| По умершем совершаются панихиды, литии, отпевание и затем бывает погребение. Панихида Панихида (греческое слово παννυχi’ς jn πα; – весь и νξ – ночь) означает всенощную службу. Панихидой называется моление об умерших потому, что оно, по своему составу, подобно утрени 1263 , части всенощного бдении, и на первенствующей церкви во время гонений, как и бдение, ночью совершалось. Устав совершения панихиды находится в Типиконе, в 14-й главе 1264 . Самые же молитвословия, указанные в этой главе, печатаются: 1) в особой книжке, озаглавливаемой: «Последование за усопших» (Α=κολουθα νεκρσιμος) 2) В Октоихе, где пред последованием субботы 1-го гласа печатается глава о том, как бывает об усопших последование, и в ней содержатся самые молитвословия панихиды; 3) в Псалтири, именно – в последовании по исходе души от тела. В первых двух последованиях находится великая ектения об усопших, а в Псалтири нет ее. Но в Псалтири печатается 17-я кафизма и молитва: «Помяни, Господи, Боже наш, в вере и надежде живота вечнаго» 1265 . В «Последования же за усопших», в особой книжке, и в Октоихе не печатаются, из числа молитвословий, указанных в 14-й главе Типикона, кафизма 17-я и седален с богородичным, по 3-й песни канона. Кафизма здесь не печатается потому, что она па панихиде иногда не поется, как об этом сказано в 14-й главе Типикона. Во всей полноте излагается панихида в особой книжке: «Последование парастаса 1266 , сиречь, великия панихиды, и всенощного бдения, певаемых по усопшим отцем и братиям нашим и по всем православным Христианом преставльшимся». В этой панихиде содержится великая ектения и 17-я кафизма: «Блажени непорочнии в путь» (сн. выше) О каноне на панихиде в 14-й главе Типикона сказано, что поется канон Октоиха усопших по «гласу», т. е. того гласа, которого молитвословия поются в субботу той седмицы. В книжке же: «Последование за усопших» печатается канон Октоиха 6-го гласа. В Псалтири, в последовании на исход души от тела, печатается канон 8-го гласа. Ирмос 3-й песни: «Небесного круга» и 6-й песни: «Молитву пролию ко Господу», обыкновенно поются на панихиде, при 3-й и 6-й песнях. |
| текстах (Apocr. Jn., Hypost. arch., Trimorph. Prot.) «христианские элементы более заметны, но очевидно вторичные по своей природе» ( Wisse. 1981. S. 101). По убеждению Тёрнера, сифиане были «не-христианской крещальной сектой I в. до и по Р. Х.» («a non-Christian baptismal sect of the first centuries B.C.E. and C.E» - T u rner. 1986. P. 56) и эта секта представляла собой «самую раннюю форму гностицизма» и была «религиозным соперником» раннего христианства ( Idem. 2007. P. 899). Однако для столь уверенного утверждения о том, что то или иное сочинение подверглось христианизации, нужно располагать не только его «христианизированной» версией, но и той, на основе к-рой эта «христианизация» делалась, т. е. нехристианской, но именно последней и нет. Исключением на первый взгляд является «дохристианский», «нехристианский» или «маргинально христианский» Eugn., к-рый позднее был основательно «христианизирован», в результате чего возникла Soph. Jes. Chr. ( Krause. 1964), но автором этих сочинений мог быть один и тот же человек, предлагавший свое сочинение разным аудиториям: текст Eugn. подготавливал к принятию христ. истины, а Soph. Jes. Chr. предназначался тем, кто эту истину уже усвоил ( Khosroyev. 1999). Отказывая этим сочинениям в какой бы то ни было первоначальной причастности к христианству, исследователи исходят из убеждения, что сифианство (как часть гностицизма, или гносиса), продуктом к-рого эти тексты являются, возникло вне христианства и даже, возможно, до его зарождения, считая тем самым христианство и гностицизм явлениями, к-рые возникали параллельно друг с другом. Так, У. Бьянки говорит о том, что «вопрос соотношения между христианством и гностицизмом является достаточно деликатным («est assez délicate»)» и что «речь идет о двух религиозных течениях («deux courants religieux»), к-рые на протяжении времени жили по соседству, а иногда даже в одной и той же социальной среде» ( Bianchi. 1967. P. 728-729). Гностицизм, по словам Пирсона, возникнув в кругу «еврейских интеллектуалов», разуверившихся в традиц. |
| El profesor Vignon, de París, fue el primero en realizar la experiencia práctica de la impresión de un cuerpo sobre un lienzo. Con este fin puso en contacto con un cadáver una sábana, espolvoreada con áloe. Las pruebas no dieron resultado satisfactorio, pues era imposible evitar fuertes absorciones. Unos médicos forenses italianos, los profesores Judica, Mailand y Románese, de Turín, tuvieron más éxito con las pruebas por ellos realizadas. En sus experimentos se ajustaron al relato bíblico que indicaba el método adecuado. «Vino también Nicodemo..., trayendo una mixtura de mirra y aloe, como cien libras. Tomaron, pues, el cuerpo de Jesús y lo envolvieron con lienzos junto con los perfumes, según es costumbre entre los judíos sepultar» (Jn. 19:39–40). Largas series de ensayos demostraron que el cadáver tiene que ser espolvoreado y la sábana mojada con aceite aromático. Así se obtienen impresiones nítidas, sobre todo cuando el cabello de la cabeza impide que la sábana descanse lateralmente en él en forma demasiado apretada. Los ensayos realizados por los italianos dieron una coincidencia exactísima. La impresión de la «Sábana Santa de Turín» ofrece tumefacción en el rostro. Ésta puede ser debida a los golpes. «Entonces... le abofetearon» (Mt. 26:67). En el rostro y en la nuca se reconocen claramente manchas de sangre. «Y los soldados,, trenzando una corona de espinas, se la pusieron sobre la cabeza» (Jn. 19:2). También en el resto del cuerpo pueden reconocerse pequeñas hinchazones. «Tomo entonces Pilato a Jesús y mandó azotarle» (Jn. 19:1). Además pueden reconocerse huellas de manchas de sangre en el cuerpo. Son debidas a las heridas producidas por los clavos en las manos y en los pies, así como a la herida del costado... «uno de los soldados le traspasó con una lanza el costado y, al instante, salió sangre y agua» (Jn. 19:34). El doctor Barbet, de París, se ha ocupado en analizar estas heridas. También en este caso fue asombroso el resultado. Las heridas no corresponden a las representaciones artísticas corrientes. |
| También es importante que los otros evangelistas complementan el testimonio de Marcos. Así, el evangelista Lucas de las últimas palabras de Cristo destaca las siguientes: “Padre, en tus manos encomiendo mi espíritu” (Lc.23,46), estas palabras demuestran una aceptación del destino. A esto se añade, y una confianza en el futuro: Cristo le dice al ladrón en la cruz: “De cierto te digo que hoy estarás conmigo en el paraíso” (Lc. 23, 43). El evangelista Juan subraya el carácter del termino de la obra de Cristo, última palabra del cual es: “Todo está cumplido” (Jn. 19,30). Él cita al salmo 22 (Jn. 19,24), así como también al salmo 69, 21: “Después de esto, sabiendo Jesús que todas las cosas eran ya cumplidas, para que la Escritura se cumpliese, dijo: Sed tengo” (Jn 19, 28). Así, al mismo tiempo que con su humillación Cristo demuestra y su dignidad mesiánica, y por lo tanto, junto a la completa percepción de la experiencia humana, y su dignidad divina. La resurrección corporal de Cristo La Resurrección de Cristo –Su levantar de entre los muertos– no es sólo una metáfora sino una realidad de su transformación corporal. Esto está confirmado por el testimonio del sepulcro vacío y el encuentro del Salvador con Sus discípulos en el período comprendido entre la Resurrección y la Ascensión. El tema de la resurrección corporal de Cristo también despierta un gran escepticismo entre muchos de los partidarios del enfoque liberal. A veces ellos hablan de la resurrección de Cristo en la memoria de sus discípulos. Algunos hablan de un “doble sepulcro”, al parecer, Cristo revivió, pero murió más tarde de nuevo, comparando la resurrección de Cristo con la resurrección de Lázaro, y creyendo que esto fue sólo un restablecimiento temporal de la vida, y no el comienzo de una nueva vida. Otro extremo es la reducción a lo indefinido, cuando se afirma: La Pascua es un futuro cualitativamente nuevo, escatológico y que no es completamente entendible por nosotros. Sin embargo, la resurrección corporal de Cristo es importante para la tradición ortodoxa: a partir de ella surge la relación hacia el cuerpo humano como “templo del Espíritu Santo” (comp.1 Cor 6,19) y como consecuencia, la veneración de las reliquias de los santos. La importancia primordial de la resurrección corporal, la señala y el apóstol Pablo: “Y si Cristo no resucitó… vana es también vuestra fe” (1 Cor 15,14). Sobre el cuerpo físico de Cristo después de su resurrección, aunque era especial, glorificado, lo testimonian los encuentros que tuvo Él con sus discípulos en el período desde Su resurrección y hasta Su ascensión: Lo podían ver, Él podía comer alimentos y hacer otras cosas (comp. Lc 24, 39 y siguientes). |
| Now, to sum up this section. I have presented all of this material not as negative, destructive criticism. We may love science and understand that it is a human activity and, as such, has limitations. We, humanity, are not the infinite, omnipotent God. The temptation to become gods at the tree of knowledge persists. (Look, for instance at the Apple logo!). Myths abound about science and technology. Many people believe in the infallibility of science and its capability to answer, at least eventually, all of mankind’s questions about everything. Other people see science and technology as products of demonic activity bound to lead to the eventual destruction of nature and mankind. These fears are not helped by the behaviour of some high-profile individuals who present themselves as high priests of the New Age of science and viciously attack those people who hold “obscurantist” religious views. The cosmos of faith In the late 60’s, rock culture power surges were electrifying the youth. I was a teenager. At that time my father introduced me to Christian apologetics and the great Christian writer, Dostoyevsky. My spiritual father (Fr Rostislav Gan, +1975) made me aware of a spiritual reality that is not perceived by the world. I say this to introduce the subject of faith. The first level of faith is “faith from hearing”. We believe those people for whom we have respect. No form of teaching in any discipline is possible without trust. We have seen that that level of faith is also important in spiritual life. What many people don’t understand is that spiritual life does not consist entirely of following figures of authority from the past. People who think that science is only about tangible facts are sceptical about spiritual life and believe that faith always remains “blind”. They are wrong. The Gospel tells us that when Phillip told his friend Nathaniel about finding the Christ, Nathaniel clearly wished to believe but showed caution. Phillip then said: Come and see (Jn 1:46). The Samaritan woman invites her townsfolk to come and see if He is the Christ (Jn 4:29). The Lord invites doubting Thomas not only to see but to touch as well (Jn 20:27). The Gospel teaches that finding the faith that is beyond the level of “faith from hearing” involves seeing and touching. In other words, faith is an experiential, empirical phenomenon. |
| All of the gospel accounts of these numerous healings possess a deeper allegorical and theological meaning aside from the actual remedying of the physical infirmity itself. Overcoming physical sightlessness is often used as a metaphor for Christ’s overcoming spiritual blindness. For example, the healing of the blind man which actually required two separate actions by Christ is described as analogous to the apostles’ gradually coming to understand who Christ truly is ( Mk. 8.21–30 ). The evangelical accounts of Christ performing resurrections demonstrate his complete command over the forces of the universe, including death and decay. This is emphasized especially in the story of the resurrection of Lazarus, where the Lord raises his friend from the grave even though he has been dead for four days and has already begun to decay ( Jn. 11.1–46 ). In order to understand the taking on by Christ of all of humankind’s sins and iniquities and the healing of our nature through his death and resurrection, it is essential to appreciate his true incarnation. Since Christ was both true God and true man, he was able to facilitate the healing and resurrection of the whole race on his own person. Following his resurrection, Christ continued to possess a true, physical, human body. He ate and drank ( Jn. 21.13 ) and the apostles (including Doubting Thomas) were able to touch him ( Jn. 20.24–29 ). However, after the resurrection, the body of Christ was no longer subject to illness or death. The restoration of health in the Old Testament, the New Testament, and during the history of the church is often accomplished through what can be termed miracles of grace. In the Orthodox understanding of the order of things, however, sickness and death are an anomaly in the human situation, and it is this which is remarkable and unusual, rather than the return of a person to health. In this sense, therefore, a “miracle” (called in Orthodox tradition a thauma, or sign of wonder) given as a sign of God’s mercy is actually a restoration ofthings to their natural order and a premonition of how life will be after the resurrection from the dead. |
| Accepter Le site utilise des cookies pour vous montrer les informations les plus récentes. En continuant à utiliser le site, vous consentez à l " utilisation de vos métadonnées et cookies. Politique des cookies De la pentarchie aux dyptiques L’élaboration de « l’ordre d’honneur » dans les églises orthodoxes Pavel Kouzenkov, docteur en sciences historiques, chargé d " enseignement Le seul vrai Chef de l’Église orthodoxe est le Seigneur Jésus Christ, auquel tout pouvoir a été donné dans le ciel et sur la terre (Mt 28,18). Si, chez les catholiques, le pape dispose d’un « pouvoir plénier, suprême et universel sur l’Église » en tant que « Vicaire du Christ » (Catéchisme de l’Église catholique, art. 882), dans la tradition orthodoxe, les primats des Églises locales autocéphales sont considérés comme égaux en dignité. En même temps, il existe entre eux un ordre de préséance, en fonction duquel ils sont commémorés dans les dyptiques liturgiques. Comment cette tradition s’est-elle mise en place au cours des âges ? Le Christ et les apôtres sur la primauté dans l’Église Le Seigneur n’a pas désigné de « leader », doté de droits particuliers dans le collège des apôtres. Bien plus, Jésus Christ interdisait sévèrement aux disciples de se poser en privilégiés (Lc 22,24-30 ; Mt 18,1-2). « Que le plus grand parmi vous soit comme le plus petit, et celui qui gouverne comme celui qui sert » (Lc 22,24-26 ; cf Mt 23,11-12). Lui-même donna plus tard l’exemple de cette conception insolite de l’autorité, en lavant les pieds des apôtres à la Sainte Cène. Plus le maître est haut placé, plus nombreux sont les subordonnés qu’il sert : ce système était incompréhensible aux païens. De fait, dans le contexte de « ce siècle », il est inconcevable. Dans l’Église du Christ, au contraire, le principe de charité règne depuis depuis deux mille ans, contrairement au pouvoir séculier, fondé sur la force et sur l’orgueil. Dans l’Église, l’idéal du chef est celui du Bon pasteur biblique, qui donne sa vie pour ses sujets (Jn 10,11-16 ; cf Jn 40,11, etc). |
| «Pilato, pues, oídas estas razones saco afuera a Jesús, y se sentó en el tribunal, en el lugar llamado «litóstroto» y en arameo «gabbatha»... Entonces, pues, se lo entrego para que fuera crucificado» (Jn. 19:13–16). De la casa de Pilato, donde se desarrolló esta escena, sobrevivió a la destrucción de Jerusalén del año 70 después de J.C. el «litóstroto,» «el embaldosado.» El hallazgo ha de agradecerse a los trabajos realizados durante muchos años por el arqueólogo padre L. H. Vincent. Lo consiguió gracias a los datos precisos contenidos en el Evangelio de San Juan. La palabra lithostroton quiere decir «embaldosado.» El arameo «gabbatha» equivale a «altura.» En tiempos de Jesucristo, junto a las murallas del templo, en dirección noroeste, sobre un promontorio, es decir, en un lugar elevado, «se alzaba la formidable torre denominada «Antonia.» Herodes I la había hecho construir y le había dado el nombre de un amigo suyo. La guarnición romana había instalado allí sus cuarteles, en el año 70 después de J.C., Tito, al conquistar Jerusalén, hizo demoler dicha fortaleza. Sobre sus ruinas se realizaron más tarde nuevas construcciones. Exactamente allí donde estaba situado el patio de esta fortaleza encontró Vincent un pavimento liso de 2.500 metros cuadrados de construcción romana y típica de la época de Jesús. Aquí es donde Jesús compareció ante Pilato mientras, fuera, la multitud vociferaba. Sobre este pavimento es donde fue azotado ( Jn. 19:1 ), cosa que siempre precedía a la crucifixión, cual hace constar reiteradamente Josefo. Para ejecutar tan horrible castigo, el cuerpo era desnudado y azotado hasta que la sangre manaba de las heridas. Después, los soldados romanos se apoderaron de Jesús para dar cumplimiento a la sentencia, es decir, a la crucifixión. Cicerón la califica de la «más cruel y espantosa sentencia de muerte.» Josefa la reputa como la más lastimosa de todas las muertes. Esta típica forma romana de dar cumplimiento a una pena capital no la conocía el régimen penitenciario de los judíos. |
| Не раз делались попытки выделить из числа этих сочинений те, к-рые изначально не имели с христианством ничего общего (т. е. возникли или в дохрист. эпоху, или, хотя и в христианскую, но за пределами христ. традиции) и лишь в ходе своего бытования подверглись в той или иной мере христианизации. К ним относили и Apocr. Jn., и Apoc. Adam., и Eugn., и Paraphr. Sem., и Trimorph. Prot., не говоря уже о таких платонизирующих трактатах, как Stel. Seth., Zostr., Allog., Mars. М. Краузе, стоящий у истоков издания текстов из Наг-Хаммади, выделял целую группу сочинений, «первоначально нехристианско-гностические, но позднее переработанные христианами писания», и к ним относил Apocr. Jn., Hypost. arch. и даже Thom. Cont. и Act. Petr. XII Ap. ( Krause. 1975. S. 82-83; Idem. 1983. S. 189). Шенке, рассматривая группу сифианских (по его обозначению) сочинений, был уверен в их «не- или даже дохристианском происхождении» на том основании, что большинство сочинений этой группы не содержат элементов христ. представлений (Stel. Seth., Allog., Mars., Nor.), в других же встречаются лишь скудные христ. мотивы (Zostr., Apoc. Adam.) и только неск. текстов близко подходят к тому, что называют христ. гносисом; он был убежден в том, что не христианское по самой своей природе сифианство позднее подверглось христианизации (secondary Christianisation), но что даже «наиболее «христианское» из всех сифианских писаний, Апокриф Иоанна», было изначально нехристианским ( Schenke. 1981. P. 607-608). Подобное утверждает и Виссе: «...собрание из Наг-Хаммади доказало без сомнений, что существовали такие формы гностицизма, которые были, если не до-христианскими, то однозначно не-христианскими», и к таким нехрист. сочинениям он относит Intel. perfect., Stel. Seth., Zostr., Mars., Allog.; целый ряд сочинений, по его словам, содержит «немногие или лишь сомнительно христианские элементы» (Evang. Aeg., Eugn., Apoc. Adam., Paraphr. Sem., Nor.), и т. о., их также следует в основном отнести к «не-христианскому гнозису»; в др. |
| Далее, выяснению учения о Троице посвящены: е) К Симпликию о вере. F) К Авлалию о том, что не три Бога, g) К Еллинам на основании общих понятий. h) Слово против Ария и Савеллия. и) Слово о Святом Духе против Македониан. j) Слово о Божестве Сына и Духа и похвала праведному Аврааму. Предметом следующих двух сочинений служат вопросы эсхатслогические: к) О душе и воскресении, I) О младенцах, преждевременно похищаемых смертью . Наконец, в защиту свободы воли против фатализма написано сочинение – Против учения о судьбе. III. Нравственно-аскетические сочинения: а) К Армонию о том, что значит имя и название христианин. b) О совершенстве и о том, каким должно быть христианину. К Олимпию монаху, с) О цели жизни по Боге. Об истинном подвижничестве. d) О девстве. IV. Проповеди Григория Нисского немногочисленны и по своим достоинствам стоят гораздо ниже ораторских произведений Василия Великого и Григория Богослова . По содержанию проповеди Григория можно разделить на догматические (на свое рукоположение), нравственные (против ростовщиков, против тяготящихся церковными наказаниями, о нищелюбии и благотворительности, против отлагающих крещение, слово к скорбящим и преставившимся от настоящей жизни в вечную), похвальные (в честь первомученика Стефана, великомученика Федора Тирона, Григория Чудотворца , сорока мучеников, Ефрема Сирина , Василия Великого , преп. Макрины), произнесенные в большие праздники. V. Письма – числом 26. Сочинения, признаваемые неподлинными: Jn diem natalem Domini. De ascensione Domini. Jn ex scripturae verba «Faciamus nominem ad imaginem»; Ex quaestionibus de eo, quid sit «ad imaginem»; De anima (принадлежит Немезию). Testimonia ady. Judaeos; Contra manichaeos sillagismi X. Сомнительные: De pauperibus amandis or. sec., ep. canonica ad Litoium, De fugienda fornicatione, De laudibus martyris Tlieodori. Хорошего критического издания всех творений Григория Нисского до сих пор не имеется. Наиболее полным служит изд. Migne. Р. gr. XLIV-XLVI. Русский перевод творений Григория Нисского печатался в «Христианском Чтении» за 1826; 1830; 1831; 1834; 1842; 1847. |
|
|
