| 1602 Невозможность обойти заполненные водой пространства здесь явно сопоставляется с тем, что сам Бог уже не будет обходить человечество стороной. Ср.: «И больше не сотворят зла, и больше не смогут погубить никого на горе святой Моей, ибо наполнится вселенная ( σμπασα) знанием Господа, как вода большая покрывает море. И будет в тот день корень Иессеев, и восстанет, чтобы возглавить (ρχειν) народы, на него народы будут уповать, и будет покой его честью» ( Ис 11:9–10 ). 1603 Вероятно, в пер. первоначально было местоимение как бы в речи от первого лица, но со временем оно превратилось в Последнее превращение показывает, кто считался субъектом этой речи: это те «приближающиеся» (γγζοντες), которые не получают никакой пользы от тех, кто в Сионе, как от апостатов и беззаконников. МТ читает просто – как противопоставление Но LXX понимают это «приближение», очевидно, в связи со страной, которую должны будут увидеть, согласно ст. 17, те, кто вначале «услышат издалека». Поэтому и огонь горящий здесь, вероятно, надо понимать не столько в смысле продолжения темы наказания, сколько как сигнальный огонь, т.е. «светильник», зажженный в Иерусалиме, на который должен обратить внимание этих «дальних», или «возвестить» им о нем, Праведник. 1604 Метафоры огня вводятся в стт. 11–12. Пер. нашего ст. с МТ выглядит следующим образом: «Кто из нас может жить при огне пожирающем? кто из нас может жить при вечном пламени?» (Син). Такой же пер. дает РБО. 1606 Син: «А на дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне (), и скорбеть, как скорбят о первенце». В Септуагинте переведено точнее: «Воззрят на Меня ( ) о Том, Которого пронзили». При этом слово могло быть само истолковано в значении «возлюбленный», или же вместо него читалось . Существенно то, что об этом Возлюбленном поднимает плач весь Израиль, но отдельно называются четыре дома: Давида, Нафана, Левия и Симеона, которые соответствуют аристократическому, пророческому и священническому сословиям. Таким образом, каждое из них имеет повод оплакивать Возлюбленного, «как скорбят о первенце». Это служит подтверждением для сказанного выше о несословном (или всесословном) восприятии Мессии, сочетающего в себе царское, пророческое и священническое достоинства. |
| Османская империя после долгой неудачной войны с Габсбургами находилась в тяжелом положении, ядро гос-ва - М. Азию - потрясали восстания джалалиев. В таких условиях война могла оказаться удачной, а достигнутые успехи укрепили бы положение Л. на рус. троне. Судя по предпринятым шагам, план военных действий предусматривал поход войск по Дону к лежавшей в его устье османской крепости Азов. Решения о походе были приняты, по-видимому, в окт. 1605 г., когда в России были задержаны крымские гонцы, а у крупных мон-рей стали изымать большие суммы денег «на плату воинским людям» (у Иосифова Волоколамского мон-ря было взято 3 тыс. р., у Кириллова Белозерского - 5 тыс. р.). Зимой 1605/06 г. в Елец, к-рый должен был стать базой для похода, свозились запасы снаряжения и продовольствия, здесь строились суда для плавания по Дону, сюда же отправляли пушки, отлитые на Пушечном дворе. В марте 1606 г. началась рассылка указов о сборе на войну поместного войска. В апр.-мае 1606 г. с мон-рей собирали деньги «в полской поход на ратные люди» и «посошных людей... в Елец и на государеву службу». Мнишеку Л. сообщил о своем намерении отправиться к войску после Пасхи (20 апр.) 1606 г. Сопровождавшие Л. иезуиты прибыли вместе с ним в Москву и поздравили нового царя после коронации. Они получили разрешение совершать богослужения и выступать с проповедями перед приехавшими в Москву поляками. Самозванец выражал желание построить в Москве костел для служивших ему поляков. В ответ на возражения членов думы он сказал, что католики ничем не хуже живущих в Москве протестантов, к-рые имеют свои храм и школу. Вместе с тем прозелитической деятельностью иезуиты в Москве не занимались. Более того, принимались меры, чтобы по внешнему виду они не отличались от правосл. духовенства: носили такие же рясы, как правосл. священники, имели бороды и длинные волосы. На переговорах с А. Госевским осенью 1605 г., когда речь зашла об обязательствах, данных Отрепьевым в Кракове, Л. не дал согласия ни на постоянное поселение в Москве иезуитов, ни на строительство в Москве католич. |
| Теперь обращаемся к оценке замечательного по замыслу, но весьма курьёзного по исполнению и последствиям приема, пущенного в ход проф. Титовым, для уловления проф. Голубева «в непримиримых противоречиях». Да, я – профессор Титов – (повествует сей профессор) действительно «понимал и понимаю» выражение описей – «Львовской печати» в смысле Львовской братской типографии, но ведь и проф. Голубев начиная с 507 стр. по – видимому , склонен думать тоже самое по отношению к Евангелиям 1660, 1606 и 1609 годов, словом, он становится на мою точку, которую сам критиковал, а, следовательно, зачем огород городить и сказку сочинять и т. д. Сначала прошу, господа, обратить внимание на подчеркнутые выше слова проф. Титова, что я, проф. Голубев, по-видимому, склонен думать и проч. В каком разуме и в какой силе должны быть слова сии понимаемы? Они должны быть понимаемы в том разуме и той силе, что у проф. Голубева не находится того, что, по мнению проф. Титова, должно бы находиться; потому что проф. Голубев не имел случая и повода высказать свое мнение о том, к какой бы типографии он причислил указываемые описями Евангелия Львовской печати 1600, 1606 и 1609 годов, – по той простой причине, что сии Евангелия, как обстоятельно выяснено в его «Объяснительных параграфах», он считает вовсе (из какой бы то ни было типографии) в свет не выходившими. Но не в этом прекомичнейший курьёз. Выражения: «по-видимому, склонен думать», а раньше: «в иных случаях, по крайней мере», суть известные приемы известных лиц, и название сим приемам тоже известно. Я хочу обратить внимание почтеннейшей публики на то, что и самый прием-то выполнен проф. Титовым не с той артистическою чистотой, которая могла бы вызвать невольное восклицание: «все это положим так, но зато голова-то какая!» Прибегая к означенному приему и принуждая меня, проф. Голубева, признать («он предварительно должен был признать»), что выражение описей – «Львовской печати» в отношении к Евангелиям 1600, 1606 и 1609 годов должно обязательно обозначать Львовской братской печати, а сие все (сие возмущение воды) учиняя в намерении уловить меня «в непримиримых противоречиях» и т. д., – проф. Титов не сообразил (а пора бы!), что проф. Голубева нет никакой надобности принуждать ко всему этому: ибо он всегда так думал и думает, а посему указанные Евангелия, если бы они были напечатаны, а равно и другие действительно изданные во Львове в означенное время славяно-русские книги (книги Львовской печати) он, ничто же сумняся, отнес бы к Львовской братской типографии. А почему, сие уяснит нам нижеследующая беседа с проф. Титовым. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 136 голосов: 3.9 из 5) Смерть самозванца 1606 год Эти совещания происходили в доме того, кто первый осмелился назвать Лжедмитрия обманщиком, кто ужасно пострадал за эту смелость, и хотя потом был помилован, но сохранил в душе жестокое воспоминание о минуте грозившей ему казни, — в доме князя Василия Ивановича Шуйского. Зная лучше всех о смерти истинного царевича, он считал своим долгом вывести Россию из заблуждения, особенно с того времени, когда все дела и поступки самозванца стали явно вредить счастью нашего Отечества. Может быть, вы удивитесь, что он не сделал этого с самого начала; но восхищение народа и его преданность воскресшему Дмитрию были так велики, что никто не поверил бы в то время словам князя Шуйского, и он, верно, сделался бы жертвой своего усердия. Теперь же было совсем другое дело: все ясно видели обман и искренно благодарили человека, который предлагал средство избавиться от стыда называть своим государем беглого расстригу. Князь Шуйский был умен, хитер, решителен; был любим народом как потомок царского поколения и как герой, не страшившийся умереть за правду, итак, ему нетрудно было управлять умами всех бояр, недовольных Лжедмитрием и его Поляками, и мало-помалу составить заговор, в котором участвовали почти все Москвитяне. Он умел склонить на свою сторону и городских чиновников, и военных людей: первые были уверены в согласии народа, вторые — войска. Кроме того, помещики предоставляли от себя усердных слуг, а Шуйские призвали в Москву 20 000 надежных людей из своих собственных деревень. Все это было приготовлено очень скоро. Заговорщики решились истребить самозванца и Поляков и уже назначили для этого день: это было 17 мая 1606 года, через неделю после свадьбы царя. Пышные праздники еще не кончились: Лжедмитрий намеревался удивить народ невиданной на Руси забавой — велел построить деревянную крепость за Сретенскими воротами, вывезти туда несколько пушек из Кремля и представить картину приступа. Марина также собиралась повеселить придворных дам маскарадом или, как Русские говорили тогда, собиралась плясать со своими Польками в личинах. |
| Чем бы кончилось это новое направление Московского правительства, мы не знаем; ибо вскоре начались голодные годы и страшные смуты самозванщины, когда было уже не до крестьян и не до их переходов или прикрепления, когда все государство зашаталось в своих основаниях. Времена самозванщины дали совсем другое направление и общественному мнению и деятельности правительства. Московские бояре и землевладельцы, сблизившись с Польскими панами, приехавшими к самозванцу, изменили свое мнение о прикреплении крестьян и стали на сторонегнввого порядка: прикрепление крестьян к земле совершенно утвердилось, и колебание, замеченное при царе Борисе Федоровиче Годунове, потеряло прежнюю силу. В боярском приговоре от 1 февраля 1606 года нет уже и помину ни о переходе крестьян, ни о Юрьеве дне. В приговоре сказано: «По государеву цареву и великого князя Дмитрея Ивановича всея России слову, бояре приговорили: которые бояре, и дворяне, и дети боярские, и владычних и монастырских вотчин бьют челом государю о суде в беглых крестьянах, до 110 году, до голодных годов за год, на посады и в государевы в дворцовые слободы и в черные волости, и за помещиков, и за вотчинников, во крестьяне и в холопи; и тех приговорили, сыскивая, отдавати старым помещикам... А которые крестьяне пошли в холопи до голодных лет, и тех, сыскивая, по крестьянству из холопей выдавати. А на беглых крестьян, по старому приговору, дале пяти лет суда не давати» (ААЭ. Т. II. 40). Приговор 1606 года сделал только одно исключение: он дозволил оставаться на новых местах тем крестьянам, которые ушли от своих владельцев во время страшного голода 1602, 1603 и 1604 годов, и притом потому, что им самим кормиться было нечем, а прежние владельцы не кормили. В приговоре сказано: «Про которого крестьянина скажут, что он в те голодные лета от помещика или от вотчинника сбрел от бедности, что было ему кормиться немочно; и тому крестьянину жити за тем; кто его голодные лета прокормил, а истцу отказати; не умел он своего крестьянина кормити в те голодные лета, а ныне его не пытай... А которые крестьяне бежали в голодные годы с животы, прожити им было мочно, а пришли за иных помещиков или вотчинников жити во крестьяне и в холопи, тех, сыскивая, отдавати старым помещикам и вотчинникам». Таким образом, по приговору 1606 года прикрепление крестьян получило свою прежнюю силу. То же самое подтверждается и в так называемом указе царя Василия Ивановича Шуйского от 9 марта 16–07 года, напечатанном у Татищева при Судебнике, где положены даже и штрафы за принятие беглых крестьян. Но этот указ признан сомнительным еще от историографа Карамзина, и на нем утверждаться нельзя, 30 да и нет в том никакой нужды; ибо он нисколько не изменяет того положения, что во время смутов самозванщины укрепление крестьян к земле получило большую силу. |
| Высотно раскрытый пятью куполами интерьер дополняется витражными окнами, настенной масляной живописью (худож. Ермаков). Памятник — произведение волынской архитектурной школы, сочетающее традиции древнерусских конструктивных приемов с элементами готико-ренессансной архитектуры XV—XVI вв. 2) Кельи, 1606—1610 гг. Сооружение состоит из двух идентичных корпусов, симметрично примыкающих с юга и севера к Троицкой церкви. Каждый корпус — кирпичное, двухэтажное, прямоугольное в плане здание с двумя круглыми трехъярусными башнями на углах его торца. Ренессансный декор. Прямо-большие на первом этаже и втором, эффектно обрамлены белокаменными наличниками с чередующимися резными треугольными и сегментными сандриками, на первом этаже — сандрики на резных каменных консолях. Арочные входы южного и северного крыльев оформлены порталами, которые состоят из каннелированных пилястр, несущих антаблемент. Фриз антаблемента декорирован триглифами, розетками и маскаронами. Завершает композицию разорванный фронтон с картушем. Базы пилястр и участки стены над аркой входа украшены резьбой. На первых этажах, по сторонам сеней с лестницами на второй этаж, находятся по два больших зала, перекрытых сложной системой звездчатых сводов с нервюрами и резными розетками в центре. Второй этаж перекрыт крестовыми сводами, имеет коридорную планировку. Башни соединялись с кельями, были оборонными, снабжены ключевидными бойницами. 3) Юго-восточный корпус, 1606—1610 гг. Полуразрушен, кирпичный, прямоугольный а плане, одноэтажный с подвалом, увенчан глухой аркадой. Углы здания, оконные и дверные проемы подчеркнуты белокаменным рустом. 4) Колокольня, 1606—1610 гг. Представляет собой перестроенную мадвратную башню. Первый ярус соединяется с Троицкой церковью голепеей. Сооружение трехъярусное, нижние деления составляют единый прямоугольный в плане объем, имеют три членения, лерекрытые по первому ярусу полуциркульными сводами. Верхний ярус квадратный в плане, с шатровой крышей со сложным заломом. Сооружение имеет архитектурные черты позднего барокко, проявляющиеся в тяжелом антаблементе со сложнопрофилированным карнизом нижнего объема и пилястрах, усиливающих вертикальный ритм композиции памятника. |
| В дальнейшем П. предпочитал придерживаться осторожной политики в отношениях с европ. государствами, стремясь к сохранению баланса между габсбургской Испанией и Францией, а также дистанцируясь от конфликтов между католиками и протестантами, в т. ч. в обл. Вальтеллина (Сев. Италия), подчиненной протестант. Республике трех лиг (ныне кантон Граубюнден в Швейцарии). Относительным успехом Рима стало принятие в июле 1615 г. общей ассамблеей духовенства Франции постановлений Тридентского Собора. Надеясь облегчить положение католиков в Англии, подвергавшихся репрессиям после раскрытия т. н. Порохового заговора (нояб. 1605), П. направил кор. Якову I Стюарту (1603-1625) послание, признавая его законным королем и осуждая действия заговорщиков. Однако в июне 1606 г. англ. парламент принял закон, вводивший среди прочего новую форму присяги на верность монарху. В ней, в частности, прямо отрицалось право папы Римского на любую юрисдикцию над королем Англии, а также право освобождать от принесенной присяги. П. признал эту присягу прямо противоречившей католич. догматике и осудил ее (бреве от 22 сент. 1606 и от 23 авг. 1607). Присяга вызвала раскол среди англ. католиков, часть их во главе с архипресв. Дж. Блэкуэллом (1547-1612) согласилась ее принести, что вызвало осуждение П. В завязавшейся в печати полемике т. зр. Рима представлял гл. обр. кард. Р. Беллармин (De potestate summi pontificis in rebus temporalibus. R., 1610), оппонентом которого выступил сам Яков I (Triplici nodo, triplex cuneus и Premonition, оба 1608). С началом понтификата П. совпал приход к власти в Русском гос-ве Лжедмитрия I , вызвавший в Риме надежды на распространение там католицизма. Начиная с июля 1605 г. П. направил самозванцу ряд посланий с такими призывами. Одновременно он просил воздействовать на Лжедмитрия I польских магнатов Ю. Мнишека и Б. Мацеёвского. В февр. 1606 г. Москву посетил официальный папский посланник Алессандро Рангони, племянник нунция в Польше (был принят 9 февр.). Лжедмитрий I просил папу Римского прислать способных советников, к-рые могли бы содействовать установлению его отношений с правителями Франции и Испании для организации совместных действий против Османской империи, а также артиллеристов и мастеров, умевших изготовлять осадные машины. После свержения Лжедмитрия I папа поддерживал планы подчинения России власти польск. кор. Сигизмунда III Вазы. Поэтому, в частности, остались без ответа адресованные папе Римскому послания, к-рые были направлены в нач. 1609 г. из тушинского лагеря Лжедмитрия II Мариной Мнишек и кн. Р. К. Ружинским. |
| Ужин в Эммаусе. 1606 г. (Пинакотека Брера, Милан) Ужин в Эммаусе. 1606 г. (Пинакотека Брера, Милан) Утверждение человеческого достоинства в бедности и смирении, развитое в живописи В. Фоппы, Дж. Дж. Савольдо, Моретто да Брешиа и Л. Лотто, стало определяющим в формировании искусства К. Это подтверждают недавно обнаруженные документы, показывающие связь художника с миланским кругом и влияние на его творчество идей католич. св. Карло Борромео ( Danesi Squarzina. 2001. P. 29). Антиакадемическое видение, отказ от канонов идеальной красоты, обращение к простонародным моделям отражают то, как К. понимал «законы церкви», влиявшие на общество и культуру Сев. Италии начала Контрреформации. «Ужин в Эммаусе», написанный в переходный для К. период - от натурализма к углубленному видению, доказывает справедливость оценки Р. Лонги, который назвал художника первооткрывателем кризиса ренессансного сознания, разрушившего веками возводившееся «здание» законов искусства ( Gregori M. Come dipingeva il Caravaggio//Michelangelo Merisi da Caravaggio. 1991. P. 13). Картина отмечает переход к последнему, наиболее интенсивному периоду творчества. Жертвоприношение Исаака. 1604 г. (Галерея Уфицци, Флоренция) Жертвоприношение Исаака. 1604 г. (Галерея Уфицци, Флоренция) В окт. 1606 г. К. бежал в Неаполь, где он «застал свое имя уже известным», так что ему поручили написать для капеллы семьи Франко в ц. Сан-Доменико-Маджоре «Бичевание Христа» ( Pacelli. 2002). Об этом полотне, созданном по заказу уроженца Ломбардии юриста Томмазо де Франкиса, писали, что «души знатоков и самих профессионалов потрясла эта новая манера, основанная на мраке с немногими светами, тонущими в тенях» ( De Dominici. 1743. С. 193-194). При реставрации были обнаружены следы первоначального замысла: в правой части картины - набросок портрета заказчика или автопортрет (см.: Караваджо: Картины из собр. Италии и Ватикана. М., 2011. С. 108), расширение композиции вправо (La Flagellazione di Caravaggio. 1999. P. 25). Несмотря на новаторство в трактовке вылепленных светом фигур, выступающих из мрака, и в их размещении в пространстве, композиция сопоставима с «Бичеванием Христа» кисти Ф. |
| Рангони не входил в обсуждение притязаний самозванца на императорский титул: император почитался покровителем церкви и получал корону из рук папы. Рангони решился просить Сигизмунда лишь о царском или королевском титуле, но Сигизмунд упорствовал и ссылался на решение сейма, отказываясь нарушить его права. Ничего определённого не сообщал нунций и по поводу ходатайств перед папой о разрешениях для Марины сделать уступки в пользу православных обрядов. Тем не менее, прежде чем получилось в Москве ответное письмо нунция от 3-го февраля 1606 года, Лжедимитрий вступил в непосредственные сношения с папой Павлом V. В первых числах января 1606 года он отправил в Рим ксёндза Андрея Лавицкого, поручив ему похлопотать перед папой о трёх предметах: во-первых, устроить при посредстве папы союз московского царя с римским императором и польским королём для общей войны против турок; во-вторых, поддержать царя перед польским королём по вопросу о присвоении Лжедимитрием императорского титула, и в-третьих, наградить нунция Рангони кардинальским достоинством. Вопрос о соединении церквей самозванец не затронул ни одним словом. Неожиданное появление Лавицкого в Кракове и Риме вызывало живейшее любопытство. Его рассказы о приключениях и успехах самозванца возбуждали неподдельные изумление и восторг. Его внешний вид казался странным и удивительным: он и за границу перешёл в том виде, как был в Москве, подражая православным священникам: в длинной рясе с широкими рукавами, с бородой и длинными волосами, с православным наперсным крестом. С особой радостью встретил его папа, с таким нетерпением ожидавший его. Папа лелеял заветные свои мечты о России и приходил в восторг от Лжедимитрия. Он видел в его необычайной судьбе перст Божий и верил в преданность его папскому престолу, а в случае надобности полагался на ревность польки, которая могла удержать его „на пути истины». В январе 1606 года папа только что получил от Марины письмо, преисполненное глубоко религиозным чувством. „Когда святые ангелы приведут её в Москву, – писала она, – то она не будет думать ни о чём ином, как о единении церквей; она будет только ожидать повелений от папы, она сдержит своё слово». В том же духе писали воевода Мнишек и кардинал Мацеевский. Папа приходил в восторг от положения дела и находил своевременным отправить в Россию католических епископов. Лавицкий своими рассказами лишь поддерживал приподнятое настроение папы. На счёт могущества царя в деле веры и покорности русских он не питал и тени сомнения. Он был свидетелем услужливости духовенства при избрании патриарха и на этом основании составил своё убеждение. Дальнейшие действия намечались сами собой: необходимо было окружить самозванца ревностными католиками, удалить от него подозрительных лиц и ожидать исполнения обещаний, данных в Кракове. |
| Вы, проф. Титов, мои рассуждения как по данному вопросу, так и относительно Евангелия 1703–1704 года считаете сказочными предположениями, которыми заниматься можно сколько угодно, были бы только охота и время; но пользы для науки от таких предположений и гаданий, разумеется, не может быть никакой. Таким суровым приговором вы, проф. Титов, поставили проф. Голубева в большое затруднение. Он не может уяснить, каким это образом его «фантастические, чисто сказочные предположения» в конце концов приводят к столь осязательным результатам, что становятся как бы реальными фактами? – В самом деле, на основании означенных предположений приходит он к заключению, что в конце 1703 или начале 1704 года изданное Львовским братством Евангелие вышло в свет с датой 1690 года и сознательно допущенным анахронизмом в молитве за короля. Г. Крыловский, специально занимавшийся изучением братских изданий и в своем труде выставивший счет листов в Евангелии 1704 года, заверяет проф. Голубева, что он, г. Крыловский, Евангелие с этой датой видел, в руках держал, – а тот всё твердит: не видел и не мог видеть. И что-же? Оказывается, по проверке, что профессор-то Голубев прав, а специалисту приходится только руками разводить, как это с ним, человеком в высшей степени аккуратным, мог произойти такой казус?! – Приходит проф. Голубев в Лаврскую библиотеку и видит на выставочном шкафу печатную надпись: «Евангелие, изданное Львовским братстволи в 1606 году», и говорит: «это, разумеется, не Евангелие 1606 года, а по всей вероятности Евангелие 1670 года. Дайте-ка его сюда». И что же? Оказывается, что профессор-то Голубев прав. Какой же это счастливчик проф. Голубев: стреляет из ружья холостыми зарядами («фантастическими, сказочными предположениями») и прямо попадает в цель! А может быть проф. Титов и ошибается? Может быть, ружье-то у профессора Голубева заряжено не фантастическими, сказочными предположениями, а чем-нибудь иным? Предоставляя решение этого вопроса моим читателям, я в данный момент попрошу их обратить внимание, серьёзное внимание или, как выражается проф. Титов, вчитаться, внимательно вчитаться в «речи» сего профессора о том, почему он находит совершенно неприемлемыми мои, проф. Голубева, «гадания» относительно неясной даты от Рождества Христова на Евангелии 1670 года, – даты, вследствие этого вводившей составителей описей в упомянутые заблуждения (дававшей повод одним из сих составителей относить означенное Евангелие к 1600 году, другим – к 1606 и 1609 годам). |
|
|
