| резко прервал, а также в 1501 г. получил от Флорентийской республики заказ на изготовление монументальной статуи Давида для фасада собора Санта-Мария-дель-Фьоре (Галерея Академии, Флоренция). М. Б. был передан в работу мраморный блок, ранее оставленный Агостино ди Дуччо из-за имевшейся в нем трещины; этот дефект и большая высота глыбы определили особенности композиции скульптуры. М. Б. придал ветхозаветному образу, имевшему во Флоренции статус республиканского символа, новое прочтение. Отказавшись от повествовательных элементов (изображений доспеха, меча, головы Голиафа), он выбрал момент, предшествующий поединку, и сосредоточил внимание на самой идее победы, к-рую раскрыл через классический мотив героической наготы. Библейский персонаж уподоблен античному атлету, чье крепкое, сильное тело с напряженными мускулами, преувеличенные размеры рук, спокойно взвешивающих камень и придерживающих пращу, грозный и гордый взгляд не только выражают физическую мощь, но и указывают на духовное превосходство над противником. В 1504 г. комиссия, включавшая ведущих флорентийских художников, учитывая совершенство статуи, приняла решение установить ее у стен Палаццо-делла-Синьория. М. Б. выполнил также модель для бронзовой скульптуры Давида (отливка была сделана лишь в 1508, в отсутствие М. Б., и не сохр.). В 1503 г. М. Б. получил заказ на изготовление статуй 12 апостолов для флорентийского собора (осталась незаконченной статуя св. Матфея; Галерея Академии, Флоренция), а в 1504-1507 гг. по заказу правительства Пьеро Содерини М. Б. начал работу над картоном для фрески «Битва при Кашине», к-рая должна была составить пару «Битве при Ангиари» Леонардо да Винчи в Зале Большого совета в Палаццо-делла-Синьория. Живописная версия не была исполнена, но картон М. Б. и неск. его подготовительных рисунков пользовались большой популярностью среди современников; картон известен лишь по фрагментарной копии Бастиано да Сангалло (Холкем-Холл, графство Норфолк), на к-рой воспроизведена сцена купания флорентийских солдат в Арно. |
| его гомилетические произведения (CPGS, N 7899-7900). К. Датема и П. Аллен, подготовившие наиболее современное (неполное - нек-рые проповеди остаются в рукописях) их издание, считают, что Леонтий К-польский жил в сер. VI в. ( Datema, Allen. 1987. P. 37). Не принадлежат Л. В. «Сборник о священных предметах» (текст, вероятно, является компиляцией VII в.; см.: Соколов. 2006. С. 164 и далее) и «Флорилегий о тленном и нетленном» (сохр. в афонском кодексе XI в.- Roberge. 2008. P. 73). Фрагменты являются более или менее точными цитатами из сочинений «Против несториан и евтихиан», «Тридцать глав против Севира» и «О ересях». Один из них сохранился в 2 ватиканских кодексах, остальные дошли в составе флорилегия «Учение отцов» ( Diekamp. 1907; Соколов. 2006. С. 138 и далее). В 3 флорилегиях, относящихся к книгам «Против несториан и евтихиан», Дейли видит не только ценный, а в некоторых случаях и единственный источник святоотеческих цитат, но и свидетельство того, какие именно церковные писатели пользовались авторитетом в век имп. св. Юстиниана ( Daley. 1978. P. 6). Сочинения Л. В. Все произведения Л. В. (кроме соч. «Против аполлинаристских подлогов», к-рое не поддается точной датировке), по всей видимости, были созданы в К-поле в 540-543 гг. ( Evans. 1970. P. 2-3; Daley. 1978. P. XXV) по просьбе друзей, настоявших на том, чтобы он письменно зафиксировал возражения и положительные вероисповедные формулы, которые он до этого излагал в полемике с к-польскими несторианами, севирианами и афтартодокетами (см. Афтартодокетизм ). Вначале Л. В., вероятно, составил 3 самостоятельных трактата: «Обличение и опровержение противоположных учений Нестория и Евтихия» (Contra Nestorianos et Eutychianos) ( Leont. Byz. Contr. Nestor. et Eutych. I) в жанре вопросов и ответов; «К тем из наших, что присоединились к растлевающему учению поклонников нетления» (Contra Aphthartodocetas) (Ibid. II) в жанре диалога; «Победа и триумф над сокрытым и существеннейшим учением несториан и их предшественников» (Deprehensio et Triumphus super Nestorianos) (Ibid. |
| с этим не названным по имени монахом было поставлено под сомнение некоторыми учеными (см.: Duval. 1980. P. 530-556; L ö hr. 2015. P. 68). Либо сразу после захвата Рима войсками готов под предводительством Алариха 24 авг. 410 г., либо незадолго до этого П., подобно мн. римлянам, предпочел покинуть ставший небезопасным город (см.: Mar. Merc. Common. Caelest.//ACO. T. 1. Vol. 5. Pt. 1. P. 68). Предположительно, в окт. 410 г. П. и Целестий прибыли в Сев. Африку и высадились на берег в приморском г. Гиппон Регий (ныне Аннаба, Алжир), епископом к-рого был блж. Августин (см.: Koopmans. 1954. P. 150). Блж. Августин в это время находился в Карфагене. Предполагается, что из Гиппона Регия П. отправил блж. Августину вежливое письмо, в к-ром сообщал о своем благополучном прибытии в его диоцез (не сохр.). Блж. Августин ответил П. кратким дружеским письмом ( Aug. Ep. 146); впосл. блж. Августин цитировал и комментировал это письмо в соч. «О деяниях Пелагия» (см.: Idem. De gest. Pelag. 26. 51 - 29. 53), однако без указания его датировки, поэтому отнесение письма и ответа к 410 г. остается лишь наиболее вероятной гипотезой. Еще до возвращения блж. Августина в Гиппон Регий П. и Целестий покинули город и отправились в Карфаген. Когда блж. Августин вернулся в Гиппон Регий, он узнал, что П., с к-рым он хотел познакомиться, уже уехал; при этом блж. Августин не нашел никаких следов того, что П. распространял к.-л. ошибочное учение (см.: Ibid. 22. 46). П. и его спутники провели в Карфагене зиму 410/1 г. (см.: Koopmans. 1954. P. 151). В Карфагене П. неск. раз видел блж. Августина, занимавшегося в 411 г. подготовкой собеседования с донатистами, однако встречи были непродолжительными, так что блж. Августин не смог составить мнение о П. и его взглядах (см.: Aug. De gest. Pelag. 22. 46). Вероятно, П. не высказывал в Карфагене публично никаких необычных суждений, однако он мог выражать свои взгляды в частных беседах. Согласно блж. Августину, одновременно с приездом П. и его учеников среди карфагенских христиан стали распространяться мнения о том, что крещение младенцев совершается Церковью не для отпущения им грехов, но лишь для их освящения во Христе (см.: Idem. |
| От философского гуманизма к евангелизму (1480-1521) Ок. 1480 г. Л. д " Э. стал магистром свободных искусств (документальное подтверждение этого в актах ун-та не сохр., однако впосл. Л. д " Э. неоднократно упоминается как магистр; см. по указателю: Farge. 2006); возможно, в это же время он был рукоположен в сан пресвитера (точная дата не известна). Писатели кон. XV-XVI в. упоминают, что Л. д " Э. имел возможность получить церковную должность и бенефиций , однако предпочел занятия науками (см.: Bedouelle. 1976. P. 7-8). После завершения философского образования он не стал продолжать обучение на теологическом фак-те, а начал преподавать на фак-те искусств; впосл. во время богословских дискуссий оппоненты нередко упрекали его в том, что он толкует Свящ. Писание и рассуждает о теологических проблемах, не имея богословского образования и степени д-ра теологии. Вероятно, нежелание Л. д " Э. изучать схоластическую теологию связано с его негативным отношением к ней, сформировавшимся вслед. влияния на него идей спиритуализма и гуманизма. Впоследствии он выделял как своих учителей и единомышленников нескольких гуманистов, живших и преподававших в Париже в 80-90-х гг. XV в.: греков Георгия Эрмонима ( между 1508 и 1516) и Ианоса Ласкариса ( 1534), у к-рых брал уроки древнегреч. языка, лит-ры и философии; итальянцев Джованни Джокондо ( 1515), Фаусто Андрелини ( 1518) и Паоло Эмилио ( 1529). С нач. 80-х гг. XV в. до 1508 г. основным занятием Л. д " Э. было преподавание философии и др. свободных искусств в Парижском ун-те, преимущественно в коллеже Кардинала Лемуана. О его преподавательской деятельности известно не много, однако отзывы современников свидетельствуют, что Л. д " Э. пользовался значительным авторитетом и всеобщим уважением на факультете. Состоявший в переписке с Л. д " Э. лионский медик, гуманист и теософ Симфорьен Шампье (ок. 1471-1538), приводя в 1507 г. список произведений и изданий Л. д " Э. в соч. «О галльских писателях» (De gallorum scriptoribus), отзывался о нем так: «Это человек всесторонне образованный, диалектик, философ, математик... по всеобщему мнению наиболее выдающийся, поистине превосходящий других ученых, причем не только нашего времени, но и древности... он неустанно преподает, пишет и издает ради всеобщей пользы» (см.: [ Symphorien Ch.] Liber de quadruplici vita... Lugduni, 1507. P. также опубл.: Rice, ed. 1972. P. 174-176. N 58). Современники Л. д " Э. из числа гуманистов считали, что его философские лекции и публикации способствовали восстановлению во Франции «истинной философии Аристотеля» и освобождению аристотелизма от средневек. схоластических искажений; подобную оценку деятельности Л. д " Э. давали Томас Мор (1478-1535), Иоганн Рейхлин (1455-1522), Марио Эквикола (ок. 1470-1525), Ульрих фон Гуттен (1488-1523) и др. (см.: Rice. 1970. P. 132-133; Bedouelle. 1976. P. 28-29). |
| Наибольшей разработкой образа Г. отличается аккад. эпос о Г. Сохранилось 3 версии большой эпической поэмы, самая ранняя в записи 1-й четв. II тыс., но, видимо, восходит к посл. трети III тыс. до Р. Х., наиболее полная версия, приписываемая урукскому заклинателю Синликеуннинни (сохр. в записях VII-VI вв. до Р. Х.),- поэма «О все видавшем», одно из выдающихся произведений древневост. лит-ры, изложена в 12 песнях - «таблицах», последняя - дословный перевод с шумер. 2-й ч. песни «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир» и композиционно с поэмой не связана. По просьбе богов, обеспокоенных жалобами жителей Урука на их своенравного и буйного владыку, могучего Г., к-рый соблазняет женщин, в то время как их мужья выполняют тяжелые городские повинности, богиня Аруру создает дикого человека Энкиду, к-рый должен победить Г. Энкиду живет в степи и не подозревает о своем предназначении. Г. посещают видения, и он узнает, что ему суждено найти друга. Когда в Урук приходит известие, что в степи появился некий муж, исполин, защитник животных, Г. посылает в степь блудницу, полагая, что, если ей удастся соблазнить Энкиду, звери его покинут. Так и случается. Далее происходит встреча Г. с Энкиду, их поединок на пороге спальни богини Ишхары (в поэме чужеземная богиня Ишхара заменяет Иштар, Иштар в поэме - отрицательный персонаж, враждебный Г.). Ни тот, ни другой не могут одержать победу, и это делает их друзьями. Г. и Энкиду совершают вдвоем множество подвигов: сражаются со свирепым Хумбабой, хранителем горных кедров, с чудовищным быком, насланным на Урук богиней Иштар за отказ Г. разделить ее любовь. По воле богов Энкиду, разгневавший их убийством Хумбабы, умирает (видимо, вместо Г.). Г., потрясенный смертью друга, бежит в пустыню. Он тоскует о любимом друге и впервые ощущает, что смертен. Г. проходит подземным путем бога солнца Шамаша сквозь окружающую обитаемый мир гряду гор, посещает чудесный сад и переправляется через воды смерти на остров, где живет Ут-напишти - единственный человек, обретший бессмертие. Ут-напишти рассказывает Г. историю Всемирного потопа, очевидцем к-рого он был и после к-рого получил от богов вечную жизнь. Но для Г., говорит Ут-напишти, во 2-й раз совет богов не соберется. Жена Ут-напишти, жалея Г., уговаривает мужа подарить ему что-нибудь на прощание, и тот открывает герою тайну цветка вечной молодости. Г. с трудом достает цветок, но не успевает им воспользоваться: пока он купался, цветок утащила змея и сразу же, сбросив кожу, помолодела. Г. возвращается в Урук и находит утешение, любуясь видом сооруженной вокруг города стены. |
| Ок. 667 г. халиф Муавия отправил своего сына Язида на завоевание К-поля (наиболее подробные сообщения об этом событии сохр. в Мосарабской хронике 741 г., «Хронике 1234 года» и «Маронитской хронике»; см.: Jankowiak. 2013). Главные сухопутные силы арабов более года блокировали К-поль, подступали к стенам, грабили его окрестности и др. визант. города. Одновременно на Мраморном м. присутствовал араб. флот. Об успехах сторон в противостоянии у стен К-поля сведений почти нет. Неясно также, что побудило Язида в 668 г. снять осаду. Однако, вероятно, именно освобождение К-поля от осады в 668 г. позднее поминалось в визант. столице за литургией 25 июня ( Mateos. Typicon. P. 320; SynCP. Col. 772). Тем не менее снятие осады еще не означало для К. полного успеха. В 670-671 гг. араб. флот зимовал в захваченном Кизике ( Theoph. Chron. P. 353) и продолжал морскую блокаду К-поля еще ок. 2 лет. В летнее время араб. флот блокировал гавани К-поля; зимой арабы отступали в Кизик, но и для византийцев навигация в это время замирала. значительная часть снабжения К-поля была прервана или сильно затруднена; город по сути жил в изоляции от всех отдаленных областей империи, имея сообщение лишь с ближайшей округой (Вифиния, Фракия, Причерноморье, отчасти Греция). Большую роль в обороне византийцев сыграло 1-е использование секретного изобретения, известного как «греческий огонь». Подробного описания этого оружия не сохранилось. Его изобретателем в хрониках назван Каллиник, грек, бежавший от мусульман в К-поль из ливан. Баальбека (Гелиополя). Оружие, вероятно, представляло собой подобие насоса, приспособленного для использования некоего горючего состава на основе нефти. Струи из специальных «сифонов» обливали корабли противника, и затем состав легко воспламенялся (скорее всего горящими стрелами) ( Theoph. Chron. P. 353-354; Mich. Syr. Chron. XI 13. Vol. 2. P. 455). Вероятно, «греческий огонь» создал заметное преимущество византийцев и не позволил арабам, несмотря на превосходство в силах, одержать победу. Ведя осаду, арабы опасались прямых столкновений с огненосными кораблями и из-за этого год от года не могли добиться решительного успеха. |
| Альфонсо V Великодушного (1416-1458). Благодаря интересу короля к работам Яна ван Эйка, Рогира ван дер Вейдена, Петруса Кристуса и личному покровительству художникам, работавшим в И., прежде всего в Барселоне и Валенсии (их творчество отвечало его вкусу), получили распространение элементы нового нидерланд. искусства. В 1429 г. вместе с посольством в Нидерланды для заказа там шпалер и последующей организации шпалерного производства в И. Альфонсо V послал на обучение к Яну ван Эйку валенсийского живописца Луиса Дальмау. Он прибыл в Нидерланды в период завершения ван Эйком работы над грандиозным Гентским алтарем («Поклонение мистическому Агнцу») (ок. 1430-1432, собор св. Бавона в Генте). Сведений о том, в каком качестве пребывал Дальмау в мастерской ван Эйка, не имеется. Дальмау не усвоил технику масляной живописи, а следов., не мог работать вместе с великим фламандцем. Однако его работы наполнены точными цитатами из произведений ван Эйка и строятся на тех же принципах пространственной композиции. Ок. 1436 г. Дальмау вернулся на родину. В это время королевский двор переехал в Гаэту (совр. обл. Лацио, Италия), куда его не призвали. Художник остался жить и работать в Валенсии, но статус придворного живописца за ним остался. О работах Дальмау 1436-1438 гг. сохранились только упоминания. Первым дошедшим до наших дней произведением мастера и одновременно первой созданной в И. живописной работой в стиле Возрождения является ретабло «Мадонна советников» (1443-1445, Музей Каталонии). Алтарь был создан Дальмау в Барселоне, куда он перебрался в 1441 г. О первоначальном виде алтаря можно судить по авторскому рисунку с его проектом (Музей истории города, Барселона). Для алтаря художник выбрал нетипичную в И. форму с одной главной панелью и небольшой пределлой (не сохр.) ниже ее. Главная часть получила завершение в виде сильно скругленной стрельчатой арки, в результате чего декоративная рама прекрасно сочетается с формами готической архитектуры, изображенной на 2-м плане картины. В основной части Дальмау написал Мадонну с Младенцем, восседающую на массивном троне с готическим завершением. |
| 2005. С. 27-28)); перестали произносить древний возглас отпуста литургии: усвоенный после XII в. священнику (см., напр.: Τρεμπλας. Τρες Λειτουργαι. Σ. 154; принятый ныне в РПЦ Типикон указывает Д. принимать участие в отпусте (Типикон. [Т. 1.] С. 36), но на практике это предписание не соблюдается); перестали причащать мирян (преподание Д. мирянам Св. Даров - несмотря на то что это прямо допускается канонами (Трул. 58; ср.: Трул. 23), еще в VII в. было обычной практикой (см., напр.: Иоанн Мосх . Луг духовный. 219), а в традиции, в т. ч. рус., сохранялось до XIV в. (по крайней мере при хиротонии во Д.- см.: Желтов. С. 154) - с течением времени вышло из практики (возможно, это произошло из-за повсеместного употребления лжицы: в древности Д. обычно причащал Кровью, а священник - Телом Христовым; соединение Тела и Крови сделало ненужным участие Д.), так что в рус. диаконские ставленые грамоты синодальной эпохи было даже включено требование к Д. никогда не причащать никого самому; в совр. греч. практике обычай преподания Д. мирянам Св. Даров - причем с помощью лжицы - имеет тем не менее широкое распространение); перестали выносить свечу на литургии Преждеосвященных Даров в рамках обряда торжественного возжжения вечернего света (самые поздние свидетельства о том, что это делал Д., а не священник, относятся к 1-й пол. XV в.- см.: Alexopoulos. 198-209; вынесение Д. свечи в ходе аналогичного обряда в начале всенощного бдения сохр. доныне). Т. о., в поздневизант. эпоху ряд диаконских литургических функций перешел к священнику, что было связано также с общим сокращением числа Д. В визант. литургических толкованиях диаконское служение обычно сравнивается с ангельским; орарь Д. часто сопоставляется с ангельскими крыльями. В дополнение к стихарю и орарю в число визант. диаконских облачений во II тыс. вошли поручи , в XIV-XV вв. усвоенные сначала архи- и протодиаконам , а постепенно и всем Д. (хотя в греч. традиции рядовые Д. не имели поручей до нач. XX в.). Отличием архи- и протодиаконов стал т. |
| Б. признал первые 2 пункта, остальные отверг. В 1599 г. член инквизиционного трибунала кард. Роберт Беллармин сформулировал 8 еретических положений учения Б. (не сохр.), от к-рых тот должен был отречься. Вначале Б. согласился отречься от нек-рых из них, затем решительно отказался. 8 февр. 1600 г. был объявлен приговор о лишении его сана и смертной казни через сожжение. 17 февр. Б. был сожжен на пл. Кампо-деи-Фьори в Риме. Сочинения Лат. диалоги: «De umbris idearum» (О тенях идей, 1582), о проявлении Божественных идей в мире (ранний вариант учения Б., еще без ярко выраженного пантеизма ), и «Ars memoriae et Cantus Circaeus» (Искусство памяти и Песнь Цирцеи, 1582), о магическом преобразовании мира Цирцеей. Трактат «De compediosa architectura et complemento artis Lullii» (О сокращенном построении и дополнении искусства Луллия, 1582) излагает искусство памяти Луллия. Книга (не позднее 1583), включающая отрывок из «Песни Цирцеи», а также «Explicatio triginta sigillorum» (Изъяснение тридцати печатей) и «Sigillus sigillorum» (Печать печатей), представляет описание системы запоминания при помощи особых эмблем. Итал. диалоги: «La Cena de le Ceneri» (Пир на пепле, или Великопостная вечеря, 1584), содержит полемику с аристотелизмом и учением об ограниченности вселенной и неподвижности Земли в защиту гелиоцентрической теории Н. Коперника , прокламирует восстановление герметической философии (см. Герметизм ); «De la Causa, Principio et Uno» (О причине, начале и едином, 1584), обосновывает пантеизм и исследует отношения материи и формирующей ее силы; «De l " Infinito, Universo e Mondi» (О бесконечности, вселенной и мирах, 1584), разрабатывает физику и метафизику бесконечной вселенной; «Spaccio de la Bestia Trionfante» (Изгнание торжествующего зверя, 1584), посвящен обоснованию новой системы нравственности, переустройству посредством астральной магии земных порядков и человеческой души, в нем усматривается сатира на христианство; «Cabala del cavallo Pegaseo, con l " aggiunta Dell " Asino Cillenico» (Каббала Пегаса, с приложением Килленского осла; краткое название «Тайна Пегаса», 1585), аллегорический рассказ о перевоплощениях души, описывающий историю оккультного знания. |
| В 1897 г. К. был делегатом 11-го археологического съезда в Киеве. Как опытный канонист участвовал в 4-м интернациональном старокатолическом конгрессе в Вене, проходившем с 31 авг. по 3 сент. того же года. В Вене К. занимался греч. рукописями канонического содержания, для продолжения работы был командирован за границу в 1901 и 1902 гг. После отказа К. от должности декана в новооткрытом Томском ун-те 8 дек. 1898 г. он был оставлен в Юрьеве и назначен деканом юридического фак-та. С 9 июня 1898 г. К.- староста университетской Александро-Невской церкви (не сохр.), с 1 дек. 1901 г. почетный мировой судья Юрьево-Верроского окр. Пользуясь уважением коллег, неоднократно переизбирался на эти должности. С 1899 г. К. состоял товарищем председателя Учено-литературного об-ва при Юрьевском ун-те, с 5 окт. 1902 г. руководил об-вом. К. состоял в должности товарища председателя, а с 9 февр. 1903 г.- председателя Об-ва для пособия нуждающимся студентам Юрьевского ун-та, также был товарищем председателя Рус. публичной б-ки в Юрьеве. 22 апр. 1901 г. К. защитил в Казанском ун-те докт. дис. «Иноверцы на Руси: Положение неправославных христиан в России». 7 мая 1901 г. он был утвержден в докторской степени Советом ун-та; 26 июня в Юрьевском ун-те утвержден в должности ординарного профессора церковного права. Выводы диссертации были восприняты неоднозначно и встретили не только поддержку (проф. И. С. Бердников ), но и критику (профессор по истории русского права Н. П. Загоскин) со стороны коллег. В 1902 г. К. предпринял попытку занять вакантную кафедру церковного права в С.-Петербургском университете, но 9 голосами против 8 его кандидатура была отклонена, хотя он был единственным претендентом и имел положительные отзывы специалистов о своих сочинениях. К. связывал неудачу со своими славянофильскими и «националистическими» взглядами (одним из псевдонимов К. было «Русский») и с близостью к бывшему ректору Юрьевского ун-та слависту А. С. Будиловичу , известному монархисту и «реакционеру». «Итак, в России нельзя быть православным русским человеком. Дальше идти некуда!!» - так завершил К. свою брошюру «Тернии и плевелы в наших университетах», изданную в 1905 г. (С. V-VIII, XII). |
|
|
