали, насколько другие миры, даже самые простейшие, отличаются в геометрическом отношении от нашей солнечной системы, так что столь узкая гипотеза, как Лапласова, к ним была бы совершенно неприложима». 148 Признавая Канто-Лапласовскую гипотезу неудовлетворительною, Faye предлагает свою собственную космогоническую теорию. По этой теории, первобытное вещество, из которого сформировалась солнечная система, существовала не в виде газообразной туманной массы, а в виде космической пыли, находившейся в вихреобразном движении. Земля, по взгляду Фая, образовалась прежде Солнца и независимо от него. «Вселенная, говорит Faye, в начале представляла собою хаос, в составе которого входили все элементы земной химии. Эти материалы, связанные взаимным притяжением частиц, с самого начала находились в движении по разным направлениям, которое произвело отделение их в виде хлопьев или облаков. Последние сохранили быстрое поступательное движение в пространстве и в то же время чрезвычайно медленные внутренние круговороты. Эти мириады хаотических хлопьев, путем постепенного сгущения материи, дали начало различным мирам Вселенной... Хаос не есть столь простая вещь, как можно было бы подумать с первого раза. Он заключал в себе все силы, которые в настоящее время проявляются в форме движения, электричества, света или теплоты; он заключал в себе даже и ту силу, от которой зависит деятельность живых существ и материальная сторона работы человеческой мысли». |
| Его убеждения суть произведения, а не выводы. Но если убеждение должно иметь какое-нибудь значение в рациональной системе идей, оно должно быть более, чем простым произведением; оно должно иметь рациональные основания. Поэтому, если бы какая-нибудь убеждения были совершенно изучены, как произведения или как простые факты, для исследования все-таки оставались бы основания этих убеждений. Отсюда видно, что вопрос о причинах убеждения совершенно отличен от вопроса об основаниях. Ни одна идея не должна быть принимаема или отвергаема в силу её истории, но лишь в силу достаточности или недостаточности её оснований. Для философии не важно, в чем убеждены люди; она старается скорее узнать, какие основания они имеют для своих убеждений. Поэтому, только те положения достойны философского принятия, которые очевидны сами собою или же выведены из других положений, которые очевидны сами собою. 9 Другое философское предубеждение, которое мы теперь же должны устранить, чтобы дальнейшее наше изложение не возбуждало напрасных возражений или недоразумений, состоит в мнении о том, что всякие исследования относительно принципиальной стороны идеи Абсолютного или сверхъестественного в космосе не только излишни и бесполезны, но в самом существе своем совершенно нерациональны. Существует многочисленный класс мыслителей, произвольно назначающих пределы всякому будущему движению философской мысли, заранее и навсегда исключая из её области все вопросы, для решения которых при настоящем состоянии научных исследований слишком мало или вовсе не представляется данных. Из того положения, что философия должна почерпать материал для своих построений из содержания частных наук, необходимо вытекает, что пределы философии находятся в прямой зависимости от состояния частных наук и что с расширением области последних, естественно, должны расширяться и пределы философии. Но принимая эти выводы, мыслители упомянутой школы впадают к погрешность поспешного обобщения, делая настоящее состояние науки масштабом для всякой будущей философии. |
| Кант старается разрешить антиномию касательно мирового пространства и времени мирового существовали на почве феноменализма. Но специальные трудности, заключающиеся в этой антиномии, отнюдь не устраняются вследствие признания феноменальности пространства и времени. Если бы тезис и антитезис в антиномии были доказаны с одинаковою убедительностью, чего, на самом деле, однако ж нет, тогда нужно было бы заключить, что пространственный и временный принципы, находятся в противоречии сами с собою, и следствием был бы не феноменализм, а скептицизм. Вообще, когда существует противоречие между результатами равносильных умственных процессов, тогда не может быть никакого выхода в феноменализм. То или другое из заключений было неправильно получено; в противном случае неизбежен скептицизм. 73 В частности, что касается первой космологической антиномии в отношении времени мирового существования, Кантовы доказательства как тезиса, так и антитезиса её носят чисто субъективный характер: это в собственном смысле доказательства ad hominem. В них делается заключение от свойств мышления к свойствам бытия. Так, доказательство тезиса основывается на выводе из невозможности окончания бесконечного логическою синтеза невозможности продолжения реального факта. Из того, что в своем обратном синтезе членов какого-либо ряда мы не можем никаким усилием ума достигнуть его предела, делается заключение, что этот ряд должен иметь начало. Но невозможность реализовать в мысли полную последовательность членов какого-либо ряда не служит ручательством невозможности такого ряда и в действительности. Доказательство антитезиса первой антиномии выводится Кантом из невозможности пустого, ненаполненного времени, в каждой части которого условия бытия ничем не отличаются от условий небытия, так что в нем возникновение вещей невозможно. Наше понятие о времени есть только абстракт всех последовательностей. Где нет никакой последовательности, или ряда моментов, там нет и времени. Поэтому, пустое или ненаполненное время означает время, в котором нет никакой смены моментов, т.е. |
| 39 Sämmtliche Werke, hrsgb. von К. I. A. Schelling (Сын Ф. В. Шеллинга). 1 Abth. 10 Bde, 2 Abth. 4 Bde. Stuttgart und Augsburg 1856 und folg. Ueberweg. Ubi supra, S. 240 und folg. 40 G. W. F. Hegel’s Werke, vollständige Ausgabe durch einen Verein von Freunden des Verewigten. Bäude I–XVIII. Berlin, 1832 und folg. Ueberweg. Ubi supra, S. 269 und folg. 41 Die Welt ais Wille und Vorstellung, 4 Bücher. Leipzig. 1819. Zweite Auflage 1844. 3 Aufl. 1859. Мир как воля и представление. Перевод А. Фета. С.пБ. 1881. Ueberweg. 8. 287. ff. 42 Philosophie des Unbewussten. Berlin, 1869. 2 Aufl. 1870. 3. Aufl. 1871 f. Сущность мирового процесса или философии бессознательного. По второму немецкому изданию полное изложение с присоединением предисловия, введения и критической оценки системы. А. А. Козлова. Выпуск 1 и 2. Москва, 1873–75. Ueberweg. S. 354–355. 46 Символическими Спенсер называет понятия о таких предметах, о которых мы не можем составить себе адекватного представления, а принуждены мыслить с помощью символов, сближая эти предметы с другими, боле нам известными. Таким символическим характером отличается большая часть наших понятий о слишком больших величинах, больших периодах времени, громадных пространствах, вообще о предметах, которых атрибуты слишком обширны или многочисленны, так что не могут быть соединены в одном акте сознания (стр. 28 и сл.). 49 W. Wundt. Kant’s kosmologische Antinomien und das Problem der Unendlichkeit. См. издав. им Philosophische Studien. Zweiter Band. Leipzig 1885. S. 495. 52 Wundt. Logik. II. S. 118 und folg. Kant’s kosmol. Antinomien und das Problem des Unendlichkeit. S. 500–501. 76 Гамильтон насчитывает длинный ряд антиномий, полный список которых находится в приложении ко второму тому его «Лекций по метафизике». Здесь приводятся некоторые из них: 1) Конечное не может обнимать, содержать бесконечное; тем не менее дюйм или минута конечны и делимы ad infinitum, т.е. предел их делению немыслим. 2) Бесконечное не может оканчиваться или начинаться. Однако же вечность ab ante кончается теперь, и вечность a post начинается теперь. То же применяется и к пространству. |
| Ошибочность взгляда на материю, как на что-то непосредственно данное в чувственном восприятии. Односторонность материалистического монизма. Несостоятельность оснований материалистического ученая о безначальности и необходимом существовали материи. Основной принцип пантеизма. Заключающееся в нем petitio principii. 89 Опровержение дуализма. Общий вывод и переход к дальнейшему. Возвратимся теперь к догматическим решениям вопроса о начале мира и посмотрим, на чем они основываются. Здесь мы не берем на себя задачи подробно излагать и разбирать эти основания, а лишь напомним некоторые из главных возражений, какие обыкновенно выставляются против них. Прежде всего мы коснемся материалистического воззрения на мир. В основе материалистического миросозерцания лежит, как известно, понятие материи. Одно из грубых заблуждений не критической мысли представляет мечта, что содержание понятия материи дано в чувственном восприятии. О материи часто говорят, как о чем-то непосредственно и бесспорно данном, между тем как Бог и душа считаются гипотезами, которые должны быть допускаемы только до тех пор, пока этот несомненный будто бы факт, т.е. материя, не даст объяснения для всех феноменов. Говорят, что возрастающее знание природы и потенций материи постепенно уменьшает значение этих предварительных и гипотетических объяснений и, вероятно, приведет наконец к совершенному их устранению. Довольно часто делается ссылка на принцип простоты, чтобы сделать ненужным принятие каких-либо других причин, кроме материальных, пока не доказано, что одной материи недостаточно для объяснения природы. Эта мечта, что понятие материи непосредственно дано, вытекает из смешения материи, как феномена, с материей, как причиной. Материя, как феномен, дана в чувственном восприятии; но материя, как причина, есть идея, которая может быть получена только путем умозрения. Она представляет чисто спекулятивное, онтологическое понятие, содержание которого может быть определено только разумом. 90 В этом отношении понятие материи не имеет никакого преимущества пред другими метафизическими понятиями, например, понятием духа. И материя, и дух, как сущности или вещи в себе, одинаково неизвестны. Поэтому, со спекулятивной точки зрения нет никакого основания класть в основу мировоззрения одно только первое понятие, совершенно устраняя из него второе, как фикцию. Материалистический монизм столько же имеет прав на признание, сколько и монизм спиритуалистический. Оба одинаково односторонне. |
| Непостижимое не есть еще невероятное. Применение этого вывода к различным видам непостижимого. Погрешность поспешного обобщения, как коренной логически недостаток Спенсеровой критики существующих гипотез о происхождении Вселенной. Здесь мы остановимся только на одном утверждении Спенсера. В своей критике трех возможных гипотез о происхождении Вселенной он выводит несостоятельность их из немыслимости каждой из них. Немыслимость в том смысле, в каком Спенсер употребляет это слово в данном месте, означает один из случаев непостижимости. Различают два главных случая непостижимости: 1) невозможность составить какое-либо представление или вследствие отсутствия элементов для него, или же вследствие того, что наш ум не в состоянии соединить какие-либо элементы мысли в одну идею; 2) неспособность реализовать в мысли какое-либо представление, как соответствующее действительности или даже только как возможное. В первом смысле непостижимость (немыслимость), означает неспособность образовать иди усвоить какое-нибудь представленье (невообразимость), во-втором – неспособность образовать или усвоить какое-нибудь убеждение (неимоверность). Спенсер в рассматриваемом месте его сочинений употребляет понятие немыслимого преимущественно в первом смысле. Мы не можем представить себе какой-нибудь образ или потому, что элементы его находятся в прямом противоречии между собою, или же потому, что одни элементы этого образа, вследствие нашего опыта, сделались неразрывно ассоциированными с какими-нибудь представлениями, заключающими в себе отрицание других элементов образа. Первого рода непостижимость есть первоначальная, происходящая сколько от нашей умственной организации, столько же и от доступного нам опыта; это – непостижимость в собственном смысле. Второго рода непостижимость зависит от нашего опыта. Мы не можем понять какую-либо вещь, как существующую и в то же время несуществующую, или какую-нибудь мысль, как истинную и в то же время ложную. Для нас не только совершенно недоступно всякое понимание подобной вещи или мысли, но немыслима самая возможность постижения при каких бы то ни было условиях организации духа и данных опыта. |
| Например, с одной стороны, мы не в состоянии положительным образом представить себе ни абсолютного целого, т.е. такого большого целого, чтоб мы не могли уже представить себе его, как некоторую относительную часть некоторого другого значительно большего целого, ни абсолютной части, т.е. такой малой части, чтоб мы не могли уже представить ее себе, как некоторое относительное целое, делимое на меньшие части. С другой стороны, мы не можем положительно представить или реализовать, или передать уму (так как здесь рассудок и воображение совпадают), понятие бесконечного целого; ибо это могло бы быть сделано лишь при помощи бесконечного синтеза в мысли конечных целых, что само потребовало бы бесконечного времени для своего выполнения; по той же причине мы не можем проследить в мысли и бесконечную делимость частей. Результат будет одинаков, приложим ли мы этот процесс к ограничению в пространстве, во времени или в степени. Таким образом, безусловное отрицание и безусловное утверждение ограничения, другими словами, Бесконечное и собственно так называемое Абсолютное одинаково непостижимы для нас». 77 Бесконечное, как абстракт, образованный путем исключения положительных элементов мысли из представлений, принадлежащих к его классу, не имеет никакого значения; это пустое слово, лишенное всякого смысла. Чтобы быть предметом представления, бесконечное должно быть бесконечным в чем-нибудь: в величине, времени, пространстве и прочем. Это понятные представления. Но просто бесконечное, без отношения к какому-нибудь определенному представлению, не есть вообще какое-нибудь представление. Утверждение, что бесконечное есть только отрицание всяких положительных элементов мысли, справедливо лишь по отношение к этой пустой абстракции, но оно тотчас оказывается несправедливым, если вместо бесконечного подставить нечто бесконечное. Нечто бесконечное, вместе с отрицанием, содержит и положительные элементы. Например, идея бесконечного времени, вместе с отрицательною частью, которая состоит в мысли об отсутствии пределов, содержит и положительный элемент, состоящий в идее времени и именно такого времени, которое больше всякого данного времени. |
| 3) Не может быть двух бесконечных наибольших. И однако же вечность ab ante и a post суть два бесконечных наибольших времени; 4) Если рассечь пополам бесконечный максимум, каждая половина, не может быть ни бесконечною, так как ничто не может быть более бесконечного, следовательно, они не могут быть частями, ни конечною, так как тогда эти две конечных половины составляли бы бесконечное целое; 5) То, что содержит бесконечные количества (протяжения, продолжения), не может прийти к концу. Дюйм, минута, градус температуры, содержат такие количества и т.д. Возьмем минуту. Она содержит бесконечное множество продолженных количеств, которые должны следовать одно за другим; но бесконечный ряд последовательных продолжений никогда не может ex vi termimi (от силы термина лат. (прим. ред.)) окончиться; ergo и т.д. 6) Бесконечный максимум не может быть иначе, как все включающим. Время ab ante и a post бесконечны и исключают одно другое, следовательно, и т.д. 7) Бесконечное число количеств должно дать в сумме или бесконечное, или конечное целое. I. Возьмем первое. Но дюйм, минута, градус содержат каждый бесконечное число количеств; поэтому, дюйм, минута, градус, каждый есть бесконечное целое, что нелепо. II. Возьмем последнее. Таким образом, бесконечное число количеств дало бы в сумме конечное количество, что равно нелепо. 8) Абсолютно скорейшее движение есть то, которое проходите от одного пункта в пространстве к другому в минимум времени. Но скорейшее движение от одного пункта к другому, будут ли они на расстоянии тысячи миль, на расстоянии ли миллиона миллионов миль, мыслят как то же самое, что нелепо. 9) Колесо вращается с наискорейшим движением, но если удлинить спицу, то его вращение в следствие этого будет скорее наискорейшего. Тоже окажется с переменою косяка и ступицы. 10) Количество, положим фут, имеет бесконечность частей. Какая-нибудь часть этого количества, положим дюйм, имеет также бесконечное множество частей. Но одна бесконечность не более другой бесконечности. Поэтому, дюйм равен футу. |
| Итак, нет никакого основания заключать от непостижимости какого-либо представления или суждения к его невозможности или несостоятельности. Непостижимое не есть еще невероятное. Мы не можем себе представить вещи или не можем мыслить ее существующею; на этом основании еще нельзя отрицать ни возможности вещи, ни её действительного существования. И не только мы не имеем права из нашей неспособности постигнуть какую-нибудь вещь выводить её невозможность, но наша неспособность постигнуть вещь не уполномочивает нас даже заключать о её непостижимости вообще. «Нет никакого основания, говорит лорд Гамильтон, заключать о непостижимости известного факта из того только, что мы неспособны: представить себе его возможность». 88 Приложим теперь представленные сейчас выводы к различным видам непостижимого. Непостижимое, принимаемое во втором из указанных смыслов, не исключает вероятности. Так как немыслимость какого-либо положения в этом случае зависит от ограниченности нашего опыта, порождающая в нашем уме известную непостижимую ассоциацию мыслей, то вследствие противоположного опыта, который может расторгнуть связь идей, бывшую до тех пор неразрывною, немыслимое дотоле может оказаться истинным. Непостижимое в первом из указанных смыслов, хотя и не может быть представлено нами в мысли, но может сделаться вероятными или даже достоверным вследствие того, что ложность его противоречила бы каким-нибудь другим идеям, истинность которых для нас несомненна. Истинность непостижимого в этом смысле может быть доказываема косвенным образом, посредством соединения его с каким-либо рядом мыслей, достоверно истинных. Только в одном случае непостижимого мы можем от немыслимости какой-либо идеи заключать к её ложности или невозможности, именно в случае представлен и суждений, с которыми мы не можем соединять никакого смысла; сюда относятся такие суждения и представления, которые заключают в себе противоречие. Если от немыслимости какого-либо представления или суждения нельзя заключать к его несостоятельности или невозможности, то Спенсерова критика главных гипотез относительно происхождения Вселенной, из их немыслимости выводящая их несостоятельность, в этом выводе идет дальние, чем сколько позволяют её посылки. Не ограничиваясь признанием несостоятельности каждой из трех рассмотренных им гипотез происхождения Вселенной, Спенсер заключает, что в данном случае и невозможно построить какую-нибудь состоятельную гипотезу. Здесь мы встречаемся с явною погрешностью поспешного обобщения, смело ведущего мысль от данной (временной) неразрешимости вопроса ко всегдашней и безусловной его недоступности для решения. Замечания о различных догматических решениях вопроса о начале мира |
| Нельзя заключать от непостижимости чего-нибудь к его невозможности. Мы видели, что непостижимость или кажущаяся непостижимость коренится в какой-нибудь неразрывной ассоциации представлений. Когда какое-нибудь представление, как при своем возникновении, так и при каждой своей репродукции неизбежно сопровождается каким-нибудь другим представлением, то наш ум делается склонным считать эту связь необходимою; после более или менее продолжительного опыта он становится неспособным мыслить первое представление, не мысля в связи с ним другого представления. По склонности нашего ума предполагать, что истинное относительно наших идей о вещах истинно и относительно самих вещей, он приходит к заключению, что вещи, о которых мы не можем мыслить, как о существующих отдельно одна от другой, и в действительности не могут существовать отдельно. Так как этого рода идеосинкразия, дающая ключ ко многим случаям непостижимости, зависит лишь от ограниченности нашего опыта, то с расширением последнего область непостижимого постепенно уменьшается. Многое, что прежде признавалось непостижимым, теперь сделалось для нас почти избитой мысли или общим местом. «Если бы что-нибудь, теперь непостижимое нами, было показано нам, как факт, то потом мы и сами нашли бы себя способными постигнуть его. Мы подвергались бы даже опасности впасть в противоположную ошибку и признать отрицание этого факта непостижимым. В истории науки встречается много случаев, когда то, что считалось однажды непостижимым и постигать что люди научились с большим трудом, до такой степени отвердело потом в узах неразрывной ассоциации, что люди науки стали думать, что одно это только и постижимо, а непостижимы именно противоречащие ему гипотезы, в которые верило все человечество, и в которые, вероятно, и до сих пор верит огромное большинство. В сочинениях доктора Уэвелля об индуктивных науках такой переход мышления не только подтверждается примерами, но и оправдывается. Итак, непостижимость есть чисто субъективная вещь, возникающая от умственных антецедентов 86 человеческого духа вообще в некоторый отдельный период, и не может просветить нас относительно возможностей природы вообще». 87 Но предположим даже, что не все случаи непостижимости зависят от ограниченности нашего опыта, что есть род непостижимого, коренящийся в самой природе нашего духа. Дает ли нам и этого рода непостижимость право думать, что то, что мы не можем себе представить, о чем не можем мыслить, как о возможном, не может существовать и в действительности? В том только случае мы могли бы сделать такое заключение, если бы доказано было, что мы способны понять все существующее, что возможно полное совпадение между миром мысли и миром действительным». Такое мнение и было утверждаемо в некоторых философских учениях. У Гегеля оно выражено наиболее резким образом в форме утверждения, что все действительное разумно, и все разумное действительно. Излишне доказывать, что истинность такого утверждения совсем не очевидна. |
|
|
