| Ахилл – герой Троянской войны 33, 48, 208 Бадурий – стратилат Фракии при Юстиниане I 110 Байджу-нойон – монгольский полководец 310 Балдуин (Бодуэн) I – латинский император Константинополя (1204–1205) 289, 291, 292, 303 Балдуин (Бодуэн) II – латинский император Константинополя (1228–1261) 314 Барисбакур – приближенный Юстиниана II 119 Батан – архонт пачинакитов 170 Батбаян (Баян) – болгарский хан 117 Батый – монгольский хан (ок. L209–1255/1256) 305 Баян – правитель Аварского каганата (562–582?) 111, 112 Бела III – венгерский король (1172–1196) 301 Бела IV – венгерский король (1235–1270) 306, 309 Бледа – в 435–445 гг. правитель гуннов совместно с Аттилой 42, 44 Бодуэн – см. Балдуин Божилов И. 156 Борил – болгарский царь (1207–1218) 304, Борис II – болгарский царь (970–971) 202, 214, 220, 224 Борис Коломанович (Кальманович) – венгерский принц 252, 261, 262 Булгар – легендарный родоначальник болгар 193 Ваица – архонт пачинакитов 170 Вакх – пресвитер 111 Вакхин – сербский архижупан 279 Валамир – готский вождь, отец Февдериха 48, 50–54 Валгиц – архонт Босфора 119 Валент – римский император (364–378) 24, 27, 28, 30, 109 Валентиниан I – римский император (364–375) 22, 37–39, 109 Валентиниан II – римский император (383–392) 61 Валериан – римский император (253–259) 19, 22 Валерий – наместник Фракии 63 Валия – король визиготов (415–419) 63 Варда Склир – магистр 197, 220, 221, 227 Варда Фока – патрикий, стратиг 180, 236 Вардан – см. Филиплик Васавила (Роберт Басавила) – норманн, родственник короля Вильгельма 263 Васас (Вашаш) – знатный венгр 271 Василий I Македонянин (Большеголовый) – византийский император (867–886) 141, 176, 178, 183–185, 218 Василий II Болгаробойца – византийский император (976–1025) 187, 189, 217, 234–237, 302 Василий – проедр и паракимомен 200, 224 Василий Ватац – византийский полководец 285 Василик (Василько) Юрьевич (Георгиевич) –русский князь (XII в.) 270 Василиск – византийский император (475–476) 48, 49 Васильевский В. Г. 186, 187 Василько – см. Василик |
| Мужчины и женщины со всех сторон собирались на этот праздник в свои областные города; праздник и религиозные церемонии сопровождались пиршествами, плясками и общим весельем. Деревянная статуя речного бога обносилась жрецами по деревням в торжественной процессии, причем пелись гимны и испрашивались благодеяния от наступающего наводнения (Wilkinson, Customs and Manners, vol. II, р. 291–292). Нил по Плинию был «единственным источником, из которого егпитяне брали воду для питья» (quae sola potus praebet. Hist. Nat. lib. VI cap. 29 sect. XXXIII). Эта вода считалась особенно сладкой и освежающей, так что народ нарочно возбуждал в себе жажду, чтобы больше насладиться этим приятным напитком (Millington, Signs and Wonders, p. 62). В древнее время репутация нильской воды, как отличающейся особенно приятным вкусом, была распространена и за пределами Египта. «Вода нильская имеет древнюю репутацию, и она её достойна, говорит Ampère. Цари персидские с большими издержками заставляли доставлять себе эту драгоценную воду. Птоломей Филадельф, выдав свою дочь за сирийского царя, с большими хлопотами старался доставлять ей нильскую воду, чтобы только не пила она какой-либо другой воды. По Сенеке ни одна река не была слаще: Nulli tluminum dulcior gustus est. Так же Pescennius Niger говорил своим солдатам: вы имеете нильскую воду и требуете вина! Действительно эта вода сохраняется в амфорах как вино, и говорят, что она между годными для питья водами то же, что шампанское вино между винами. Ей усвояли все роды сил (virtus)... В настоящее время, говорит географ Риттер, она есть в поэзии символ красоты, сладости, прелести» (Ampère, Voyage en Egypte et Nubie, 1868, p. 304–305 у Vigouroux, La Bible II, 285). Египетские пилигримы, путешествующие в Мекку или другие места, ни о чем так не говорят как о том удовольствии, которое они будут испытывать, когда по своем возвращении снова будут пить нильскую воду (Hengsteuberg, Büch. Mos. u. Aeg. p. 110). Магометане обыкновенно говорят: «если бы Магомет был египтянином, то он жил бы и до сих пор. Отведай он нильской воды, его первой просьбой (каковую несомненно Аллах и исполнил бы) была бы просьба о вечной жизни, чтобы вечно ему можно было пить нильскую воду» (Оппель, Чудеса древней страны пирамид, Спб. 1868 стр. 60). В настоящее время в городах, сравнительно отдаленных от Нила, существует особый промысел снабжения жителей этих городов нильской водой, предпочитаемой всякой другой воде (Lane, Modern Egyptians, vol. II pp. 20–22). |
| К брани кровавой с врагом устремлялись фаланги густые, Черные, грозно кругом и щиты воздымая и копья. Видя и сих, наполняется радостью царь Агамемнон И, к вождям обратяся, крылатую речь устремляет: 285 “Храбрые мужи, Аяксы, вожди меднолатных данаев! Вам я народ возбуждать не даю повелений ненужных: Сильно вы сами его поощряете к пламенным битвам. Если б, о Зевс Олимпийский, Афина и Феб луконосец! Если б у каждого в персях подобное мужество было, 290 Скоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама, Наших героев руками плененный и в прах обращенный!” Так произнесши, оставил он их и к другим устремился. Встретился Нестор ему, сладкогласный вития пилосский: Строил свои он дружины и дух распалял их на битву. 295 Окрест его Пелагон возвышался, Аластор и Хромий, Гемон, воинственный царь, и Биант, предводитель народов. Конных мужей впереди с колесницами Нестор построил; Пеших бойцов позади их поставил, и многих и храбрых, Стену в сражениях бурных; но робких собрал в середину, 300 С мыслью, чтоб каждый, когда не по воле, по нужде сражался. Конникам первым давал наставленья, приказывал им он Коней рядами держать и нестройной толпой не толпиться. “Нет, – чтоб никто, на искусство езды и на силу надежный, Прежде других не пылал впереди с сопостатами биться, 305 Или назад обращаться: себя вы ослабите сами. Кто ж в колеснице своей на другую придет колесницу, Пику вперед уставь: наилучший для конников способ. Так поступая, и древние стены и грады громили, Разум и дух таковой сохраняя в доблестных персях”. 310 Так им советовал старец, давно испытанный в бранях. Царь Агамемнон, узрев и его, веселится душою И, обратяся к нему, устремляет крылатые речи: “Если бы, старец, доныне еще, как душа твоя в персях, Ноги служили тебе и осталися в свежести силы? 315 Но угнетает тебя неизбежная старость; пускай бы Мужи другие старели, а ты бы блистал между юных!” И Атриду ответствовал Нестор, конник геренский: “Так, благородный Атрид, несказанно желал бы и сам я Быть таковым, как я был, поразивший Эревфалиона . |
| С словом Цирцеи, меня миновать убеждавшей опасный Остров, где властвует Гелпос, смертных людей утешитель: 275 Там несказанное бедствие ждет нас, они утверждают. Мимо, товарищи, черный корабль провести поспешите”. Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце. Мне ж, возражая, ответствовал так Еврилох непокорный: “Ты, Одиссей, непреклонно-жесток; одарен ты великой 280 Силой, усталости нет для тебя, из железа ты скован. Нам, изнуренным, бессильным и столь уж давно не вкушавшим Сна, запрещаешь ты на берег выйти. Могли б приготовить Ужин мы вкусный на острове, сладко на нем отдохнувши. Ты ж нас идти наудачу в холодную ночь принуждаешь 285 Мимо приютного острова в темное, мглистое море. Ночью противные ветры шумят, корабли истребляя. Кто избежит потопления верного, если во мраке Вдруг с неожиданной бурей на черное море примчится Нот иль Зефир истребительно-быстрый? От них наиболе 290 В бездне морской, вопреки и богам, корабли погибают. Лучше теперь, покорившись велению темныя ночи, На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим. Завтра ж с Денницею пустимся снова в пространное море”. Так говорил Еврилох, и товарищи с ним согласились. 295 Стало мне ясно тогда, что готовил нам бедствие демон. Голос возвысив, безумцу я бросил крылатое слово: “Здесь я один, оттого и ответ, Еврилох, твой так дерзок. Слушайте ж: мне поклянитесь великою клятвой, что, если Встретите стадо быков криворогих иль стадо баранов 300 Там, на зеленых лугах, святотатной рукой не коснетесь К ним и убить ни быка, ни барана отнюдь не дерзнете. Пищею нас на дорогу обильно снабдила Цирцея”. Спутники клятвой великою мне поклялися; когда же Все поклялися и клятву свою совершили, в заливе 305 Острова тихом мы стали с своим кораблем крепкозданным. Близко была ключевая вода; все товарищи, вышед На берег, вкусный проворно на нем приготовили ужин; Свой удовольствовав голод обильным питьем и едою, Стали они поминать со слезами о милых погибших, 310 Схваченных вдруг с корабля и растерзанных Скиллой пред нами. Скоро на плачущих сон, усладитель печалей, спустился. |
| Последнюю битву христианству дали императоры, которых тоже приходится относить к разряду лучших правителей римской империи. С 284 г. римская империя перешла во власть Диоклетиана (284—305), который дал себе еще прозвище Jovius, претендуя на особенное покровительство себе Юпитера. Это был человек, происшедший из низших общественных слоев, прошедший сполна всю военную карьеру, начиная с положения простого солдата, и таким образом добившийся до императорской короны. Умственная подготовка Диоклетиана к высокому положению не могла быть сколько-нибудь значительною. Но тем не менее это был человек, одаренный высоким природным здравым смыслом, и после Аврелиана, который заявил себя как восстановитель пределов римской империи в ее прежних границах (restitutor orbis), Диоклетиан показал себя как реформатор римской империи. Реформы его затронули общественные слои весьма глубоко, и Константин, их завершивший, был в данном случае его продолжателем. О характере и природном уме Диоклетиана говорит то обстоятельство, что он, единодержавно властвуя над всею римскою империею, сам собою дошел до мысли, что таким обширным пространством, со всех сторон окруженным дерзкими врагами, управлять одному лицу в высшей степени затруднительно. Поэтому он решился в 285 году разделить свою корону со своим товарищем по оружию Максимианом Геркулием, а в 292 году приобщил ко власти еще двух лиц с меньшими правами, именно, оставив за собою и Максимианом титул августов, Диоклетиан избрал еще двух кесарей, Константия Хлора для запада и Максимиана Галерия для востока. При этом Диоклетиан полагал, что когда силы его и другого августа придут в упадок, то они отрекутся от престола и преемниками августов будут кесари. Отречение от власти — дело незаурядное и во всяком случае показывает в Диоклетиане весьма честного человека. Но это был теоретик до мозга костей. Такова была и его правительственная система. На практике он восстановил систему усыновления, впервые примененную Нервою. Но не принято было в соображение то обстоятельство, что и сам государь мог оказаться не бездетным. Так и случилось. Диоклетиану суждено было видеть собственными глазами крушение своей правительственной системы. |
| Тело ж они увлекли; но вдали от него и данаи Были не долго: их всех обратил с быстротою чудесной Сын Теламона, и видом своим, и своими делами 280 Всех аргивян превышающий, после Пелида героя. Ринулся он сквозь передних, могучестью вепрю подобный, Горному вепрю, который и псов, и младых звероловцев Всех, обращался быстро, легко рассыпает по дебри, — Так Теламона почтенного сын, Аякс благородный, 285 Бросясь, рассыпал легко сопротивных густые фаланги, Кои уже окружили Патрокла и сердцем пылали В стены градские увлечь и великою славой покрыться. Тело уж Гиппофоой, пеласгийского Лефа рожденье, За ногу торопко влек по кровавому поприщу боя, 290 Около глезны, у жил, обвязавши ремнем перевесным; Гектору сим и троянам хотел угодить он; но быстро Гибель пришла, и не спас ни один из друзей пламеневших. Грозный Аякс, на него сквозь разорванных толпищ обрушась, Пикою врукопашь грянул по медноланитному шлему; 295 И расселся шелом густогривый под медяным жалом, Быв поражен и огромным копьем, и рукою могучей. Мозг по Аякса копью побежал из главы раздробленной, Смешанный с кровью: исчезла могучесть; из трепетных дланей Ногу Патрокла героя на землю пустил, и на месте 300 Сам он, лицом повалившися, пал подле мертвого мертвый, Пал далеко от Лариссы родной; ни родителям бедным Он не воздал за труды воспитания; век его краток Был на земле, Теламонова сына копьем пресеченный. Гектор меж тем на Аякса направил сияющий дротик. 305 Тот, хоть и в пору завидел, от быстронесущейся меди Чуть уклонился; но Гектор Схедия, Ифитова сына, Храброго мужа фокеян, который в славном Панопе Домом богатым владел и властвовал многим народом, — Мужа сего поразил под ключом: совершенно сквозь выю 310 Бурное жало копья и сквозь рамо вверху пробежало; С шумом упал он на дол, и взгремели на падшем доспехи. Мощный Аякс бранодушного Форка, Фенопсова сына, Труп защищавшего Гиппофооя, ударил в утробу: Лату брони просадила и внутренность медь сквозь утробу 315 Вылила; в прах повалившись, хватает рукою он землю. Вспять отступили передних ряды и сияющий Гектор. |
| Бог гостелюбец, священного странника вождь и заступник”. Так я сказал; с неописанной злостью циклоп отвечал мне: “Видно, что ты издалека иль вовсе безумен, пришелец, Если мог вздумать, что я побоюсь иль уважу бессмертных. 275 Нам, циклопам, нет нужды ни в боге Зевесе, ни в прочих Ваших блаженных богах; мы породой их всех знаменитей; Страх громовержца Зевеса разгневать меня не принудит Вас пощадить; поступлю я, как мне самому то угодно. Ты же теперь мне скажи, где корабль, на котором пришли вы 280 К нам? Далеко ли иль близко отсюда стоит он? То ведать Должен я”. Так, искушая, он хитро спросил. Остерегшись, Хитрыми сам я словами ответствовал злому циклопу: “Бог Посейдон, колебатель земли, мой корабль уничтожил, Бросив его недалеко от здешнего брега на камни 285 Мыса крутого, и бурное море обломки умчало. Мне ж и со мною немногим от смерти спастись удалося”. Так я сказал и, ответа не дав никакого, он быстро Прянул, как бешеный зверь, и, огромные вытянув руки, Разом меж нами двоих, как щенят, подхватил и ударил 290 Оземь; их череп разбился; обрызгало мозгом пещеру. Он же, обоих рассекши на части, из них свой ужасный Ужин состряпал и жадно, как лев, разъяряемый гладом, Съел их, ни кости, ни мяса куска, ни утроб не оставив. Мы, святотатного дела свидетели, руки со стоном 295 К Дию отцу подымали; наш ум помутился от скорби. Чрево наполнив свое человеческим мясом и свежим Страшную пищу запив молоком, людоед беззаботно Между козлов и баранов на голой земле растянулся. Тут подошел я к нему с дерзновенным намереньем сердца, 300 Острый свой меч обнаживши, чудовищу мстящею медью Тело в том месте пронзить, где под грудью находится печень. Меч мой уж был занесен; но иное на мысли пришло мне: С ним неизбежно и нас бы постигнула верная гибель: Все совокупно мы были б не в силах от входа пещеры 305 Слабою нашей рукою тяжелой скалы отодвинуть. С трепетом сердца мы ждали явленья божественной Эос: Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Встал он, огонь разложил и доить принялся по порядку |
| Мщение в сердце замыслив, он в кузнице плаху поставил, Крепко свою наковальню уладил на ней и проворно 275 Сети сковал из железных, крепчайших, ничем не разрывных Проволок. Хитрый окончивши труд и готовя Арею Стыд, он пошел в тот покой, где богатое ложе стояло. Там он, сетями своими опутав подножье кровати, Их на нее опустил с потолка паутиною тонкой; 280 Были не только невидимы оку людей, но и взорам Вечных богов неприметны они: так искусно сковал их, Мщенье готовя, Гефест. Западню перед ложем устроив, Он притворился, что путь свой направил в Лемнос, крепкозданный Город, всех боле других городов на земле им любимый. 285 Зорко за ним наблюдая, Арей златоуздный тогда же Сведал, что в путь свой Гефест, многославный художник, пустился. Сильной любовью к прекрасновенчанной Киприде влекомый, В дом многославного бога художника тайно вступил он. Зевса отца посетив на высоком Олимпе, в то время 290 Дома одна, отдыхая, сидела богиня. Арей, подошедши, За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей: “Милая, час благосклонен, пойдем на роскошное ложе; Муж твой Гефест далеко; он на остров Лемнос удалился, Верно, к суровым синтийям, наречия грубого людям”. 295 Так он сказал, и на ложе охотно легла с ним Киприда. Мало-помалу и он и она усыпились. Вдруг сети Хитрой Гефеста работы, упав, их схватили с такою Силой, что не было средства ни встать им, ни тронуться членом; Скоро они убедились, что бегство для них невозможно; 300 Скоро и сам, не свершив половины пути, возвратился В дом свой Гефест многоумный, на обе хромающий ноги: Гелиос зоркий его обо всем известить не замедлил. В дом свой вступивши с печалию милого сердца, поспешно Двери Гефест отворил, и душа в нем наполнилась гневом; 305 Громко он начал вопить, чтоб его все услышали боги: “Дий вседержитель, блаженные, вечные боги, сберитесь Тяжкообидное, смеха достойное дело увидеть: Как надо мной, хромоногим, Зевесова дочь Афродита Гнусно ругается, с грозным Ареем, губительным богом, 310 Здесь сочетавшись. Конечно, красавец и тверд на ногах он; |
| Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи; Всех обратила в свиней чародейка и в хлев заперла свой. Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда 285 Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось. Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа. Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини: 290 Пойло она приготовит и зелья в то пойло подсыплет. Но над, тобой не подействуют чары; чудесное средство, Данное мною, их силу разрушит. Послушай; как скоро Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется, Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля, 295 Быстро, как будто ее умертвить вознамерясь; в испуге Станет на ложе с собою тебя призывать чародейка – Ты не подумай отречься от ложа богини: избавишь Спутников, будешь и сам гостелюбно богинею принят. Только потребуй, чтоб прежде она поклялася великой 300 Клятвой, что вредного замысла против тебя не имеет: Иначе мужество, ею расслабленный, все ты утратишь”. С сими словами растенье мне подал божественный Эрмий, Вырвав его из земли и природу его объяснив мне: Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною; 305 Моли его называют бессмертные; людям опасно С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно. Эрмий, подав мне растенье, на светлый Олимп удалился. Я же пошел вдоль лесистого острова к дому Цирцеи, Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный. 310 Став перед дверью прекраснокудрявой богини, я громко Начал ее вызывать; и, услышав мой голос, немедля Вышла она, отворила блестящие двери и в дом дружелюбно Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я. Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный 315 Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде, Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое 320 Слово: “Иди и свиньею валяйся в закуте с другими”. |
| Если б тому не препятствовал вечный Кронион, его мы Здесь упокоили – стал он теперь говорун нестерпимый”. 275 Кончил; но слово его Телемах без вниманья оставил. В это время народ через город с глашатаем жертву Шел совершать: в многотенную рощу метателя верных Стрел Аполлона был ход густовласых ахеян направлен. Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо, 280 Роздали части и начали пир многославный. Особо Тут принесли Одиссею проворные слуги такую ж Мяса подачу, какую имели и сами; то было Так им приказано сыном его, Телемахом разумным. Тою порою Афина сама женихов возбуждала 285 К дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнее Мщенье в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына. Там находился один, от других беззаконной отличный Дерзостью, родом из Зама; его называли Ктесиппом. Был он несметно богат и, гордяся богатством, замыслил 290 Спорить с другими о браке с женою Лаэртова сына. Так, к женихам обратяся, сказал им Ктесипп многобуйный: “Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю: Мяса, как следует, добрую часть со стола получил уж Этот старик – и весьма б непохвально, неправедно было, 295 Если б гостей Телемаховых кто их участка лишал здесь. Я ж и свою для него приготовил подачу, чтоб мог он Что-нибудь дать за купанье рабыне иль должный подарок Сделать кому из рабов, в Одиссеевом доме живущих”. Тут он, схвативши коровью, в корзине лежавшую ногу, 300 Сильно ее в Одиссея швырнул; Одиссей, отклонивши Голову вбок, избежал от удара; и страшной улыбкой Стиснул он губы; нога ж, пролетевши, ударила в стену. Грозно взглянув на Ктесиппа, сказал Телемах раздраженный: “Будь благодарен Зевесу, Ктесипп, что удар не коснулся 305 Твой головы чужеземца: он сам от него отклонился; Иначе острым копьем повернее в тебя бы попал я; Стал бы не брак для тебя – погребенье отец твой готовить. Всем говорю вам: отныне себе непристойных поступков В доме моем позволять вы не смейте; уж я не ребенок, 310 Все уж теперь понимаю; все знаю, что надобно делать. Правда, еще принужден я свидетелем быть терпеливым |
|
|
