| Из Кесарии влияние Оригена распространялось и на соседнюю Сирию – Антиохию и Эдессу: но и здесь были сильны местные предания, которые не только не дали возможности утвердиться чистому оригенизму, но и вызвали такую противоположность ему, которая вносит новый элемент в богословское развитие и означает не только новое направление в прежнем Богословии, но и новое понимание самой Богословской науки: разумеем определенное выступление Антиохийской школы на рубеже III и IV века, соединяемое с именем Антиохийского пресвитера Лукиана, который оказал весьма значительное влияние на характер и направление Богословской науки последующего времени и как экзегет, и как метафизик. Лукиан находился под воздействием Оригена не только в своей Библейско-критической деятельности, но и в догматических воззрениях; тем не менее утвержденное им направление в экзегетике мало-помалу раскрылось в полной противоположности догматико-аллегорическому методу Оригена и наложило особый отпечаток на весь характер Богословия Антиохийской школы. Подобно Александрийской школе, Антиохийская стремилась к более глубокому познанию внутренней связи истин веры, к изложению Откровенного учения при помощи науки. Но все Богословие представителей ее носило совершенно иной характер, и средства достижения цели были иные. Антиохийские Богословы, как и Александрийские, стояли на почве Священного Писания и Церковной веры; исходный пункт их различия составляло понимание Священного Писания, а отличительным признаком был историко-грамматический метод Антиохийцев в противоположность аллегорическому методу Александрийцев. Но в своей сущности эта противоположность имела те же основы, на каких в период расцвета Греческой философии утвердилась противоположность между направлениями Платона и Аристотеля: с одной стороны одушевленный, мистический, аллегорический идеализм, а с другой – трезвый, рациональный, исторический реализм. Поэтому в то время, как Александрийские богословы стоят под влиянием философии Платона и неоплатонизма, в Антиохийской школе постепенно получает решительное преобладание философия Аристотеля и утверждается трезвое, рациональное направление, логическая рефлексия, реалистическое рассмотрение Откровенного учения. Соответственно с этим в догматике Антиохийские богословы оттеняют сообразное с разумом, антропологическое, соответственное природе, а в Сотериологии и учении о благодати настойчиво выдвигают момент человеческой свободы и самостоятельности. Таким образом, в период возникновения Христианской Богословской науки, соответственно всеобщим законам духовной жизни человечества, после утвердившегося в нем идеалистически-аллегорического направления выступает как реакция реалистически-историческое 16 . |
| Несомненно, что и во время Климента Александрийскому обществу было хорошо известно, что в его школе можно получить наставление в новой религии – иначе могли ли бы обращаться к Оригену язычники – о которых говорит Евсевий – если бы они не знали, что ученик Климента продолжает традиции школы. Распространение новой религии велось школой до Оригена и, вероятно, еще при Пантене; при этом, можно думать, имелись в виду преимущественно образованные язычники, для которых несомненно предназначен был «Протрептик» Климента и именно главным образом молодые люди, которые составляли обычный контингент, что и во время Пантена и Климента не ограничивались обращением язычников – школа посещалась и Христианскими юношами. Ориген и его друг Александр, принадлежавшие к Христианским семействам, были учениками Пантена и Климента. С этими юношами учители школы занимались, без сомнения, изучением Священного Писания. Это было одним из наиболее важных занятий Климента – он не только в «Педагоге» и «Строматах» рассеял аллегорические толкования разных мест Писания, но и написал комментарий почти на всю Библию . Можно думать, что с более зрелыми учениками он занимался опровержением гностических мнений, когда к тому представлялся повод – косвенные указания на это можно находить в «Строматах». Так как с самого начала Александрийские катехеты обращались к лучшим представителям культурного общества, то Греческая культура и философия всегда должны были занимать в школе почетное место. Климент считал их необходимыми как в педагогических целях, так и для достижения высшей ступени уразумения Христианства. Наконец, «Педагог» Климента указывает, что и основания и правила Христианской нравственности также были важным предметом обучения в школе. Таким образом, Александрийскую школу, собственно говоря, нельзя назвать ни катехизической школой, ни Богословской семинарией, ни философским Институтом; хотя в ней были все элементы, представленные этими именами, однако, было бы неправильно соединять ее исключительно с одним из них. Она была продуктом постепенного развития Церковной жизни в тех особых условиях, какие представляла Александрия, и в каждый данный момент приспособлялась к изменяющимся потребностям времени. |
| Уже святой Афанасий в своих догматико-полемических произведениях основательно устанавливает буквальный смысл Священных текстов и высказывает требование обращать внимание на исторические условия происхождения Священных Книг 35 . Вопрос о праве применения аллегории вызвал даже принципиальные разъяснения со стороны Каппадокийских отцов: Григорий Нисский защищает аллегоризм против нападок с церковной стороны; Григорий Богослов , по его собственным словам занимает среднее положение, а Василий Великий в резком тоне отклоняет аллегорию в применении даже для назидательных проповедей 36 , почему по методу толкования Священного Писания его считают иногда представителем Антиохийских начал 37 . Даже Дидим не мог остаться в этом отношении всегда верным Александрийцем. Что же касается Амфилохия, то он ограничивается буквальным изъяснением, а Аполлинарий уже усвоил метод Антиохийской школы. Другое богословское направление, которое в течение IV и V веков имело сильное влияние на ход догматических движений и раскрытие и обоснование Церковного учения, нашло свое выражение в Антиохийской школе, как известно, по своему основному характеру противоположной Александрийской; борьба этих двух направлении составляет отличительную особенность церковно-богословской жизни этого периода и продолжается еще и за пределами его. Антиохийское направление в своих основных началах проведено было последовательнее, чем Александрийское. В Антиохийской школе теперь окончательно раскрылись те положительные и отрицательные стороны, которые обнаружились в ней, в противоположность Александрийской школе, при самом возникновении ее: строго-научный грамматически-исторический метод в экзегетике нерасположение к чистому умозрению вследствие применения аристотелевского диалектического метода и вообще господство аристотелевской философии; возвышенности в богословствовании богословы Антиохийского направления предпочитали ясность понимания в догматике. Но в истории Антиохийской школы в течение IV и V веков необходимо различать два периода: первый простирается немного за половину IV века, второй падает на последние десятилетия IV века и первую половину V века 38 . В первом периоде Антиохийская школа дала видных деятелей арианства и полуарианства, которых одно воспоминание об отношениях к Лукиану связывало в тесный союз, и они с удовольствием называли себя солукианистами (συλλουκιανιστα). Это были: прежде всего сам Арий, затем Евсевий Никомидийский, Марий Халкидонский, Феогний Никейский, Евдоксий, Нумерий и другие. Кроме этих несомненных учеников Лукиана, может быть, сюда принадлежали и другие ариане, которые держались того же экзегетического направления, хотя их отношение к Лукиану и не может быть утверждено на достоверных исторических свидетельствах. К ним можно причислить Леонтия Антиохийского, его ученика Аэтия Антиохийского, диакона Антиохийского Евномия, ученика Аэтия, превзошедшего своего учителя, Феодора Ираклийского (в Фракии) и других. |
| 12) Братство должно помогать только беднейшей своей братии. 13) Умершего брата братия обязана провожать до могилы с возженными свечами и сделать церковное поминовение на сумму братскую. 14) Дважды в год – в субботу мясопустную и субботу пятидесятую должны совершаться заупокойные литургии за усопшую братию, на которых должны присутствовать все братья и со всеми семействами своими. 15) Каждый брат обязан вписать имена своих усопших братий в поминальную книгу, для поминовения в церкви в определенное время. 16) Дважды в год должны быть отправляемы заздравные литургии – 1 сентября и в праздник заложения братской церкви. 17) Братья должны заботиться о благолепии храма, о хорошем проповеднике, о школе и воспитании юношей. 18) Начальник братства должен быть муж образованный и рачительный. Если же он не таков, то братия может попросить его уступить место достойнейшему. – Этот устав, основанный на истинно христианской любви и ревности к благу Христовой церкви, патриарх Кирилл Лукарис объявил своею соборною грамотою, чтобы ни одно духовное и светское лицо не противилось ему, и скрепил своим подписом и патриаршею печатью. Устав этот с любовью принят был луцким братством, и послужил основанием для учреждения других братств. Как скоро явилось в городе Луцке братство и ставропигия константинопольского патриарха, – Кирилл Лукарис позаботился об учреждении там греко-славянской школы. 203 Этой школе как и братству, Кирилл Лукарис даровал свой мудрый устав, 204 послуживший образцом для других братских школ. 205 Устав Кирилла Лукариса, данный луцкой школе, разделяется на 20 статей, в которых со всею подробностию определены должности учителей и обязанности учеников. Вот краткое содержание этих статей: 1) определяются качества учителя. Он должен быть кроток, рассудителен, благочестив, непьяница, и должен служить во всем примером для учеников. Здесь же указываются первые приемы учителя с новопоступившим к нему учеником. 2) Учитель должен заботливо учить своих учеников полезным наукам, и наказывать их за непослушание не тирански, а наставнически. |
| Patrology. Vol. 2. P. 4-5). В уточненном и усложненном виде эта гипотеза была представлена Ф. Периколи Ридольфини, согласно к-рому в Александрийской Церкви с древних времен действовала «катехизическо-экзегетическая» школа, по типу близкая к современным ей иудейским школам, в к-рой первоначально велось преподавание Свящ. Писания и основ вероучения. При Пантене, к-рый до обращения в христианство был философом и желал предоставить своим ученикам средства для полемики с гностицизмом и язычеством, в школе было введено критическое преподавание языческой философии; продолжателями этой тенденции стали К. А. и Ориген. Хотя для обозначения школы еп. Евсевий использует различные названия: «училище священных слов», т. е. Свящ. Писания (τ τν ερν λγν διδασκαλεον), «Александрийское училище» (κατ Αλεξνδρειαν διδασκαλεον), «Александрийская катехеза» (κατ Αλεξνδρειαν κατχησις), «обучение верующих» ( τν πιστν διατριβ), согласно Периколи Ридольфини, все эти наименования тождественны по своему смыслу и указывают на одно учреждение (см.: Pericoli Ridolfini. 1962. P. 227-230; ср.: Сидоров. 1998. P. 58; перечень употребляемых еп. Евсевием обозначений см.: Hoek. 1997. P. 75). Первая гипотеза является хорошо обоснованной текстами еп. Евсевия, внутренне убедительной и согласующейся с церковно-исторической традицией, однако она сталкивается со сложностями при определении состава слушателей Александрийского училища и его назначения. При соотнесении этой гипотезы со сведениями о школе, сообщаемыми еп. Евсевием, ее членами оказываются одновременно и интересующиеся христианством язычники, и готовящиеся к крещению новообращенные, и изучающие Свящ. Писание опытные члены христ. общины. Сложно представить, что все эти различные по запросам и уровню подготовки группы лиц совместно посещали некое «училище» (подробную критику представления о ранней Александрийской школе как об особом учреждении с указанием основной лит-ры по теме до сер. XX в. см.: Knauber. 1951. S. 244-247). Попытка снятия этой сложности была предпринята К. |
| Нельзя ново-александрийское направление смешивать со старо-александрийским; то и другое и само по себе было значительно и имело свои особенности. Нельзя также антиохийско-сирское направление смешивать с месапотамско-сирским; при всей близости этих направлений в спорах арианских они часто оказывались на различных сторонах. Вообще каждая из вышеуказанным нами направлений восточно-богословской литературы имело свои особенности, которые для пользы науки лучше различать, чем смешивать. Далее, если брать во внимание только главные и наиболее характерные школы – александрийскую и антиохийскую, – нельзя слишком противополагать их одну другой не только в частных богословских воззрениях, но и в общем направлении богословствования. Противоположность можно выставлять сравнивая между собою лишь особенно выдающихся представителей той и другой школы, да и здесь эта противоположность может быть сведена лишь к одному ясному пункту – к различным методам истолкования Писания, да и в этом пункте различие методов все-таки не может быть доводимо до крайности и исключительности. Нельзя, например, сказать, чтобы Златоуст и Феодорит совершенно пренебрегали аллегорическим объяснением Писания (и в их толкованиях немало аллегорий) – а Ориген исключительно вдавался в аллегорию (при всей склонности к аллегоризму, он был и основателем научного критико-филологического метода в исследовании Писания). Точно также нельзя сказать, чтобы Ориген исключительно увлекался метафизической стороной христианства (у него были сочинения и практического характера), а Феодорит совершенно чуждался ее (в его богословских сочинениях немало метафизики). И это нужно сказать о самых характерных представителях двух школ. А у других писателей еще менее заметно такой характерности школьного влияния; относительно многих трудно даже сказать, к какой школе и к какому направлению нужно причислять их. Некоторые писатели решительно не подходят не под одно из известных в то время школьных направлений. Например, к какой школе или к какому направлению можно отнести одного из плодовитейших писателей и почтеннейших церковных деятелей конца IV века – Епифания Кипрского 7 )? Некоторые писатели, принадлежа главным образом к одной школе, заимствовали влияние и из другой. |
| С IV в. слава Александрийской школы стала постепенно увядать. Заблуждения Оригена и вызванные ими оригеновские споры подорвали значение школы. Его сочинения считались источником всех новых ересей. Чрезмерный аллегоризм подорвал доверие и к александрийскому способу объяснения Библии . Вследствие оригеновских и арианских заблуждений пришлось также отказаться и от прежнего метода. Более здравомыслящие из ариан , желая уяснить себе все тайны веры, в подтверждение своих положений ссылались на буквальный смысл казавшихся для них благоприятными мест Писания. Надо было поэтому исследовать буквальный смысл в связи со всей системой веры, по определенным общепризнанным правилам, и научно разъяснить всякое недоуменное место. Такого метода и держался св. Афанасий Великий в своих «Четырех книгах против ариан»; но этот метод получил особенное значение в начавшей процветать с IV в. антиохийской школе , слава которой затмила блеск Александрийской школы. С переселением Родона в Сид в Памфилии ( 395 ) закончился ряд настоятелей Александрийской школы, и о самой школе с того времени уже не упоминается. Как в самой Александрии, этом средоточии неоплатонической философии, так и в катехизической школе преобладало умозрительно-идеалистическое направление духа, склонное к созерцанию и мистике, вследствие чего и объяснение Св. Писания было аллегорически-таинственным. Аллегорические объяснения нередко вырождались в мелочность и курьез; отрицание буквального смысла некоторых мест вредило уважению к Св. Писанию и низводило его на степень книг, исполненных загадок и мифов. Впрочем, упрек в платонизме и неоплатонизме , согласно которому александрийцы будто бы ввели в христианское учение идеи этих философских систем, в этой общей форме неоснователен. Форма изложения, способы выражения и метод нередко сближали их с неоплатониками, частью потому, что они до своего обращения сами обучались этой философии, частью потому, что сами обстоятельства вынуждали их пользоваться ее терминологией и методом, чтобы с успехом бороться с иудейскими неоплатониками и еретическими гностиками. Учителя и ученики в Александрии вообще придерживались эклектизма, выбирая подходящее им из всех философских систем и пользуясь этим для поддержания и распространения христианства. |
| Мы рассмотрели лишь несколько типов духовной школы, характерных для раннехристианского Востока. Апостольская община интересовала нас прежде всего как первая и единственная в своем роде школа, основанная Самим Спасителем. Анализ деятельности Александрийского огласительного училища времен Климента позволил нам рассмотреть детали учебной программы, характерной для христианских школ эллинистического мира. Рассмотрение концепции духовного образования Оригена позволило нам сделать выводы о том, какими педагогическими методами пользовались великие дидаскалы христианского Востока. Взгляд на сирийскую христианскую образованность и в особенности рассмотрение Правил Нисибийской школы позволили нам увидеть, как формировалась система обеспечения дисциплины в духовных школах первых веков. В заключение мне хотелось бы вернуться к тому, с чего я начал – к вопросу о том, как в формировании нового видения духовной школы нам может помочь опыт раннехристианских школ. Безусловно, не все в духовных школах древнего Востока заслуживает восхищения и не все следует возрождать. Никому не придет в голову восстанавливать систему телесных наказаний, существовавшую в древности. Нет необходимости возвращаться к старым способам усвоения материала – переписыванию текстов, заучиванию их наизусть. Но все это относится к формам обучения, а не к его содержанию. Если же говорить о содержательной стороне учебного процесса в раннехристианской школе, то здесь нам есть чему поучиться. Я бы выделил десять пунктов, над которыми, как мне кажется, стоило бы подумать при подготовке новой модели духовной школы: 1 . Прежде всего, раннехристианская духовная школа была единой общиной, братством людей, объединенных одной целью, одной задачей (это в равной степени относится к апостольской общине, к школе Оригена и к Нисибийскому училищу). Что препятствует нам возродить этот дух общинности и единства? 2 . Отношения между учителем и учеником в раннехристианской школе строились на основе взаимного доверия; учеников и учителя скрепляли тесные узы дружбы; не было дистанции между «профессорско-преподавательской корпорацией» и студентами. Возродить такие отношения возможно, если некоторые современные «начальствующие» и «учащие» добровольно откажутся от того положения, в которое они себя поставили, если не будут относиться к студентам свысока, но научатся общаться с ними на равных, научатся уважать и ценить студентов. Если преподаватели духовных школ последуют примеру Христа, который, будучи «учителем и господом», умывал ноги Своим ученикам, атмосфера в духовных школах сразу же коренным образом изменится. |
| Если, по сознанию самих современников, до основания в 1681 году Типографского греческого училища у нас ранее греко-латинских школ вовсе не существовало, то что же значат в таком случае вызовы и приезды в Москву ученых греков и южноруссов, между прочим и для учительства? Всматриваясь в те известия, какие сохранились до нас о приездах в Москву ученых и об их деятельности здесь, нельзя не подметить одной характерной черты во всех этих известиях, а именно: все они обыкновенно говорят, что такой-то приехал в Москву, между прочим и для учительства, и, будучи оставлен в Москве, занимался здесь переводами греческих или латинских книг, а об его учительстве в школе все дальнейшие известия обыкновенно вовсе умалчивают. В 1632 году правительство оставило в Москве александрийского протосинкелла Иосифа с тем, чтобы он служил у нас «духовными делы: переводити ему греческия книги на славянский язык и учити на учительском дворе малых ребят греческаго языка и грамоте; да ему ж переводити с греческаго языка на словенский на латинския ереси». Таким образом, Иосиф оставлен был в Москве в качестве, прежде всего, переводчика книг и потом уже – учителя школы. В свое недолгое пребывание в Москве (он вскоре умер) Иосиф действительно усиленно занялся переводами книг, но вовсе и не приступал к устройству в Москве греческой школы, на чем правительство со своей стороны и не настаивало. В 1645 году палеопатрасский митрополит Феофан прислал в Москву «великого учителя» архимандрита Венедикта, который должен был «учить русских людей философства и богословия греческаго языку и по русскому». Венедикт был оставлен в Москве, где ему первым делом поручили не учительство в школе, а перевод латинских книг, и он действительно, до своей вскоре последовавшей высылки из Москвы, перевел «книгу об Индийском царстве». В 1649 году в Москве был оставлен «для риторического учения» известный Арсений Грек, который в Москве, как мы видели, занимался, однако, не учительством в школе, а книжными переводами и справою. В 1653 году в Москву с рекомендациями восточных патриархов прибыл специально для устройства у нас греческой школы и учительства в ней «мудрый» митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий. |
| Ориген Самое важное место между писателями периода апологетов бесспорно занимает Ориген , первый систематический богослов, имевший влияние на все отрасли христианский литературы. Нашим читателям, более или менее, известны его обширная ученость, его многотрудная и страдальческая жизнь, его необыкновенная деятельность на пользу церкви. Мы почитаем нужным сказать несколько слов об его философском образовании; потому что это входит в план нашего сочинения. С самых юных лет Ориген обнаруживал удивительную любознательность, которая радовала и тревожила отца его Леонида, потому что была слишком велика, и могла увлечь пылкого юношу за пределы христианского благоразумия. Отец, внимательно следивший за развитием души своего сына, старался сдерживать ее порывы: но так как этим средством нельзя было достигнуть желаемой цели, то он очень был рад, когда сыну преставилась возможность послушать опытнейших наставников, как-то: Пантена, а потом Климента Александрийского . Хотя Ориген не охотно знакомился с философскими системами в школе Климента; но наклонность к философствованию заметна была и тогда во всех ученых занятиях будущего апологета, и особенно обнаруживалась при изъяснении Библии. Ободренный примером Климента, который так ревностно заботился об открытии таинственного смысла в словах Св. Писания, Ориген пришел к той мысли, что буква служит только покровом истины; но что каждый текст Библии может иметь особенный смысл и выражать высшую идею. Когда же Ориген сделался начальником и наставником александрийского училища, и таким образом стал предметом общего внимания; тогда он почел нужным заняться подробнейшим изучением философских систем. «Когда я», пишет он, «совершенно предался слову Божию, и распространилась молва о моих познаниях; то большое число еретиков и людей знакомых с греческими науками, особенно с философией, стали приходить слушать меня. И потому я нашел нужным основательно изучить догматы еретиков и все, что философы выдавали за истину» 409 Какие были сочинения, которые он читал с особенной любовью, об этом говорил Порфирий, который был еще юношей в то время, когда Ориген оканчивал свое поприще. «Он занимался всегда, пишет Порфирий, чтением Платона, Нумения, Модерата, Никомаха, и был хорошо знаком с произведениями знаменитейших между пифагорейцами. Кроме этих называет он также стоиков: Херемона, Корнута, Аполлофана, Лонгина. Даже система эпикурейцев, от которой он так предостерегал своих слушателей, была известна ему по источникам. Но более всего имела влияние на Оригена система Платона, в том виде, какой она приняла по возобновлении пифагореизма» 410 . |
|
|
