глагола «пасхейн» – «страдать» и обозначает такое состояние человека, когда он находится под тем или иным внутренним или внешним воздействием, из-за которого мучается, пребывая как бы в ненормальном состоянии. Свт. Иоанн Златоуст , характеризуя страсть, говорит: «Никто не причиняет нам столько терзаний, как усилившиеся в душе страсти» (Expositio in Psalm. IV, 3 , Migne gr.s., t.55, col.44). 162 «Peristeria», sectio X, cap.3, col.832B. Сходные мысли имеются и у других святых отцов. Так, например, преп. Антоний Великий говорит: «Наша духовная природа с высоты славы и достоинства ниспала в бездну позора и унижения» (Ep. VI, Migne gr.s., t.40, col.1011B). Преп. Макарий Великий , указывая на большую утрату, которую потерпел человек вследствие своего падения, говорит: «Адам принял в себя закваску пакостных страстей, которая пропитала весь род ветхого Адама» (Homil. XXIV, 2, Migne gr.s., t.65, col.1020D). 168 Ту же мысль преп. Нил выражает в другом письме, адресованном на имя Мефодия, в котором он, в частности, пишет: «Когда слышишь Господа, вопиющего с креста: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? ( Мф.27:46 ) – знай, что говорит Он это от имени всех рожденных от Адама людей и, будучи Ходатаем… со стороны Им защищаемого вопиет к Судии: мы несем на себе вину, мы ограблены, унижены. Ведь если бы все мы, от Адама проистекшие люди, не были оставлены Богом, то и не подверглись бы поруганию тысяч грехов и не начали бы приносить жертвы и воздавать поклонение камням, деревьям, водам, безжизненым звездам, обезьянам, псам, волкам, крокодилам, злым демонам, да и самому диаволу» (Ep. lib.II, CCLXXXIX, col.344C). 169 Это место преп. Нил, вероятно, позаимствовал у свт. Григория Богослова , так как в его «Oratio XXX, Theologica IV» (Migne gr.s., t.36, col.109ABC) мы находим целые фразы, дословно совпадающие с текстом преп. Нила. 176 Профессор Н.Н. Глубоковский подчеркивает факт, что в древней, особенно в греческо-исторической патристической, литературе не имеется отдельных рассуждений об этом самом важном для человеческого спасения вопросе (см.

http://azbyka.ru/otechnik/Nil_Sinajskij/...

И так оно остается до наших дней. В этом смысл спинозовского sub specie æternitatis, уводящего человека от того, что он называет res fortunæ, sive quæ in nostra potestate non sunt. В этом смысл и гегелевского: was wirklich ist, ist vernünftig. IV Я, конечно, не могу здесь хотя бы и с относительной полнотой изложить историю того, как у греков выросло убеждение, что жизнь нужно рассматривать sub specie æternitatis и что потому истинной реальностью должно почитаться то, что в нашей власти (εφ μιν), а не то, что не в нашей власти. Скажу только еще раз, что уже Анаксимандр был в том убежден, что у Гераклита под его " все течет, ничего не остается " (πντα ρει ουδεν μνει) скрывается та же мысль, что парменидовское " мышление и бытие одно и то же " (αυτò εστι τò ειναι και τò νοειν) говорит о том же, и, стало быть, началом греческой философии действительно было сознание человеческой слабости и бессилие пред необходимостью (συνασθησις της αυτου ασθενεας και αδυναμας περι τα αναγκαια). Древние философы спорили обо всем, но в одном они были непоколебимо убеждены: в мире есть непреоборимая необходимость, которая полагает пределы возможного и невозможного для человека и которая, после исчезновения богов, является высшим и последним принципом вселенной. Для разума это представлялось столь самоочевидным и несомненным, что тут двух мнений быть не могло. Больше того, казалось, что на этой самоочевидности держится самая в озможность мышления. Если нет неизменного порядка — как мыслить? Как спрашивать, отвечать, доказывать, убеждать? У греков, как и у нас, самые глубокие и смелые философы все же оставались наивными реалистами в своих методологических приемах и исходили из предположения, что истина есть adæquatio rei et intellectus. Знаменитое аристотелевское определение (Met. 1011b 15): " говорить, что есть, о том, что — есть, и говорить, что нет, о том, чего нет, значит утверждать истину, говорить же, что есть, о том, чего нет, и нет о том, что есть, значит утверждать ложь " , — это определение жило в душах древних, как оно живо и в наших душах, несмотря на то, что теории познания столько раз доказывали его несостоятельность.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=699...

Проблема Б. является одной из главных в философии Аристотеля (384-322 гг. до Р. Х.). В сочинениях «Метафизика» (1003а 22) и «Вторая аналитика» (100a 9) он определяет философию как науку о сущем (Б.), а в связи с вопросом о познании сущего выделяет первые начала и причины сущего ( Arist. Met. 981b 28), к-рые составляют предмет «первой философии», или теологии. В «Физике» Аристотель критикует учение Парменида о Б. (сущем - в терминологии Аристотеля), считает, что сущее у Парменида вопреки его намерениям тождественно не-сущему, что сущее не может быть единым в понимании элейцев, но единичным и множественным, необходимым и случайным, чувственным и сверхчувственным, может быть как подвижным, так и неподвижным. В частности, о неподвижном сущем учат математика и «первая философия» (теология), но разным образом: математика в связи с материей, а теология о сущем самом по себе, сверхчувственном и неподвижном. Полагая утверждение, что «сущее есть, а не-сущее не есть», правильным с формально-логической стороны (Met. 1011b 26), Аристотель (подобно Платону) считает, что в каком-то «определенном», т. е. не в абсолютном, а в относительном, смысле необходимо допустить существование не-сущего ( Arist. Phys. 187а 6); без такого допущения невозможно объяснить вещь как единство сущего и не-сущего; сущее не однозначно, как полагал Парменид, но «имеет несколько значений» (Phys. 186а 25 - b15). Хотя подробной и исчерпывающей типологии родов и видов сущего Аристотель не дает, он формулирует основные принципы исследования сущего и возможной его классификации: «О сущем и не-сущем говорится, во-первых, в соответствии с видами категорий; во-вторых, как о сущем и не-сущем в возможности или действительности применительно к этим категориям и к тому, что им противоположно, в-третьих, в самом основном смысле сущее - это истинное или ложное, что имеет место у вещей через связывание или разъединение, так что истину говорит тот, кто считает разъединенное разъединенным и связанное - связанным...» (Met. 1051а34 - b5).

http://pravenc.ru/text/153741.html

De interpr. 1. 16a; ср. также: Idem. De anima. III 6. 430a; Ibid. 8. 432a). В своем классическом описании истинности высказывания, которое в значительной мере повторяет формулировки Платона в «Софисте», Аристотель утверждал: «Говорить о сущем, что оно не существует, или о не сущем, что оно существует,- [значит говорить] ложное; а говорить, что сущее существует и что не сущее не существует (τ ν εναι κα τ μ ν μ εναι),- [значит говорить] истинное (ληθς)» ( Arist. Met. IV 7. 1011b). Принципиальное отличие от выражения в речи единичного простого сущего при помощи единичного термина в данном случае состоит в том, что высказывания всегда «связывают» или «разделяют» 2 термина, в данном случае - сущее и атрибут существования. При этом связывание и разделение терминов, согласно Аристотелю, является истинным или ложным в зависимости от его соответствия связи (σνθεσις) или разделенности (διαρεσις) в реальности тех вещей, которые описываются терминами. Исходя из этого Аристотель формулирует еще одно описание истинности: «Истинно утверждение относительно того, что в действительности связано, и отрицание относительно того, что в действительности разъединено; а ложно то, что противоречит этому разграничению» ( Arist. Met. VII 4. 1027b), поэтому «истину говорит (ληθεει) тот, кто считает разъединенное разъединенным и связанное - связанным, а ложь - тот, кто думает обратно тому, как дело обстоит с вещами ( ναντως χων τ πργματα)» (Ibid. IX 10 1051b). Т. о., Аристотелем постулируется сложная двойная связь: во-первых, между двумя терминами и соответствующими им понятиями, соединяемыми или разделяемыми в высказывании; во-вторых, между их соотношением и соотношением их референтов в реальности (см.: Szaif. 2006. S. 18-21). Поэтому «истина присуща высказыванию как его свойство, но зависит от положения дел в реальности» (Ibid. S. 19). Это позволяет говорить, что Аристотель понимал И. как особую форму соответствия высказывания (или того, что в нем высказывается) с существующими реально вещами; однако распространенное мнение о том, что у него присутствует в чистом виде теория И. как соответствия, не вполне корректно, поскольку самого термина «соответствие» Аристотель не употреблял (Ibidem).

http://pravenc.ru/text/675021.html