| Не соглашаясь с мнением Ветте о повествованиях этого рода, которые, по взгляду Моверса, были извлечены из цитируемых в книгах и неизвестных нам письменных источников, Моверс вполне согласуется с ним в объяснении сходства между книгами Паралипоменон и Царств. Показав сначала, что древние восточные историки «имели обыкновение буквально списывать целые отделы из произведений других писателей, не обозначая большей частью свои источники по имени» 132 , Моверс навязывает подобное отношение к книгам Царств и писателю Паралипоменон; аналогию в этом случае он считает лучшим доказательством своего мнения. Но аналогия представляет собой вообще слишком слабое доказательство и особенно в вопросе такого неопределённого свойства, как наш. По отношению к действиям одного и того же лица она может иметь ещё некоторое значение, как доказательство, но по отношению к различным лицам – едва ли; из того, что и как делает один, отнюдь не следует с необходимостью, чтобы то же самое и таким же образом должен делать и другой. При том же аналогия эта неуместна в данном случае, так как писатель Паралипоменон определённо цитирует свои источники, уклоняясь таким образом от указанного Моверсом обычая восточных историков. Если, наконец, признать даже уместность её здесь, то и в этом случае ей всё-таки нельзя доказывать того, что писатель наших книг списывал именно книги Царств; он мог списывать другие, сходные с этими книгами произведения. Потому-то мы считаем себя вправе исследование Моверса «об источниках кн. Хроник» и «об отношении Хроник к кн. Самуила и Царств» 133 , в котором он, основываясь на приведённой аналогии, все отклонения кн. Паралипоменон, от кн. Царств трактует, как изменения последних, – считать столь же неосновательным, как и исследование Ветте. С большей решительностью проводит представления Ветте-Грамберг. «Автор Паралипоменон, – говорит он, – имел перед собой только канонические книги Ветхого Завета и в том случае, когда находил это нужным, цитировал около них также другие, как будто современные самим событиям сочинения, которые он, в высшей степени вероятно, выдумывал, чтобы придать своим добавлениям больший авторитет» 134 . |
| Полное же описание всех рукописных сокровищ И. Е. будет предметом ad hoc. В заключение необходимо заметить, что почти все рукописные копии И. Е., писанные, отчасти, его собственною рукою, большею же частью специальным переписчиком, и внимательно им самим проверенные, настолько упорядочены, что могут и теперь заменить, до известной степени, греческие оригиналы для тех исследователей, которые интересуются внутреннюю жизнью византийской церкви от 9в до 14в включительно; преимущественно богословской полемикой между греками и латинянами по догматическим и обрядовым разностям церквей восточной и западной. В печати они составили бы несколько объёмистых томов, для издания которых у почившего труженика науки не было ни времени, ни потребных для этой цели средств. Но у него была редкая учёная благожелательность, благодаря которой плодами его обширной эрудиции и трудолюбия пользовались беспрепятственно все искавшие у него серьёзной научной помощи и авторитетных указаний учёного специалиста. 1 Библиографический перечень учено-литературных его трудов – оригинальных и переводных. 3 В этом последнем некрологе, кроме общих биографических и библиографических данных, признательный ученик И. Е. даёт меткую характеристику и некоторых специальных его учёных трудов. В виду вообще научной ценности этой характеристики, мы считаем нужным исправить здесь случайные опечатки или обмолвки в некоторых биографических и библиографических указаниях некролога: так, вместо указанного в этом некрологе (106–109) года рождения И. Е. (1834 г.) следует напечатать 18 апреля 1832 г. – как день и год рождения И. Е.; слушателей у И. Е. в олонецкой семинарии в 1861–1863 гг. не было, т. к. он переведён был на службу в петербургскую духовную академию ещё в июне 1861 г (см. стр. 108, строка 106). А что касается отдельных оттисков ст. «Арсений, патр. никейский и константинопольский, и арсениты», то они были в своё время изданы, но, к сожалению, в весьма ограниченном количестве экземпляров, и разошлись, вероятно, весьма скоро, так что не только автор некролога, но и автор «Записки о учёных трудах» И. |
| в высшей степени оскорбительных для православного чувства религиозного. Об этом не знала конечно инспекция, хотя должна была знать. Мне случайно, и то уже через десяток лет, пришлось услышать об этих оргиях от одного из участников их. Ректор не мог не сознавать слабости своей и недостатка ученого авторитета, хотя за доброту пользовался любовию студентов. При первой открывшейся возможности он начал хлопотать о том, чтобы получить епархию. К этому побуждало его и подозрение, правда преувеличенное, что митрополит Исидор не доволен им и не желает его иметь ректором. На самом деле Исидор ничем этого не обнаруживал, хотя и несомненно, что не высоко думал о Нектарии. На ту пору случился в Петербург митрополит Арсений (знавший Нектария еще в Каменец Подольске, смотрителем Барского духовного училища). К нему обратился Нектарий с просьбою о ходатайстве пред митрополитом Исидором относительно епархии. Вакансия была готовая в Нижнем Новгороде. Ее и занял преосвященный Нектарий после многих усилий, по моему мнению, совершенно излишних; ибо имел право он на епархию и без того. Неприятности, испытанные им в Нижнем Новгороде, думаю, не раз заставляли его пожалеть о поспешности... Дела Нектария, впрочем, при его умении жить и приспособляться, поправились в последствии, сверх ожидания гнавших его. Чрез графа Д.А. Толстого он высоко поднялся, и мог рассчитывать на митрополию из Харькова, если бы смерть не постигла его. Помню, как граф. А. Толстой, в бытность у меня в Каменец-Подольске по случаю известия о смерти преосвященного Нектария, – заплакал, и тут же распространился в похвалах ему. Зная отлично покойного преосвященного Нектария – не могу здесь не выразить своего сожаления, что этот прекрасный по душе человек, из самолюбивого желания казаться выше себя, сверх своих сил и способностей забирал, если можно так выразиться, работы и поручения, – и надорвал свое здоровье. Выбраться из смотрителей какого-нибудь Барского духовного училища, и хоть бы потом Киево-Софийского с должностию эконома митрополичьего дома в ректории. С.-Петербургской Академии чего-нибудь стоит; нужно |
| 2004. С. 8). Эту т. зр. высказывал уже В. Г. Григорович-Барский, к-рый в 1725 и 1744 гг. посетил И. м. Он полагал, что пожалование ивиритам Никольского мон-ря в Москве было сделано «ради любвы чудотворныя предъписанныя иконы, именуемой Вратарницы» ( Григорович-Барский. 1887. Ч. 3. С. 153). Кроме того, особая роль И. м. в отношениях рус. двора и Русской Церкви с христ. Востоком могла быть связана с активным участием этого мон-ря в политической и церковной жизни Дунайских княжеств. Покровительство мон-рю было связано с ктиторской преемственностью груз. правителей. Ктиторские обязанности по отношению к Афону повышали престиж господарей, уподобляя их в этом визант. императорам. О покровительстве И. м. молдав. и валашских господарей ивириты сообщали в грамоте к царю Алексею Михайловичу (РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. 606; Оп. 1. 1661 г. Д. 10. Л. 12; Д. 28. 1652 г. Л. 25). Др. возможным основанием для укрепления позиций И. м. в отношениях святогорцев с Россией служили особенно тесные связи ивиритов со Святогробским братством и с Иерусалимским Патриархатом, основой для к-рых также было общее для ивиритов и агиотафитов покровительство груз. правителей. Не исключено, что в повышении авторитета мон-ря следует учитывать и его важную посредническую роль между представителями Греческой Церкви и рус. церковными и правительственными кругами в подготовке обрядовых реформ, в переговоры о к-рых внесли вклад Иерусалимский патриарх Паисий и его ближайшее окружение. Возможно, присутствие греков в рус. столице могло облегчить проходившие со времени «прений с греками» троицкого старца Арсения (Суханова) переговоры об унификации обрядов и исправлении церковных книг. Существенную роль играл опыт работы афонских монахов, в т. ч. ивиритов, в типографиях, основанных в Дунайских княжествах. Для обрядовой реформы и исправления богослужебных книг необходимо было приобретение древних греч. рукописей и печатных изданий, на основании к-рых вносилась бы необходимая правка в тексты. Отбором и приобретением книг занимался отправившийся для этой цели на Афон Арсений (Суханов), его помощником и активным сотрудником стал опытный в издательском деле Дионисий Грек. |
| Вход Советской армии в Харбин был освещен архиепископом Нестором в письме-докладе от 19 августа 1945 года. Конец сомнениям – русский меч спас русских людей от японских самураев и «тевтона» (немцев). Этот документ и последующие полны торжествующей интонации победы, избавления, хвалы. «Где вы, японские самураи, кичившиеся своей дерзостью? Куда девалась Ваша дерзость, с которой вы навязывали свой пресловутый «новый порядок под одной Вашей крышей», 206 – вопрошает Владыка 2 сентября на митинге, посвященном Красной армии. Ликующие интонации, художественный пафос речи как нельзя более характеризуют патриотический подъем архиерея – потомственного воина, героя первой мировой войны. Однако... горячее «русское спасибо» адресуется и «великому вождю», который «одним твердым авторитетным словом» освободил русских эмигрантов от японского рабства. (Знание последующей судьбы архиепископа Нестора вносит в восприятие этих речей особое трагическое чувство.) Но не только архиепископ Нестор, но и престарелый митрополит Харбинский и Маньчжурский Мелетий, и архиепископ Хайларский Димитрий, и епископ Цицикарский Ювеналий поздравили «дорогого Иосифа Виссарионовича» и помолились о его здравии на многая лета. 207 Об организации этого поздравления позволяют догадываться пометы: «Т. Белышев. Посылаю текст, о котором я говорил с Вами по телефону. А. Вышинский. 17 сентября 1945 года». 208 Без подобных текстов, о которых так заботился Андрей Януариевич, по-видимому, не было шансов вернуться на Родину. В. И. Иванов пишет: «В 1945 году после вступления в Харбин армии маршала Малиновского Владыка Нестор был в числе самых первых принят во вновь открывшемся Генеральном консульстве СССР и получил «совзагранвид». 209 Довольно быстро истинное лицо режима стало открываться. Уже был арестован в августе 1945 года прекрасный русский поэт зарубежья Арсений Несмелое. В ноябре 1945 года архиепископ Димитрий пишет Святейшему Патриарху Алексию письма, где, кроме благодарности и свидетельства о любви к Всероссийской Патриаршей Церкви, звучат горькие знаменательные слова: «Но не могу я умолчать о том горе, которое навалилось на тысячи наших эмигрантских семей с широко проведенным розыском виновных в сношениях с японской властью, за эти три с лишним месяца. Реки слез пролиты были в нашем городе – материнских, супружеских, вообще осиротевших кровно-близких, плакавших об этих арестованных, и к тому же нередко в теплое время, – без теплой одежды. Ваше Святейшество, возлюбленный во Христе Владыко, Архипастырь. Пытались мы обратиться с ходатайством куда-либо, доходя до обращения к самому верховному вождю-избавителю России, – но не приняты были здесь наши ходатайства. [...] С восторгом, как родных, принял город Красную армию, город, как будто не сделавший ни единого выстрела, – и вдруг такие репрессивные меры, – скорбит Владыка и просит Святейшего дойти до самого «Иосифа Виссарионовича», чтобы вернуть сиротам отца, женам – мужей и восстановить христианские русские семьи». 210 |
| Первый из этих списков заключает в себе требник с служебником, а второй только один требник и содержит в себе 80-ть глав. 379 О потребнике от Зачатия мы не нашли никаких указаний. Но кроме присланных правительством, исправители достали из монастырской библиотеки много и других списков требника, так что всех их, по свидетельству Дионисия и Наседки «у дела было переводов больше двадцати» 380 . С этим показанием расходится свидетельство Арсения, который насчитывает только 13 требников, бывших у дела. «Было, государь, у нас, пишет он Салтыкову, двенадцать переводов письменных, а тринадцатый печатной.» Это различие в показаниях произошло, быть может, от того, что Арсений говорит не о всех, бывших у дела требниках, а только о более древних из них, а быть может Арсению, стоявшему от дела все-таки далее Наседки, не были известны все требники, бывшие в распоряжении Дионисия и Наседки. О том, насколько были древние эти списки требников, исправители говорят, что «инем лет полтораста уже минуло, а инем и больше» 381 , «а инем больше двухсот лет». 382 Наибольшею авторитетностью в глазах исправителей пользовались списки, сохранившиеся от лиц прославившихся ученостью и благочестием: от митр. Киприана, митр. Макария и преп. Максима грека . В основу исправления требника, по вышеупомянутому свидетельству Дионисия, они положили старый Макарьевский перевод: «и не дерзнухом вписати в старой Макарьевский перевод,» говорит он о слове: и огнем. 383 Великим уважением, затем, пользовался у исправителей Максим Грек , который, по отзыву одного из них (Арсения), «инок благочестив и премудр был и словесного любомудрия зело преисполнен, священныя же философии до конца навыкл, ибо святая божественная списания его яве свидетельствуют о нем и о премудрости и о разуме». 384 Некоторые исследователи утверждают 385 , что и в основу исправления требника положен был славянский перевод Максима, и в подтверждение этого ссылаются на слова Арсения, который, оправдывая свое дело пред Салтыковым, между прочим, говорит: «а аще-бы бедный аз нищей чернец от неразумения что и худо написал, но с переводу писал и не собою замыслил, но и с пресловутого еще мужа переводу писал и многого в премудрости инока Максима Грека ; и два перевода тех положил пред митр. |
| Неужели и митрополита Макария, как разрешившего священнослужение вождям « ереси Булатовича » , автор статьи « Приходского Листка » тоже склонен заподозрить, как и нас, « на службе лжеучению » ? В упомянутой статье «Приходского Листка» делается нам упрёк в противоречии, в котором находится эта моя статья с прежними статьями «Колокола» и вообще в перемене отношений нашей газеты в Афонской смуте, которая в «Колоколе» раньше изобличалась, как «злокозненная ересь» и душепагубное лжеучение. Да, это утверждение официального листка справедливо. «Действительно, отошёл от занятой им ранее в афонском деле позиции, которая была, в сущности, позицией нашего бывшего в течение многих лет достопочтенного сотрудника архиепископа Никона и его сподвижника С. Троицкого . Но начал отходить я лично, а за мною и редакция « Колокола » с прежней нашей позиции не сегодня и не вчера, а уже летом 1914 года после моей случайной беседы по данному вопросу с Полтавским епископом Феофаном, в доме ялтинского градоначальника Думбадзе, которому в то время писал с Афона в защиту имяславцев известный бывший синодальный миссионер игумен Арсений. Старик-миссионер от волнений афонских, споров и слёг в постель во время пребывания на Афоне архиепископа Никона, и, увы – умер, и погребён, лишённый последнего христианского напутствия! А ведь он всю свою жизнь посвятил на борьбу с ересями и на защиту св. Православия! Мог ли ожидать всероссийский миссионер такого печального конца своего земного странствования?! Из беседы с учёным епископом – аскетом и мистиком я впервые понял, что к постижению вопроса о почитании Имени Божия и соприсущей этому Имени Божественной силы надо подходить не одним путём богословского рационализма, а непременно и главным образом путём мистического проникновения верою сердца. Стоящие в споре об Имени Божием на разных путях будут говорить разными языками и друг друга не поймут. Тогда же я дал телеграмму редактору – воздержаться от защиты позиции владыки Никона в Афонском деле. Осенью того же года, будучи в Киеве, я встретил близ лавры ветхих стариков-афонцев в жалком положении, – в рубище, дрожащими от холода, не имевшими крова и хлеба, ибо в монастыри их никуда не дозволено было принимать, а от мира они отвыкли... |
| И когда я спросила его, могу ли говорить про лечение и нашу жизнь подробнее, мой мальчик ответил: «Выкладывай любые мои фотки, с любых ракурсов — пусть никто не повторит мои ошибки». За месяц, проведенный в больнице, мама и сын многое обсудили и решили относиться к произошедшему «как к данности, которая на многое открыла глаза». — Ну что такое для меня мой ребенок? Однажды я родила его, и с тех пор мы вместе, я воспринимаю его как нечто само собой разумеющееся, хоть и, безусловно, очень люблю, — объясняет Мария. — И когда в тот день в больнице Раухфуса нам сказали, что ребенка перевели в другую клинику, потому что здесь не могут помочь, я думала только о том, как много ему еще не сказала и не услышала в ответ, сколько раз мы с ним вместе не посмеялись, не поспорили, не обнялись. Я несколько дней жила с мыслью, что мы можем остаться без него. Совсем. Аркадий балансировал на грани. Врачи не смели нас обнадеживать, они и сейчас очень осторожны в каждом слове. Конечно, я бы предпочла жизнь без такой осознанности, но и без этого происшествия в истории нашей семьи. Тем не менее жить нужно дальше, все устремления — они вперед, поэтому говорить уже не больно. Аркадии рисует скетчи в больнице «Приезжайте скорее — ребенок попал под поезд» Утром в субботу 26 декабря 2020-го, в первый день школьных зимних каникул, братья Аксеновы — 11-летний Аркадий, 8-летний Артемий и 5-летний Арсений — собирались с мамой в кино. За завтраком старший сын внезапно сказал, что передумал насчет фильма и хочет погулять с приятелем возле школы, но это недалеко, в пяти минутах ходьбы от дома. Аркадий с братом возле школы Мария отпустила, потому что «никогда не хотела быть авторитарной матерью, не учитывающей интересы и настроение ребенка». В 11:05, едва позавтракав, Аркадий убежал из дома. Только потом, узнав расписание поездов на станции, Мария поняла, почему ее сына так торопили: около 12:00 проходили несколько товарных составов. В 13:00 Мария позвонила Аркадию и пригласила его вместе с другом пойти кататься на горку в Яблоневом саду, где уже ждут младшие дети. |
| Величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною. То же утверждает и архиепископ Арсений (Чудовской): «Уже каждый человек при своей немощной греховной природе бывает в большей или меньшей степени подвержен прелести. Ты подумал, что хорошо сказал, хорошо сделал, – вот уже и прелесть. Размечтался о своих дарованиях, способностях – опять прелесть, принял похвалу, усладился ею – и это прелесть». Святые отцы различают два рода духовной прелести в ее крайнем развитии. Первый вид – это когда человек начинает воображать, что он видит Господа, Божию Матерь, ангелов, духов и считает себя достойным таких видений. Второй род прелести – это когда человек возомнит о себе, что он высокой духовной жизни, что он необычайный постник, прозорливец, чудотворец, что он способен нести большие подвиги, что он призван учить и руководить людьми. Этот род прелести называется «мнением», потому что в этом случае человек мнит о себе. Начало прелести можно узнать по следующим признакам: 1) Самонадеянность, самочиние, нежелание подчинять свою волю старцу или духовному отцу и авторитету церковного сознания. 2) Устремление на себя – «эгоцентризм» или «автоэротизм» – эгоизм, отсутствие любви, мягкости и снисходительности к окружающим, за исключением, может быть, наиболее близких по плоти родных. 3) Фиксация своего внимания на отдельных мыслях и положениях из духовной области, которыми обольщенные преимущественно и руководствуются в жизни, пренебрегая основными заповедями Господа и учением Церкви. При этом мысли могут быть взяты и из Св. Писания, но в отрыве от общего Духа Св.Евангелия. Они тогда уводят прельщенного от основных добродетелей – любви, смирения, послушания и кротости. Как предохранить себя от прелести: 1) Очевидно, что самым лучшим средством является – быть в послушании старцу или духовному отцу, а при невозможности иметь их – руководствоваться мнением и советами тех из христиан, которые преуспели в духовной мудрости. |
| Но, повторяем, не только иноки и аскеты, самочинно берущие для себя подвиги, могут впадать в прелесть, но и для всякого христианина в миру, стоящего одиноко, без послушания духовным отцам, всегда имеется опасность впасть в прелесть в той или иной форме и в той или иной степени. Еще более категорично о всеобщей порче и прелести говорит епископ Игнатий (Брянчанинов), который пишет: «Прелесть, т. е. повреждение естества человеческого, есть состояние всех человек без исключения, произведенное падением праотцев наших. Все мы — в прелести... Величайшая прелесть — признавать себя свободным от прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною». То же утверждает и архиеп. Арсений (Чудовской): «Уже каждый человек при своей немощной, греховной природе бывает в большей или меньшей степени подвержен прелести. Ты подумал, что хорошо сказал, хорошо сделал, — вот уже и прелесть. Размечтался о своих дарованиях, способностях — опять прелесть; принял похвалу, усладился ею — и это прелесть. Св. отцы различают при этом два рода духовной прелести в ее крайнем развитии. Первый вид — это когда человек начинает воображать, что он видит Господа, Божию Матерь, ангелов, духов, и считает себя достойным таких видений. Второй род прелести — это когда человек возомнит о себе, что он высокой духовной жизни, что он необычайный постник, прозорливец, чудотворец, что он способен нести большие подвиги, что он призван учить и руководить людьми. Этот род прелести называется " мнением " , потому что в этом случае человек мнит о себе. Всякий род духовной прелести есть, однако же, па-губнейшее состояние нашего духа. Оно основывается на духовной гордости человека. Чтобы избежать прелести, надо иметь покаянное чувство, смирение, соединенное со страхом Божиим». Начало прелести можно узнать по следующим признакам: 1) Самонадеянность, самочиние, нежелание подчинять свою волю старцу или духовному отцу и авторитету церковного сознания.2) Устремление на себя — «эгоцентризм» или «ауто-эротизм» — эгоизм с отсутствием любви, мягкости и снисходительности к окружающим их (за исключением, может быть, наиболее близких по плоти родных). |
|
|
