| Сорок дней в братской трапезе не употребляли кваса и питались одним овсяным хлебом; все прочее отдавали страдальцам, а три дня был всеобщий строгий пост. Смирение и раскаяние примирило землю с небесами. Весть о пожертвованиях, принесенных Троицкою Лаврою отечеству, и грамоты, повсеместно разосланные оттуда, оживили сердца россиян священною ревностию. Первые лучи радостной надежды блеснули в стенах Нижнего Новгорода. Одушевясь грамотами Дионисия и Палицына, Нижегородский мясной продавец Козьма Минин, по прозванию Сухорукий, возбудил сограждан своих ко всеобщему вооружению и к пожертвованию имуществ своих для войска. Все согласились. Князь Дмитрий Пожарский избран вождем, а Минин воинским казначеем. Служа некогда в полках, он знал нужду воинов. Пожарский и Минин быстро потекли к избавлению престольного града 14 . Услыша о нижегородском ополчении, враги требовали, чтобы патриарх Гермоген не допустил его к Москве. Гермоген отвечал: «благословении защитники отечества! погибнут враги его». Злодеи обрекли неустрашимого страдальца в жертву голодной смерти. Гермоген скончался 17 февраля 1612 года. Он не видел избавления отечества, но он предвестил оное. Князь Пожарский, пройдя с Мининым и с войском в Ярославль, остановился. Льстецы и коварные искатели личных выгод, занимали Князя Пожарского пиршествами и сеяли раздор в полках русских. Дионисий и Авраамий Палицын неоднократно отправляли в Ярославль нарочных, просить Пожарского, чтобы он спешил под Москву и упредил бы нашествие гетмана Хоткевича. И великий человек, как человек, не редко на пути добра останавливается! Льстецы и злоумыслители как будто бы сетями опутали князя Пожарского и приковали его в Ярославле. Наконец, Авраамий Палицын сам решился туда идти. Непоколебимым гласом веры и отечества вещал он Пожарскому, Минину и войску: «Вы начали доброе дело, вам и кончить его должно. Если вы не предупредите врагов, поспешающих с свежим войском, то Россия погибнет». Уже они готовы согласиться; между тем, не дремлет и коварство, оно домогается слух и душу Пожарского возмутить вестями, будто бы его умыслили в Москве убить. Возражая на клеветы коварства, великодушный Келарь вешал Пожарскому: «Помни, что злодеи могут поразить тело твое, но души твоей не коснутся. Если ты и постраждешь, помни, что ты постраждешь за веру и примешь мученический венец». Пожарский поспешил к Москве. |
| Авраамий отнюдь не питает симпатий к «рабам» и холопам, которые «убо господие хотяще быти, и неволнии к свободе прескачюще». Он резко осуждает восставших крестьян и «начальствующих злодеем» холопов Петрушку и Ивана Болотникова. Однако, ревностный защитник незыблемости основ феодального строя, Авраамий вынужден признать решающую роль народа в борьбе с интервентами: «Вся же Росия царъствующему граду способствующе, понеже обща беда всем прииде». Одной из особенностей «Сказания» является изображение быта осажденного монастыря: страшная теснота, когда люди расхищают «всякая древесна и камение на создание кущь», «и жены чада рождаху пред всеми человеки»; из-за тесноты, нехватки топлива, ради «измытиа порт» люди вынуждены периодически выходить из крепости; описание вспыхнувшей эпидемии цинги и др. «Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати», – пишет Авраамий. И это соблюдение истины составляет характерную особенность центральной части «Сказания». И хотя в понятие истины у Авраамия входит и описание религиозно-фантастических картин, они не могут заслонить главного – народного героизма. Излагая «вся по ряду», Авраамий старается «документировать» свой материал: точно указывает даты событий, имена их участников, вводит «грамоты» и «отписки», т. е. чисто деловые документы. В целом же «Сказание» – эпическое произведение, но в нем использованы драматические и лирические элементы. В ряде случаев Авраамий прибегает к манере ритмического сказа, включая в повествование рифмованную речь. Например: И мнозем руце от брани престаху; всегда о дровех бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дров ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролитиа. И купивше кровию сметие и хворастие, и тем строяще повседневное ястие; к мученическим подвигом зелне себе возбуждающе, и друг друга сим спосуждающе. Большое внимание в «Сказании» уделяется изображению поступков и помыслов как защитников монастырской крепости, так и врагов и изменников. Опираясь на традиции «Казанского летописца», «Повести о взятии Царьграда», Авраамий Палицын создает оригинальное историческое произведение, в котором сделан значительный шаг по пути признания народа активным участником исторических событий. |
| Итак, Авраамий заметил в ополчении разные непорядки. В виду этого он начал уговаривать кн. Дмитрия не слушать мятежников и трапезолюбителей, а идти скорее под Москву, разъясняя, конечно, при этом, что подмосковное ополчение вовсе не так страшно, как описывают его разные «трапезолюбители,» что напротив, когда князь придет под Москву, то с ним соединятся там очень многие. Эти убеждения келаря, наконец, подействовали на князя. Он посылает под Москву сначала передовые отряды под предводительством князя Дмитрия Петровича Пожарского – Лопаты и Михайла Дмитриевича Самсонова; а потом и сам отправляется. По словам Палицына выходит, как будто только его увещания заставили выйти Пожарского из Ярославля; но это не совсем правда. Несомненно, что и сам Пожарский должен был сознавать, что нельзя же все стоять в Ярославле, что нужно когда-нибудь отправиться к Москве. Естественно, что когда ему удалось более или менее очистить окрестности от казаков и когда он окончил успешно переговоры с Новгородцами, так что со стороны немцев не мог уже опасаться помехи своему делу, мысль о выходе к Москве начала сильнее занимать его. А тут подоспел представитель знаменитого монастыря и стал уговаривать скорее идти. Результатом этого и было выступление князя Пожарского из Ярославля к Москве в конце июня. Итак, из обзора деятельности Троицких властей в период стоянки кн. Пожарского в Ярославле мы убеждаемся, что политика их расходилась с политикою Пожарского. Необходимо проверить, справедливо ли смотрели на дело архимандрит Дионисий и Авраамий Палицын, призывая Пожарского идти к Москве «на спех»; не подвергали ли они этим ополчение Пожарского великой опасности; одним словом, имели ли они действительное основание торопить Пожарского выходом из Ярославля? 259 Мы не раз упоминали, что главная причина замедления Пожарского в Ярославле, заключалась в его опасениях встретить под Москвой исключительно одних изменников, которые будут всевозможно мешать предпринятому им делу. А потому Троицкие власти только в том случае были правы, призывая Пожарского ничтоже сумняся спешить к Москве, если действительно, как они писали, Трубецкой и другие многие в подмосковном ополчении целовали крест вору неволею и, следовательно, эти многие не только не могли встретить Пожарского враждебно, но напротив должны были охотно соединиться с ним и таким образом опасность, угрожавшая Нижегородскому ополчению от подмосковного, вовсе не так была велика, как ее воображал князь Пожарский, доверявший разным «трапезолюбителям». |
| Таковой оказалась вера, которая стала тогда «лучшим связующим звеном всех сословий, всех интересов русского народа, самым крепким началом, оживляющим и очищающим дремавшие или убитые народные силы» (стр. 24). Силу эту понял патр. Гермоген и действовал согласно с нею ; но деятельность его скоро прекратилась; был тогда еще другой деятель духовного круга – Авраамий Палицын; «но это, по словам статьи, был человек внешней деятельности, исполнитель готовой, уяснившейся задачи»: он не мог вести незаметного, невидимого – часто даже неблагодарного дела постепенного трудного пробуждения, очищения и укрепления народных сил для спасения всей родной земли, всех лучших благ ее (стр. 25). Это-то «самое высокое и благородное» дело и досталось на долю Троицкого архимандрита Дионисия, которому современность отплатила самою черною неблагодарностью за исправление церковных книг и даже потомство долго платило подобной монетой, оставляя в забвении его великое служение родному благу (стр. 25). Вот сущность разбираемой статьи. В другом месте автор ее по поводу забвения Дионисия историей говорит: «много неправды делает современность, много неправды делает и история» (стр. 30). Конечно, на нас, взявшихся за специальное исследование о Дионисии, лежит долг по силе своей восстановить историческую правду о Дионисии. Недавно еще появилась статья в Рус. Палом, за 1889 г. 32–35: «Троицкий архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын». Но о статье этой мы упоминаем только потому, что она появилась до издания нашего исследования и чтобы поэтому нас не уличили в ее неведении; воспользоваться же из этой статьи нам вовсе нечем: она ничего не дает для нашего исследования. Целью автора, очевидно, было изложить как можно более в популярной форме то, что давно уже сказано о политической деятельности Дионисия и Авраамия в разных гражданских историях и исследованиях о смутном времени – без всякой научной проверки тех или других известий: это, конечно, вполне согласно с задачей духовного иллюстрированного журнала «Рус. |
| В виду таких обстоятельств Борис вынужден был отменить своё распоряжение; но все-таки при случае не переставал высказывать своё мнение о незаконнорожденности Димитрия: смело утверждал это в своих сношениях с польским правительством. Царевич, царица и Нагие окружены были преданными Борису людьми. Угличем правили присланные из Москвы дьяки и другие чиновники (городовой приказчик и губной староста): исполняя обязанности своей службы, они в то же время доносили Борису о том, как живет царевич и что вообще делается во дворце и Угличе. Годунов знал всё, что делалось и говорилось в Угличе; знал и то, чего и здесь не знали; слышал и то, о чём и здесь не слыхали. Так, сторонники Бориса в Москве говорили всенародно, что Димитрий есть совершенное подобие свирепого отца (что отрок-то в шесть-семь лет!), любит муки и кровь, с веселием смотрит на убиение животных и сам для забавы убивает их. В Москве рассказывали и другую сказку, что царевич, играя однажды на льду с другими детьми, велеть сделать из снега 20 человеческих —361— фигур, называл их именами знатнейших бояр, поставил их рядом и начал рубить саблею (!); фигуре Бориса отсек голову, иным руки и ноги, приговаривая: «так будет вам в моё царствование». Конечно, в подобных донесениях, как говорит Авраамий Палицын, «врази суще и ласкатели великим бедам замышленницы в десятерицу лжи составляюще на царевича». 2650 И надобно сказать, хитрый Годунов метил в цель довольно верно; и без сомнения, многие, помня Грозного, верили этим клеветам, хотя были и такие, которые, угадывая опасность, предстоящую невинному младенцу, опасались за жизнь его; было много и таких, которые, в противоположность нелепым клеветам, утверждали, что юный царевич обнаруживает ум и свойства, достойные отрока державного; говорили об этом с умилением и опасением, угадывая цель клеветы и предвидя опасность для невинного младенца. 2651 преграда – царевич Димитрий. В душе честолюбивого Бориса не могло быть ни малейшего колебания в выборе царского венца или позорной гибели, и он решился какими-бо то ни было средствами устранить со своего пути безоружного младенца. |
| Исполнять волю Божию, довершать отчасти творения Господа и Создателя – какая великая обязанность, какое дивное преимущество! Лучи предвечного величия все в мире освещают. Посмотрите, что подчас происходит, когда в природе все туманно, когда небо помрачено густыми парами; но темная завеса разрывается, появляется солнце, и вдруг все блещет и сияет! Лист древесный, ветвь, только что омраченная тенью, водяная капля, самая пыль, попираемая и воздымаемая ногами, – все позлащено. Воля Божия, отражающаяся во всех человеческих обязанностях, преобразует и возвышает все предметы. Множество человеческих существ обрели наслаждение и умиротворение в исполнении наитруднейших обязанностей, и со спокойным, радостным лицом, со взорами, блестевшими упованием, шли на плаху и на костер. Множество людей умели с мыслью о Боге мужественно переносить жизненные бедствия и самые унизительные обязанности общественного положения. Они обрели в себе терпение, сознавая свое бессмертие; они радовались, зная, что при каждом исполнении долга они повинуются воле Того, Кто всемогущ и всеблаг» 197 . Так говорит один современный христианский мыслитель. При свете такого понимания долга наш Суворов поистине велик. Таких подвижников сознательного и любимого долга, как патриарх Ермоген и Авраамий Палицын, как Минин 198 или Долгорукий, как Суворов или Нахимов 199 , – таких людей не даст простая точность и исправность, не даст самое добросовестное наемничество, таких людей ни нанять, ни купить невозможно! Для этого нужна воспитанная на почве народности, освященная религией любовь к Родине – тот истинный и благородный патриотизм, который, не обращаясь в узкий и нетерпимый зоологический национализм и народное себялюбивое задорное самомнение, любит Родину беззаветною любовью, в простоте, ясности и горячности души, так же просто, ясно и горячо, как любит ребенок свою мать, так же вольно и естественно, как естественно и вольно течет ровная, спокойная и многоводная река нашего севера, как естественно сияет и греет солнце, как естественно грудь наша дышит воздухом... |
| Последнее решение об отправке гонца паны сообщили послам уже 4 декабря. Между тем они пытались произвести раздор в посольском сонме. Пригласили нескольких дворян, в которых подмечали способность поколебаться, обласкали их, вручили им грамоты на пожалованные королем поместья и предложили отстать от посольства, ехать в Москву и приводить там народ к присяге королю. Набралось охотников отстать таким образом от посольства двадцать семь человек, и в числе их значительные лица: думный дьяк Сыдавной-Васильев и дворянин Василий Сукин; с ними сошлись также спасский архимандрит и Троицкий келарь Авраамий Палицын. Поляки хотели еще, чтоб некоторые люди посольские взялись склонить смольнян ко впущению польского гарнизона. Поляки рассчитывали: авось смольняне, услышавши, что люди из посольства советуют им так поступить, не догадаются и подумают, что так все в посольстве решили. С этою целью Лев Сапега пригласил к себе дьяка Томилу Луговского, и, оставшись с ним наедине, говорил: «Я тебе желаю всякого добра и останусь тебе всегда другом, только ты меня послушай и государю послужи прямым сердцем, а его величество наградит тебя всем, чего пожелаешь, а я на тебя надеюсь; я уже уверил государя, что ты меня послушаешь». «Всяк себе добра желает, – сказал дьяк Луговской, – великою честию себе почитаю такую милость и готов учинить все, что возможно». Сапега продолжал: «Вот из города кликали, чтоб к ним прислали от вас послов кого-нибудь сказать, что им делать, и они вас послушают и учинят королевскую волю. Василий Сукин уже готов, ожидает тебя; вам бы ехать под Смоленск вместе и говорить смольнянам, чтоб они целовали крест королю и королевичу разом и впустили бы государских людей в Смоленск. Если так сделаешь, то государь тебя всем пожалует, чего захочешь, а хоть бы вас смольняне не послушали, то это будет не от вас, и вы все-таки свое прямое сердце покажете тем, что под город подведете; а я тебе обещаюсь Богом, что наш государь король тебя пожалует». «Мне этого нельзя учинить никакими мерами, – сказал Луговской, – присланы от патриарха, от бояр и от всех людей Московского государства митрополит Филарет и боярин князь Василий Васильевич Голицын с товарищи; мне без их совета не токмо что делать – и помыслить ничего нельзя. |
| Итак, братие, если мы хотим воздать достойно долг усопшему скромному труженику, которому при жизни так часто сплетали колючий шиповый венок, то молитвенным воздыханием окрылим его душу и закрепим с ним теперь новый, чистый и святой духовный союз. Тем же оружием Почти три века тому назад, в тяжелое и лихое время смут на Руси, скромная монашеская обитель — Троицкая Лавра — и скромный, неизвестный дотоле инок — Авраамий Палицын, можно сказать — впервые, приложили к нуждам общественной жизни ту великую силу, имя которой — живое печатное слово. Вероятно, всякому школьнику известен из любого учебника русской истории тот факт, что обитель эта, в лице инока Авраамия Палицына, разослала в смутное время в разные города и концы русской земли множество печатных патриотических листков. И живое, горячее слово сделало свое дело: разрозненные, робкие, кроющиеся в разных уголках широкой Руси честные русские сердца откликнулись дружно на горячий призыв, сбросили с себя навеянный врагом туман, одумались, объединились, сплотились и дружно двинулись на врагов и победили их. И объединила их, и отрезвила одна, случайно или не случайно, попавшая бумажка, ставшая в умелых и честных руках сильным и победоносным оружием. Теперь — в век печатного слова, говорить о силе и значении последнего, конечно, смешно, когда многочисленные факты жизни красноречивее всяких слов говорят об этом. Ведь на ваших глазах, через это печатное слово, призванное к высокому и святому служению, совершаются, горько сказать, и растление мысли, и нравственное уродство. Фактов так много, что было бы слишком долго и в данном случае не кстати говорить об этом. Мы имеем теперь в виду одно только явление из области влияния этого печатного слова на нашу общественную жизнь, явление прискорбное, гибельное для последней, но, к сожалению, не встречающее того должного противодействия, которое, казалось бы, должно быть самым естественным. Разумеем в данном случае те тучи разного рода подпольных революционно-социалистических листков, которые покрыли теперь собой ясный горизонт общественной мысли, атмосферой которых дышит и питается, начиная со школьного подростка, всякий грамотный человек. Ведь странно сказать, но теперь даже тот, кто пожелал бы и не видеть этих подпольных изданий, часто совершенно неожиданно находит их у себя под руками. |
| Мы уже знаем, до каких ужасных размеров доходило бедствие, постигшее страну после неурожаев, следовавших друг за другом. Страдания народа становились ещё тяжелее от спекуляции хлебом, которой занимались не только рыночные скупщики, но и крупные представители высших сословий. Голод и безработица, а также злоупотребления сильных людей, толкали многих на большую дорогу, чтобы грабежом и разбоем добывать себе пропитание, и даже составлять шайки с характером социальных бунтарей. Преследования властей загоняли и их на украйны. По вероятному счёту Авраамия Палицына, в первые годы XVII века в украйные города сошло более двадцати тысяч человек, способных носить оружие. Разумеется, не все они вышли из разбойничьих шаек и не все принадлежали к числу „злодействующих гадов“, которые, по словам Палицына, бежали в польские и северские города, чтобы избыть там заслуженной смерти. Палицын в изобразительном очерке указывает ряд причин, уже знакомых нам, толкавших людей к выселению в пограничные места. В голодное время многие господа распустили свою „челядь», дворовых людей, чтобы не кормить их, и эти люди нигде не находили приюта, так как не получали установленных отпускных; для них украйна была единственным местом, где они чаяли избавиться от нужды и зависимости. Грубые насилия господ над их недавно приобретёнными „рабами» и крестьянами, разлучение мужей от жён, родителей от детей, оскорбления подневольных женщин, заставляли терпевших искать исхода в побеге на украйну. Наконец, опалы от царя Бориса на бояр вели к конфискации боярских имуществ и к освобождению их дворни, с „заповедью» никому тех слуг к себе не принимать. И их, как прочих угнетённых и гонимых, голодных и бесприютных, принимала та же украйна, те же „польские и северские города». Таким образом к давнему населению украинных мест, к большому количеству осевших на рубежах „тамошних старых собравшихся воров», как презрительно называет пограничных жителей старец Авраамий, прилила новая волна выходцев из государственного центра, выброшенная на юг обстоятельствами самых последних лет перед появлением самозванца. |
| Задачей ополченцев было не дать посланному королем Сигизмундом III, гетману Ходкевичу соединиться с польским гарнизоном, находившимся в Кремле. Казаки атаковали укрепление на улице Ордынка, а дворянская конница не успела поддержать атаку. И вновь назревал конфликт, угрожавший распадом ополчения. Казаки отказывались сражаться за дворян. Положение спас келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий Палицын. Он обратился к казакам с пламенной речью. " Неужто же, братья, милая, вы погубите теперь все дело " - сказал Авраамий. Горячее слово монаха воодушевило казаков. Были забыты старые распри и обиды. Слаженные действия конницы и пехотинцев позволили выиграть тяжелый бой. Ходкевич был отброшен от Москвы. В памятный нами день 22 октября (4 ноября) 1612 года именно казаки начали штурм и заняли Китай-город. И еще: руководители и участники ополчения подали пример бескорыстного служения Отечеству. В последние годы СМИ насаждали у нас абсолютный эгоизм и безнравственность. Сколько раз с экрана телевизора и со страниц различных изданий навязчиво звучало: " Будь успешным! " , " Бери от жизни все " , " Делай карьеру " . Подобная идеология разлагает и губит народ. По меркам своего времени состоятельный торговец Минин был весьма успешным человеком. Но, обращаясь к жителям Нижнего Новгорода, он сказал: " Да не только имущества не пожалеем продать, а дворы свои, и жен, и детей заложим " . Минин и сам отдал почти все, что имел " на строение ратных людей " . После победы народные герои получили весьма скромные должности. Минин стал думным воеводой, Пожарский был отправлен воеводой в Можайск. Но они не думали о карьере и не искали для себя выгоды. - Давайте обобщим всё Вами сказанное: в чем должно заключаться истинное единство нации и какими средствами оно достигается? - Истинное единство нации это, прежде всего, духовное единство. А достичь его можно только полным отказом от личного и социального эгоизма, от мысли, что " своя рубашка ближе к телу " . - О чем бы Вы еще хотели сказать по данной теме, что не прозвучало в предлагаемых вопросах? Предстоящий праздник напоминает нам о великой исторической дате - дне освобождения Москвы от польских интервентов. |
|
|
