| Несомненно, что среди мухаджиров-курайшитов были люди, несогласные с кандидатурой Абу Бакра (одни потому, что могли сами претендовать на власть, другие потому, что считали более достойными иных кандидатов), и, чтобы успокоить их, Абу Бакр сказал в первой своей проповеди: «Вот, я стал вашим правителем, хотя я и не лучший из вас, присяга мне была внезапной, [я принял ее] потому, что я боялся смуты. Клянусь Аллахом, я не жаждал власти ни днем, ни ночью, и не стремился к ней, и не просил ее у Аллаха ни тайно, ни явно. Нет мне от нее радости, я возложил на себя тяжкое дело, которое мне не по силам, но должен [его нести]» [Балаз., А., с. 590–591]. Оправдание присяги тем, что она была «внезапной» (), повторяется разными информаторами со слов разных лиц; в частности, Ибн ал-Аббас вкладывает это выражение в уста Умару, который будто бы в пятничной проповеди, будучи халифом, объяснял свое поведение при выборах Абу Бакра [Балаз., А., с. 583–584; Таб., I, 1822]. Возможно, что Али и аз-Зубайр, каждый считая себя более достойным преемником, не очень охотно приняли избрание Абу Бакра, но сведения о многомесячном отказе от присяги, угрозах Умара поджечь дом Али, если он не присягнет, являются тенденциозными преувеличениями [Балаз., А., с. 585–587; И. Кут., т. 1, с. 20–27; Таб., I, 1818; Йак., т. 2, с. 140–141]. Вероятно, ближе к истине изложение позиции Али в сообщении ал-Вакиди со слов Тарика б. Шихаба [И. Абдалбарр, И., 777] (информатор, не близкий к Мухаммаду, но, возможно, хорошо знавший события времени правления Абу Бакра): Али был занят омовением тела Мухаммада и не принимал участия во всех этих событиях; услышав шум в мечети (когда присягали Абу Бакру), Али вышел и сказал: «О Абу Бакр! Ты что, не считал, что мы имеем право на это дело?» Абу Бакр ответил: «Да, [имеешь], но я боялся смуты и возложил на себя это тяжкое дело». На что Али заметил: «Я знаю, что посланник Аллаха поставил тебя руководить молитвой и что ты был вторым из двух в пещере " - и присягнул Абу Бакру [Балаз., А., с. 582; ср. Таб., I, 1825–1826]. Впрочем, это сообщение нельзя считать совершенно достоверным: в нем повторяются выражения, относимые другими рассказчиками к иным лицам, вызывает подозрение то, что Али говорит о себе «мы» (если только он не имеет, в виду себя и ал-Аббаса, но это тоже свидетельствует о фальсификации). |
| Абу-Гобшан, услышав об этом, не хотел согласиться на это. Однако, раз он опьянел слишком от вина в Тайефе, Косай воспользовался этим случаем и купил у него, в присутствии свидетелей, ключ от храма за мех вина и тотчас отправил сына своего Абду-ль-Дара в Мекку с ключом, чтобы объявить жителям о случившемся. Проспавшись Абу-Гобшан горько раскаивался о своем поступке. Этот случай подал повод ко многим пословицам и стихотворениям. Вот, например, пословицы, относящиеся сюда: «глупее Абу-Гобшана»; «более раскаивающийся, нежели Абу-Гобшан»; «сделавший более убыточную сделку, чем Абу-Гобшан». На это же, между прочим, указывают и стихи: «Хозаиты, опьянев, продали храм Божий за мех вина, убыточна была сделка бедуина. Он продал право охраны храма за вино и потому навсегда был удален от места и тени храма и места собрания людей». В другом стихотворении говорится: «Абу-Гобшан несправедливее Косая, и колено Хозаа несправедливее Бяну Фихр. Потому не браните Косая за его куплю и не порицайте шейха вашего, когда он продал это». У некоторых писателей эта история передастся несколько иначе. Именно вследствие язвы, свирепствовавшей в Мекке, большая часть колена Хозаа переселилась, остались только не многие с Холейлом, который в завещании, вручая надзор за храмом отсутствующему сыну своему Али-Мухтари, передал ключи от храма дочери своей Хоббе, бывшей замужем за Косаем, свидетелями этого были Абу-Гобшам и Абду-ль-Дар сын Косая. По смерти Холейла, Косай упросил свою жену Хоббу передать ключи от храма Абду-ль-Дару, потому что сыновья Холейла находились в отсутствии. Абу-Гобшан не выразил против этого своего свидетельства, получив за то одежды и верблюдов 2551 . С этих пор хранение ключей от Каабы постоянно пребывало в этой фамилии, и Мухаммед по завоевании Мекки вручил ключи членам этой же фамилии Осману и Шейбе. Навази, рассказывая об этом, говорит, что Осман-бну-Тальха был очевидцем взятии Мекки. Мухаммеда вручил ключи Каабы ему и сыну дяди его Шейбе-бну-Осман-бну-Абу-Тальха и сказал: «возьмите их, сыны Тальхи, в вечное потомственное владение; их отнимут у вас разве только беззаконные люди, которые овладеют Мединой и Меккой». |
| Полемика с яковигами составляет большую часть всех сочинений Абу-Курры как на арабском, так и на греческом языке. Одни из них посвящены доказательству того, что догматы яковитского вероисповедания приводят к лишению смерти Христа какой бы то ни было искупительной силы, а в других подробно разбирается терминология и доказывается философская несостоятельность такого учения. Монофизитство (т. е. отождествление Христа и Бога-Слова, без различения единой природы и ипостаси), по мнению Абу-Курры, подразумевает, что в момент смерти Христа одна Божественная ипостась (Сын-Слово) перестает существовать, что противоречит учению о вечности Сына 576 . Кроме этого Абу-Курра полемизирует с основным посылом монофизитов, а именно, чго соединение Божества и человечества во Христе так же составляет одну природу, как в человеке душа и тело. Такие соображения были сформулированы, в частности, Севиром Антиохийским 577 , полемике с которым Абу-Курра уделяет довольно большое внимание, например, в «Письме к Давиду яковиту» 578 . Абу-Курра начинает с того, что показывает, что человек не является ни телом, ни душой, ни их объединением, а чем-то третьим. Затем он утверждает, что если Божество во Христе находится на месте души, а человечество на месте тела, как заявляют монофизиты, го получается, что Он обладает человеческой природой, состоящей из души и тела не полностью, а только наполовину (т. е. Абу-Курра сводит монофизитство к учению Аполлинария), что противоречит Писанию, где часто акцентируется, что Сын после воплощения стал человеком полностью. К этому Абу-Курра присовокупляет, что Христос не мог бы существовать до зачатия Марией, если бы Его ипостась состояла из души и тела (т. е. опять же, он доводит монофизитскую аналогию до абсурда, понимая ее буквально). Что касается Кирилла и Афанасия – авторов, которые сравнивали соединение Божества п человечества во Христе с объединением души и тела, то Абу-Кур-ра показывает, что они делали это только для того, чтобы привести пример 579 . Известны также заявления Абу-Курры пролив монофизитской формулы Трисвятого («Святый Боже, Святый крепкий, Святый Бессмертный, распятый за нас, помилуй нас»), в которых он подчеркивает, что слова «распятый за нас» приписывают Троице распятие и что подобной формулы у ранних отцов не встречается 580 . |
| Дата смерти Феодора Абу-Курры неизвестна, однако многие исследователи привязывают ее к еще одному важнейшему событию его биографии в качестве terminus post quern. Около 830 года имел место диспут Феодора Абу-Курры с мусульманскими богословами при дворе халифа Аль-Мамуна 6 . Это событие в очередной раз показывает, насколько важную роль играл Абу-Курра, воспринимавшийся мусульманами, очевидно, как важнейший христианский богослов халифата. Феодор Абу-Курра – очень плодовитый писатель. От него дошло 43 трактата на греческом, более десятка на арабском языке. Также известно, что он составил еще около 30 трактатов на сирийском, однако, к сожалению, они утеряны. Трактаты Абу-Курры по большей части полемические. В качестве оппонентов в них выступают в основном мусульмане и монофизиты, хотя встречается полемика и с иудеями, и с несторианами. В своих сочинениях Абу-Курра затрагивает широкий круг философских вопросов, зачастую апеллирует к логике, что показывает, что он был не только богословом, но и философом, и «мудрецом», как его называли даже его оппоненты. Переписчики же трактатов Абу- Курры в свою очередь в заглавиях несколько раз называют его святым, что, возможно, указывает на существовавшую традицию почитания Абу-Курры как святого. Трактат «Различение и разъяснение терминов» – одно из интереснейших и основополагающих сочинений Феодора Абу-Курры в рамках его полемики с монофизитами. Здесь он рассматривает терминологию, используемую в трудах как халкидонитов, так и монофизитов и доказывает последним, что их терминология и понятийная система неверна и приводит к абсурду. Предваряя публикацию русского перевода трактата, кратко опишем его основные темы и структуру. В начале трактата Абу-Курра закладывает основание, на котором он будет строить свои аргументы против терминологии монофизитов. Он проводит различение между двумя группами терминов: логическими (такими как «род», «вид», «ипостась» и т. д.) и тем, что он называет «философскими терминами» (такими как «живое существо», «человек», «Павел» и т. д.). При этом логические термины характеризует то, что они ничего не обозначают сами по себе, если не присоединены к соответствующим им философским. Также определения более общих логических терминов не передается более частным, то есть определение рода, не передается виду, а определение вида не передается индивиду, в отличие от философских терминов, где определение, например, живого существа передается человеку. |
| Омара и Абу–Бекра шииты называют лицемерами и потому, по взгляду шиитов, к ним должны быть отнесены многие другие места Корана, в которых идет речь о лицемерах. Но такой взгляд опровергается всеми данными из первоначальной истории ислама. Кто знает, что Омар и Абу–Бекр были главными приверженцами Мухаммеда, тот никак не поверит шиитскому предположению о таком несообразном факте, о таких укоризнах Омару и Абу-Бекру еще в Коране. Если бы здесь и разумелись действительные лицемеры, то имена их все–таки не были упомянуты Мухаммедом. И никто не поверит тому предположению, чтобы Абу–Бекр, в угоду лицемерам, допустил подобный подлог в Коране. А об Османе прямо известно, что он с мединцами находился не в таких дружественных отношениях, чтобы сделать для них нечто подобное. Предположение о существовании в Коране особого отрывка, в котором будто бы были упомянуты имена 70 лицемеров, представляется невероятным уже и потому, что, за весьма редкими исключениями, не в обычае Мухаммеда было называть в Коране по именам тех людей, к которым относились известные стихи. В Коране действительно находятся два исключения из этого общего правила: в 33–й главе, именно в 37 ст., говорится между прочим: «Когда Зяйд исполнил свое желание, тогда Мы (Бог) сочетали тебя с нею, чтобы на верующих не было греха жениться на женах своих приемышей после развода с ними». Здесь Зяйд назван по имени, по особенной важности для Мухаммеда описываемого в этом стихе факта: Мухаммед незаконно завладел женой своего приемыша и, для устранения соблазна, какой возник вследствие этого между его последователими, он должен был прямо и ясно рассказать, что сам Бог позволил ему взять жену Зяйда. Точно также в 111–й главе в 1 ст. говорится: «Да погибнут руки Абу–Ляхаба и да погибнет он сам!». Здесь назван дядя Мухаммеда, один из злейших врагов его, между тем как другие ненавистники – Абу–Софьян, Абу–джахль и пр. в Коране не поименованы. Если же, наконец, и допустить, что первоначально в Коране были действительно названы по имени 70 корейшитов–лицемеров вместе с их отцами, тогда кажется странным умолчание Корана об именах тех иудеев, с которыми Мухаммед находился в очень ожесточенной борьбе и которыми после не интересовался даже ни один последователь Мухаммеда настолько, чтобы оказать им такую любезность, т. е. чтобы вспомнить их имена и имена их отцов. Также возникает вопрос, почему в Коране ни разу не упоминаются Абу–Бекр с его приверженцами, если они действительно были врагами Мухаммеда, или лицемерами? Или: если Абу–Бекр решился выпустить из Корана имена этих 70 лицемеров, то почему он не выпустил и имени Абу–Ляхаба и почему нигде не вставил своего имени в благоприятном смысле? Ведь, нужна большая смелость, чтобы вычеркнуть из текста имена 70 мужей вместе с именами их отцов!... |
| Как бы то ни было, на призыв встать под знамена праведного имама из рода пророка откликалось все больше людей, и через 42 дня, т.е. в начале зу-л-ка‘да (около 20 июля 747 г.) Абу Муслим переместил свой лагерь в селение Махуван. Об этом населенном пункте известно только следующее: Махуван – селение с соборной мечетью, из селений Мерва, в нем выступил Абу Муслим, глава аббасидской пропаганды. 730 Вся совокупность сведений о событиях в Мервском оазисе в 128130 гг.х. позволяет предполагать, что Махуван находился западнее Мерва и, вероятно, севернее дороги в Хорасан. Находясь в более просторном и удобном лагере в Махуване, Абу Муслим столкнулся с неожиданным осложнением, связанным с притоком в ряды его сторонников значительного числа беглых рабов. Необходимо отметить, что аббасидское движение по сути своей не имело социальной направленности: его целью был захват верховной власти и обращено оно было к свободным мусульманам, прежде всего к арабам. Сообщение о том, что имам Ибрахим предписывал Абу Муслиму уничтожить в Хорасане всех говорящих по-арабски не более, чем легенда, родившаяся позднее в иранской среде. Но обещания справедливости и благоденствия под властью имама из рода пророка находили отклик в сердцах рабов, и они стали приходить к Абу Муслиму. Он обратился за советом к ближайшему окружению, и те решили, что принимать рабов следует, так как это усилит движение и ослабит врагов. Все же смешивать рабов со свободными Абу Муслим не стал, а разместил их в отдельном лагере в соседнем селении, поручив командование ими Дауду б. Карразу. 731 Обеспокоенные хозяева рабов стали приходить к Абу Муслиму и требовать возвращения своей собственности. Кем бы ни были эти жалобщики, участниками движения или сторонними людьми, порождать недовольство значимых людей Абу Муслиму было ни к чему, и он послал глашатаев объявить рабам, чтобы они возвращались к хозяевам. Предводитель рабов заявил, что после такого тяжкого проступка, как бегство, они не могут возвратиться. Возможно, не только это, но и какая-то иная, более веская причина заставила Абу Муслима отказаться от своего решения. Чтобы сохранить лицо, он объявил через глашатаев, что имел в виду возвращение к единственно законным хозяевам – к роду пророка. 732 |
| Предисловие Наследие Феодора Абу-Курры несомненно заслуживает внимания как со стороны исследователей, так и широкого круга читателей святоотеческих творений. Очень мало фактов из жизни Феодора Абу-Курры доподлинно известны. Феодор родился где-то в середине VIII века в Эдессе, получил образование в Палестине, а затем, уже ближе к концу века занял епископскую кафедру города Харран (совр. Sanliurf на юго-востоке Турции). В бытность свою епископом Абу-Курра совершил несколько путешествий по территории халифата и за его границы, чтобы проповедовать христианское халкидонитское учение. Первая его поездка, из тех, о которых до нас дошли хоть какие-нибудь сведения, – это путешествие в Египет, где он в основном полемизировал с мусульманами о вопросах религии и произвел на них большое впечатление, как описывает это в своей хронике Михаил Сириец 1 . Другое путешествие Феодор Абу-Курра предпринял в Армению около 813 года по приглашению армянского ишхана (князя) Ашота Мсакера 2 и пробыл там, скорее всего, несколько лет. Причиной этого приглашения, возможно, послужило стремление Ашота сблизиться с Византийской империей, дабы с ее помощью противостоять халифату, причем препятствием для такого сближения было то, что армянские правители были монофизитами, а Византийские императоры – халкидонитами 3 . Предположительно, именно в стремлении преодолеть это препятствие Ашот и позвал Абу-Курру. Основным его оппонентом на диспутах, которые велись при армянском дворе, стал Нонн Нисибинский, тогда еще молодой дьякон. Реальным же противником, который почему-то не смог приехать в Армению, но послал обширное послание к армянам 4 , направленное против основных аргументов Абу-Курры в пользу халкидонского вероисповедания, был важнейший монофизитский богослов того времени, писавший на арабском языке – Хабиб Ибн-Хидма Абу-Раита. 5 По-видимому, Абу-Курра выдвинул сильные аргументы против Абу-Раиты, что заставило последнего написать еще одно послание к Ашоту. Чем закончился спор, мы точно не знаем, так как монофизитские и халкидонитские источники по-разному оценивают его результат. |
| ал-Хасаном и Абу Хашимом, позволяющий реально представить характер взаимоотношений между верхушкой Алидов. Зайд как старший потомок Фатимы получал какие-то средства из пожертвований, предназначенных еще Али (садакат), а Абу Хашим, будучи старшим из внуков Али, считал, что распоряжаться этими средствами должен он. Абу Хашим обратился за разрешением этого спора к суду авторитетных законников Медины, заявив, что средства эти были завещаны Али, а не Фатимой, и распоряжаться ими по завещанию должен наиболее достойный из его старших потомков, он же лучше Зайда знает Коран и сунну пророка и является таким образом самым достойным. Судьи признали его правоту, но Зайд отверг их решение. Конфликт все более обострялся, и когда в сентябре 710 г. ал-Валид проезжал через Медину в хаджж, Зайд донес на Абу Хашима, что тот вносит раскол в общину, что у него в Ираке есть сторонники (ши‘а) из сподвижников ал-Мухтара, которые считают Абу Хашима имамом и присылают ему пожертвования (садаку). В том, что в Ираке были люди, для которых после смерти Мухаммада б. ал-Ханафийи объектом почитания стал его сын, не приходится сомневаться, вопрос только в том, насколько способствовал этому сам Абу Хашим. Во всяком случае, примечательно, что Зайд в своем доносе не говорит, что его соперник сам называет себя имамом. Ал-Валид серьезно отнесся к словам своего тестя и, возвращаясь, взял с собой Абу Хашима и в Дамаске заключил его в тюрьму. Его брат Аун безуспешно пытался добиться освобождения с помощью человека, близкого к халифу. 439 Тогда за это взялся Зайн ал-Абидин. Он поехал в Дамаск, заверил ал-Валида, что ни о какой раскольнической деятельности Абу Хашима не известно и его арест порочит Умаййадов. Ал-Валид освободил Абу Хашима и даже включил его в круг участников своих вечерних бесед (маджлисов). Вскоре после описываемых событий, в 94/71213 г., Зайн ал-Абидин скончался, и его почитатели признали своим имамом его сына Мухаммада ал-Бакира («Проникающего в суть»). И в этом случае об имамате приходится говорить как о частном деле небольшой группы лиц. |
| На углу этой северной границы с западной стороны находятся ворота, ведущие к вышеупомянутой территории и постройкам на ней. Напротив этих ворот на северной стороне есть улица, проходящая по границе перед домом Ибрагима Абу-Лабана. Она тянется от ворот на севере и заканчивается у общественной дороги. На западе – овчарни Мохамеда и Сулеймана, сыновей Гассана, сына Ахмеда-Абу-Ганнама, Махмуда и Мохамеда, сыновей Али-Абу-ль-Хауа, а также земля Мустафы, сына Сулеймана, сына Хусейна-Абу-Сбейтана, и земля Якуба, эфенди, сына Джирьеса Халеби, православного по вероисповеданию, драгомана Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Основание и происхождение: Вышеупомянутая земельная собственность состоит из 11 земельных участков, первый из которых назван «Хакурет Салах», второй – «Хакурет карм (виноградник-эль-Бадд», третий – «Карм-Уара-д-дар», четвертый назван «Батн-эль-Даббур»; все принадлежит ему по решению вышеупомянутого суда от 19 Шаабана 1290, подписанному представителем судьи (в то время) Эс-Сайедом Мохамедом Тахером, сыном покойного Эс-Сайеда Али-эль-Халди, из Иерусалима, и удостоверенного его печатью. Пятый участок является частью виноградника «Уара-д-Дар», купленного им у вышеупомянутого Хассана, сына Абд-Алла-Абу Ханнама, и его братьев на основании официального документа Тапу и тугралы 849 за 9, внесенного в реестр в декабре 1294. Шестой – это тоже участок вышеупомянутого виноградника «Уара-д-Дар», купленного у Хаджи Хеджази и Мустафы, сыновей Хаджи Ибрагима-Аль-ль-Хауа, на основании предварительного документа Тапу за 2, внесенного в реестре в ноябре 1294. Седьмой – тоже участок виноградника «Уара-д-Дар», купленного им у Хуссейна, сына Али-Абу-Ханнама, по предварительному документу Тапу за 1, внесенному в реестр в октябре 1294. Восьмой – тоже кусок земли виноградника «Уара-д-Дар», купленного им у Мохамеда-Абу-Хадруса, сына Хассана, сына Хамада-Абу-Ханнама, по официальному документу Тапу и тугралы 3, внесенному в реестр в августе 1295. Девятый – это кусок земли «Карм Уара-д-Дар», купленного им у вышеупомянутого Мохамеда Хуесса и Абдаллы, сына Хассана-эль Фекайи, из Иерусалима, согласно документу Тапу и тугралы 7, внесенному в реестр в сентябре 1298, а десятый и одиннадцатый участки вышеупомянутого «Карм-эль-Бадд», купленные им у Рашида и Сулеймана, сыновей Али-Абу-ль-Хауа, – согласно двум документам Тапу, 6 и 8, зарегистрированным в апреле 1299. Строения, стены, деревья, которые находятся на вышеуказанных участках земли, принадлежат учредителю, так как они были построены, сооружены и выращены им либо приобретены на его собственные средства. 2 . Силоам Все владение – пещера в скале с примыкающей к ней овчарней – расположено в деревне Силоам в ее северной части. Оно известно под названием «Пещера с поясом над карнизом». Окружена с четырех сторон стеной, возведенной учредителем на его личные средства. |
| 722 Таб., II, с. 1933, пер., с. 307. У ат-Табари мы находим три хронологических указания: ночное нападение ал-Хариса на сторонников Насра – понедельник за две ночи до конца джумады II, гибель ал-Хариса за шесть [ночей] до конца раджаба и указание на то, что между отъездом Насра из Мерва и гибелью ал-Хариса прошло 30 дней; однако между двумя точно названными датами промежуток всего в 26 дней, если считать по дням недели, а если учесть, что столкновение между Насром и ал-Харисом продолжалось три дня, да и уехал он не сразу, то указанный промежуток оказывается еще меньше. Можно, конечно, предположить, что в первом случае были спутаны первая и вторая джумада – в этом случае указание на число месяца и день недели расходятся также на один день. 723 Таб., II, с. 1967, пер., с. 323. По расположению в тексте рассказ об этих столкновениях можно счесть относящимся ко времени пребывания Абу Муслима в Сафизандже или Махуване, но рассказ об этих столкновениях является зачином большого самостоятельного повествования, и в таких случаях повествователь заходит к нему издалека, часто с событий предыдущего года. 724 Халифа, с. 409410. В самом подробном описании борьбы Насра, б. ал-Кирмани и ал-Хариса, а затем начала открытой пропаганды Абу Муслима [Таб., II, с. 19171937 и 1938 и далее, пер., с. 298311 и далее] рассказ о междоусобице в Мерве кончается гибелью ал-Хариса в конце джумады II 128 г., а далее в разделе о событиях 129 г. х. подробно описывается пропагандистская деятельность Абу Муслима и начало восстания 1 рамадана этого года; враждовали ли в течение года Наср и ал-Кирмани или примирились – остается неизвестным. Приведенное здесь изложение событий 129 г. х., имеющееся у Халифы, плохо определяемо во времени. Описание этих событий начинается словами: «И открыто выступил Абу Муслим в рамадане сто двадцать девятого года, и отправился ал-Кирмани в Мерверруд». Из этого можно было бы заключить, что между появлением Абу Муслима и уходом ал-Кирмани прошло немного времени, но далее говорится, что прошло шесть месяцев и настала зима, т.е. бои шли под Мерверрудом, и все последующее придется на 130 г. х. Но далее упоминается появление в Мерве ал- Хариса и ни слова не говорится о восстании Абу Муслима. В конце концов, после описания столкновений с хариджитами отмечается, что все описанное происходило в течение полутора лет [Халифа, с. 111]. Но где кончаются эти полтора года? Если считать, что повествование начинается с рамадана 129 г., то полтора года закончатся в первые месяцы 131г. х., когда Абу Муслим явно одерживал верх над Насром, и отсутствие упоминания об этом было бы маловероятно. С другой стороны, если считать, что все сообщение предваряет начало открытого выступления Абу Муслима, то непонятно, почему ни один эпизод не совпадает с подробным рассказом ат-Табари о событиях 128 г. х. Отнесение рассказа Халифы о боях за Мерверруд к промежутку между гибелью ал-Хариса и появлением Абу Муслима в некоторой степени интуитивно. |
|
|
