| Омофор символически изображает благодатные дарования архиерея как священнослужителя, поэтому без омофора архиерей священнодействовать не может. Он изображает также заблудшую овцу (т. е. погибающее человечество), которую Добрый Пастырь Христос Спаситель несет на Своих плечах ( Лк.15:4–7 ). Поэтому диакон при облачении архиерея в омофор произносит: «На рамех, Христе, заблуждшее взяв естество, вознеслся еси, Богу и Отцу привел еси, всегда, ныне и присно и во веки веков, аминь». Во время совершения Литургии омофор несколько раз снимается и надевается. В омофоре архиерей остается в те моменты, когда сам символизирует собою Христа. Снимает же при чтении Евангелия, во время Великого входа, при освящении Святых Даров, так как в это время священнодействует Сам Христос. Перед возгласом Святая святым омофор надевается и не снимается до конца Литургии. (По материалам сайта: http://www.pravoslavie.ru ). 247 Вероятно, Шумилов. Упоминается в списке узников Шлиссельбургской крепости. Священник из Казани. Заточен в крепость был 21 мая 1825 г. Причина заточения – «юродивый, подозрительное отношение к вере и правительству». Выбыл из крепости в 1835 г. Дальнейшая судьба неизвестна. (Гернет М. Н. История царской тюрьмы. В 2-х т. – Т 2. 1825– 1870 гг. – М., 1946. – С. 351 (Список узников Шлиссельбургской крепости за 1826–1870 гг.). 248 Кто именно была упоминаемая барыня, установить не удалось. Однако следует сказать, что фамилия Еропкиных была хорошо известна в Казани. Еще в 1505 г. Михаил Степанович Еропкин-Кляпик (первая половина XV – 1513), боярский сын, сокольничий, дипломат на службе у московских князей Ивана III и Василия III, Рюрикович в XVIII колене, из рода князей Смоленских, был послан в Казань, где был захвачен Мухаммед-Амином и содержался в заточении два года до заключения мира. Арест Кляпика и избиение русских купцов были первыми враждебными действиями казанского хана в двухлетней войне. 249 Город Свияжск был основан Иваном Грозным в 1551 г. С 1547 г. царь предпринимал безуспешные попытки покорить Казань. И чтобы осуществить свой план по разгрому Казанского ханства, Ивану Грозному необходима была хорошо укрепленная крепость. Царь обратил внимание на высокий холм, омывавшийся двумя речками – Свиягой и Щукой. Вокруг холма располагались не просыхающие после половодья болота, что исключало возможность внезапного нападения на крепость. Здесь-то и решено было возвести форпост. В апреле 1551 г. в городке Мышкин (недалеко от Углича) был срублен деревянный кремль. Затем мышкинцы отметили каждое бревно, разобрали постройки и плотами сплавили крепость по Волге. Около устья Свияги плоты выловили, а из готовых бревен в течение четырех недель на горе Круглой возвели крепость, по размерам сравнимую с Московским кремлем. Свияжск стал плацдармом войск Ивана Грозного. Вскоре Казань была взята и разрушена. Первоначально город-крепость был назван Иван-городом. Позднее был переименован в Свияжск. Долгое время именно Свияжск, а не Казань, был столицей всего региона. |
| «Чума или не чума», – говорил Орлов. Действительно, до последнего времени вследствие несогласия медиков остерегались официально говорить о чуме. Доктор Кулеман подал доклад, что осмотр больных в Симоновом монастыре утвердил его в прежнем мнении о несуществовании моровой язвы, ибо и на умерших, и на живых, кроме пятен, не находил никаких знаков моровой язвы, почему признает болезнь горячкою с пятнами злейшего рода. 28 сентября в Московском сенате было первое заседание в присутствии гр. Орлова. Из сенаторов находились Рожнов, Похвиснев, фельдмаршал Солтыков, Еропкин, Всеволожский и вновь назначенный сенатор, знаменитый делец двух предшествовавших царствований Дмитр. Вас. Волков. Орлов объявил именной указ присутствовать ему в Сенате московских департаментов и быть всем и каждому в его послушании; словесно объявил, что велено присутствовать в Сенате и Волкову. Губернатор Юшков донес, что можайское дворянство согласилось ехать в Москву со своими служителями и значительным числом крестьян. Приказали: ревность приемлется за благо; нужды, однако, теперь в чрезвычайном подвиге не настоит, ибо порядок восстановлен. При том значении, с каким Орлов был прислан, Солтыков, разумеется, не мог оставаться московским главнокомандующим. Екатерина имела слабость не любить знаменитых дел и людей елисаветинского царствования. Куннерсдорфский победитель раздражил ее указанием на опасность приложения санитарных мер к Москве, указанием на необходимость увеличить военные силы в столице, и Солтыкову нельзя было, как Румянцеву, указывать на римлян, которые не спрашивали, сколько неприятеля, но где он: приемы внешней войны разнились от приемов внутренней охраны и наблюдения за порядком на обширных пространствах. Но старик сам себя выдал головою Екатерине, позволив себе уехать в деревню, и хотя быстрое возвращение его и быстрое стянутие войска в Москву, чем и прекращено было волнение, могли бы заглаживать первую неосторожность, но не в глазах Екатерины, которая в письме к Бельке прямо приписывает убиение Амвросия тому, что Солтыкова не было в городе. |
| Жена на двор допрашивана; сослалась, что все крепости у стряпчего Сумарокова, коему муж приказал душу. В 1700 г. велено вдове положить крепости, потому что Сумарокова на Москве нет. В июле Воинов просил допросить человека Сумарокова, который за делом ходит, и по допросу указ учинить. 30 мая 1710 г. приговор: 1 / 2 двора по грамоте Патриаршего Разряда утвердить за Воиновыми, а на другую 1 / 2 жене Кондырева положить крепость. В июль 1710 г. Воинов: жена Верещагина, по втором муже Игнатьева, еще не положила крепости; просит допросить мужа ее. В канцелярии Земских дел в 1717 г. Воинов: крепости еще не положено и допроса не было; Игнатьев испомещен в Тульском уезде. Вели послать нарочного с солдаты по наказу на нашем коште допросить: есть ли ему дело до двора? И для уверенья вели быть при той посылке человеку нашему, дабы Игнатьев у посланных своим происком и дачею не откупился; а к ландрату пошли послушную грамоту. В августе 1717 г. помета: буде... послать. В феврале 1719 г. Воинов просит: пошлите; еще не послано. Помета комиссара: буде помечено, послать. В августе 1719 г. Воинов: на Москве не сыскали Игнатьева; пошлите взять его в деревню. Помета секретаря: расписать. Но вместо новой выписки отмечено: расписано в сем деле выше сего. 1720 г. апреля 5 резолюция: послать... В июле 1720 г. Воинов: пошлите же! Помета: на кого челобитье, сыскав допросить. В 1723 г. Воинов просит, кажется, в Надворном Суде, что прежде была канцелярия Земских дел. (Помета делается вверху – когда подано; в конце – что сделать: расписав предложить к вершенью. Подписал полковник N и еще N). – В апреле 1725 г. Воинов пишет: подьячий еще не послан, а Игнатьев умер и оставил детей; пошлите по детей. Помета: предложить к слушанию. В Надворном суде 1726 г. сентября 28 д. геодезист Игнатьев просит: велите Воинову ведаться с родственниками Кондырева. Помета: предложить к слушанию немедленно. Расписано. К этой выписке приложили. 1727 г. января 10 д. протокол: взять сведение у стряпчего Сумарокова. Подлинный закрепили: генерал-майор Василий Зотов, капитан Петр Толстой и капитан Алексей Еропкин. |
| Рязанская губерния Иван Владимирович Арсенов , 37 лет. крестьянин Михайловского уезда. Окончил сельское уч.; на военной службе был писарем, в Петербурге – легковым извозчиком. Сочувствует партии нар. св., но по некоторым вопросам расходится с ней; с «союз. 17 окт.» не согласен по аграрному вопросу. Князь Николай Сергеевич Волконский . Родился в 1848 г. в Раненбургском уез. Окончил Московск. унив. по истор.-филолог. факульт. Служил чиновником в хозяйств. департаменте. В 1878 г. слушал лекции заграницей, в 1891 г. служил членом губернск. земск. упр, а в 1897–99 г. председател. Писал статьи и заметки в разных изданиях и в археологических органах. Приготовил к печати большой труд умершего Повалишина. Принимал участие во всех земских съездах, но разошелся с большинством во взгляде на отношение к правительству. Принадлежит к „союзу 17 октября». Георгий Михайлович Ворсобин, крестьянин, родился в 1872 г. в Скопинском уез. Окончил сельское уч., учился в реальном уч., но из 4-го класса был уволен, за «неблагонадежность» (у него была найдена «недозволенная брошюра»). В 1891–92 г. заведовал продовольств. складом при скопинской уездн. земск. упр., служил конторщиком и десятником на жел. дор., был волостным старшиной. Состоит членом экономического совета и попечителем земской школы в родном селе. Сочувствует партии нар. св., но по аграрному вопросу стоить левее ее. Дмитрий Григорьевич Гостев , родился в 1867 г. в крестьянск. семье Егорьевского у. Окончил начальное уч. Служит рабочим-браковщиком на Хлудовской фабрике. Принадлежит к партии нар. св. В выборщики прошел голосами рабочих. Аполлон Васильевич Еропкин, род. в 1865 г. Окончил Московск. универс. по юридич. факульт. Служил нач. отделения рязанской казенн. палаты, занимался адвокатурой. Гласный рязанского уездн. и губернского земств, гласный рязанской городской думы. Помещал статьи по экономич. вопросам в прогрессивных органах. Противник созыва учредительного собрания. Принадлежит к союзу 17 окт. Владимир Капитонович Федоровский , родился в 1871 г. Окончил реальное и военное уч. Служил артиллерийским офицером. Затем поступил в военно-юридическую академию, по окончании ее поступил в Московский сельскохоз. институт, где пробыл только один год. Из института вышел вследствие избрания председателем егорьевской земской управы. Примыкает к партии демократических реформ. Отрицает автономию Польши и национализацию земли. |
| Меня принимает радушно. Хочет угостить. Но ничего нет. Даже кусочка сахара. Прощаюсь с ней, чтоб не утомлять больную. Иду дальше. Несколько кварталов. Еропкин переулок. На углу Еропкина и Пречистенки в великолепном доме живет мой двоюродный дядя, кузен отца, Борис Яковлевич Василевский, женатый на старой москвичке (когда-то очаровательной) из старой московской купеческой династии, умнице, тонкой женщине, но очень практичной. Теперь она художница. Дядя — инженер путей сообщения. Но сейчас не у дел. Недавно вернулся из лагеря, с Дальнего Востока. Принимают радушно. Спрашивают, где остановился. (В голосе чувствуется тревога.) Я с беззаботным видом знатного путешественника говорю, что в общежитии для командировочных. Это опять ложь, такая же, как о каракалпакском депутате: на самом деле ночевать мне решительно негде. Вздох облегчения. Светский разговор. Расспросы об отце. В 11 часов целую ручку у хозяйки, целуюсь с дядей (он, бедняга, сам здесь не хозяин, лагерник, в жениной квартире). Еду в метро на Павелецкий. Прохожу в пассажирский зал. Полно. Нигде ни одного свободного места. Где провести ночь? Не на ногах же. В центре два огромных мраморных идола: Ленин и Сталин. Под ними свободная площадка, но очень узкая. Пустая. Никто не решается занять. Подхожу. Несколько отодвигаю в сторону одного из идолов (с рукой, засунутой за борт мундира). Ложусь у его ног. Под головой жестко. Снимаю с себя кожанку, подкладываю под голову. Тут же засыпаю. Воров не боюсь. Воровать нечего. В кармане 5 рублей. Вещей нет. На себе кроме кожанки майка и штаны. Небольшой сверток со сменой белья. Все. Порой шучу: «Я беднее Диогена. Он говорил: «Все мое ношу с собой». А я все мое ношу на себе». Проснулся рано утром. Понедельник, 20 августа 1945 года. Моюсь в туалете. Еду… Куда бы вы думали? В Патриархию, к Митрополиту Николаю. Он сейчас из Лондона. Через два дня должен лететь самолетом в Париж. Между аудиенцией у английского короля и приемом у генерала де Голля ему предстоит принять и меня. Патриархия. В новом помещении, в Чистом переулке. Это в центре старой Москвы. Один из переулков, примыкающих к Пречистенке (теперь улица Кропоткина). |
| Итальянская, круглая нотация была, так сказать, универсальной – и для вокальной, и для инструментальной музыки; выпускаемые нотные издания для церковных хоров обычно гравировались. Едва ли не первым напечатанным произведением для церковных хоров была «Херувимская» Бортнянского, изданная в 1782 г. неизвестно кем 452 . Это было началом как издательства нот для церковных хоров, так и издания сочинений Бортнянского для Церкви. После этого издание духовно-музыкальных сочинений разных авторов начало разрастаться. О таких изданиях публиковалось начиная с 1794 года в «Московских ведомостях» и в некоторых других изданиях; но кто именно был издателем – не всегда удается установить. Особенно богатый перечень изданных духовно-музыкальных произведений разных авторов содержит каталог Х.Б. Гене 1804 г. Гене занимался и изданием, и продажей такого рода произведений. К началу XIX в. круг композиторов, писавших и для церковных хоров, очень расширился. Н. Финдейзен приводит имена таких композитоов и перечень их изданных сочинений. Мы приведем здесь только имена композиторов и опустим перечень их напечатанных духовно-музыкальных произведений: Л.С. Гурылев, Редриков (инициалы неизвестны), Щербаков, Степан Никеев, А.Титов , Ипатьев, Яковлев, Еропкин, Пашкевич, Скоков, Козловский и несколько иностранцев, написавших музыку на православные русские богослужебные тексты: И. Шварц, Траэтта, Астарита. Не только произведения здесь поименованных композиторов, написанные и изданные на рубеже XVIII–XIX вв., забыты, но и сами имена их больше не вспоминаются. Некоторые из них (например, Пашкевич, Гурылев, Козловский) вспоминаются еще в истории русской музыки как композиторы светской музыки (каковыми они и были). Да и музыка их на богослужебные тексты была, вероятно, в том же итальянском духе, какой охарактеризован был Металловым. К сожалению, до сих пор не имеется систематической хрестоматии с примерами духовно-музыкального творчества композиторов, начиная от второй половины XVIII в. Превосходная хрестоматия Н.Д. Успенского , на которую неоднократно указывалось нами в предыдущих главах 453 , содержит примеры только до середины XVIII в. Мы не помещаем здесь нотных партитурных примеров, так как это значительно усложнило бы печатание настоящей книги и, кроме того, собрание примеров, хрестоматийный материал для второго периода второй эпохи в истории богослужебного пения Русской Православной Церкви составил бы отдельный том. |
| В мае опять стали приходить успокоительные известия из Москвы, что прилипчивые болезни не оказываются более. Совет уже предлагал обнародовать об этом в ведомостях и отменить принятые там предосторожности, но Императрица не выразила на это соизволения (2 мая). В июне донесения из Москвы были ещё успокоительные – что нет ни больных, ни умерших заразительною болезнью (6 июня). Но в конце этого месяца болезнь снова показалась и смертность стала быстро возрастать, так что с 25 человек дошла до 300, 500 и наконец до 900 вдень. 19 сентября 1771 г., читана была в Совете реляция графа Салтыкова, что в Москве умирает более 800 человек в сутки, что оттуда все разбежались и съестное с нуждою доставать можно, и что генерал Еропкин желает получить увольнение от возложенной на него должности, и сам он (Салтыков) просить позволить ему отлучиться до зимы. Совет рассудил: «генерал-фельдмаршала графа Салтыкова, по его желанию и в рассуждении его старости, отпустить из Москвы на всё время опасности»; но Еропкина, так как он сам не просил об увольнении, оставить. Совет почёл только нужным испросить у Её Императорского Величества письмо к нему, которое бы могло его ободрить и умножить ещё более данную ему власть. Между тем Императрица решилась послать в Москву доверенную особу, которая бы имея полную власть, в состоянии была избавить этот город от совершенной погибели (19-го сентября 1771 г.). По избранию Императрицы, отправлен был генерал-фельдцейхмейстер (Г. Г. Орлов ), снабжённый для того полною мочью (21 сентября). 16 сентября совершилось в Москве страшное преступление-убийство архиепископа Амвросия разъярившеюся чернью. Императрица, прибыв в Совет, повелела, «чтоб зачинщики бывшего возмущения и архиерейские убийцы наказаны были по законам, и все те, кои по следствию окажутся участниками того возмущения, записаны были в солдаты». В том же заседании Государыня изъявила неудовольствие, что сенаторы и другие присутствующие без повеления из Москвы разъехались, и повелела, чтоб они немедленно туда созваны были. |
| Вообще императрица очень была милостива к Кречетникову, но, вероятно, он имел недоброжелателей, которые старались вредить ему. Впрочем, он до кончины сохранил благорасположение, а пожалуй, можно сказать, что и по смерти императрица его еще жаловала. Он был пожалован в графы, и это известие было привезено курьером на другой день по его кончине; он находился в то время в Польше. Когда мы переехали на жительство в Покровское, вскоре после кончины матушки, там что-то было мало соседей и из них памятны мне Рукуновы и Еропкины. Рукунов был уже очень немолод. Он был последним сокольничим и рассказывал, что присутствовал на последней соколиной охоте при императрице Елизавете Петровне. Он очень любил рассказывать, как нужно вынашивать соколов для охоты; много было интересного в его разговоре и воспоминаний о разных случаях на охоте, но это все так давно я слышала, что все перезабыла. Одно только мне памятно, что однажды на охоте при Елизавете Петровне он свалился с лошади, в присутствии императрицы, и это вышло как-то так смешно, что она не могла удержаться от смеха, а ему и больно, и досадно на свою неловкость... Еропкиных, и мужа, и жену, я живо помню. Петр Дмитриевич был женат на Елизавете Михайловне Леонтьевой. Он прославился во время чумы в 1771 году. Чума началась еще в декабре месяце 1770 года, но особенно стала свирепствовать в Москве в марте месяце 56 . Наместником в Москве в то время был граф Петр Семенович Салтыков, губернатором – Бахметев, а Юшков Иван Иванович – обер-полицеймейстером. Они все так струхнули, что поскорее разъехались: Салтыков уехал в свою подмосковную 57 , в Марфино, те тоже куда-то попрятались, так что Москва осталась без призора. Вот тут-то Еропкин, видя, что столица в опасности, и решился самовольно принять на себя управление городом. Императрица прислала графа Орлова, а Еропкину приказала быть его помощником. Салтыкова от должности отставили, и это так его поразило, что он стал хворать и, с год спустя, умер, может быть, и раскаиваясь в своем малодушии, что не умел умереть, как следовало, в отправлении своей службы, а умер с позором в отставке за свой побег. |
| Пользуясь сильным кредитом, она служила общим банком для капиталистов Турции и в двух местах принимала их деньги: в Царьграде, под ведомством патриарха, и в Иерусалиме под надзором его наместника, где многие евреи и магометане вносили свои капиталы, большею частью пожизненно. Возобновление сгоревшего храма первое расстроило казну патриаршую и вслед за тем восстание греков, лишив ее милостыни, поклонников и дохода с двух княжеств, совершенно истощило и уронило кредит ее во всеобщем мнении. Все стали требовать уплаты капиталов, когда не было довольно денег и для процентов, и таким образом возросло до осмнадцати миллионов левов долга. Ныне хотя поголовная подать, единовременно наложенная султаном в 1831 году на греков в пользу Св. гроба, и благоразумные распоряжения патриарха уменьшили долг сей до 6,000,000 левов, т. е. 2,000,000 рублей, однако же, одно только чрезвычайное пособие может предохранить монастыри палестинские от угрожающего им падения, особливо после страшного землетрясения. Духовенство, расспрашивая меня об условиях мира Адрианопольского, желало знать, не вытребовали ль мы чего-нибудь в пользу Св. гроба? Странные и нелепые слухи разнеслись в городе о моем прибытии. Говорили, что я начальник сильного отряда, посланного для завоевания Св. града, и что 10,000 русских придут вслед за мною из Эрзрума, или пристанут на кораблях у Акры. Основанием тому служил слух о толпе поклонников, шедших от поморья, которые точно прибыли чрез несколько дней, в числе двух сот, наиболее греков из острова Кастель-Россо. Но главным источником сих толков был искони распространенный на Востоке страх имени русского, умноженный теперь славою побед наших над Портою. Мнение, что мы завоюем некогда Иерусалим, так сильно вкоренено в народ, что за два года пред тем сам паша Акрский послал при начале войны вооруженные ладьи освидетельствовать судно с поклонниками, на котором приплыл Г. Еропкин, полагая, что оно скрывает воинов для тайной высадки. Кадий иерусалимский, назначаемый из Царьграда в заведовавший независимо от паши Дамасского, делами духовенства христианского, встревожился моим прибытием и просил меня, равно как и эмиры племени Магометова, показать им мой фирман. Впоследствии они всегда приветствовали меня с величайшим уважением, предлагая розы или апельсины в знак приязни, когда встречались со мною на улицах, или, приглашая пить кофе на пороге своих жилищ, где любят проводить дни в беспечности. Один из них, более других именитый, показывая мне дом свой, прежнюю патриархию, со вздохом сказал: «будьте к нам благосклонны, чувствуем, что все здесь ваше или будет вашим; но да исполнится воля судьбы»! |
| Неплюев отвечал, что из грамоты не видно, чтоб кабардинцы были турецкие подданные, и хотя Петр Великий не захотел вмешиваться в ссоры кабардинских князей, однако велел астраханскому губернатору примирить их, что тот и сделал; грамота свидетельствует также именно, что исстари кабардинцы к русским государям прибегали и аманатов им давали. Переводчик Порты возражал, что это ничего не значит: и Порта в прошлом году старалась помирить Дундука-Омбо с калмыцким ханом; аманатов же кабардинцы давали потому, что иначе русские не позволяли им ездить к Теркам для рыбной ловли. Неплюев отвечал, что посредничество турецкое по калмыцким делам не принято и Петр Великий не мог бы кабардинцев с Портою судить, на свете такого примера нет, чтоб от чужих подданных аманатов брать. Но переводчик Порты сказал: «Донесите вашей государыне, чтоб она в Кабарды мешаться не изволила, потому что они всегда принадлежали крымскому хану и грамота Петра Великого в русское подданство их не присвояет; донесите, что Порта, освидетельствовав все свои права, не уступит Кабарды, до чего б ни дошло: хотя Кабарды и небольшой важности, но честь государственная запрещает уступить свою землю». Неплюев отвечал: «Если Порта желает ссоры, то можно ее начать и без Кабарды; если же хочет дружбы, то не должна по-своему толковать грамоты Петра Великого; что же касается государственной чести, то она одинакова как у Русского, так и у Оттоманского государства, и моя императрица не может отступиться от своих прав, для защиты которых способы найдутся». Переводчик Порты с торжеством носил грамоты к иностранным послам, а Неплюев был в страшном затруднении, не зная, как их очистить. «В них явственное изображение в пользу турецкую, – писал он в Петербург, – и по лучшей из них, 1722 году, постороннему и беспристрастному человеку иначе нельзя почесть Кабарды как нейтральною». Но резидент скоро был выведен из затруднительного положения вступлением татарского войска в русские владения для прохода в Персию. Несмотря на протесты Неплюева и командовавшего в прикавказских владениях генерал-лейтенанта принца гессенгомбургского, предводитель татарского войска Фети-Гирей-салтан объявил генерал-майору Еропкину, начальствовавшему отрядом при гребенских городках, что похода своего остановить не может, потому что он предпринят по указу Порты и от петербургского двора дано позволение пройти ему чрез русские владения; если же Еропкин будет ему препятствовать, то он примет свои меры. |
|
|
