| Непосредственно перед появлением „вольфенбюттельсках фрагментов” в истории рационалистических учений о Библии было знаменательное затишье, как перед бурей. Простая передовая статья в одном из периодических изданий Германии оказала решительное влияние на дальнейшую судьбу рационализма. Бывают такие моменты в жизни народов, когда одна книга, одно слово бросает неожиданный, но яркий свет на всё положение, разгоняющий царивший доселе мрак. „Зло, сокрытое доселе, – справедливо замечает Вигуру, – теперь явилось пред глазами всех, и общественная совесть была потрясена до основания. Потом раздался голос, одарённый силой: теперь же было только эхо, но такое эхо, которое решительно, окончательно выражало мысль, бывшую до сих пор неясной и неопределённой” 89 . Изданием „вольфенбюттельских фрагментов” Лессинг привёл в движение струны, вибрирующие аккорды которых отозвались по всей Германии. Впечатление, произведённое опубликованием фрагментов, справедливо сравнивают с неожиданным ударом грома, сопровождаемым одновременно ослепительным блеском молнии. Впервые волфенбюттельские фрагменты анонимного писателя (=Wolfenbüttelsche Fragmente eines Ungenannten) появились в 1774 г. в „документах истории и литературы”, издаваемых Лессингом. Долгое время завеса тайны скрывала настоящего автора этих фрагментов. Общее убеждение приписывало составление их самому Лессингу. Только в 1827 году были представлены неоспоримые доказательства, что автор фрагментов был Реймарус, профессор философии в Гамбурге 90 . Он умер в 1765, оставив после себя рукопись под заглавием: „Schutzschrift für die vernünftigen Verehrer Gottes” 91 . При жизни Реймарус не осмеливался предложить своё сочинение публике, но его вдова переслала оставшиеся после мужа рукописи Лессингу для издания. Пользуясь правом печатать без предварительной цензуры, Лессинг, бывший в то время библиотекарем при дворе герцога брауншвейгского в Вольфенбюттеле, издал часть рукописи Реймаруса. Так как в рукописи было много таких идей, которые казались крайними даже для современного рационалистического века, то рукопись печаталась по частям, начиная с менее соблазнительных. Между 1774 и 1778 годами Лессинг издал семь отрывков, последствием чего было то, что вся Германия была наэлектризована смелыми и дерзкими взглядами Реймаруса. Хотя сам Лессинг в примечаниях к фрагментам иногда возражает Реймарусу, но уже в то время никто не сомневался, что с сущностью сочинения он вполне согласен. Впрочем, целью издания было, по словам Лессинга, не распространять новое богословское учение среди народа, а только испытать, пощупать пульс общественного религиозного сознания. |
| Существенным, недостатком в рассуждениях этих мыслителей являлось, впрочем, то, что Богооткровенное учение о происхождении зла в мире они хотели уяснить себе не под руководством истинной Церкви Христовой, а подобно рационалистам на основании лишь одних собственных рассудочных соображений и потому нередко становились в противоречие с истинно богооткровенным учением. В этом отношении особенно типичным представляется поведение Лессинга (1729 – 1781). Правда, сам Лессинг упорно отрекается от популярной философии и философского направления, известного под именем «немецкого просвещения»; но в действительности он есть самый выразительный представитель этого направления и этой легкомысленной философии. Будучи великим реформатором в области национальной немецкой литературы, остроумным критиком и популярным прозаиком, Лессинг, по своему общему мировоззрению, представляет образец тогдашнего эклектического направления, – и было бы весьма затруднительно определить то общее начало, из которого вытекают его воззрения. Он, по-видимому, покровительствовал рационализму, издал даже известные «Wolfenbütteler Fragmente» Реймаруса; но едва ли кто нанес более сильный удар рационализму, чем он, обнаружив все его легкомыслие и пошлость. Лессинга называли последователем Спинозы, – и действительно он, по-видимому, был склонен к пантеистическому мировоззрению и не раз высказывал детерминистические суждения как о процессе развития мировой жизни, так и о деятельности человека; но пантеистом назвать его нельзя, потому что он сам не только объявлял себя верующим в бытие личного Бога, но и признавал действие Божественного Промысла как во внешней природе, так и во всей истории человечества, высоко ценил учение Божественного Откровения о происхождении зла в мире, бессмертии человеческой души и вечной жизни каждого отдельного, человека. Лессинга считали глубоко верующим христианином, оправдывающим с философской точки зрения все истины Божественного Откровения, видели в нем христианского апологета, и потому считали даже возможным найти у него основания для построения супранатуралистической апологетики. И действительно, Лессинг не отвергает, кажется, ни одного христианского догмата. Но на самом деле едва ли кто дальше стоял от истинно христианского учения, чем Лессинг, потому что каждому христианскому догмату он приписывает, вовсе не тот смысл, какой ему принадлежит. Исторической стороной христианской религии он совершенно не интересуется. Само христианство он не признает цельным и законченным делом божественного Откровения, а лишь одним из явлений в процессе человеческого развития, каковое значение принадлежит и всем другим положительным религиям. По учению Лессинга, уже не далеко то время, когда христианство должно будет уступить свое место другой более совершенной религии. Эта новая религия, имеющая заменить христианство, начнет свое дело с восстановления учения древнегреческого философа – Платона о том, что добро нужно делать только ради добра, а не ради какой либо награды. |
| A lo largo de toda la serie de homilías, Crisóstomo recalca, en contra de los arrianos, que el Hijo es igual al Padre y no inferior al Padre, aunque El hable de sí mismo en forma humana cuando se refiere a su naturaleza humana. La interpretación de las parábolas es magistral, y las exhortaciones morales y ascéticas del autor reflejan las costumbres y maneras de la época. Los teatros son objeto constante de su condenación, y los monjes, de sus alabanzas. Las homilías 69 y 70 describen su modo de vivir, su vestido, sus trabajos y el contraste de sus cantos con los de la escena. Describe su victoria sobre el vicio y presenta su devoción como un ejemplo edificante para todos. Se recomienda especialmente la limosna y a los pobres se les llama hermanos de Cristo y nuestros. Las Homilías sobre Mateo gozan del privilegio de haberse conservado, aunque incompletas, en el manuscrito más antiguo que poseemos de los escritos de Crisóstomo, en el Códice uncial 95 de la Biblioteca Ducal de Wolfenbüttel, que dala del siglo VI. Hasta ahora no lo ha utilizado ningún editor. A partir del siglo XI, el número de manuscritos es relativamente grande. Ciento setenta y cinco manuscritos, por lo menos, escalonados desde el siglo IX al siglo XVI, contienen el texto completo o parte de él. Ni siquiera Field, que preparó el mejor texto que existe (reimpreso en Migne 57–8), consultó más de once o trece manuscritos (cf. PG 57,V-VII). La traducción latina más antigua de las Homilías sobre Mateo es la que hizo el diácono pelagiano Aniano de Celeda. Por desgracia, la persecución de los pelagianos, que empezó hacia el año 420, le impidió dar cima a su trabajo, y, en consecuencia, ningún manuscrito ofrece más allá de las veinticinco primeras homilías. La versión latina completa más antigua es obra de Burgundio Pisano (+ 1194); se conserva en el Codex Vat. Lat. 383, del siglo XII. Las homilías fueron traducidas por tercera vez por Jorge de Trapezunt (+ 1486) a petición del papa Nicolás V (1447–1455). Ya en el siglo y se hizo una versión armenia, de la cual publicaron los mequilaristas de Venecia, en 1826, las primeras veinticinco secciones. Una versión siríaca de la misma época se conserva, sólo en fragmentos, en cuatro manuscritos del siglo VI del British Museum. El diácono Teódulo (Abdallah) tradujo las homilías al árabe en el siglo X, y Eutimio del Monte Athos (+ 1028) las tradujo en el siglo XI al georgiano. Ninguna de ellas se ha impreso todavía. |
|
|
