| С т. зр. христ. этики многие поступки А. В. были осуждены как проявление непомерной гордыни, властолюбия, невоздержанности и жестокости. Так, раннехрист. писатель Татиан (II в.) называет А. В. «бешеным юнцом», «выказывающим мужество и доблесть на пирах и пронзающим копьем лучшего и любимого друга» (Слово к эллинам. 2), а Евсевий Кесарийский (IV в.) обвиняет А. В. в пьянстве, разнузданности и жестокости, а также убийстве и порабощении многих людей и народов, за что он и получил раннюю смерть, «чтобы не губить более род человеческий» (Жизнь Константина. I 7). В то же время, оценивая А. В. как крупнейшего исторического деятеля, христ. визант. хронисты называли его первым царем эллинов, создателем мировой державы, к-рой наследовала Византия. В легендарных представлениях христиан существовала особая связь А. В. и Христа. В сир. легенде V-VI вв. говорится о том, что А. В. знал о буд. пришествии Спасителя и был готов сделать своей столицей Иерусалим и передать Ему свою мировую державу. Особенный интерес визант. авторов вызывала история (подлинная или легендарная) взаимоотношений А. В. с иудеями и их религ. традицией; подчеркивался пиетет А. В. к иерусалимскому храму и иудейской религии. В анонимной визант. поэме XIV в. А. В., посетивший Иерусалим, убеждается в необходимости обращения к истинной вере. А. В. находит место и в визант. эсхатологической лит-ре. В «Апокалипсисе» Псевдо-Мефодия (VII в.) А. В. - могущественный царь, покоривший многие народы и царства. Он установил свое господство по всему миру, дошел до края земли и положил предел для нечестивых народов Гога и Магога , к-рые при конце мира выйдут из своего заточения и разорят многие страны. Исходным пунктом Вост. похода А. В. византийцы считали К-поль. С А. В. сравнивали визант. императоров, прославившихся своими полководческими талантами и проводивших удачную завоевательную политику на Востоке. Анна Комнина неоднократно уподобляет А. В. своего отца имп. Алексея I Комнина , а Никита Хониат - имп. Феодора I Ласкаря . В средневек. греч. рукописях содержится большое число редакций «Романа об Александре». Роман был переведен на многие языки народов Ближ. Востока и Вост. Европы. |
| Вторая часть, хронологически продолжающая первую, начинается мастерским очерком о переменах в византийской культуре, вызванных крестоносным движением. Массовый приток западных элементов, проникновение феодальных идей и порядков, наконец, взятие Константинополя франками — все это резко изменило судьбу Византии, но, как подчеркивает Диль, не затронуло глубины души греко-восточных христиан. Галерею портретов открывают Анна Комнина, амбициозная дочь императора Алексея и высокообразованная писательница, а также ее мать, императрица Ирина Дукена. Далее следуют романтические похождения Андроника Комнина, ставшего последним императором из славной династии. Образ придворного поэта автор рисует на примере Феодора Продрома, чье многообразное творчество, к сожалению, практически неизвестно за отсутствием удачных переводов. Шестая-восьмая главы, продолжая тему Введения, в общих чертах описывают византийско-франкский культурный синтез и жизнь западных принцесс при византийском дворе: Берты Зульцбахской, юной Агнессы Французской, Констанции Гогенштауфен, Иоланты Монферратской и Анны Савойской. Трагические годы заката империи описаны в очерке о браках последних Палеологов. Завершают книгу очерки о византийском эпосе «Дигенис Акрит» и рыцарских романах, навеянных западной модой, но проникнутых греческим народным духом. В свое время немецкий рецензент книги Диля К. Крумбахер приветствовал его удачную «попытку охвата византийской культурной жизни через призму вечной женственности» и выражал надежду на то, что живо написанные и при этом глубоко историчные очерки «привлекут новых друзей в нашу область науки». К сожалению, русская широкая публика получила возможность читать книгу Диля на родном языке накануне лихолетья: второе, московское издание появилось в роковом для России 1914 году. Но эта талантливая книга актуальна и спустя многие годы, о чем свидетельствуют появление американского перевода очерка о Феодоре (New York, 1963), полного греческого перевода (Афины, 1969), а также успех русского переиздания (1994, тираж — девять тысяч экземпляров). Конечно, отдельные идеи Диля нуждаются в пересмотре, а беллетристичность избранного жанра позволяет автору вести повествование подчас весьма вольно, почти в романическом ключе. Но это искупается добросовестностью основной концепции исследователя, его почти дословной верностью источникам и конечно же, незаурядным литературным мастерством, делающим книгу поистине приятной для чтения. |
| Мы привели рассказ Атталиоты, большею частью удерживая собственные его выражения. Нам кажется, что изложенная сейчас история имела важное значение в судьбе византийского варяжского корпуса. Одна часть Варягов, как прямо сказано, отправлена была в ссылку, а что касается той части, которая получила прощение, то и о ней едва ли следует думать, что прощение было для нее полное. Мы думаем, что, если вскоре после варяжского бунта 1079–1080 года Русские перестают быть Варягами, то виною тому была отчасти дурная репутация, оставшаяся за ними после возмущения. Они еще остаются некоторое время в иностранном византийском корпусе, удерживая свое прежнее наименование, хотя уже в самой грамоте Алексея Комнина, на основании которой мы это утверждаем, соединение слов Варяги и Русь не так тесно, как в предыдущих хрисовулах (σων, βαρννων, κουλπννων). Но слухи о немилости, которой подверглись сосланные, могли дойти до Руси, и служба в Константинополе делалась уже менее привлекательною. С другой стороны, утверждение Половецкой орды между Днепром и Дунаем делало более затруднительными сообщения между Русью и Византией. Если с конца X века по конец XI Русские встречаются почти непрерывно в описаниях византийских походов и сражений, то в XII веке они встречаются на страницах византийских историков весьма редко. Анна Комнина ни разу не упоминает о них, исключая ссылки на старые времена, на времена Святослава Игоревича и его соперника Цимисхия. Нужно, кроме того, заметить, что и новая династия, воцарившаяся в 1081 году, отличалась от предыдущих императоров особенною наклонностью и любовью к западу, к западным людям. Крестовые походы надолго связали Комнинов тесными, хотя не всегда приятными и мягкими, узами с рыцарством Франции, Италии и Германии. Целые толпы этих людей нахлынули теперь в город Константина. Все это объясняет нам, почему имя Русских становится столь редким в сочинениях писателей XII века. Уже с конца XI века в варяжском корпусе являются Англичане, сначала с преобладающим значением, а потом с исключительным. Они заменили Русских, сделались вместо них царскими телохранителями и царскою иностранною гвардией. XII. Англичане на византийской службе в виде Варягов |
| В то же время Алексей удостаивал Исаака больших почестей, во всем оказывал ему предпочтение, делая это или из братской любви или, скорее, другой причине, о которой следует поведать. Все войско перешло на сторону Алексея Комнина и побуждало его взять в свои руки императорскую власть, к Исааку же воины не питали ни малейшей склонности 240. Алексей обладал властью и силой и поэтому, видя, что события развиваются согласно его ожиданиям, утешал брата, вселяя надежду на императорскую власть. Ведь он ничего не терял оттого, что, будучи сам вознесен до высших степеней всем войском, на словах улещал брата и делал вид, будто уступает ему власть. Время проходило в этих спорах, и вот наконец войско собралось у палатки; все воины находились в сильном волнении, и каждый мечтал об исполнении своих желаний. Тогда поднялся Исаак, взял в руки пурпурную сандалию 241 и стал пытаться обуть брата. Так как тот все время отказывался, Исаак сказал: «Позволь мне сделать это, с твоей помощью хочет бог восстановить могущество нашего рода». Он напомнил затем о прорицании, данном Алексею одним человеком, который появился перед ними где-то около Карпиан 242, когда оба брата возвращались домой из дворца. Когда Комнины дошли до этого места, им повстречался некий муж – посланец высших сил или во всяком случае человек, наделенный необыкновенным даром предвидения. По виду этот муж казался священником: у него была обнаженная голова, седые волосы и косматая борода. Стоя на земле, он обхватил колено сидящего на коне Алексея, привлек его к себе и на ухо произнес ему следующее место из псалма Давида: «Поспеши: воссядь на колесницу ради истины, кротости и правды» 243, и добавил к сказанному: «О, самодержец Алексей». Произнеся эти слова как предсказание, он бесследно исчез. Алексей не мог остановить этого человека, хотя и озирался по сторонам, чтобы увидеть его, и во весь опор бросился вслед, желая догнать его и точнее узнать, кто он и откуда. Однако явление исчезло бесследно. Когда Алексей вернулся, брат Исаак стал упорно его расспрашивать об этом человеке и просил раскрыть тайну. Исаак настаивал, Алексей же сначала делал вид, что не хочет говорить, но затем открыл столь таинственным образом сообщенное ему. |
| 668 См. Ал., III, 11, стр. 138. 669 Анна имеет в виду победу над Боэмундом у Кастории (осень 1083 г.). 670 Абуль-Касим ( πελχασμ) – турецкий эмир (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 71). 671 Бузан ( Πουζνος) – турецкий эмир, наместник Эдессы (см. о нем: «Encyclopédie de Islam»,IV, s. v. Tutush, p. 1035; Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 256). 672 Тутуш ( Τουτοσης) – сын Алп-Арслана, брат Мелик-Шаха, сельджукский эмир в Сирии (1079–1095). См.: Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 328; «Encyclopédie de Islam», IV, s. v. Tutush, pp. 1034–1035; Стэнли Лэн-Пуль, Мусульманские династии, стр. 127, прим. 4). 673 Филарет Врамахий ( Βραχμιος, Βαχμιος) от арм. Vahram. Полководец Романа Диогена, куропалат. Филарет отказался признать власть Михаила VII и постепенно подчинил себе область, включавшую Таре, Мопсуэстию, Аназарв, Эдессу и Антиохию. После вступления на престол Никифора Вотаниата он признал нового императора. О Филарете сообщается в ряде византийских и восточных источников [см. о нем: Grousset, Histoire..., Ι, pp. Χ-XLIV; Laurent, Byzance et Antioche..., p. 61 sq.; Laurent, Les sceaux byzantins, pp. 115–119 (нам недоступна)]. 674 По сообщению арабского историка Ибн аль-Асира, когда Филарета не было в Антиохии, его сын Барсам (содержавшийся в то время в тюрьме) и правитель города, оставленный Филаретом, призвали Сулеймана, который и захватил Антиохию. События относятся к декабрю 1084 г. (см.: Cahen, La première pénétration..., р. 45; Laurent, Byzance et Antioche..., pp. 71–72). 675 Арабский историк Сибт ибн аль-Джаузи рассказывает о взятии Синопа неким Каратекином (известен полководец Мелик-Шаха Каратекин; возможно он идентичен захватившему Синоп). См. Cahen, La première pénétration..., р. 47). 676 Анна ошибается: Сулейман (сын Кутулмиша) не состоял в близком родстве с Тутушем. Генеалогическую таблицу сельджукских султанов см. в приложениях к Grousset, Histoire..., I. 677 Сулейман погиб в июле 1086 г.; Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., р. 97) и Б. Лейб ошибочно говорят об июле 1085 г. По одним источникам, Сулейман погиб в бою, по другим – покончил с собой после битвы (см. «Encyclopédie de Islam» IV, s. v. Sulaiman, pp. 558–559). |
| Анна получила прекрасное образование и читала многих наиболее выдающихся читателей древности, Гомера, лириков, трагиков, Аристофана, из историков – Фукидида и Полибия, из ораторов – Исократа и Демосфена, из философов – Аристотеля и Платона. Все это отразилось на языке “Алексиады,” который, усвоив внешнюю форму древней эллинской речи, превратился в искусственный, по выражению Крумбахера, “почти совершенно мумиеобразный школьный язык, который представляет полную противоположность выступающему в то же самое время народному говору.” 380 Анна даже извиняется перед читателями, когда ей приходится называть варварские имена западных или русских (скифских) вождей, которые безобразят высоту и предмет истории. 381 Несмотря на указанное пристрастное отношение к отцу, Анна дала нам в высшей степени важный в историческом отношении памятник, в основу которого были положены не только личные наблюдения автора и устные сообщения, но и документы государственных архивов, дипломатическая переписка и императорские указы. Для первого Крестового похода “Алексиада” является одним из самых насущных источников. Современная наука признает, что “при всех недостатках мемуары дочери об отце остаются одним из самых выдающихся произведений средневековой греческой историографии” 382 и “останутся всегда благороднейшим памятником” обновленного Алексеем Комнином Греческого государства. 383 Если о сыне и преемнике Алексея, императоре Иоанне, проведшим почти всю жизнь в походах, неизвестно, разделял ли он литературные вкусы окружающих его лиц, то о его младшем брате севастократоре Исааке теперь мы знаем, что он, будучи вообще образованным и любящим литературу лицом, является автором двух небольших произведений, характеризующих историю переработки гомеровского эпоса в средние века, и предисловия к так называемому Константинопольскому Серальскому кодексу Восьмикнижия (Октатевха). Новейшие исследования позволяют предполагать, что писательская деятельность севастократора Исаака Комнина была гораздо более разнообразна, чем мы в состоянии судить на основании двух-трех изданных небольших текстов и что в его лице перед нами новый писатель, могущий возбудить интерес о разнообразных точках зрения. |
| Анна упоминает о договорах Алексия с германцами и венецианцами. В таком случае они описываются сравнительно нейтрально, без особых подробностей. Лишь однажды автор «Алексиады» говорит, что венецианцы «корыстолюбивый род латинян, готовых за один обол продать все самое для них дорогое» 326 . Подобный подход к описанию действительности вряд ли можно объяснить только ее необъективностью как историка. Скорее речь идет о внутреннем чувстве превосходства, свойственном многим византийцам. «Очень гордая тем, что родилась в Порфире, очень гордая тем, что была старшей между детьми Алексея и Ирины, очень гордая императорским титулом, каким ее пожаловали еще в колыбели, она не знала ничего выше своего исключительного достоинства порфирородной. Она непомерно гордилась своим происхождением, своим родом и своей страной. В ее глазах Византия была всегда владычицей мира, все остальные народы – ее смиренными и покорными вассалами, а трон византийский – самым прекрасным троном вселенной… Анна Комнина была царица до мозга костей, и придворная среда, в которой протекала ее жизнь, могла только усилить это ее природное свойство», – пишет Шарль Диль 327 . Как и большинство жителей Константинополя, Анна с опаской смотрела на собирающиеся под стенами столицы основные силы западного рыцарства. Лотарингских и германских рыцарей возглавлял Готфрид Бульонский, провансальских – Раймонд де Сен-Жилль, армию Сицилии и Южной Италии – сын хорошо известного врага Византии Роберта Гвискара – Боэмунд Тарентский, уже успевший лично повоевать с Алексием Комниным в 80-х годах. Соответственно этим событиям в повествовании «Алексиады», образы латинян начинают углубляться. К обычному обвинению в невоздержанности и непостоянстве добавляется упоминание о неверности, приводящей их к нарушению договоров, когда это может принести выгоду. Безудержный энтузиазм Петра Пустынника, одного из лидеров т.н. Крестового похода бедноты, не вызывает у кесариссы никакой симпатии и называется весьма ловко придуманной задумкой 328 . |
| Тоже самое нужно иметь в виду и при конниках, упомянутых прямо только в конце рассказа (τν πποτν). Этого довольно: распутывать ту путаницу, которую наш комментатор создал при помощи малоостроумного немца, но без содействия греческого лексикона и грамматики, мы считаем излишним. Прибавим еще одну Фактическую поправку, касающуюся острова Фулы (Thule) и, следовательно, не лишнюю, когда идет речь о Варягах. Что Анна Комнина под Фулою разумеет не просто далекий остров океана, а именно Англию 150 , – мы это считаем не догадкою, как наш рецензент, а несомненною истиною. Помимо всего прочего, наш рецензент забывает, что не в одном только месте Анна говорит об острове Фуле. Описывая нашествие Боэмунда Норманнского на Иллирию, Анна XII 9, р. 170, 26 ed. Reiffersch. min. говорит, что у него в войске были Франки и «много тех иноплеменников с острова Фулы, которые нанимались в службу к Грекам». Из одного сочинения аббата Сугерия мы знаем, что Боэмунд был с своею проповедью крестового похода во Франции и привлек к себе не мало рыцарства, а из норманнских летописцев, и прежде всего из Ордерика Виталия, мы узнаем, что Боэмунд обращался и к английскому королю, и что после действительно его сопровождали в походе Англичане. Полагаем, что сопоставление выходит, довольно, осязательное. Что же касается упрека, зачем мы не обратили внимания на выражение Вриенния, что Варанги были «родом из варварской страны, близкой к океану», то мы отвечаем, что, по нашему мнению, и не нужно было обращать на это выражение более внимания, чем мы это сделали. И об известных славянских гуслярах у византийцев говорится, что они прибыли «из страны, близкой к западному океану». Что же бы следовало из этого сопоставления? Если Фула означает у Анны Англию, то из этого следует, что она не знала никаких других Варягов, кроме тех, которые приходили из Англии, (по преимуществу – Англо-Саксов). Одного свидетельства о скандинавизме Варангов, таким образом, уже нет. Что касается другого традиционного, но мнимого свидетельства в пользу этого скандинавизма, то нам очень приятно было убедиться, что наш противник способен на некоторые уступки и допускает наличность позднейшей вставки в заметке Скилиция-Кедрина о «кельтицизме» Варангов. Конечно, при этом делается оговорка, что эта позднейшая вставка все-таки имеет значение. Что же? «Некоторое значение» и мы охотно признаем; признаем, что в то время, когда вставка была сделана, показание это было вполне справедливо, но только не по отношению к прошедшему. |
| Если прочесть в «Алексиаде» описание этих августовских дней 1118 года, когда умирал император, не найдешь в этих прекрасных страницах, запечатленных искренней тревогой, почти никакого следа безудержных домоганий и яростных страстей, боровшихся у изголовья умирающего. Видишь тут бессильных врачей, в честном волненье толпящихся у постели больного, и подобно врачам Мольера только и говорящих, что о слабительных да о кровопускании. Видишь расстроенных женщин, плачущих и стенящих, напрасно старающихся облегчить последние минуты умирающего. Дочери императора и его жена окружают постель, Мария старается влить немного воды в распухшее горло больного, и когда он теряет силы, приводить его в себя, давая ему нюхать розовую эссенцию. Ирина рыдает, потеряв всякую энергию, поддерживавшую ее в начале кризиса; в страхе, в отчаянии, она обращается с вопросами к врачам, к дочери своей Анне и, судя по ее виду, кажется, – едва ли переживет она своего мужа. Анна, вся отдавшись своему горю, «презирая, как она сама это пишет, философа и красноречие», держит руку отца и с тоской следит за ослабевающим пульсом. И вот наступает решительная минута. Чтобы скрыть от Ирины последние спазмы агонии, Мария тихонько становится между нею и императором; и вдруг Анна чувствует, что пульс перестал биться – сначала она точно немеет, опустив голову к земле, затем, закрыв лицо обеими руками, разражается рыданиями. Тогда Ирина, поняв, испускает крик отчаяния; она бросает с себя на землю императорский головной убор и, схватив нож, обрезывает себе волосы почти до корней; она отбрасывает далеко от себя пурпуровые туфли и надевает черные башмаки, берет из гардероба недавно овдовевшей своей дочери Евдокии траурные одеяния, черную вуаль, и покрывает ею голову. Описывая этот трагический день, Анна Комнина спрашивает, много лет спустя, не была ли она игрушкой страшной грезы и зачем она не умерла тогда вместе с обожаемым отцом, и зачем не убила себя в тот самый день, когда погас «светоч мира, Алексей Великий», в тот день, когда, как она говорить, «зашло ее солнце». |
| 36 Был младшим стратигом ( υποστρατγει). До IX в, термин ипостратиг ( υποστρτηγος) чаще всего применялся по отношению к командующим войсками фем. После этого времени ипостратиг – просто младший стратиг (Guilland, Le commandant en chef..., р. 43). Перечисляя ипостратигов византийского войска, Р. Гийан пропускает Алексея. 37 Имеется в виду второй сын Анны Далассины Исаак Комнин, о котором Анна неоднократно упоминает в дальнейшем. Алексей участвовал в походе Исаака против турок, когда произошел мятеж Руселя и Исаак попал в плен к туркам (Nic. Br., II, 3–5; ср. прим. 32). По сообщению Вриенния, незадолго до этого похода Михаил Дука назначил Исаака доместиком восточных схол (о западных Никифор ничего не говорит). Р. Гийан (Guilland, Le commandant en chef..., р. 41) ошибочно полагал, что Исаак был назначен доместиком Востока еще при Михаиле VI (1056–1057), а его ссылка на Пселла («Psellos, VI, 191.3») просто неверна. 38 Стратиг-автократор ( στρατηγος– αυτοκρτωρ) – военачальник, обладающий всей полнотой власти (см. об этом термине Guilland, Le commandant en chef..., рр. 39, 42). В дальнейшем ( Ι, 2, стр. 58) Анна называет Алексея стратопедархом. По-видимому, для писательницы эти слова являются синонимами (ср. Nic. Br., II, 19). 39 Он достиг вершин военного искусства, сравнявшись с такими людьми, как знаменитый римлянин Эмилий Сципион и карфагенянин Ганнибал – εις ακρον εληλυθναι στρατηγικης εμπειρας τος των ωμαων λογσιν εδοξεν, οιος Αιμλιος εκενος ο ωμαος, о ποος Σκηπων οιος ννβας ο Καρχηδνιος. Эта фраза представляет определенные трудности для понимания. В нашем переводе мы с явным насилием над правилами греческого языка переводим οιος в значение οιον «как». Некоторые переводчики (Шопен, Доуэс) толкуют эту фразу следующим образом: «В военном опыте Алексей достиг вершин, свойственных лучшим римлянам, таким, как Эмилий Сципион, Ганнибал». Но тогда карфагенянин Ганнибал оказывается римлянином. 40 Следующий рассказ Анны (I, 2–4) представляет собой часто дословное переложение «Истории» Никифора (Nic. Br., II, 21–35). |
|
|
