| Писания. Ему оказываются присущи экспрессивность, доходчивость, а вместе с этим сравнительно свободное обращение с оригиналом. Задачи последующих переводов могут быть достаточно разнообразны, но они же и всегда более специальны – догматика, экзегетика, апологетика. А это предполагает особый характер изложения: не столько убедительность, сколько безукоризненность, не столько экспрессивность, сколько неуязвимость для критики, не столько доходчивость, сколько строгость и т. п. Для переводного текста все это обеспечивается близостью к оригиналу. Помимо адекватной передачи содержания оригинала сближение перевода с ним может идти по формально-грамматической линии, так чтобы имена передавались именами, глаголы глаголами и т. п. (ср. MacRobert 1993, р. 279; см. также Глава 5, § 11). Оригинал не подлежит критике, он воплощает в себе живой идеал. Свободный перевод – это интерпретация оригинала, буквальный перевод – отказ от нее (Вагг 1979, р. 289, 292). В случае со Св. Писанием отказ от интерпретации вполне закономерен, ибо в Писании и расположение слов, согласно блаженному Иерониму, есть великая тайна (Творения блаженного Иеронима . Киев, 1894. Ч. 2. С. 114, письмо к Паммахию). Впрочем, реальная история славянских переводов Св. Писания не представляет собою движения по прямой от свободных переводов к переводам буквальным. Особенности каждого отдельного перевода определялись многими обстоятельствами, которые мы не можем еще полностью учесть. Первое место среди них, безусловно, занимают профессиональные навыки переводчика. При нетвердом знании языка оригинала и слабой начитанности переводчик легко становился пленником оригинала, а вместе с тем не всегда был способен уловить тонкий смысл и должен был довольствоваться его пересказом. Так возникало характерное сочетание излишнего буквализма с чрезмерной свободой, ярким примером такого рода является перевод толкований Григория Нисского на Песнь (см. Алексеев 1988, с. 171 –174). Имело значение также и то, какой тип библейского текста надлежит переводить – служебный, четий или толковый. |
| В одном случае нужно говорить о новаторстве и эксперименте, в другом – о профессиональной беспомощности. В текстах, созданных тысячу лет назад, отличить сегодня одно от другого совсем не просто. И. В. Ягич подверг в свое время резкой критике славянских переводчиков византийской гимнографии, которые «не уяснили себе, взявшись за дело, всех трудностей его» (Ягич 1886, с. ХС40;, примеры неверных переводов в гимнографических текстах см. на с. LXXIX-LXXXV). Спустя столетие Н. А. Мещерский (1986, с. 88) взял переводчиков под защиту, отметив, в частности, что «Ягич сам не всегда правильно понимал толкуемые им тексты». По соотношению оригинала и перевода можно прийти к довольно верному заключению об уровне мастерства отдельного переводчика, но небезопасно делать утверждения о том, что он перевел отдельное слово или пассаж ошибочно или далеко отступил от оригинала. Нужно ясно сознавать, что у переводчика мог быть иной оригинал, чем тот, что доступен нам теперь, что искажение могло возникнуть не при переводе, а в ходе рукописного копирования, что возможно иное осмысление текста оригинала в условиях забытой сегодня иной литературной традиции, что наши знания языка древней письменности все еще неполны и т. д. В качестве примера перевода, производящего впечатление ошибки, можно привести соответствие στλεχος – воня, принятое переводчиком толкового перевода Песни вместо обычного и ожидаемого стебель, стебло (Алексеев 1988, с. 175). Другой случай мы находим в Ин. 8авраам отьць вашь рад би был да би видел дьнь мои, и виде и въздрадова ся. Трудно объяснить употребление сослагательного наклонения на месте греч. индикатива βραμ γαλλισατο να δη τν μραν τν μν, ведь по смыслу данного евангельского эпизода не возникает никаких сомнений в том, что Авраам действительно видел этот день. Возможно, стремление передать сослагательное наклонение в придаточном предложении вызвало соответствующее построение в главном. Это неудачное чтение укоренилась во всей традиции церковнославянского текста, под него было даже подогнано чтение второй фразы в болгарском списке XIII в. |
| Далеко не последний вопрос, который встает при изучении переводных, в частности библейских, текстов, это вопрос о месте и времени появления данного текста. Решением этого вопроса вносится смысл и целенаправленность в процесс создания истории текста, а история письменности обеспечивается необходимыми исходными данными. По сути дела, единственным критерием, который используется в данном случае, является лингвистический критерий. Несмотря на принципиальное единство общеславянского письменного языка, называемого старославянским, церковнославянским, иногда древнеболгарским или даже древнерусским и древнесербским, в течение нескольких столетий рукописного существования библейских текстов, несмотря на то что это единство обеспечивалось корпусом образцовых в смысле языковой нормы текстов, в него проникали местные языковые черты. При умелом использовании исторической диалектологии, грамматики и лексикологии по этим чертам в принципе возможно установление времени и места происхождения переводного текста. Уже первый славянский филолог и историк славянской Библии Иосиф Добровский именно по этим чертам выделил в составе ГБ тексты ранние и поздние, кирилло-мефодиевские, болгарские и русские по происхождению (обзор взглядов Добровского дают Михайлов 1912, с. CLXVII-CXCUV; Vajs 1929, s. 358–370; Ryba 1953, s. 197–226). Гораздо осторожней и уклончивей были выводы лингвистического характера, сделанные А. В. Горским и К. И. Невоструевым , хотя их суждения об исконных и вторичных языковых элементах в составе библейских текстов весьма компетентны. В 1893 г. в докладе на археологическом съезде А. И. Соболевский применил лексический критерий для выявления переводов «русского домонгольского происхождения» (публикацию доклада в окончательном виде см. Соболевский 1910, с. 162–177, перепечатка 1980, с. 134–147). Из почти 40 названных тогда Соболевским переводов за прошедшие десятилетия было обследовано более трети, во всех случаях первоначальная оценка получила подтверждение. Однако это не значит, что использованный Соболевским критерий может уверенно применяться ко всему подлежащему изучению материалу. Соболевский указал только принцип и продемонстрировал свое личное глубокое проникновение в сложный материал, в чем подражать ему не у всякого хватит умения. К тому же личные оценки, с каким бы авторитетом они не были связаны, в конце концов должны быть заменены научными доказательствами, которые могут быть приняты или отвергнуты на основании известных фактов и путем правильной аргументации (критику положений Соболевского дает Thomson 1993, защищает их Алексеев 1996). |
| Мецгер Б.М. Канон... С. 164-5. 288 Мецгер Б.М. Канон... С. 166. 289 Показательна и интересна соответствующая статистика. Если произведения античных авторов исчисляются единицами, десятками, и в редких случаях сотнями (250 манускриптов Горация, 110 Гомера, около 100 Вергилия и Софокла, 50 Эсхила, 11 Платона, 2 Эврипида и 1 манускрипт большей части «Анналов» Тацита), то сохранившихся греческих рукописей Нового Завета насчитывается несколько (более 5) тысяч. Из них 53 содержат весь свод новозаветных книг, а также около 2500 греческих Евангелий, в том числе 40, которым более тысячи лет, не говоря уже о древнейших переводах. — См. Ключ... С. 530; см. также Алексеев А.А. Текстология славянской Библии. СПб. 1999. С. 110, 132. Несколько иная, но предполагающая аналогичные выводы сравнительная статистика подобного рода см.: Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. М. 1996. С. 32-3. 290 Впрочем, «следует заметить, что в греческом новозаветном тексте нет разночтений, на которых были бы основаны догматические или конфессиональные расхождения общин». — Алексеев А.А. Текстология славянской Библии. СПб. 1999. С. 112. Там же (С. 43-7) приводится анализ различных типов разночтений на примерах славянских рукописей Нового Завета. Также см. отдельные интересные примеры разночтений в: Чистяков Г., свящ. Над строками Нового Завета. М. 2000. С. 236-45. 291 «В области изучения классической литературы главную трудность, на которую наталкивается критика текстов, составляет редкость документов. При изучении Евангелия возникает трудность прямо противоположная: в массе материала можно потеряться». — Ключ... С. 530. 292 Наиболее полной на сегодняшний момент работой по новозаветной текстологии на русском языке является: Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала. ББИ. М. 1996. См. также: Ключ... С. 529-33; Алексеев А.А. Текстология славянской Библии. СПб. 1999; см. также Kümmel W.G. P. 513-40. 293 Хотя в русском языке более употребимой нормой является «пергамент», этимологически более правильным будет «пергамен», т. к. название образовано от греч. pergamhnh/, что в свою очередь происходит от собственного географического наименования «Пергам». — См. подробнее: Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. М. 1996. С. 2-3. 294 |
| Нельзя сказать, чтобы работа была проделана с великой тщательностью. Во всех толковых версиях устранение толкований было произведено с некоторыми небрежностями, оставившими после себя следы толкований, компиляция из 36 стихов в Еккл. 1 (см. § 9) не была выявлена и устранена. Новгород XV в. был, несомненно, крупнейшим центром славянской письменности, где можно было найти все необходимое для составления полного библейского кодекса. Трудно понять, почему для Песни песней не был взят текст по четьему мефодиевскому переводу, в котором не было лакун (см. § 5). В одновременной работе Матфея Десятого преимущество совершенно справедливо было отдано четьему типу Песни (см. § 14). Большой интерес представляют собою культурно-исторические обстоятельства этой работы. По мнению Горского и Невоструева, стимулом к собиранию полного кодекса Библии послужила борьба новгородского архиепископа Геннадия с жидовствующими еретиками (Описание, т. 1, с. 136–137). Евсеев был убежден, что создание ГБ на основе печатной латинской Вульгаты знаменовало собою победу католической пропаганды в столь важной области церковной жизни, как Св. Писание. Евсеев привел интересные факты и наблюдения о том, что доминиканский орден отличался активным прозелитизмом в XV в. (это «иезуиты до иезуитов»), что Геннадий неоднократно вступал в контакты с римско-католической курией и стремился использовать некоторые иезуитские приемы борьбы с еретиками, что Вениамин мог быть специально направлен католическими кругами в Новгород в 1490 г. в составе посольства от германского императора (Евсеев 1914, с. 13–16). Затем Евсеев (1916, с. 17–20) привел выписки из Екклисиаста, в которых отметил разительное сходство с хорватскими глаголическими текстами XIV в. (принятыми в католической церкви) как доказательство целенаправленного искажения славянской традиции под влиянием Вульгаты. Несмотря на весь блеск и увлекательность аргументации Евсеева, к ней нужно отнестись с большой осторожностью. Проверка текста Екклисиаста по другим славянским рукописям, независимым от ГБ, показала, что отмеченные Евсеевым чтения известны всей рукописной традиции и, следовательно, должны восходить к архетипу IX в.; они находятся в согласии с греческим текстом LXX (Алексеев, Лихачева 1978, с. 70–71). Столь же неудачна оказалась попытка Г. Фрейдгофа (Freidhof 1972b), пошедшего по стопам Евсеева, доказать влияние глаголического текста Евангелия от Луки на ГБ; в действительности речь идет, по всей вероятности, о текстовых особенностях «четвертой» редакции (Алексеев 1979, с. 41). |
| Такие чтения можно назвать индивидуальными чтениями группы. Сравнивая с этим списком чтения новых источников текста, привлеченных к исследованию по окончании основной работы, можно давать им сравнительно быстро текстологическую оценку и присоединять к той или другой группе. Этот метод разработан в текстологии под именем профильного метода (Wisse 1982). В таком тексте, как Евангелие, не всегда оказывается возможно найти для той или иной группы такие чтения, которые за пределами группы не встречаются. В этом случае необходимо обращать внимание на сочетаемость, группировку разночтений. Скажем, имеется набор разночтений а, b, с, d, e, f, из них для группы А характерны чтения а, b, с, для группы В характерны чтения b, с, d, для группы С характерны чтения d, е, f, и т. д. Таким образом, каждое чтение в отдельности может встречаться в двух или нескольких группах, но определенное сочетание чтений характеризует лишь ту или иную группу. Именно это явление названо текстологическими приметами (Лихачев 1983, с. 221 и сл.). Как показывает практика, для древнейшей или первоначальной текстовой группы не удается выделить таких чтений, которые, разделяясь всеми членами группы, были бы неизвестны за ее пределами. Индивидуальные, специфические или характеристические чтения обнаруживаются лишь у более поздних групп. Описание этой ситуации по результатам исследования Евангелия см. Алексеев 1986, Апокалипсиса – Алексеев, Лихачева 1987, Паримийника – Пичхадзе 1991. Дело, очевидно, объясняется тем, что новшества охватывают лишь часть рукописной традиции, тогда как первоначальные чтения могут наследоваться всей традицией. Для рукописей, сохраняющих первоначальный облик текста, характерно именно отсутствие новаций. Текстологическая природа древнейших групп нуждается в особом изучении. Неясно, представляют ли они собою извод (текстовой тип) или разрозненные остатки семьи. Понятно, что в первоначальный период распространения христианства у славян списки Евангелия, тем более списки других библейских книг, не могли быть столь многочисленны, чтобы при всякой переписке можно было использовать несколько антиграфов. |
| 287. Мецгер Б.М. Канон... С. 164-5. 288. Мецгер Б.М. Канон... С. 166. 289. Показательна и интересна соответствующая статистика. Если произведения античных авторов исчисляются единицами, десятками, и в редких случаях сотнями (250 манускриптов Горация, 110 Гомера, около 100 Вергилия и Софокла, 50 Эсхила, 11 Платона, 2 Эврипида и 1 манускрипт большей части «Анналов» Тацита), то сохранившихся греческих рукописей Нового Завета насчитывается несколько (более 5) тысяч. Из них 53 содержат весь свод новозаветных книг, а также около 2500 греческих Евангелий, в том числе 40, которым более тысячи лет, не говоря уже о древнейших переводах. — См. Ключ... С. 530; см. также Алексеев А.А. Текстология славянской Библии. СПб. 1999. С. 110, 132. Несколько иная, но предполагающая аналогичные выводы сравнительная статистика подобного рода см.: Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. М. 1996. С. 32-3. 290. Впрочем, «следует заметить, что в греческом новозаветном тексте нет разночтений, на которых были бы основаны догматические или конфессиональные расхождения общин». — Алексеев А.А. Текстология славянской Библии. СПб. 1999. С. 112. Там же (С. 43-7) приводится анализ различных типов разночтений на примерах славянских рукописей Нового Завета. Также см. отдельные интересные примеры разночтений в: Чистяков Г., свящ. Над строками Нового Завета. М. 2000. С. 236-45. 291. «В области изучения классической литературы главную трудность, на которую наталкивается критика текстов, составляет редкость документов. При изучении Евангелия возникает трудность прямо противоположная: в массе материала можно потеряться». — Ключ... С. 530. 292. Наиболее полной на сегодняшний момент работой по новозаветной текстологии на русском языке является: Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала. ББИ. М. 1996. См. также: Ключ... С. 529-33; Алексеев А.А. Текстология славянской Библии. СПб. 1999; см. также Kümmel W.G. P. 513-40. 293. Хотя в русском языке более употребимой нормой является «пергамент», этимологически более правильным будет «пергамен», т. к. название образовано от греч. pergamhnh/, что в свою очередь происходит от собственного географического наименования «Пергам». — См. подробнее: Мецгер Б.М. Текстология Нового Завета. М. 1996. С. 2-3. |
| 15. Толкования на Деяния и Соборные послания в болгарской рукописи 1516 г., РНБ F. I.516. Из колофона рукописи узнаем, что толковый перевод всего Апостола, включая и отсутствующие Павловы послания, выполнен в эпоху царя Ивана-Александра. Приписка издана, см.: Ангелов 1978, с. 272–273. Греческий оригинал тот же, что и в предыдущем случае. Кроме того, известно три рукописи, в которых мелкие перикопы, на которые поделен текст в согласии с толкованиями, объединены в зачала Апостола-апракос, соответственно объединены и толкования. Это рукописи РГБ, ТСЛ. 116; РГБ, ТСЛ. 117 и РГБ, Овч. 44. Рукописи русские, но восходят к южнославянским прографам, которые проявляются своей орфографией: нь самь смераася, крестеще, дващи, при21;пщение, процьфте и т. п. 16. Толкования на Деяния, Павловы и Соборные послания. Произведение представляет собою соединение двух названных выше, причем Павловы послания с толкованиями на них заимствованы из первого перевода, остальной материал – из второго перевода. Как кажется, все рукописи русские, к XV в. относятся ГИМ, Син. 96, ГИМ, Барс. 122, к XVI в. – ГИМ, Син. 8, ГИМ, Син. 9, ГИМ, Син. 12, ГИМ, Син. 97, ГИМ, Син. 724, РНБ, Солов. 1035/1144, и РНБ, Соф. 1259 . В тексте Деяний лакуна, охватывающая 13:4–14и 16:41–28:10. 17. То же самое с восполнением лакуны в рукописи 1520 г. РНБ, Кир.-Бел. 24/149. В приписке на л. 271 сообщено, что отсутствующая часть преложено съ греческаго языка на руський монахом Максимом, да Власием, толмачем латыньскым и немецким, в 1520 г. Речь, таким образом, идет о Максиме Греке и об известном его помощнике Власе Игнатове. Две другие рукописи этого произведения: РГБ, ТСЛ. 118 и ГИМ, Хлуд. 49. По ряду причин для этого перевода принята датировка 1519 г. (Синицына 1977, с. 64, примеч. 117). 18. Толкования на Апокалипсис Андрея Кесарийского (V в.). Греческий оригинал: CPG 7478; PG, t. 106; Schmid 1955. Известно не менее 50 рукописей, в некоторых из них библейский текст освобожден от толкований, в число последних входит ГБ. Древнейшая рукопись написана в Новгороде в XIII в. (БАН, собр. Никольского 1). Издание текста: ВМЧ, 25 сентября. Исследование: Алексеев, Лихачева 1987а. § 20. Толковые флорилегии, хронографы, палеи |
| Между зачалами и по преимуществу в месяцеслове добавляются антифоны, прокимны, аллилуарии, причастны (чаще всего псалтырные стихи), тропари. Отдельные отрывки Евангелия, называемые зачала, вводятся шестью различными формулами (взятыми из текста евангельского повествования): (1) в время оно – греч. τ καιρ κεν, (2) рече господь своим учеником – ε πεν κριος τος αυτο μαθητας, (3) рече господь пришедшим к нему иудеом – επεν κριος προς τους ληλυθντας προς αυτν ιουδαους, (4) рече господь веровавшимъ ему иудеом – ε πεν κριος πρς τος πεπιστευκτας ατ ουδαους, (5) рече господь – ε πεν κριος, (6) рече господь притъчю сию – ε πεν κριος τν παραβολν τατην (cp. Prolegomena 1933, p. 84). В Апостоле-апракосе формулы следующие: во дьни оны (для Деяний), братие, чадо Тимофею, чадо Тите (для Посланий), возлюблении (для 1 и 2 Пет.) (см. Лихачева 1976, с. 434). Следует иметь в виду, что применение той или другой формулы подвержено колебаниям (см. Алексеев 1985а), точно так же в некоторых списках на известные дни приходятся иные зачала, чем во всей литургической традиции. Иногда изменяются и границы читаемых за богослужением пассажей. Так, например, чтение 9-го понедельника в цикле Нового лета состоит в Дбл., л. 906, из стихов Лк. 14:1, 12–15 , что корректно, а в Мст. – из стихов 14:1, 7–15. Ошибка в Мст. обязана тому, что стихи 7 и 12 имеют тождественное начало: глаголаше же к зъвавъуму и. Такова же ошибка при определении границ чтения 7-го четверга Нового лета ( Лк. 11:43–12:1 ), которое в Мст. начинается стихом 47. Как и в предыдущем случае, ошибка связана с homoioarchaeon " ом: люте вам книжьници и фарисеи. Такого рода ошибки могут быть объяснены тем, что выборка пассажей делалась из полного текста по указаниям лекционарных таблиц. Начало текста, непосредственно примыкающее к вводной формуле, подвергается, как правило, лексико-грамматической переделке, которая выражается следующими основными чертами: 1) личные и указательные местоимения заменяются именами, 2) к глаголу прибавляется субъект и объект действия, 3) заменяются, прибавляются или опускаются некоторые союзы и наречия. В результате в богослужебных текстах появляются вариации, четьим текстам неизвестные, некоторые из них легко определяются как специально богослужебные. В своем большинстве они унаследованы славянскими текстами от греческих оригиналов. |
| 7наръци же прем31;дрость сестр31; себе а м31;дрость знаем31; створи себе ЮБ, л. 343 об. ε πον τν σοφαν σν δελφν ε ναι, τν δ φρνησιν γνριμον περιποησαι σεαυτ. В переводе на месте оборота accusativus cum infinitivo выступает accusativus duplex, частица δ передана союзом а; отчетливо выделены верификационные приемы. Устранение оборота accusativus cum infinitivo отмечено и в переводе Псалтыри (Карачорова 1989, с. 156). 7жена же срящет его зраком прелюбодеином δ νυν συναντ ατ ε δος χουσα πορνικν. В переводе устранен причастный оборот. 7с любовия обрела есмь лице твое ποθοσα т σν πρσωπον ε ρηκ σε «возжелав лицо твое, обрела тебя». Устранен причастный оборот, несколько изменена структура стиха. (3) Тождество перевода в кириллических и глаголических списках. Свидетельства тождества приведены в § 3, там же демонстрируется метод установления тождества. Количественные оценки близости известны для текста Апокалипсиса. Глаголический текст этой книги располагается между двумя главными группами кириллического текста: одна из них включает в себя основную массу русских списков с толкованиями, другая состоит из двух южнославянских (сербских по происхождению) представителей. С той и другой группами у глаголического текста Апокалипсиса от 70 до 78% общих чтений (Алексеев, Лихачева 1987, с. 12–13). (4) Все переводы этой группы ориентированы на тождественный греческий оригинал, заключенный в греческих унциалах конца первого тысячелетия, см. об этом в Главе 4, § 12. (5) Включение паримийных пассажей в четий перевод без переработки является характерной особенностью этой группы текстов. Сохраняются даже специфические особенности служебного текста. В книге Притч, например, это обращение сыну в тех стихах текста, которыми открывается чтение соответствующих паримий, ср. 8:1 ты же сыну прем31;дрость проповеждь ЮБ, л. 344. Чтобы наглядно показать соотношение четьего мефодиевского перевода и паримийного перевода, ниже приводятся два небольших пассажа из книги Царств. Первый ( 4Цар. 2:6–14 ) представляет собою включение в четий перевод паримийного пассажа. Второй ( 4Цар. 2:19–21 ) также входит в славянский паримийник, но, очевидно, из-за незначительности своего объема был переведен заново при работе над четьим переводом. Текст издается по ЮБ, л. 108–109. Разночтения четьего текста даются по ГБ и РНБ, Q.I.2, XIV в., общее чтение двух этих списков обозначается сиглой Ч (четье). Паримийный текст взят из издания Брандт 1894, общее чтение всех паримийников этого издания обозначается сиглой П, чтение части паримийников – сиглой (П). 34 |
|
|
