| Сергиев Посад: Изд. С-ТСЛ. 1996. с.436. Иоанн Лествичник, преп. Лествица. М.: Правило веры. 1996.с.314. Дорофей, авва. Поучения. М.: Правило веры. 1995. с.46—56. Савва, схиигумен. О главных христианских добродетелях и гордости. Йошкар-Ола: МПИК. 1991. с.68. Марк (Лозинский), игумен. Отечник проповедника. Сергиев Посад: Изд. С-ТСЛ. 1996. с.551. Христианская жизнь по Добротолюбию. М.: Свято-Данилов монастырь. 1991. с.48. Добротолюбие. Сергиев Посад: Изд. С-ТСЛ. 1992. т 5. с.207. Дмитрий Ростовский, свят. Жития святых. Месяц февраль. Козельск: Введенская Оптина пустынь. 1993. с.501. Благодатные средства укрепления Духовной жизни... Исповедь Священное Писание об установление исповеди «Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин.20:22-23). «И дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф.16:19). Интересный случай публичного покаяние описывает прп. Иоанн Лествичник: «Пришедши в некоторое общежитие, видел я страшное судилище доброго судии и пастыря. В мою бытность там случилось, что один разбойник пришел, изъявляя желание вступить в монашество. Превосходный пастырь оный и врач повелел ему семь дней пользоваться совершенным покоем, и только рассматривать устроение обители. По прошествии седьмого дня, пастырь призывает его и спрашивает наедине: желает ли он остаться с ними жить? И увидев, что он со всею искренностью согласился, опять спрашивает его, что он сделал худого, живя в мире. Разбойник немедленно и со всем усердием исповедал ему все грехи свои. Тогда пастырь, искушая его, сказал: «Хочу, чтобы ты объявил все это перед всем братством». Он же, истинно возненавидевши грех свой и презревши весь стыд, не колеблясь обещался исполнить сие, говоря: «Если хочешь, то сделаю это даже посреди Александрии». Тогда пастырь собрал в церковь всех своих овец, которых было триста тридцать, и во время совершения Божественной литургии (ибо день был воскресный), по прочтении Евангелия, повелел ввести сего непорочного осужденника. |
| Скорби того жестокого века не миновали святых супругов. Ослабевшее Ростовское княжество было присоединено великим князем Иваном Калитой к княжеству Владимирскому. Присоединение сопровождалось высылкой неугодных Москве бояр и знатных горожан. В их число попал и боярин Кирилл, переселившийся на неосвоенные земли близ села Радонеж. К тому времени у Кирилла и Марии было трое сыновей. Старший, Стефан, и младший, Петр, женились и жили со своими семьями, а Варфоломей, хотя и желал скорее принять иноческий постриг, жил с родителями, не решаясь оставить их в старости одних. Можно утверждать, что семья стала для него первой школой христианского подвига. Высокий нравственный пример родителей учил детей смирению и любви. В конце жизни Кирилл и Мария приняли монашество в Хотьковском Покровском монастыре. Перед смертью они были пострижены в великую схиму. Из поколения в поколение передавался завет преподобного Сергия о том, чтобы всякий, желающий посетить его обитель, сначала помолился у святых останков его родителей, праведных Кирилла и Марии, в Хотьковском монастыре. Из Деяния Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви о канонизации митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского) (1848–1918), митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского) (1873–1922) и иже с ним убиенных архимандрита Сергия (Шеина) (1866–1922), Юрия Новицкого (1882–1922) и Иоанна Ковшарова (1878–1922), Великой княгини Елисаветы (1864–1918) и инокини Варвары (†1918) (Свято-Данилов монастырь, 31 марта — 4 апреля 1992 года) Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Свидетельство даже до смерти Истины Христовой в Церкви Божией именуется мученичеством, и Сам Христос, “Свидетель Верный” (Откр 1:5), “на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине” (Ин 18:37) и чтобы в Крестных страданиях отдать жизнь Свою для искупления многих. По слову Апостола, мы искуплены “драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца” (1 Пет 1:19). Свидетельство христиан есть прославление Бога и в жизни, и в умирании: “Живем ли — для Господа живем; умираем ли — для Господа умираем” (Рим 14:8). |
| – Нет, мама. – Смотри, Тёма, я вот встану и поеду сама. Тёма пожал плечами и ничего не ответил: чего, дескать, пристали к человеку, который уже давно мысленно в Америке? Друзья назначили свой отъезд на четвертый день пасхи. Так было решено с целью не отравлять родным Пасху. Заграничный пароход отходил в шесть часов вечера. Решено было тронуться в путь в четыре. Тёма, стараясь соблюдать равнодушный вид, бросая украдкой растроганные взгляды кругом, незаметно юркнул в калитку и пустился к гавани. Данилов уже озабоченно бегал от дома к лодке. Тёма заглянул внутрь их общей красавицы – белой с синей каемкой лодки, с девизом «Вперед», и увидел там всякие кульки. – Еда, – озабоченно объяснил Данилов. – Где же Касицкий? Наконец показался и Касицкий с какой-то паршивой собачонкой. – Да брось! – нетерпеливо проговорил Данилов. Касицкий с сожалением выпустил собаку. – Ну, готово! Едем. Тёма с замиранием сердца прыгнул в лодку и сел на весло. «Неужели навсегда?» – пронеслось у него в голове и мучительно-сладко где-то далеко-далеко замерло. Касицкий сел на другое весло. Данилов – на руль. – Отдай! – сухо скомандовал Данилов матросу. Матрос бросил веревку, которую держал в руке, и оттолкнул лодку. – Навались! Тёма и Касицкий взмахнули веслами. Вода быстро, торопливо, гулко заговорила у борта лодки. – Навались! Гребцы сильно налегли. Лодка помчалась по гладкой поверхности гавани. У выхода она ловко вильнула под носом входившего парохода и, выскочив на зыбкую, неровную поверхность открытого моря, точно затанцевала по мелким волнам. – Норд-ост! – коротко заметил Данилов. Весенний холодный ветер срывал с весел воду и разносил брызги. – Навались! Весла, ровно и мерно стуча в уключинах, на несколько мгновений погружались в воду и снова сверкали на солнце ловким движением гребцов обращенные параллельно к воде. Отъехав версты две, гребцы, по команде Данилова, подняли весла и сняли шапки с вспотевших голов. – Черт, пить хочется, – сказал Касицкий и, перегнувшись, зачерпнул двумя руками морской воды и хлебнул глоток. |
| Данилов находился в федеральном розыске с февраля 2010 года как член одной из бандгрупп, действовавших в Буйнакском и Карабудахкентском районах Дагестана. Вместе с членами банды Данилов принимал участие в налетах на населенные пункты Гиргентала и Верхний Казанище Буйнакского района, в нападении на пост ОВД в Буйнакске, в результате чего было убито четыре сотрудника милиции и шесть женщин. По данным фактам в отношении Данилова возбуждено уголовное дело по статье 317 УК РФ (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа) и части 2 статьи 105 УК РФ (убийство двух или более лиц). Кроме того, Данилов по указанию главаря бандитско-террористического подполья Республики Дагестан Вагабова, который был уничтожен 21 августа, неоднократно обстреливал из снайперской винтовки КПП милиции и блокпосты внутренних войск. Установлено, что Данилов являлся организатором нападения на военную колонну, следовавшую из села Ботлих в село Чабанмахи Буйнакского района 89 . К вышеприведенной информации можно добавить, что Данилов взял себе имя Абу-Дарда. Вот что рассказывал о нем журналистам имам-хатыб нерюнгринской мечети Дамир Нафиков: «Он мне рассказывал, что в прошлом работал милиционером-участковым, стаж работы в органах лет десять, – говорит Дамир Амирович. – До этого служил в ПВО в Сибири и на Дальнем Востоке. На момент нашего знакомства ему было лет 36–37. Денисов приехал в Нерюнгри где-то в 2006-м году. В Якутске после увольнения из органов работал в мебельном цехе у мусульман. В Нерюнгри проживал у своего родственника. Дома были скандалы, родственник выпивал, поэтому Данилов часто жил в мечети. Был разведен. Если не ошибаюсь, женат был как минимум дважды. У него есть мать, двое детей (старший сын уже взрослый). – Каким он был мусульманином? – Был образцовым мусульманином, за это его уважали. Ислам изучал усердно: Коран, арабский язык. Рассказывал, что в деревне, где он работал, процветает пьянство. Считал, что ислам может спасти якутский народ от этой беды. По этой причине и обратился в мусульманство. |
| Как известно, институт делают не стены, и даже не оборудование. Главное богатство любого исследовательского центра — это его люди. (Впрочем, это утверждение справедливо не только для исследовательских лабораторий, но и в целом). Теоретический отдел ИТЭФа был создан Львом Давыдовичем Ландау и Иссаком Яковлевичем Померанчуком. Первый директор ИТЭФ, А.И.Алиханов заложил ядро блестящей экспериментальной группы, которая росла и зрела. Лучшие экспериментаторы ИТЭФ были востребованы во всем мире; уже в 70-ые годы они работали на ускорителях CERN, FERMILAB, DESY. Именно в последней лаборатории (Немецкий национальный электронный синхротрон в Гамбурге), на установке ARGUS, по сути и началась звездная карьера физика-экспериментатора Михаила Владимировича Данилова. В 1974 году были открыты тяжелые (очарованные) кварки, и вместе с этим открытием начался современный этап в физике высоких энергий. Экспериментальная программа на ARGUS была полностью ориентирована на тяжелые кварки. Молодой физик-экспериментатор, только что после аспирантуры, Михаил Данилов благодаря своему глубокому пониманию физики и, я бы сказал, страстному к ней отношению, быстро вошел в число лидеров эксперимента. Я помню с каким уважением отзывался о нем тогдашний директор DESY, профессор Фолкер Зергель. Позднее, когда программа ARGUS была завершена, Михаил Данилов перешел в следующий экспериментальный проект, H1 на уставке HERA (DESY). Михаил Данилов был одним из участников открытия осцилляций нейтральных В-мезонов в 1987 году. Я хорошо помню энтузиазм, связанный с этим важнейшим открытием. О высочайшем международном статусе Михаила Данилова говорит тот факт, что в 2000 и 2002 году он был соруководителем Института передовых исследований в университете Калифорнии в г. Санта Круз. В 1993-98 гг. Михаил Данилов был членом Комитета по стратегическому планированию CERN, и с 2000 г. — член Научного совета DESY. В июне 2013 года М.В. Данилов был вынужден уйти с должности заместителя директора по науке ИТЭФ. Это событие стало последствием факта передачи института из Росатома в Курчатовский институт в конце декабря 2011 года и смены директора. «…Меня разочаровала невостребованность моего опыта в НИЦ КИ», написал Данилов в открытом письме коллегам. |
| – Есть люди с твердой волей, которые и без гимназии умели прокладывать себе дорогу в жизни, – говорил Данилов. Тёма только вздыхал. Есть, конечно, есть… Робинзон… А все эти юнги, с детства попавшие случайно на пароход, прошедшие сквозь огонь и медные трубы, закалившиеся во всех неудачах. Боже мой! Чего они не видали, где не бывали: и пустыни, и львы, и тигры, и американские индейцы. – А ведь такие же, как и мы, люди, – говорил Данилов. – Конечно, такие. – Тоже и отца, и мать, и сестер имели, тоже, вероятно, страшно сначала было, а пересилили, не захотели избитым путем пошлой жизни жить, и что ж – разве они жалели? Никогда не жалели: все они всегда вырастали без этих дурацких единиц и экзаменов, женились всегда на ком хотели, стариками делались, и все им завидовали. И вот понемногу план созрел: попытать счастья и с первым весенним днем удрать в Америку на первом отходящем пароходе. Мысль эту бросил Касицкий и сейчас же забыл о ней. Данилов долго вдумывался и предложил однажды привести ее в исполнение. Тёма дал согласие, не думая, главным образом ввиду далекой еще весны. Касицкий дал согласие, так как ему было решительно все равно: в Америку так в Америку. Данилов все тонко, во всех деталях обдумал. Прежде всего совсем без денег ехать нельзя; положим, юнге даже платят сколько-нибудь, но до юнги надо доехать. А потому необходимо было пользоваться каждым удобным моментом, чтобы откладывать все, что можно. Все ресурсы должны были поступать в кассу: деньги, выдаваемые на завтраки, – раз, именинные – два, случайные (вроде на извозчика), подарки дядей и пр. и пр. – три. Данилов добросовестно отбирал у друзей деньги сейчас же по приходе их в класс, так как опыт показал, что у Касицкого и Тёмы деньги в первую же рекреацию улетучивались. Результатом этого был волчий голод в компании во все время уроков, то есть с утра до двух-трех часов дня. Данилов крепился, Касицкий без церемонии отламывал куски у первого встречного, а Тёма терпел, терпел и тоже кончал тем, что просил у кого-нибудь «кусочек», а то отправлялся на поиски по скамьям, где и находил всегда какую-нибудь завалявшуюся корку. |
| Синода получил Высочайшее благоволение; 30 янв. 1810 г. статский советник (первый по производству в этотм чине на основании указа 6 августа 1809 г., 11 янв. 1811 г. получил орден Владимира 3 ст. „Вынужденный выйти в отставку по какому-то недоброжелательному расположению» начальства и без чина) А.Д. Данилов 20 февраля 1814 г. Высочайшим указом уволен от службы; 9 дек. 1816 г. назначили ему, сверх пожалованной 16 декабря 1807 г. пенсии из Государственного казначейства 1500 р., еще 1500р. из сумм Комиссии Дух. Училищ ежегодно, начиная с 1817 года. Потом он стал добиваться увеличения своего содержания и подал 23 апреля 1825 г. прошение Александру I, что еще на бескорыстной службе нажил долгу до 10,000 руб. капитальной суммы, а после увеличил ее по недостаточности средств для себя и семьи с 3 детьми. А. Д. Данилов ссылался на то, что именно им составлены два проекта-1) о свечном доходе и 2) о печатании и продаже разрушительных молитв и венчиков, при чем по первой статье Комиссия Д.У. – за издержками многих миллионов с 1809г. – имела уже 37 миллионов рублей в обращении, а по второй поступило с 1810 г. на содержание бурсаков уездных и приходских училищ более полутора миллиона денег, известных под названием „сиротской суммы, между теме, на основании Высочайших указов 5 июня 1716 г. и 9 апреля 1802 г. от при-были, казне принесшей, следует десятая часть сделавшему такое приращение. В свое оправдание Данилов ссылается, что все изложенное не только духовнику протопресвитеру Кривицкому и другим членам Комиссии Д. У., „но, начиная от Архиерея до Пономаря всем известно». Наконец: „ я – пишет Данилов – не менее чту себя достойным благоволения и за то, что я никогда не был ни в каких тайных обществах, но и сильно действовал против нечестивых произволений их и словом и делом. Сие может засвидетельствовать бывший Обер-Полицмейстер Гладков, коему я подавал в прошлом 1824 году записки с замечаниями на многие возмутительные книги, задолго еще до издания достопамятного Указа 17 Ноября». По всем этим основаниям Данилов просил Александра I а) „повелеть ревностному исполнителю Священной Государевой» воли, мужу праведному, Генералу от Артиллерии Графу Аракчееву виити в подробнейшее службы его исследование, для вознаграждения достойным образом за заслуги им оказанные», а б) „ до того времени, в облегчение бедности его удручающей», выдать из сумм Комиссии Д. |
| – Вот как… Да, свинство, конечно… Жалко Иванова? – Эх, за Иванова я полжизни бы отдал! – Конечно… водой ведь вас, бывало, не разольешь. А моя-то сволочь, Яковлев, радуется. Каждый день Касицкий подсаживался к Тёме и с удовольствием заводил с ним разговоры. – Послушай, – предложил однажды Касицкий, – хочешь, я пересяду к тебе? Тёма вспыхнул от радости. – Ей-Богу… у меня там такая дрянь… И Данилов все чаще и чаще стал оглядываться на Тёму. Данилов подолгу, стараясь это делать незаметно, вдумчиво всматривался в бледное, измученное лицо «выдавшего», и в душе его живо рисовались муки, которые переживал в это время Тёма. Чувство стыдливости не позволяло ему выразить Тёме прямо свое участие, и он ограничивался тем, что только как-то особенно сильно жал, при встрече утром, руку Тёмы и краснел. Тёма чувствовал расположение Данилова и тоже украдкой смотрел на него и быстро отводил глаза, когда Данилов замечал его взгляд. – Ты куда? – спросил Данилов Касицкого, который с ворохом тетрадей и книг несся весело по классу. – А вот, перебраться задумал… Эта мысль понравилась Данилову; он весь урок что-то соображал, а в рекреацию, подойдя решительно к Тёме и став как-то, по своей привычке, вполуоборот к нему, спросил, краснея: – Ты ничего не будешь иметь против, если и я пересяду к тебе? – Я очень рад, – ответил Тёма, в свою очередь краснея до волос. – Ну, и отлично. – И ты? – увидав Данилова, проговорил обрадованый и возвратившийся откуда-то в это время Касицкий. И он заорал во все горло: Вот мчится тройка удалая! Один из двух старых соседей Касицкого, Яковлев, шепнул на ухо Филиппову: – Карташев и им удружит… И оба весело рассмеялись. – Моя дрянь смеется, – проговорил Касицкий, перестав петь. – Сплетничают что-нибудь. Черт с ними!.. Постойте, теперь надо так рассесться: ты, Данилов, как самый солидный, садись в корень, между нами, двумя сорванцами. Ты, Карташев, полезай к стене, а я, так как не могу долго сидеть на месте, сяду поближе к проходу. Когда все было исполнено, он проговорил: |
| «Ээх!» – злорадно отдавалось в его сердце. Однажды Данилов сказал Тёме и Касицкому: – Хотите завтра покататься на лодке? Тёма, замирая от счастья, восторженно ответил: – Хочу. Касицкий тоже изъявил согласие. – Так прямо из гимназии и пойдем. Сначала пообедаем у меня, а потом и кататься. Вопрос у Тёмы был только в том, как отнесутся к этому дома. Но и дома он получил разрешение. Прогулки по морю стали излюбленным занятием друзей в третьем классе. Зимой, когда море замерзло и нельзя было больше ездить, верные друзья ходили по берегу, смотрели на расстилавшуюся перед ними ледяную равнину, на темную полосу воды за ней, там, где море сливалось с низкими свинцовыми тучами, – щелкали зубами, синели от холода, ежились в своих форменных пальтишках, прятали в короткие рукава красные руки и говорили всё о том же море. Главным образом говорил Данилов; Тёма с раскрытым ртом слушал, а Касицкий и слушал, и возражал, и развлекался. – А вот я знаю такой случай, – начинал, бывало, Касицкий, – один корабль опрокинулся… – Килевой? – спрашивал Данилов. – Килевой, конечно. – Ну и врешь, – отрезывал Данилов. – Такой корабль не может опрокинуться… – Ну, уж это дудки! Ах, оставьте, пожалуйста. Так может… – Да понимаешь ты, что не может. Единственный случай был… – Был же? Значит, может. – Да ты дослушай. Этот корабль… Но Касицкий уже не слушал; он завидел собаку и бежал доказывать друзьям, что собака его не укусит. Эти доказательства нередко кончались тем, что собака из выжидательного положения переходила в наступательное и стремительно рвала у Касицкого то брюки, то пальто, вследствие чего у него не было такого платья, на котором не нашлось бы непочиненного места. Но он не смущался и всегда находил какое-нибудь основание, почему собака его укусила. То оттого, что она бешеная, то нарочно… – Нарочно поддразнил, – говорил снисходительно Касицкий. – Ну да, нарочно? – смеялся Тёма. – Дура, нарочно! – смеялся и Касицкий, надвигая Тёме на лицо фуражку. Если ничего другого не оставалось для развлечения, то Касицкий не брезгал и колесом пройтись по панели. За это Данилов снисходительно называл его «мальчишкой». Данилов вообще был старшим в компании – не летами, но солидностью, которая происходила от беспредельной любви к морю; о нем только и думал он, о нем только и говорил и ничего и никого, кроме своего моря, не признавал. Одно терзало его, что он не может посвятить всего своего времени этому морю, а должен тратить это дорогое время и на сон, и на еду, и на гимназию. В последнем ему сочувствовали и Тёма и Касицкий. |
| И если кто-то это не понимает, дорогие братья и сестры, то для меня, вообще, странно, чтит ли этот человек вообще память мучеников. И как он почитает их память мучеников. И вот я сегодня хотел бы вспомнить о подвиге еще одного русского солдата. В своих дневниках Федор Михайлович Достоевский в дневнике писателя написал: " Фома Данилов, замученный русский солдат " . Эта ситуация была во время войны в Средней Азии. Унтер-офицер, уроженец Самарской губернии 21 ноября 1875 года принял мученическую смерть за веру православную. Дело в том, что, воевав в Туркестанском 2-м батальоне, унтер-офицером был, попал в плен, как тогда их называли, кипчакам. Это было Кокандское ханство. Попал в плен, и его пленника доставили в кокандскую крепость Маргелан, вывели на площадь перед дворцом, предлагали перейти в мусульманство, как и Жене Родионову, обещая богатство и хорошие должности. А в случае отказа угрожали смертью. Русский унтер-офицер, ему было не больше 30 лет, дома оставалась на родине в селе 27-летняя жена, 6-летняя дочь. Он говорил: я родился христианином, христианином и умру. Я своему царю дал клятву не изменять, и будут ему верен. Его подвергали разным истязаниям, на его глазах казнили несколько кипчаков, чтобы его запугать, жестоко. И в третий раз пробовали его прельстить, сам хан стоял. На что Фома Данилов отвечал: «Не изменю я Богу и царю. Хотите убить - убейте». Хотели снять с него крест, но он не позволил: погодите немного, когда умру - тогда возьмете. Креста с него не сняли. Был сделан залп, Данилов упал, около часа жил в мучениях, умирал, тихо шепча слова молитвы. И когда они расходились все, то говорили, русский солдат умер как батыр, герой. И Федор Михайлович Достоевский написал, что Фома Данилов - это эмблема всей России, подлинный образ ее. Той самой России, в которой премудрые циники наши отрицают теперь великий дух и всякую возможность подъема. Чтобы судить о нравственной силе народа, писал Достоевский, о том, на что он способен в будущем, надо брать в соображение высоту духа, на которую он может подняться. |
|
|
