| 625 См. выше, III, 37. У Krab.: Benedictio autem ejus in capime, qui participat, что согласно с греческим текстом LXX: ευλογα δ ες κεφαλν το μεταδιδντος. Вульгата с маленьким отличием: Benedictio autem supei caput vendentium. 626 Cic. De off. III, 11 , 47: Male etiam qui peregrinos urbibus uti prohibent eusqne exterminant etc. 628 В находящемся у Миня примечании сказано, что здесь подразумеваются товарищества людей искусства, например, скульпторов, художников и пр. 629 Cic. De off. III, 7, 34: Nihil vero utile, quod non idem honestum, nihil honestum, quod non idem utile sit. 633 Иначе y Цицер. Cp. De off. I, 7, 20 и III, 19, 76: iam se ipse doceat eum virum bonum esse qui prosit etc. 635 Ср. De off. III, 10, 40: Itaque utilitas valuit propter honestatem, sine qua ne utilitas quidem esse potuisset. 636 Этот текст св. Амвросия несколько разнится от текста греческого и Вульгаты (в общем почти согласных между собой), к которым примыкает и текст русский. У св. Амвросия: montes mortis, – у LXX: κα γροι παρχν, Вульгата: neque sint agri primitiarum. У св. Амвросия: protectio, y LXX: θυρες, Вульгата: clypeus. У св. Амвросия: Salii et Ionathan speciosi et caris simi, inseparabiles in vita sua, et in morte non sunt separati. Греч.: Σαουλ κα ωνθ’ αν o γαπημνοι κα ωραοι, ου διακεχωριςμνοι, ευτρεπες ν τη ζωη αυτν, κα εν τω θαντω αυτν ου διεχωρσθησαν. Вульгата: Saul et Ionathas, amabiles et decori in vita sua, in morte quoque non sunt divisi. У св. Амвросия: Ionathan in morte vulneratus est (не описка ли morte вместо monte?); греч., ωνθαν, π τ ψη σου τραυμαται, Вульг.: Ionathas in excelsis tuis occisus est. У св. Авмр.: Ceciderat amor tuus in me, sicut amor mulierum. Греч.: θαυμαστθη γπησς σου μοι πρ γπησιν γυναικν; Вульгата: et amabilis super amorem mulierum (Вультата здесь имеет еще: Sicut mater unicum amat filium suum, ita ego te diligebam). У св. Амвросия arma concupiscenda; греческий: σκεη πολεμικ, Вульгата: arma bellica. 639 Ср. Сис. III, 15, 64: sed sive et simulatio et dissimulatio dolus malus est hoc. И далее: Numquam igitur est utile peccarequia semper est turpe etc. |
| Rep. IV 10). Августин со своей стороны добавляет: «Благоразумие замечательное и [вполне заслуживающее] быть причисленным к римским достоинствам» (De civ. Dei II 13). В наше же время, с сожалением констатирует он, хотя актеры и не пользуются уважением, но театральные представления идут с большим успехом. Где же логика и ваш трезвый разум, римляне – вопрошает он. Вы лишаете всякой чести актеров, а в честь богов совершаете непристойные театральные представления. Да и на каком основании презирать актера, разыгрывающего «театральную мерзость», если бог, чьим именем она творится, всячески почитается? Единственно правильное решение здесь может быть выведено на основе силлогизма: «Греки заявляют: «Если почитают таких богов, то следует уважать и таких людей». Римляне дают вторую посылку: «Но людей подобного рода уважать не следует». Христиане заключают: «Следовательно, не должно почитать и богов такого рода " » (II 13). Неприязнь Августина к театральным искусствам основывается в первую очередь на его новой нравственно-религиозной установке. Отрицая религию и «безнравственность» античного мира, он вынужден был негативно оценить и зрелищные искусства, тесно связанные с языческими культами, что не помешало ему, однако, сделать интересные наблюдения и в этой области. Ненамного выше, чем зрелищные искусства, оценивал Августин живопись и скульптуру. Они также лишь слабо отражают истину, или реальность, на основе большего или меньшего подобия ей и поэтому – «ложны». Лежащие в их основании формальные закономерности типа равенства, единства, подобия, гармонии, пропорции и т. п. значительно «истиннее» конкретных изображений. Считая божественного Творца идеалом художника, Августин, как и вся патристическая эстетика, ценил природные объекты значительно выше произведений земного живописца или ваятеля (ср.: De vera relig. 2, 2). Использование же античным миром изображений в культовых целях, превращение их в идолы никак не способствовало высокой оценке их со стороны христианских идеологов. Августин следует здесь уже сложившейся христианской традиции отрицания изобразительных искусств, как одной из главных причин идолопоклонства (De civ. |
| А.В. Смирнов и др. Даже возможно заявить и нужно предупредить читателя, что нижеследующая краткая характеристика иудаизма менее всего претендует на оригинальность, на своеобразное освещение предмета; напротив, по задачам своего труда, автор должен был ограничиться общепризнанными чертами иудаизма, его бесспорными сторонами. Если уже на всем протяжении этого сочинения автор проверял каждую мысль данными критической науки, то особенно нужно было избегать всякого подозрения в тенденциозном освещении вопроса при характеристике дохристианского иудейства. В этом случае легче перенести упрек в неоригинальности мысли, в близости к научным пособиям, в следовании по проложенным путям, чем в предвзятой группировке материала, в одностороннем изображении предмета. Необходимо сделать еще примечание относительно нижеследующей цитации. Первоисточники цитируются без пояснений; если бы какой-нибудь читатель, вздумав проверить цитацию, встретился с недоумением, такого автор предупреждает, что, подобные, недоумения разрешаются лишь наличностью всех упомянутых выше изданий. Напр. я цитирую 4 Ezr. (3 Ездр.) VII, 32, это значит, что русский перевод нашей Библии совпадает с латинскими изданиями; напротив, 4 Ezr. VII, 78 показывает, что этого стиха нет в русском переводе и взят он не из издания Fritzsche, у которого нет такого счета, а из издания Robinsona (Bensly and James). 3700 С этой точки зрения воспрещаются пьянство, ссоры, леность, блуд, гордость, ростовщичество и предписываются любовь, почтительность к родителям, милосердие, негневливость, снисходительность. Ср. выше. Отголосок этого воззрения в Евангелии мы видим в (Мф.5:25; Лк.12:58 ). 3714 Test. Zab. 9. По Юбил. V. 18 «Бог будет милостивым ко всем, которые обратятся от всякого своего злодеяния однажды в год». 3716 Τов.4:15. То же у Филона: τις παθεν χθαρει, μ ποιεν ατν (Евсевия Praep. evang. lib. VIII, cap. VII). 3719 Таким образом, закон окончательно закреплял ту идею рабства, которая была завита в самой основе еврейской религии. |
| Нет! Больше. Любовью достигаем вечной блаженной жизни. Это предел широты любви, святой любви Божественной. Но любовью же достигаем и глубины ада... Есть любовь к добру. Есть любовь ко злу. Первая возносит до необъятных просторов. Вторая низвергает до ужасных предельных адских темниц... У выдающегося русского художника В. А. Катарбинского есть пречудная картина «Добро». В виде светлого Ангела неземной красоты Добро приковано над миром на высокой скале. Лик этого Ангела скорбен и бесконечно кроток. Белые крылья Добра распростёрты, бледные руки кровоточат. Они пронзены острием мечей. У ног Ангела плывут черные тучи, поднявшиеся от земли, удушливые туманы (грехи), вышедшие из бездн жизни. Добро выше всего этого, выше зла, но оно пригвождено. Оно живёт, оно прекрасно. И тот, кто сумеет преодолеть опасности узкой горной тропы и подняться на недоступные слабым душам высоты, тот увидит лучистый образ Добра. Тот поймёт его красоту и... решится умереть за Добро...... Две маленькие детские головки – мальчика и девочки – доверчиво склонились над белым платком с ягодами и... выбирают, что поспелее и покрупнее, шушукаясь между собой... Чьи это дети? Кто их родители? Какой они веры или какого неверия? Одно знаю, что малого зовут Андрюшей, а девочку, она немного побольше, но такая щупленькая, тоненькая-тоненькая, зовут Ира. У них папа с мамой ушли «по грибы», скоро придут... Но и что тут особенного? Придут папа с мамой, и детишки с радостными криками бросятся к ним навстречу. Но почему же они, эти две маленькие головки, так милы, так дороги, так близки сердцу? Ну почему? Ну скажите мне, ради Бога, почему? Да, да, почему и отчего ещё текут вот эти слезы?... «...видя город (детей, кричащих Ему «осанна»), плакал горько...» (ср. Лк. 19, 41 ). Кто много может любить, тот должен много страдать. И больше – тот должен в этих страданиях умереть..., таков предел святой Христовой любви. Любовь – вечный идеал! Любовь – вечное страдание. Любовь – вечная жизнь с Богом. Любовь – вечная смерть с диаволом. |
| Князь вдруг пьедестально высказывается. 2) Тут входит Аглая, спокойно, величаво и просто грустная, говорит, что во всем виновата, что не стоила любви Князя, что она избалованная девушка, ребенок; что она вот за что полюбила Князя (и тут Отелло): наивная и высокая речь, где Н Ф чувствует всю безмерность ее любви, а Аглая, думая выставить недостаточность и ничтожность своей любви и тем успокоить Н Ф и Князя, — напротив, наивно и себе неведомо, только выставляет великость, глубину и драгоценность своего чувства. Несколько ласковых слов с Н Ф , но через силу, несколько наивност , — расстаются. Н Ф , пораженная, и Князь предчувствует, что с отчаянием в лице идет одеваться, а Аглая уходит к Гане, и там истерическая сцена сожжения пальца. Затем сцена Гани с Ипполитом, который перетаскивается к Князю, свадьба, вечер, будущий мир России и человечества и экономические разговоры. А затем заключение» (IX. 284–285). Однако неожиданная для Аглаи метаморфоза была отвергнута, и Достоевский вернулся к намеченной ранее «сцене двух соперниц», в которой Аглая нравственно «падает». По июньско-июльским планам вслед за сценой этой предполагалось авторское отступление с прямым выражением своего отношения к событиям и герою: «NB. главное. После сцены двух соперниц: Мы признаемся, что будем описывать странные приключения. Так как трудно их объяснить, то ограничимся фактом. Мы соглашаемся, что с Идиотом ничего и не могло произойти другого. Доскажем же конец истории лица, который, может быть, и не стоил бы такого внимания читателей, — соглашаемся с этим. Действительность выше всего. Правда, может быть, у нас другой взгляд на действительность 1000 душ, пророчества — фантасти действит . Может быть, в Идиоте человек-то более действит . Впрочем, согласны, что нам могут сказать: „Все это так, вы правы, но вы не умели выставить дела, оправдать факты, вы художник плохой“. Ну тут уж, конечно, нечего делать» (IX, 276). Мысли эти дают ключ к заглавию и поэтике романа. Они перекликаются с основным его лейтмотивом (ср., например, обращенные к Мышкину слова Настасьи Филипповны, перед уходом ее с Рогожиным: «Прощай, князь, в первый раз человека видела!» — или Ипполита, перед попыткой самоубийства: «Стойте так, я буду смотреть. |
| 129. «Из переписки Л. Н. Толстого». — «Вестник Европы», 1915, 3, стр. 19. 130. Ср. выше, стр. 88. 131. «Из переписки Л. Н. Толстого». — «Вестник Европы», 1915, 3, стр. 15. Толстой в этом письме отвечает на запрос, обращенный Русановым к В. Г. Черткову в письме к последнему от 27 февраля 1889 г.: «На-днях я прочитал в «Пантеоне литературы», что будто он (т. е. Толстой, Н. Г.) пишет повесть, посвященную анализу любви. Правда ли это?» (АЧ). В «Пантеоне литературы» (февральская книжка за 1889 г., стр. 22) в отделе «Современная летопись» была напечатана следующая заметка: «Гр. Л. Н. Толстой, по словам «Русского дела», работает в настоящее время над новою повестью. По размерам своим и отчасти по характеру новое произведение великого художника ближе всего, по слухам, подходит к повести «Смерть Ивана Ильича», разница только в том, что последняя была посвящена анализу смерти, а новая дает анализ чувства любви. Она уже почти кончена, но строгий к себе художник не желает ее скоро выпустить. Он хочет ее глубже продумать и заняться ее тщательной отделкой». Заметка эта — почти буквальная перепечатка сообщения, впервые напечатанного в 51 «Русского дела» за 1888 г., от 17 декабря, стр. 10. 132. «Дневники С. А. Толстой. 1860—1891 гг.» Издание М. и С. Сабашниковых М. 1928, стр. 160. 133. Ibid., стр. 142. 134. Однако в тексте ее читаем следующие слова Позднышева: «Ведь вы помните, что если женятся по домострою, как он говорил» (стр. 378). Это, видимо, бессознательная реминисценция 1-й и 2-й редакций повести, где фигурирует старик-пассажир. 135. Точнее — для введения в повесть мотива музыки и для связи повести с определенным музыкальным произведением — именно с сонатой Бетховена, посвященной Крейцеру. 136. Еще в 1876 г. летом в Ясной поляне гостил свойственник Толстого И. М. Нагорнов, талантливый скрипач, пользовавшийся большим успехом в Италии и во Франции. По словам С. Л. Толстого, он играл в Ясной поляне «Крейцерову сонату», и эта игра также произвела на Толстого большое впечатление. |
| Велик и дивен мир святой свободы. Вне ее невозможно спасение как обожение человека, как сообщение ему божественного образа бытия. Необходимо, чтобы он сам (человек) свободно определился на вечность. Единственно верный путь в борьбе за реализацию этого чрезвычайно высокого призвания нам может указать только заповедь Христа. «Вся тварь стремится к освобождению от рабства тлению в свободу богосыновства» (ср. Рим.8:21–23). Повсюду ныне происходит борьба за свободу и независимость, но едва ли найдешь человека, которому открылась тайна богоподобной свободы детей Отца Небесного. Характерно для усиленной молитвы, что увлекает она и сердце и ум в их стремлении к вечному настолько, что все прошлое забывается и сознанием владеет единственная забота – стать достойными Бога. Чем сильнее наше устремление к беспредельному, тем медленнее кажется нам наше движение. Подавляющее ощущение своей ничтожности, с одной стороны, и величие Искомого, с другой, создают ощущение медлительности. Все в этом положении происходит вне возможности для нас сравнения с кем-либо иным, а отсюда невозможность и относительного суждения о нашем движении вперед или назад. В созерцании святости Бога человек растет быстрее, чем прогрессирует в своей способности сообразовать свою жизнь с заповедью. Отсюда впечатление, что расстояние между нами и Богом не перестает возрастать. По аналогии, хоть и отдаленной, это явление знакомо каждому настоящему художнику или ученому. Вдохновенная идея всегда недосягаемо выше, чем возможность ее исполнения. Обыкновенно живописец чувствует, что намеченная цель ускользает все дальше и дальше в процессе ее реализации. И если так бывает в области искусства, то тем более в области духа, влекущегося к познанию безначального непостижимого Божества. Каждый художник, реализуя свой творческий замысел, познает муки творчества, но несравнимы они с мучениями молящейся души. Когда ум христианина бывает оторван от своего пребывания в Вечном дурными помыслами, тогда страх, разумеется, духовный, овладевает им. Видеть себя в рабстве низким страстям, отвлекающим его от Бога, – оскорбляет его до боли великой. От отчаянного горя молитва собирается внутрь, в самую сердцевину существа нашего. Это сосредоточение внутрь может принять форму «спазмы»: весь человек сжимается воедино, подобно крепко сжатому кулаку. Молитва становится воплем без слов. И сожаление о нашей удаленности от Бога принимает характер невыразимого горя. Да, нет большего горя, чем видеть себя в темной яме греха, недостойным Святого Святых. |
| in. Bapt. с. 18. Migne 36. 381. с. Русс. III. 238. «Велико девство и безбрачие и вчинение с ангелами и свойственною Монаде (Богу) Природою – затрудняюсь сказать, – со Христом, Который благоволил и родиться для нас рожденных и рождается от Девы, узаконяя тем девство, чтобы оно переводило нас из настоящего мира в будущий». In laud. Basilii Magni Or. 43 с. 62 Migne 36. 576. cd. Русс. IV. 95. «Безбрачие выше и божественнее брака, но труднее и опаснее, – брак ниже, но безопаснее. Она (Горгония), избежав невыгод того и другого, избрала и соединила лучшее из обоих – и высоту безбрачия и безопасность супружества, и с браком соединила добродетель безбрачия, чем показала, что ни девство, ни супружество, сами по себе, не соединяют нас всецело ни с Богом ни с миром. Напротив, ум должен из них обоих, как художник, обрабатывать и создавать добродетель. Or. VIII jn Jaud Gorgoniae с. 8 Migne 35 797 а-с Рус. 1.221. Ср. еще: «Лучше девственная жизнь, подлинно лучше. Но если она предана миру и земному, то хуже супружества... Блажен, кто друг мира и чист сердцем!» Стихотворения – Λγοι – 16 (12) Migne 38. 437 Рус. IV. 225. «Сперва сблизился я с людьми благочестивыми, которые, отрешаясь от перстного мира, избегли брачных уз, чтобы, окрыляясь, следовать за Царем Христом и с великою славою переселиться отселе. Их возлюбил я, объял всем сердцем и избрал для себя вождями небесной надежды. А потом и сам отринул тяжелое иго супружества, возлюбив высокий жребий вечно юных существ, потому что природы, населяющие обширное небо, не знают уз супружеских и выше беспокойных страстей. И таков, во первых, пресветлый великий Бог , а по Нем таковы же и Божии служители, которые стоят близ вышнего престола, приемлют на себя первый луч чистого Бога и, просветленные им, преподают свет и смертным. А те, которые совокуплены во едино из души и тела, по природе двойственны, суть порождения противоборствующий персти, любят супружескую жизнь и готовы сеять в плоть. Но Бог Слово, принеся нам лучший жребий, поставил его (жребий) вдали от плоти и отделил от обманчивого мира, приблизил же к безбрачной жизни бессмертных. |
| По словам Сципиона, «так как они считали сценическое искусство и театр вообще позорящим человека, то они постановили, чтобы такие люди не только были лишены почета, подобающего другим гражданам, но даже подлежали исключению из трибы на основании порицания цензора» (Cic. Rep. IV, 10). Августин со своей стороны добавляет: «Благоразумие замечательное и [вполне заслуживающее] быть причисленным к римским достоинствам» (De civ. Dei II, 13). В наше же время, с сожалением констатирует он, хотя актеры и не пользуются уважением, но театральные представления идут с большим успехом. Где же логика и ваш трезвый разум, римляне? - вопрошает он. Вы лишаете всякой чести актеров, а в честь богов совершаете непристойные театральные представления. Да и на каком основании презирать актера, разыгрывающего «театральную мерзость», если бог, чьим именем она творится, всячески почитается? Единственно правильное решение здесь может быть выведено на основе силлогизма: «Греки заявляют: «Если почитают таких богов, то следует уважать и таких людей». Римляне дают вторую посылку: «Но людей подобного рода уважать не следует». Христиане заключают: «Следовательно, не должно почитать и богов такого рода» (II, 13). Неприязнь Августина к театральным искусствам основывается в первую очередь на его новой нравственно-религиозной установке. Отрицая религию и «безнравственность» античного мира, он вынужден был негативно оценить и зрелищные искусства, тесно связанные с языческими культами, что не помешало ему, однако, сделать интересные наблюдения и в этой области. Не намного выше, чем зрелищные искусства, оценивает Августин живопись и скульптуру. Они также лишь слабо отражают истину, или реальность, на основе большего или меньшего подобия ей и поэтому - «ложны». Лежащие в их основании формальные закономерности типа равенства, единства, подобия, гармонии, пропорции и т. п. значительно «истиннее» конкретных изображений. Считая божественного Творца идеалом художника, Августин, как и вся патриотическая эстетика, ценил природные объекты значительно выше произведений земного живописца или ваятеля (ср.: De vera relig. |
| В общепромыслительном и предваряющем влияниях благодатной силы Божией к человеку простирается действие Святого Духа без участия его свободы. Но за призывом его ко спасению в просвещающем и освящающем влияниях благодатное действие всецело сообразуется с расположением и настроением человеческой воли. Обогатиться Богом в силе Святого Духа есть важнейшая задача земной жизни. Нет ничего выше для человека на земле по сравнению с заповедью возлюбить Бога и ближних и почувствовать любовь к себе Бога. Чтобы точнее уяснить себе всю важность этой жизненной задачи, ответим предварительно на два вопроса: а) какова способность любить у падшего человека вне благодати и б) каково значение для нее действия Святого Духа. а) Силы одной природы человека в деле спасения весьма ограниченны. Падший человек по природе способен лишь «предоставлять себя Художнику (Богу)... для принятия на себя Его художества» и приспособлять свою душу к восприятию силы свыше. Он может напрягаться к добру, противиться самолюбию. Но из глубины его воли всегда поднимается жажда самоугождения и греховной услады, склоняющая его к совершению всякого зла. Так закрученная металлическая спираль разгибается в привычном направлении, получив свободу раскручиваться. Вне благодати падшая воля, как голодный волк, все смотрит в лес угождения страстям и нуждается в пересоздании самых глубин своих. У нее нет силы самоотвержения, постоянной, твердой и деятельной, нет воодушевления к совершению всего доброго, нет и власти искоренять страстные влечения. Сама по себе она способна лишь избирать доброе, предначинать его с величайшей неохотой и искать помощи Божией молитвой лишь в делах земных. Наши силы естественные годны лишь для дел временной, земной жизни. Но для дел, имеющих прямую связь с вечностью, обыкновенных сил решительно недостаточно. Например, человеку не дано природно достигать совершенства в любви, чтобы он, смирившись, был приведен к высоте и своим подвигом, и преобладающей помощью Святого Духа. Вне Церкви горький опыт бесплодных усилий жить любовию невольно приводит всякого из нас к заключению, что без Бога (мы) «не можем делать ничего» (ср. |
|
|
