| Амвросий Юшкевич говорил с церковной кафедры, что Елисавета «преславная победительница избавила Россию от врагов внутренних и сокровенных. Такие-то все были враги наши, которые, под видом будто верности, отечество наше раззоряли, и смотри, какую дьявол дал им придумать хитрость. Во-первых, на благочестие и веру нашу православную наступили; но таким образом и претекстом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредительное христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким притвором людей духовных, а наипаче ученых, истребили, монахов поразстригали и перемучили! Спроси ж за что? Больше ответа не услышишь, кроме сего: суевр, ханжа, лицемер ни к чему негодный. Сие же все делали такою хитростию и умыслом, чтоб во вся в России истребить священство православное и завесть свою нововымышленную безпоповщину. Разговору большаго у них не было, как токмо о людях ученых: о Боже! как-то несчастлива в том Россия, что людей ученых не имеет и учения завесть не может! Незнающий человек их хитрости и коварства думал, что они то говорят от любви и ревности к России; а они для того нарочно, чтоб где-нибудь сыскав человека ученаго, погубить его. Был ли кто из русских искусный, например, художник, инженер, архитект, или солдат старый, а наипаче ежели он был ученик Петра Великаго: тут они тысячу способов придумывали, как бы его уловить, к делу какому-нибудь привязать, под интерес подвесть, и таким образом или голову ему отсечь, или послать в такое место, где надобно необходимо и самому умереть от глада, за то одно, что он инженер, что он архитект, что он ученик Петра Великаго. Под образом будто хранения чести, здравия и интереса государства, о коль безчисленное множество, коль многия тысячи людей благочестивых, верных, добросовестных, невинных, Бога и государство весьма любящих, в Тайную похищали, в смрадных узилищах и темницах заключали, гладом морили, пытали, мучили, кровь невинную потоками проливали! Кратко сказание – всех добрых, простосердечных, государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных, под разными претекстами губили, раззоряли и во вся искореняли, а равных себе безбожников, безсовстных грабителей, казны государственныя похитителей, весьма любили, ублажали, почитали, в ранги великие производили, отчинами и денег многими тысячами жаловали и награждали». |
| Север Европы заявил свой протест югу, папе и императору по тем же причинам, по каким германцы боролись с римским влиянием, – по причинам, которые двигали толпы норманнов на европейский юг, и также потому, что, сравнительно недавно приняв христианский закон север Европы не имел времени свыкнуться с папской властью. Те же причины влияли и в России. Новгородский север долго удерживал свою самостоятельность, долго влиял на значительную часть России и сравнительно недавно был обращен в христианство : корелы крещены в 1227 г., христианство в пермской области распространилось только в ΧΙV столетии. Что население, подчинившееся власти церковной, легче подчинялось гражданской, и наоборот – в этом едва ли кто сомневается. Северный человек в Европе и России поставлен был в такие условия что объединительные стремления власти церковной и гражданской встречали наиболее сопротивления с его стороны. Влияние протестантства на русский раскол было усмотрено, между прочим, преосв. Игнатием воронежским. Известно, что выгорецкая беспоповщинская община отворяла радушно двери своей обители людям «лютерского» закона. Едва ли многие, однако, видели эту связь между западноевропейским протестантством и русским расколом. Феофан Прокопович , известный сторонник лютеранства между духовными лицами своего времени, писал «увещание к невеждам», разумея под «невеждами» раскольников. Нельзя предположить, чтобы Феофан Прокопович оказывал расположение к протестантству лишь как к религии любимой его Германии, «матери всех стран», по его выражению 12 , чтобы он не смотрел благосклонно на идеи и дух протестантства. Противники его утверждали, что учреждение Синода было взято с лютеран. Если, расположенный к немецкому протестантству, Феофан Прокопович видит в раскольниках лишь «невежд» и – будучи по воцарении Анны первым лицом в русском духовенстве – содействует строгому преследованию раскольников, то очевидно он не видел ничего общего между протестантством и расколом. Да видели ли многие это сходство и из последователей раскола? Амвросий Юшкевич в царствование Елизаветы Петровны говорил, что раскольники защищаются тем, что устройство Синода взято с протестантов 13 . |
| В этой борьбе он был, если и не искренним, во всяком случае — откровенным. «Лучшими силами своей души я ненавижу митры, саккосы, жезлы, свещницы, кадильницы и тому подобныя забавы», — правда, это из дружеского и интимного письма… Суеверий в русской жизни и в быту было тогда, действительно, слишком много. Но ведь Феофан и сам Петр хотели бороться с ними не столько во имя веры, сколько во имя здравого смысла и «общего блага…» До самого воцарения Елизаветы Петровны протестантизм в России был как бы под неким особым и преимущественным покровительством государственной власти и даже государственных законов. Петровское правительство, и не только по соображениям государственной пользы и терпимости, слишком часто готово бывало отожествить интерес протестантов со своим, старалось создать впечатление, что православие есть некий своеобразный, умеренный и ритуалистический протестантизм, что православие и протестантизм легко согласимы, — facillime legitimeque uniantur, как доказывал Петербургский академик Колий, друг Прокоповича, в книге под характерным названиемъ: Ecclesia graeca lutheranisans (Любек 1723). Впоследствии Екатерина II утверждала, что нет «почти никакого различия» между православием и лютеранством, — «le culte exterieure est tres different, mais l " Eglise s " y voit reduite par rapport a la brutalite du peuple…» В Аннинское время, т. е. при Бироне, отношение власти к Церкви было особенно острым. «На благочестие и веру нашу православную наступили, но таким образом и претекстом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредительское христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким предлогом людей духовных, а наипаче ученых, истребили, монахов порасстригали и перемучили. Спроси ж за что. Больше ответа не услышишь, кроме того: суевер, ханжа, лицемер, ни к чему годный. Сие же все делали такою хитростию и умыслом, чтобы вовсе в России истребити священство православное и завесть свою нововымышленную беспоповщину». Так вспоминал о времени Анны проповедник при Елизавете (Амвросий Юшкевич)… Сам Петр был недоволен Стефаном Яворским за поднятое им дело Тверитинова, за слишком резкую и прямую постановку вопроса о лютеранских противностях. |
| Но Бестужевых сломить было трудно. Из лопухинского дела враги их не могли извлечь ничего, что бы могло набросить хоть тень сомнения не только на вице-канцлера, но и на обер-гофмаршала. Императрица была убеждена в невинности и верной службе обоих братьев; Разумовский и Воронцов были за них; за них был и самый видный из архиереев, новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич, успевший приобресть значительный вес при дворе набожной Елисаветы. Когда увидали, что из лопухинского дела Бестужевы выходят чисты, то Лесток начал внушать императрице, что если жена обер-гофмаршала будет наказана, то мужа ее и его брата необходимо будет переместить на такие должности, где бы они не имели возможности отмстить. Елисавета возразила, что она знает верность и привязанность к себе обоих братьев, да и другие люди убеждены в том же относительно их. Последние слова взорвали Лестока, и он решился сказать, что он знает только одного человека, который защищает Бестужевых, – это именно Воронцов; но Воронцов по молодости своей не в состоянии судить об этом деле, и потому на его свидетельства нельзя полагаться. Елисавета передала об этой выходке Воронцову, а тот – Бестужеву. Лесток не унялся и несколько раз подступал к императрице с своими внушениями против Бестужевых, но всякий раз Елисавета выпроваживала его. Защищаемый от Лестока Разумовским и Воронцовым, вице-канцлер нашел средство собственной защиты и нападения на врагов во вскрытии и переводе с цифирного языка депеш иностранных министров и получаемых ими от своих дворов рескриптов – средство, разумеется, не придуманное самим Бестужевым, но заимствованное от западных соседей. Почт-директор Аш и академик Тауберт трудились над дешифровкою депеш; вице-канцлер извлекал нужные ему места, снабжал их своими примечаниями и подносил императрице. Разумеется, главное внимание его было обращено кроме депеш Дальона на депеши Мардефельда, потому что он сильно подозревал Пруссию во враждебных замыслах против России, и на депеши Нейгауза посла императора Карла VII, императора милостью Франции и Пруссии и потому тесно связанного с этими обеими державами. Вскрыта и прочтена была депеша Нейгауза, в которой он писал императору по поводу лопухинского дела, что обер-гофмаршал Бестужев может быть удален от двора, тогда как он по уму своему управляет всеми поступками брата вице-канцлера. На это последний заметил: «Вице-канцлер, не видав брата своего 22 года, от 1720 по 1742, собственным своим умом министерство свое управлял». Нейгауз доносил своему двору, что вице-канцлер совершенно предан Австрии и Англии. Бестужев замечает: «Сие злоумышленное внушение Нейгаузу учинено весьма уповательно от подобно такого, который не устрашится дерзнуть и у самой ее и. в-ства против своего знания и совести оклеветать, якобы он, вице-канцлер, от королевы венгерской подкуплен. Всеведущему единому все откровенно, какие и более оклеветания учинены и еще продолжаются. Оный да буди вскоре судиею и воздателем всякому по делам его». |
| Зависимость Синода стала еще больше, чем при Верховном Тайном совете в предшествовавшее царствование: он был подчинен одновременно и Кабинету министров, и Сенату, и Коллегии экономии. Последняя произволом своего управления разоряла церковные вотчины. Протесты были бессмысленны и приводили лишь в застенки Тайной канцелярии, без различия чинов и званий. «Самое легкое подозрение, двусмысленное слово, даже молчание казалось ему (Бирону.— Ред.) достаточною виною для казни и ссылки»,— замечает Н. М. Карамзин в «Записке о древней и новой «Десять лет продолжалось господство немцев, десять лет русские были оскорбляемы в лучших своих симпатиях и чувствах. Ропот не прекращался. Люди, пострадавшие от немцев независимо от своих личных качеств, за то только, что они были русские, в глазах народа превращались в героев-мучеников. Но при всем том народ не поднимался против немцев, а только Но Феофан не имел поводов роптать в эпоху «бироновщины». Государством правили «эмиссарии диавольские», как выразился архимандрит Кирилл Флоринский уже после восшествия на престол Елизаветы в Синоде же до самой своей смерти в 1736 г. неограниченно властвовал Феофан. Возражать ему не осмеливался никто. После «феофановщины» и под впечатлением все более усиливавшегося преследования православия Святейший Синод был готов беспрекословно выполнить любой приказ свыше, ибо над каждым епископом постоянно витала угроза попасть в сети Тайной канцелярии. Новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич, член Святейшего Синода с 1734 г., говорил в своей проповеди 18 ноября 1740 г.: «На благочестие и веру нашу православную наступили; но таким образом и претекстом, будто они не веру, а непотребное и весьма вредительное христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким притвором людей духовных — а наипаче ученых — истребили, монахов порасстригали и перемучили!.. Коль многие тысячи людей благочестивых... в Тайную похищали... кровь невинную потоками проливали!» Аналогично высказывался в 1742 г. о преследованиях духовенства архимандрит Димитрий Сеченов и добавлял: «Так устрашили, что уже и самые пастыри, самые проповедники слова Божия, молчали и уст не смели о благочестии |
| По словам заметки, на низших степенях, в приходских общинах, с уничтожением выборного порядка и с устранением мирян от участия в делах приходских, оно проявляется слишком слабо; в епархиях подменено началом коллегиальным, с совершенным уничтожением самостоятельности членов коллегии, и можно сказать, совсем исчезло, уступив свое место единоличному управлению. Средней или окружной степени в управлении совсем нет, и наши митрополиты носят только имя без канонического значения. На высшей ступени соборность, за исключением внешней формы, мало сохранила своих канонических свойств, лишена значения церковного представительства, не самостоятельна и подменена коллегиальностью, притом не основанной на выборном начале. Синод является у нас учреждением, не имеющим себе подобия ни в одной церкви; начало соборное в нем слито с единоличным и им одним заменены и личная власть патриарха, и ограничивающая ее власть соборная. Ненормальность такого порядка, продолжает заметка, была сознаваема даже в самые тяжкие времена для церковной жизни. Едва только миновал террор Бироновщины и немецкого владычества в прошедшем столетии, и императрица Елизавета вступила на престол, как два члена Синода, восстановленного при ней в прежних правах высшего правительственного учреждения, Амвросий Юшкевич и Андрей Мациевич подали государыне доклад, в котором говорили, что если уже не угодно будет восстановить патриаршество, то по крайней мере нужно назначить в Синод президента и этим хотя несколько приблизить наше церковное управление к характеру управления церкви восточной. Составители доклада, прибавляет заметка, и не мечтали в то время о восстановлении канонической, широкой соборности; под гнетом свежих еще воспоминаний о тяжелом рабстве, они хлопотали только об устранении от Синода орудий этого рабства, о пресечении способов к порабощению…Елизавета Петровна не уважила этих представлений и оставила Синод в прежнем виде. Прошедшее столетие было самым неблагоприятным временем для самостоятельного развития церковной жизни. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АМВРОСИЙ (Юшкевич Андрей; ок. 1690, Малороссия - 17.05.1745, С.-Петербург), архиеп. Новгородский и Великолуцкий. Учился в католич. школах Польши, затем в КДА, в к-рой был оставлен преподавателем. В 1725 г. в одном из киевских мон-рей пострижен в монашество, рукоположен во иеромонаха, в 1731 г. назначен настоятелем виленского в честь Сошествия Св . Духа на апостолов мон-ря . В июле 1732 г., после захвата обители польск. войсками, А., ревностно отстаивавший Православие, был подвергнут притеснениям и даже избит. 10 июня 1734 г. «за утеснения от Польши» А. был вызван в С.-Петербург, назначен настоятелем московского Симонова Нового мон-ря с возведением 4 июня 1734 г. в сан архимандрита. 27 июля 1734 г. назначен членом Святейшего Синода вместо архим. Амвросий (Юшкевич), архиеп. Новгородский Амвросий (Юшкевич), архиеп. Новгородский Платона (Малиновского) . 28 мая 1735 г. получил от Синода поручение участвовать в исправлении слав. текста Библии. 2 февр. 1736 г. А. был хиротонисан во епископа Вологодского и Белозерского. Восстановил и благоукрасил вологодский Софийский собор, реформировал ДС, вызвав преподавателей из КДА. С 1739 г. присутствующий в Святейшем Синоде. В день венчания Анны Леопольдовны с Антоном Ульрихом Брауншвейгским произнес «Слово» (СПб., 1739), тираж к-рого после воцарения Елизаветы Петровны изымался и уничтожался. 29 мая 1740 г. переведен на Новгородскую и Великолуцкую кафедру, в связи с чем стал Председательствующим в Святейшем Синоде. 3 авг. 1740 г. возведен в сан архиепископа. Основал и покровительствовал Новгородской ДС, к-рая открылась 30 окт. 1740 г. в Антония Римлянина новгородском мон-ре . Пожертвовал семинарии личную богатейшую б-ку. Добивался возвращения Валдайскому мон-рю старорус. вотчин и соляных заводов. Приобрел репутацию приверженца Анны Леопольдовны и противника воцарения Елизаветы Петровны, однако после дворцового переворота 1741 г., возведшего на престол Елизавету, произнес «Слово» (СПб., 1741), в к-ром сравнил переворот с избавлением Церкви от врагов благочестия. |
| Амвросий, архиепископ Новгородский и Великолуцкий (Юшкевич Андрей) Родился около 1690 года в Малороссии. Первоначальное образование получил в польской школе, а окончательное – в Киевской духовной академии, где был оставлен учителем. В 1731 году принял монашество и священный сан и назначен настоятелем Виленского Свято-Духова монастыря. В 1734 году отозван в Санкт-Петербург для присутствия на заседаниях Святейшего Синода. В 1734 году возведен в сан архимандрита Московского Симонова монастыря. В том же году переведен настоятелем Ипатьевского монастыря. 2 февраля 1740 года – епископ Новгородский и Великолуцкий, 3 августа того же года возведен в сан архиепископа. Скончался 17 мая 1745 года. Погребен в притворе соборного храма Рождества Богородицы в Антониевом монастыре Новгородской епархии. Будучи игуменом Виленского Свято-Духова монастыря, отец Амвросий за ревность к Православию терпел от католиков и униатских властей много неприятностей, оскорблений и даже истязаний. По этой причине он был отозван в Санкт-Петербург, где участвовал в заседаниях Святейшего Синода. В Санкт-Петербурге он привлек всеобщее внимание своими выдающимися проповедями. Членом Святейшего Синода преосвященный Амвросий был до конца жизни. Получив в управление Новгородскую епархию, архиепископ Амвросий с особенной любовью занялся устройством духовной семинарии в Антониевом монастыре, которую ему удалось открыть в октябре. Для этой семинарии он пожертвовал свою громадную библиотеку. С именем преосвященного Амвросия связаны две попытки восстановить патриаршество (5 апреля 1742 года и 10 мая 1744 года). Преосвященный Амвросий вместе с митрополитом Арсением (Мацеевичем) представили императрице Елизавете Петровне свой проект реформы высшего церковного управления. Труды: Основательное показание разностей между греческою и римскою папскою церковью (в рукописи). Проповеди: на бракосочетание принцессы Анны Леопольдовны. – СПб., 1739; в высочайший день рождения... императрицы Елисаветы Петровны. – СПб., 1741; на восшествие ее в Москву. – М., 1742; в день коронации. – М., 1744; в день архангела Михаила. – М., 1742; на мир с Швецией. – М., 1742; в день восшествия императрицы Елисаветы на престол. – М., 1743; на 15 июля 1744 года. – М., 1744. |
| В Синоде по смерти Феофана Прокоповича первым членом был Амвросий Юшкевич, епископ Вологодский, и потом архиепископ Новгородский, далеко не могший заменить Феофана ни по способностям, ни по энергии. Все оставалось по-прежнему, хотя Юшкевич был противного Феофану направления. Только падение Бирона подало Синоду надежду на возможность исполнения двух самых сильных желаний. Мы видели меры Петра Великого против наполнения монастырей людьми, шедшими туда не по призванию; мы видели также, что меры эти после не исполнялись: позволяли себе для шутки постригать мальчиков без всякого приготовления; но когда при Анне взял верх Феофан Прокопович , то он, считая меры Петра относительно монашества своими собственными, восстановил их во всей строгости. В декабре 1740 года Синод просил всемилостивейшего указа постригать из разночинцев, уволенных от всех служб, особенно учительных людей, также из крестьян, которые в монастырях к экономическим и прочим исправлениям потребны, иначе монастыри совершенно опустеют и заведенные училища останутся без учителей. Позволение последовало, но велено притом смотреть, чтоб постригали только в потребном числе, без всякого излишества, для чего посылать в Синод ежегодно рапорты: в том году из каких чинов сколько пострижено и сколько в каком монастыре церквей и монахов, чтоб Синоду можно было видеть, не будет ли где лишних монахов; а вперед Синоду иметь прилежное старание о сочинении порядочного штата всем монастырям, какому числу монахов в каком монастыре быть, что им из доходов употреблять, а остальные доходы употребить на госпитали, на школы, на содержание сирот, показав, какому числу где быть и что следует издерживать на их содержание. Исполнение одной просьбы подавало надежду, что будет исполнена и другая. Мы видели, что с 1701 года архиерейские и монастырские имения находились в ведении Монастырского приказа, управлявшегося графом Ив. Мусиным-Пушкиным; потом, с учреждением Синода, они перешли в его ведение. В 1727 году все имения были отданы в ведомство архиерейских домовых вотчин и монастырей по принадлежности; но петровское разделение на вотчины, определенные на содержание архиерейских домов и монастырей, и на вотчины, доходы с которых шли на благотворительные учреждения, оставалось, и духовенство платило с последних вотчин денежные и хлебные доходы в коллегию Экономии. |
| В Аннинское время, т. е. при Бироне, отношение власти к Церкви было особенно острым. «На благочестие и веру нашу православную наступили, но таким образом и претекстом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредительское христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким предлогом людей духовных, а наипаче ученых, истребили, монахов порасстригали и перемучили. Спроси ж за что. Больше ответа не услышишь, кроме того: суевер, ханжа, лицемер, ни к чему годный. Сие же все делали такою хитростию и умыслом, чтобы вовсе в России истребити священство православное и завесть свою нововымышленную беспоповщину». Так вспоминал о времени Анны проповедник при Елизавете (Амвросий Юшкевич)... Сам Петр был недоволен Стефаном Яворским за поднятое им дело Тверитинова, за слишком резкую и прямую постановку вопроса о лютеранских противностях. «Камень Веры» не был издан при жизни Петра именно из-за резких в нем полемических выпадов против протестантов. Издана была эта книга впервые уже только в 1728-м году, с дозволения Верховного Тайного Совета, под смотрением Феофилакта Лопатинского. Этим изданием «Камня» были многие задеты в Германии. В 1729-м году в Иене был напечатан «апологетический» ответ Буддея, – молва приписывала этот ответ Феофану. В 1731-м году против «Камня» писал Мосгейм. А на защиту Яворского стал в России доминиканец Рибейра, состоявший при Дуке Лирийском, после испанском. Спор запутался и осложнился, – оканчивали его уже в Тайной Канцелярии... Указом 19-го августа 1732-го года «Камень Веры» был снова запрещен и изъят из обращения, все издание было схвачено и запечатано. «Враги наши домашние внутренние какую стратегему сочинили, чтобу веру православную поколебать, готовые книги духовные в тьме заключили, а другие сочинять под смертною казнию запретили. Не токмо учителей, но и учения и книги их вязали, ковали и в темницы затворяли, и уж к тому приходило, что в своем православном государстве о вере своей уста отворять было опасно: тотчас беды и гонения надейся» (Амвросий Юшкевич)... |
|
|
