| Когда Симеон закончил свое благословение родителям младенца, к ним приблизилась глубокая старица Анна, известная посетителям храма под именем пророчицы. Это была такая же праведница, как и Симеон; она происходила из колена Асирова, следовательно, из Галилеи. Ей уже было 84 года и на ее памяти совершилось не только покорение и взятие Иерусалима Помпеем-римлянином, но и велась ожесточенная борьба между асмонейскими братьями Аристовулом и Гирканом, подорвавшая нравственные силы народа и содействовавшая захвату престола Давидова хитрым идумеянином Иродом. Все царствование Ирода с его ужасами и кровопролитиями происходило на ее глазах и возбуждало в ней тем более сильное желание увидеть спасение Израилево. От природы благочестивая, она, прожив с своим мужем лишь семь лет, по смерти его всецело посвятила себя на дело «служения Богу день и ночь». И за это самоотвержение она также удостоилась узреть Спасителя мира. Увидев Его, «она славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме». В лице прав. Симеона и Анны Спаситель мира явился Израилю как избранному народу, но Он не замедлил явиться и язычникам, которые также должны были получить участие в спасении, и это богоявление язычникам совершилось при необычайных обстоятельствах. Когда св. семейство находилось в Вифлееме и спокойно жило там под покровом бедности и безвестности, сама природа уже возвестила о явлении Мессии до отдаленных пределов земли. С отдаленного востока в Иерусалим прибыли знатные путешественники, так называемые волхвы, которые к изумлению жителей иудейской столицы спрашивали, где родился Христос. Это были халдейские мудрецы, которые, занимаясь учеными наблюдениями над небесными светилами, славились своими предсказаниями о совершающихся в мире событиях и переворотах, как находившихся, по общераспространенному в древности мнению, в связи с переменами в небесных явлениях. Во время их ученых наблюдений над хорошо известным им небом, внимание их поразила необычайная звезда, дотоле никогда не виданная ими. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ЕВГЕНИЕВСКАЯ ПСАЛТИРЬ (БАН. 4.5.7 (Кеппен. 13 2 л.; РНБ. Погод. 9, 18+2 л.), древнерус. пергаменная кириллическая рукопись XI в., фрагменты Псалтири с толкованиями и с библейскими песнями. Е. П. названа по имени ее 1-го известного владельца - архиеп. Евгения (Болховитинова) . Он нашел ее в Юрьевом новгородском муж. мон-ре и затем подарил по фрагменту П. И. Кеппену и М. П. Погодину , собрания которых ныне находятся соответственно в БАН и РНБ. Е. П. сохранилась в 2 пергаменных отрывках: 2 л. и 18 л. размером 24×28 см. Тонкий пергамен стал одной из причин лакун и физических повреждений памятника. Текст написан в 2 столбца по 20 строк красивым, четким уставом, высота букв превышает ширину, что указывает на древность протографа. Заглавные буквы и инициалы выполнены теми же чернилами, что и основной текст, без киновари. Среди инициалов встречаются глаголические. В начертании одного из них (буква - «в») имеются элементы тератологического орнамента. В целом орнамент глаголических инициалов Е. П. близок к орнаменту инициалов и заставок Зографского Евангелия . В первоначальный текст рукописи внесены исправления, сделанные др. чернилами более поздним почерком. Меньший отрывок (БАН. 4.5.7) содержит Пс 103. 1-12. Больший отрывок (РНБ. Погод. 9) включает: Пс 85. 5-11 (л. 1-1 об.); 88. 4-9 (л. 2); 95. 11-13 (л. 3); 96. 1-12 (л. 4-5); 97. 1-9 (л. 6-7); 98. 1-6 (л. 8); 102. 19-22 (л. 9); 103. 1-15 (л. 10-12; л. 10, 11 - бумажные); песнь прор. Моисея (Исх 15. 1-18; л. 13-14 об.); полностью песни прор. Аввакума (Авв 3) и пророчицы Анны (1 Цар 2. 1-11) (л. 15-19 об.); песнь прор. Исаии (Ис 26. 1-6; л. 20 об.). Графико-орфографические особенности Е. П. указывают на западноболг. происхождение ее протографа. Архаической чертой Е. П. является использование большого юса (), к-рый смешивается с Лигатура в памятнике встречается редко, вместо нее, как правило, употребляется В Е. П. последовательно используются надстрочные знаки над буквами гласных в тех случаях, когда перед ними не находится буква согласного. Писец различает 3 типа согласных звуков по твердости-мягкости, что проявляется в употреблении йотированной буквы после букв исконно палатальных согласных, эта же графема пишется в начале слога. Древнеболг. чертой является отсутствие йотации перед и т. д. Ярким болгаризмом можно считать также передачу через (эфиопьска). Среди др. древних особенностей заметно преобладание нестяженных форм прилагательных (на - - ) и имперфекта (на - - ). Редким для древнерус. традиции является случай простого аориста, к-рый также указывает на архаический, скорее западноболг., языковой ареал: (они перешли). Наконец, общеболг. особенностью является встречающееся в Е. П. употребление вместо |
| Иногда он заставляет действующих лиц вступать в разговор между собой. Таков, например, диалог между Симеоном и Девой Марией 1004 или разговор Иисуса Христа с Марфой 1005 . Иногда проповедник влагает в уста библейских лиц целые речи. Таковы, например, речь Анны пророчицы 1006 , речь Иисуса Христа к иудеям 1007 . От лица грешницы Амфилохий излагает ее размышления 1008 . Иногда от своего собственного лица Амфилохий обращается с порицанием к фарисею 1009 . Амфилохий как догматист Догматические воззрения Амфилохия сложились под непосредственным влиянием каппадокийцев, с которыми он был связан родственными или дружественными узами. Но в них обнаруживается и индивидуальная печать личности Амфилохия. По сравнению с каппадокийцами он был гораздо менее философски образован и совершенно чужд философских интересов. Изучение языческих писателей, по его мнению, полезно только в том отношении, что формально подготавливает к занятию богословскими вопросами и оказывает известное влияние на нравственность. По существу же языческая философия содержит только басни и является пустой болтовней 1010 . Подобные мысли высказывали и другие писатели, что не мешало им, однако, подчиняться этой философии и по существу. Амфилохий свободен от такой зависимости. Это сказывается прежде всего в его полном равнодушии к спекулятивному богословию Оригена , которое так ценили и под влиянием которого в большей или меньшей степени находились каппадокийцы. Далее, при всей своей близости к последним Амфилохий был совершенно далек от философских доктрин их богословия. Он вовсе не касается вопросов познания и мистики. В развитии учения о Троице и в своей христологии он остается исключительно на библейской почве. В критике еретических учений Амфилохий является популярным полемистом, не углубляющимся в вопросы, а выдвигающим только такие стороны спорного учения, которые доступны для рядового члена паствы и на которые легко дать понятный для всех ответ. Но если отсутствие глубокого философского анализа догматических вопросов является слабой стороной его сочинений, то, наоборот, точное, чеканное выражение мысли составляет их силу. Именно этой стороной своих сочинений он оказал влияние на последующую святоотеческую литературу. Амфилохию принадлежит большая заслуга в выработке догматической терминологии 1011 . |
| Первые пророчицы, Мариамна и Девора, воспитанные в правилах Моисеева закона, более характеризуют собой Ветхий Завет , чем предчувствуют Новый Завет любви. Явившись в минуту, когда Израиль направлял все усилия, чтобы создать свое отечество и утвердить свою национальность, Мариамна и Девора были скорее строгими хранителями настоящего, чем апостолами будущего: они прославляют в своих песнях Бога ревнителя и мстителя; их воображение рисует Его в Его грозном величии, в Его молнийном блеске, именно Таким, Каким Он явился Моисею в купине хоривской и Своему народу на Синае. С течением времени представление о Боге начинает рисоваться с неменьшим величием, но вместе и с кротостью, с неменьшей правдою, но правдою, растворенной милостью. Хватающая за сердце нежная дума Анны, матери Самуила, прославляет Бога милосердного, Опору слабого и Судию человечества, которое будет возрождено Христом (см. 1Цар 2 ). Во времена бедствий при царе Иосии, пророчица Гульда сумела показать в Иегове Бога, Который наказывает человека в его преступлениях, щадит и помогает ему в его несчастиях. Как и в народных скорбях и надеждах, так и в своих личных страданиях и радостях женщины твердо помнили, что есть Провидение, которое испытует и милует, наказует и спасает ( 1Цар 2:5–8 ; Пс 148:12,13 ; Иоил 2:16 ). В общественных несчастиях они умоляли милосердие Божие и голоса их молитв переходили в стенания ( Иез 32:16 ). При народных торжествах они приносили благодарение Богу воинств, Господу Саваофу и своими нежными голосами выражали все упоение победами народных вождей над врагами народа Божия ( Суд 11:34 ; 1Цар 18:6,7 ). Но пророки, особенно Исаия, в своих вдохновенных видениях выходили из тесных пределов национальности: их мысль обнимала все человечество. Когда они, читая в будущем наказание, угрожающее врагам Израиля, возвещают его им, их взор блещет святым негодованием, их голос звучит как труба последнего суда. Но когда они созерцают опустошения тех, кому они угрожали, этот молниеносный взор обливается слезами. Все пророки согласно делают иностранцев гражданами нового Иерусалима, в котором Господь будет управлять всеми народами ( Ис 2 ; Иер 31:6; 50:5 ). |
| Аналогично тому как в евангелии Лука описывал постепенный рост Иисуса и распространение Благой Вести из Назарета в Капернаум, из Капернаума в Иерусалим, в Книге Деяний он описывает распространение церкви из Иерусалима в Антиохию, из Антиохии в Ефес и Коринф, из Греции в Рим. Евангелие от Луки — это евангелие исторического развития. Именно ему мы обязаны практически всеми деталями, которые связывают евангельские события с современной им мировой историей. 4. Это евангелие вселенской человечности. Оно дышит милосердием, свободой, равенством, которые дарует Спаситель человечества, но которые Его злейший враг, диавол, так часто стремится подменить своими ценностями. Оно затрагивает самые чувствительные струны человеческой души. Лука с удовольствием рассказывает о любви Христа и Его сочувствии к больным, униженным, презираемым — даже к блуднице и блудному сыну. Лука упоминает о блаженствах, которые Христос обещал нищим и голодным, о Его милосердии к калекам, хромым и слепым, о Его молитве за жестоких убийц, которой Он молился с креста, о Его обещании умирающему разбойнику. Притчей о добром самарянине третье евангелие обличает иудеев за их нетерпимость и враждебность к самарянам. В этом евангелии Господь напоминает «сынам громовым», которые готовы были обрушить на самарийскую деревню огонь с неба, что Он пришел не разрушать, а спасать. Здесь мы читаем, что «кто не против Христа, тот за Христа» — каким бы сектантским или несектантским именем этот человек ни назывался. 5. Это евангелие для женщины. Лука вплетает в евангельскую историю чистейшие женские образы: Елисаветы, которая приветствовала Спасителя еще до Его рождения; Девы Марии, Которую ублажают все роды; престарелой пророчицы Анны, которая не отходила от храма; сестер из Вифании — суетливой и гостеприимной хозяйки Марфы и ее спокойной, задумчивой сестры Марии и той группы знатных учениц, которые восполняли из своего имущества земные нужды Сына Божьего и Его апостолов. Это евангелие описывает нежное сочувствие Христа ко всем страждущим дочерям Евы: к вдове из Наина, плакавшей у гроба своего единственного сына; к падшей грешнице, омывавшей Его ноги своими слезами; к бедной больной женщине, которая истратила все имущество на врачей и которую Он назвал «дщерью»; и к «дщерям Иерусалимским», с плачем шедшим за Ним на Голгофу. Если мы где–то и можем увидеть божественную человечность Христа, совершенное сочетание любви и чистоты, достоинства и искреннего сострадания, так это в поведении Иисуса по отношению к женщинам и детям. «На улицах и в синагогах книжники и фарисеи подбирали полы своих одежд, чтобы не прикоснуться к женщине, и считали преступлением на людях смотреть на женщину с открытым лицом; однако наш Господь позволил, чтобы Ему служила женщина, из которой он изгнал семь бесов». |
| Как прежде, так и теперь во главе колен и родов стоят особые представители, т. н. главы поколений ( Неем. 7:70 ), которые под именем старейшин иудейских и израилевых, сохраняли свое значение и во время плена ( Иез. 8:1; 20:1 ). По свидетельствам книг Ездры (2) и Неемии (7) десять подобных начальников родов стояли во главе возвратившихся из плена вместе с Иисусом и Зоровавелем. По-видимому, к числу этих начальников родов и племен принадлежали те иудейские старейшины, которые были официальными представителями иудейского народа пред персидским областеначальником (ср. 1Ездр. 5и д.; 6и д.) по делу построения храма. Но наряду с ними во время персидского владычества в каждом городе существовал также особый институт старейшин, ведавший дела местного административного и судебного характера ( 1Ездр. 10:14 ). Родовое начало, положенное в основу внутренней государственной организации израильского народа в возрожденной при Ездре и Неемии израильской общине, сохраняло также свое значение и в последующее время, вместе с чем сохранялись и родословные таблицы колен. Так, в начале третьего века Птоломей 2-й Филадельф, желая иметь точный перевод еврейского закона на греческий язык, просит иерусалимского первосвященника Елеазара 2-го избрать и прислать к нему хороших мужей – по шести старейшин из каждого колена ( ξ φ κστης φυλς δη πρεσβυτρους) 258 , и первосвященник Елеазар действительно избрал и послал к нему старейших мужей по шести из каждого колена, общее количество которых было семьдесят 259 . Таким образом в это время, хотя Палестина и находилась под греческим владычеством, тем не менее родовое устройство израильского народа сохранялось. Не было уничтожено это устройство и во время владычества римлян, как это видно из точного определения родословия Христа Спасителя ( Мф. 1:1–17 ; Лк. 3:23–38 ), Анны Пророчицы ( Лк. 2:36 ) и апостола Павла ( Флп. 3:5 ). Что касается органов внешнего управления, то в разные моменты данного периода они были неодинаковы. Во время персидского владычества в Иудее во главе государственного управления страной стояли особые областеначальники (пеха) (ср. Агг. 1:1 ), поставляемые персидским царем, имевшие право суб-сатрапа или суб-префекта 260 . На первых порах после поселения в Палестине таким суб-префектом был Зоровавель 261 , один из потомков Давида (ср. Агг. 1:1 ), имевший посему звание князя (наси) 262 . После Зоровавеля на эту должность персидские цари назначали лиц не еврейского происхождения ( Неем. 2:10, 19 ), но когда они затормозили дело по устройству храма и города, Артаксеркс Лонгиман назначил на эту должность опять лицо еврейского происхождения, своего виночерпия, именно Неемию 263 , который исполнял должность гражданского правителя иудейской общины с полномочиями диктатора. |
| Благодаря деловитости Анны Григорьевны материальное положение семьи улучшается. Достоевский становится издателем собственных книг, они начинают приносить доход, и он достигает наконец некоторой независимости и благосостояния. Ему удается даже купить небольшой домик в Старой Руссе, где он может спокойно трудиться в семейном уюте. Кроме работы над романом «Подросток», он занимается журналистикой; в 1873 году состоит редактором в журнале «Гражданин», а в 1876—1877 годах издает свой собственный журнал «Дневник писателя». С пламенной любовью пишет он о русском народе, о его испытанной страданиями вере во Христа, о его смирении и покаянии: пророчит России великое будущее, «всечеловеческую миссию», окончательное объединение всех народов в единое братство во Христе. В православии видит он отражение неискаженного лика Спасителя и верит, что «свет воссияет с Востока». Оторвавшуюся от родной почвы русскую интеллигенцию неустанно призывает он к воссоединению с народом. Но к «мистическому народничеству» Достоевского нередко примешивался воинственный империализм и национальная исключительность. Он проповедовал смирение, но подчас оно бывало «паче гордости». Последний роман Достоевского, духовный итог всего его творчества и его завещание будущим поколениям — «Братья Карамазовы» (1879—1880). Автор изображает жизнь глухого провинциального города, реалистически описывает нравы его обитателей, но этот низменный и пошлый быт — только покров, наброшенный на бездны человеческой души, на страшные тайны земного бытия. По грандиозности замысла и глубине философского содержания «Братья Карамазовы» стоят на одном уровне с величайшими произведениями мировой литературы — «Божественной комедией» Данте и «Фаустом» Гете. В плане эмпирическом это хроника «одного случайного семейства», история вражды сыновей с отцом, убийство сластолюбивого, грязно–циничного старика Карамазова его побочным сыном Смердяковым и осуждение вследствие судебной ошио другого его сына Дмитрия на каторжные работы, это драматическая повесть о соперничестве отца и сына, влюбленных в одну женщину — русскую красавицу, обольстительную и своевольную Грушеньку; параллельно с этим рассказ о ненависти Ивана к брату Дмитрию и о страсти его к Катерине Ивановне, покинутой невесте брата. |
| С первых же дней нового царствования было видно, что с переменою лиц произойдут немедленные перемены и в учреждениях. Нет души Кабинета – Остермана, нет помину и о самом Кабинете, упоминается чрезвычайный совет по внешним и внутренним делам – «учрежденное при дворе министерское и генералитетское собрание». В этом собрании нет Остермана, Миниха, Головкина, но нет новых назначений с целью заменить выбывших, особенно Остермана. Кто будет вести внешние сношения в такое трудное время, когда вся Европа в пламени и изо всех сил стараются втянуть в пламя и Россию? Никто, разумеется, за телом Кабинета – великим канцлером князем Черкасским не признавал способности заменить душу Кабинета – Остермана. И падшее правительство для противодействия Остерману нашлось вынужденным возвратить из ссылки Алексея Петровича Бестужева; новое правительство, естественно, должно было остановиться на том же Бестужеве для совершенной замены Остермана. Говорят, что Лесток особенно располагал Елисавету в пользу Бестужева, и прибавляют, будто императрица пророчила Лестоку, что он выводит Бестужева на свою голову. Мы не поручимся, что пророчество не выдумано после своего исполнения; но ходатайство Лестока нам очень понятно, ибо вспомним, что во время своей беды старик Бестужев завел связи со двором цесаревны Елисаветы, и именно с Лестоком. Это самое обстоятельство заставляло, разумеется, и саму Елисавету благоприятно смотреть на Бестужевых. Потом Бестужев был поднят, сделан кабинет-министром в конце царствования Анны, когда Бирон, покровитель Бестужева, рассорился с Брауншвейгскою фамилиею и поэтому сближался с Елисаветою, с которою никогда не ссорился; сближение это усилилось во время регентства; понятно, что Бестужев, которого интересы были тождественны с интересами Бирона, должен был также сблизиться с цесаревною и ее двором и, разумеется, сумел это сделать. Регентство Бирона возбуждало в новой императрице очень приятное воспоминание; понятно, что в этом воспоминании Бестужев должен был занимать видное место. |
| иуд. кн. XV, гл.10, § 4), а в таком важном случае естественно все входы и выходы города могли быть заняты шпионами; эту опасность для Божественного Младенца ещё более могло увеличить свидетельство о Христе Симеона и пророчицы Анны при представлении Его во храме, свидетельство, хотя высказанное при немногих, но, при возбуждённом состоянии города и усилении поэтому шпионства, ставившее святое семейство в такое положение, что только чудом оно могло выйти из города и избежать насилия со стороны Ирода. С другой стороны, пророчице Анне не было бы нужды говорить о явлении Мессии, как о чём-то новом и радостном, если согласиться, что незадолго пред тем волхвами принесена была весть, что Царь Иудейский родился, от которой Ирод царь смутился и весь Иерусалим с ним ( Мф.2:3 ), – весть, без сомнения, дошедшая до слуха всех чающих избавления Иерусалима. На основании этих предположений с достоверностью можно утверждать не только то, что принесение Христа во храм было ранее поклонения волхвов 542 , но и вообще то, что св. Лука передаёт самые первые события, включительно до принесения И. Христа во храм, в самом точном хронологическом порядке, последующие же он опускает, именно – опускает возвращение святого семейства из Иерусалима опять в Вифлеем на короткое время, поклонение волхвов и проч., и только сходится с евангелистом Матфеем в повествовании о месте постоянного жительства И. Христа в Назарете ( Лк.2:39 ; Мф.2:23 ). Допустив это опущение св. Лукою целого ряда повествований, относящихся к событиям, непосредственно следовавшим за принесением Христа во храм, мы легко поймём, почему св. Матфей вовсе не упоминает об этом событии во храме, а св. Лука – о поклонении волхвов: первый подробно описывает события, происшедшие после принесения и сретения в короткий период вторичного пребывания св. семейства в Вифлееме, а второй с особенною подробностью говорит о событиях, предшествовавших принесению Христа во храм, так что оба евангелиста прекрасно восполняют один другого, сходясь между собою, как мы уже сказали, в заключении 543 . |
| обручила нетленному Жениху. […] Господа возлюбила вместо мужа своего, Господу послужила в доме Господа своего; отрешась от уз, Господу предала себя, и Он свободной сделал ее. Уже под конец двенадцатой строфы, как мы видим, возникает тема свободы человека, как бы его «суверенности», его, говоря специальным богословским языком Древней Руси, «самовластия» (греч. ατεξουσα, сир. sultana, также salitUta и msaltuta – тот же семитский корень, что и в арабском титуле «султан»), то есть царственной призванности к акту воли, к выбору. Свобода эта двояка: во-первых, свобода выбора, дающая человеку шанс покориться Богу не как верховной силе, но добровольно и доброхотно, из любви; во-вторых, свобода после выбора (правильного), свобода от греха, «свобода славы детей Божьих» ( Рим. 8:21 ). Все это само по себе – общепатристическая ортодоксальная доктрина. Однако если на латинском Западе полемика с Пелагием побудит Августина акцентировать момент «благодати» и детерминирующего «предопределения», а греческое богословие, неизменно признавая свободу воли, все же преимущественно занято другими проблемами, то сирийские теологи говорят о «самовластии» человека с особым ударением 102 . Ефрем посвящает вопросу о свободе воли тринадцатую и четырнадцатую строфы: Свободною волей как Владыку своего приняла Бога, не понуждавшего ее; всякую свободу вверил нам Бог , да свободу нашу Ему поручим и соделаемся наследниками Царства Его. Доколе свободная воля людей лишь себе внимает, пребудет рабой; когда же Богу вверит себя, поистине станет свободной вполне; господство бо Господа благо есть. Заключительные слова четырнадцатой строфы еще раз намечают ключевое понятие, которому предстоит составлять собою центр длинного, обстоятельного размышления; в целом десятке строф – с семнадцатой по двадцать шестую, речь будет идти о правильном выборе воли, распознающей «благо» и отличающей его от «зла». Но движение медитации снова прерывается. Прощаясь с образом Анны Пророчицы, Ефрем хочет с возможной энергией запечатлеть в воображении своих девиц этот пример сосредоточенности и любви к Богу, поверяя такой мерой их совесть и укоряя нерадивых и несобранных; этому посвящены пятнадцатая и шестнадцатая строфы: |
|
|
