| La controverse de l " apostolicité des églises de France au XIXe siècle. P., 1903; F é vrier. 1996). По мнению Дюшена, поддержанного авторитетными специалистами, эти предания начали формироваться в бургундском мон-ре Везле при аббате Гальфриде (1037-1052), к-рый организовал обретение мощей Марии Магдалины. Вскоре мон-рь стал известным местом паломничества, а в XII в. почитание Марии Магдалины получило широкое распространение во Франции и в соседних регионах. В Марселе началось почитание Л.; в Сен-Максимен-ла-Сент-Бом была обнаружена пещера, в к-рой, по преданию, жила и была погребена Мария Магдалина; в Тарасконе состоялось обретение мощей св. Марфы ( Duchesne. 1893; также см.: Manteyer. 1897; Morin. 1898; Vacandard. 1924; Leclercq. 1929). Согласно Дюшену, почитание Л., Марии Магдалины и Марфы сложилось в Бургундии и получило распространение в Провансе только в XII в. О посещении Л. и его сестрами Галлии впервые сообщается в агиографических сказаниях, происходящих из аббатства Везле. Так, в Житии Марии Магдалины, составленном во 2-й пол. XI в. (BHL, N 5488), говорится, что Л. и его сестры бежали от иудеев в Галлию, где Магдалина поручила Л. проповедовать христианство в Массилии, а сама удалилась в пустыню. Эта версия предания о Л. не стала общепринятой. Так, в более позднем Житии Марии Магдалины, созданном в посл. четв. XII в. (BHL, N 5508), говорится о проповеди Л. на о-ве Кипр и о его мученической смерти, но не о посещении им Галлии ( Kr ü ger. 2002. S. 179-180). Сторонники достоверности предания указывали на документы XI - нач. XII в., в к-рых упоминается о почитании Л. и Марии Магдалины в Эксе, напр. на грамоту архиеп. Ростана де Фоса и соборного препозита Бенедикта (2-я пол. XI в.) о строительстве кафедрального собора. В грамоте упоминается, что Л., Максимин, Мария Магдалина и др. святые прибыли в Галлию, где Л. основал епископскую кафедру в Массилии, а Максимин - в Аквах Секстиевых ( Alban è s. 1899. T. 1. Col. 2, 6-7). Однако Ж. де Мантейе пришел к выводу, что эти документы были фальсифицированы или содержат поздние интерполяции ( Manteyer. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ДРЕВНЕРУССКИЕ ВЛИЯНИЯ [восточнославянские] на книжность юж. славян (посл. четв. XII - сер. XIII, XVI-XVII вв.), периоды активизации русско-южнослав. связей в рамках средневек. конфессионально-культурного (кирилло-мефодиевского, или славяно-визант.) единства, во время к-рых представители Болгарской и Сербской Церквей обращались к древнерус. (восточнослав.) книжной традиции (ср. со ст. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру ). В процессе Д. в. происходило восполнение корпуса переводных и оригинальных текстов у юж. славян, в первую очередь богослужебных и уставных, оскудевшего вслед. неблагоприятных культурно-исторических условий (длительного иноземного и (или) иноверного владычества). Термин «влияние» применительно к этим связям носит условный характер, поскольку их инициатором и реализатором неизменно выступает воспринимающая сторона. Изучение Д. в. как культурно-исторического феномена (период XVI-XVII вв., от к-рого сохранилось большее число свидетельств) началось в кон. XIX в. в первую очередь в трудах М. Н. Сперанского. Несмотря на отдельные свидетельства распространения восточнослав. книжных памятников в XII-XIII вв. у юж. славян (исследование периода XII-XIII вв. началось в 1-й четв. XX в.), ставшие известными исследователям со 2-й четв. XIX в. (наблюдения А. Х. Востокова над южнослав. Прологом), до конца XIX столетия в историко-филологической лит-ре (включая отечественную) господствовало убеждение, что рус. книжно-лит. традиция в межслав. средневек. культурных связях выступала лишь в качестве воспринимающей стороны. В сер.- 2-й пол. XX в., когда тема привлекала большое внимание болг. и югослав. ученых, исключительное значение для изучения русско-южнослав. культурных связей XII-XIII вв. имели работы В. А. Мошина (в особенности см.: Mo š in. 1959; Мошин. 1963, 1998). В них была расширена источниковая база, выделены новые направления исследования и предпринята попытка вписать феномен Д. в. в политический и культурно-исторический контекст. С сер. 80-х гг. XX в. возникает новый интерес к теме, сопровождающийся систематизацией уже накопленного материала и выявлением новых памятников. В совр. болг. филологической науке (прежде всего в трудах Р. Павловой и ее учеников) связи XII-XIII вв. сводятся к почитанию рус. святых на слав. Балканах, остальные их аспекты отрицаются (распространение восточнослав. переводов) либо игнорируются (не учитываются никакие памятники помимо житийных и памятей в месяцесловах). При изучении русско-южнослав. связей XVI-XVII вв. и их продолжения в позднейшее время был накоплен большой фактический материал, но после работ Сперанского отсутствуют обобщающие исследования. 1-е восточнославянское влияние |
| Во 2-й пол. XI - 1-й трети XII в. Смоленск, как и Волынь, считался принадлежавшей Киеву волостью. С 1078 г., начала киевского княжения Всеволода Ярославича, Смоленск закрепился (исключая короткий перерыв в 90-х гг. XI в.) за Владимиром Мономахом, в 1125 г. достался внуку последнего св. кн. Ростиславу Мстиславичу, с княжением к-рого в 1125-1159 гг. связаны политическое обособление Смоленска от Киева, возникновение в его владениях Смоленской епархии (см. Смоленская и Калининградская епархия ) и окончательное территориальное оформление Смоленской земли, простиравшейся от верховьев Сожа и Днепра на юге до междуречья Зап. Двины и Ловати (Торопецкой волости) на севере, захватывая на востоке «вятичский клин» между верховьями Москвы-реки и Окой. Т. о., ядром Смоленской земли являлась область волоков между Ловатью, Зап. Двиной и Днепром - ключевой участок на «пути из варяг в греки». О территории и податных центрах Смоленской земли в 1-й пол. XII в. наглядное представление дает уникальный документ - Устав кн. Ростислава Смоленской епископии 1136 г. Ростислав не принимал активного участия в борьбе за Киев, развернувшейся между его старшим братом Изяславом и Юрием Долгоруким в 1149-1154 гг., но через 2 года по смерти Юрия, в 1159 г., став генеалогически старейшим среди Мономашичей, ушел в Киев, оставив в Смоленске старшего сына Романа. Др. Ростиславичи (Рюрик, Давид, Мстислав; Святослав Ростиславич в это время держал Новгород) в киевское княжение их отца получили столы в Киевской земле, к-рые удержали и после смерти Ростислава в 1167 г. Сложился устойчивый и монолитный комплекс владений князей смоленского дома к западу и северо-западу от Киева со столами в Белгороде, Вышгороде, Торческе и Овруче. Его стабильность объяснялась, очевидно, тем, что старшие Ростиславичи, а позже и их потомство, если не занимали киевский стол, то всегда были одними из главных претендентов на него. Склонность Ростиславичей к занятию столов вне Смоленской земли, столь отличавшая их от представителей др. ветвей древнерус. княжеского рода, проявилась и во временном владении во 2-й пол. XII в. пограничными со Смоленском полоцкими волостями - Друцком и Витебском. Спустя короткое время после смерти ок. 1210 г. киевского кн. Рюрика Ростиславича смоленские князья снова и надолго завладели киевским столом, на к-ром в 1214-1223 гг. сидел внук Ростислава кн. Мстислав (Борис) Романович Старый, а в 1223-1235 гг.- двоюродный брат последнего кн. Владимир (Димитрий) Рюрикович. Это был период наивысшего могущества Смоленска. Не позднее 20-х гг. XIII в. под его сюзеренитетом оказался стольный Полоцк, а в киевское княжение Мстислава Романовича еще и Новгород. |
| Повествование в «К. Ц.» было выстроено в хронологическом порядке. Чтобы текст был единым, начало каждого последующего исторического сочинения при включении его в свод или конец предыдущего, как правило, отрезали, в результате чего точное число вошедших в «К. Ц.» сочинений, имена нек-рых авторов и датировки отдельных произведений неизвестны. В наст. время известно более 20 рукописей, содержащих как полную версию «К. Ц.», так и отдельные фрагменты. Наиболее ранняя редакция датируется 1697 г., поздняя - 1899 г. В рамках единого свода «К. Ц.» выделяют 2 цикла летописей, условно названных «Древняя Картлис Цховреба» ( ) и «Новая Картлис Цховреба» ( ). «Древняя Картлис Цховреба» представляет собой историю грузин и Грузии начиная с библейских времен до нач. XIV в. Относительно времени составления и содержания первоначального свода «К. Ц.» существует неск. точек зрения. В. Дондуа относит наиболее раннюю версию летописи к VII-VIII вв.; Г. Меликишвили - к рубежу VIII и IX вв.; П. Ингороква - к X в.; Ш. Месхиа, В. Гучуа - к кон. XI в.; И. Джавахишвили , С. Каухчишвили - к XII в.; акад. прот. К. Кекелидзе - ко 2-й пол. XII в.; Р. Кикнадзе - к 1-й четв. XII в. В современной груз. историографии принято считать, что первый свод «К. Ц.» был сформирован уже в сер. V в. В эту редакцию в хронологическом порядке были внесены отдельные летописи, в которых содержались сведения с IV-III вв. до Р. Х., времени формирования царства Картли, до сер. V в. В кон. VIII в. груз. вельможа Джуаншер Джуаншериани составил продолжение свода, описав события истории Грузии с сер. V в. до 80-х гг. VIII в. Значительная работа была проделана над «К. Ц.» в 60-х гг. XI в. еп. Руисским Леонтием Мровели . Он написал вступительную часть, в к-рой была дана схема библейского происхождения грузин и др. кавказцев, а также история грузин до создания царства Картли. Также епископ отредактировал текст свода и пополнил его доступными ему сведениями. Особенно Мровели расширил куски, в которых рассказывалось об обращении Картли в христианство св. равноап. Ниной (1-я пол. IV в.) (эта часть текста названа «Мокцеваи Картлисай» (Обращение Грузии)), о правлении царя Картли св. Вахтанга Горгасали (2-я пол. V в.) и о мученичестве царя св. Арчила I († 786) - «Мученичество св. вмч. царя Грузии Арчила». |
| В кон. II - нач. I тыс. до Р. Х. главенствующее положение на территории Н. о. занимала общность культур текстильной керамики. В раннем железном веке в регионе распространились ананьинская культура в Заволжье и городецкая культура на правобережье Оки и Волги, памятники к-рой в кон. I тыс. до Р. Х. появились на левобережье Волги. В юго-вост. части совр. Н. о. (Ардатовский, Сергачский, Воротынский районы) известны могильники (в основном трупоположения на спине) 1-й пол. I тыс. по Р. Х., культурная принадлежность которых является дискуссионной. Со 2-й пол. I тыс. по Р. Х. на территории Н. о. фиксируются древности 3 родственных народов поволжских финнов - муромы (в приокских районах, датированы не ранее кон. VII в.), мордвы (на юго-востоке региона), черемисов (марийцев; в Заволжье). В их культуре наблюдается много общего; различия проявляются прежде всего в погребальном обряде, обнаруживаются в жен. украшениях, уборе. На границе расселения этносов, на берегах Волги и Оки, происходили наиболее тесные контакты, о чем свидетельствуют материалы могильников - Безводнинского (Кстовский р-н) V - 1-й пол. VIII в., Желтухинского (Городецкий р-н) VI-VII вв. и Подвязьевского (Богородский р-н) сер. IV - 1-й пол. VI в. (наиболее раннее погребение кон. III - сер. IV в. относится к раннему железному веку). По мнению исследователя Подвязьевского могильника Н. Н. Грибова, население, оставившее его, ведет свое происхождение от племен культуры рязаноокских могильников. Первые славяне появились на нижегородском правобережье Оки не ранее XII в. Их расселение, по-видимому, брало свое начало с Муромо-Рязанского княжества и тянулось вниз по Оке. Большинство поселений возникло на свободных местах, но нек-рые данные указывают на процесс древнерус. ассимиляции муромы. В XII - нач. XIII в. земли совр. Н. о. стали ареной борьбы между Ростово-Суздальским княжеством (с 1157 Владимирское великое княжество ) и Волжско-Камской Булгарией. Владимирские князья основали здесь города Городец (сер.- 3-я четв. XII в.; впервые упоминается в 1171) и Н. Новгород (1221), что способствовало притоку слав. населения. |
| Д. разрабатывает созданная в 1856 г. Высшая школа Д. (Escuela Superior de Diplomática, с 1900 в составе фак-та философии, словесности и истории Мадридского ун-та), Испанская академия истории (Мадрид), а также Исследовательский ин-т Каталонии (Барселона), Исследовательский ин-т Астурии (Овьедо), Ин-т Фердинанда Католика и Сарагосский ун-т. Основатель совр. испан. Д.- Х. Муньос-и-Риверо (1881). В 1-й пол. XX в. активно изучалась история королевских канцелярий Испании (Э. Котарельо-и-Мори, А. Мильярес Карло и др.). Различными вопросами Д. занимались Э. Саррабло Агарелес, М. Нуньес де Сапеда, Х. Гонсалес, П. Галиндо Ромео, Ф. Аррибас Арранс. Обобщающий труд и отдельные публикации принадлежат А. Кумбреньо Флориано (1946, 1949-1952). Дипломатисты 2-й пол. XX в.: А. Канельяс Лопес, Л. Санчес Бельда, Т. Марин Мартинес, Каруна-и-Гомес де Барреда, Х. Руис Колонха, Ф. Маттеу-и-Лопес, Э. Саэс, А. Араго Кабаньяс, Х. Тренч Одена, С. Гарсия Ларрагета, Ф. Севилано Колом, М. Х. Санс Фуэнтес, Мария Луиза Пардо Родригес, М. Лукас Альварес, М. М. Карсель Орти. Основная проблематика - история канцелярий и нотариата. Португалия Крупнейшие специалисты по Д.- Ж. П. Рибейру, давший свод наблюдений, касающихся испан. и португ. Д., палеографии и сфрагистики (1798, 1810-1836); Э. да Гама Барош, изучавший историю канцелярий XII-XV вв. (1885); Р. П. ди Асеведу, издатель и исследователь португ. актов (1933, 1958), автор работы о королевской канцелярии XII-XIII вв. (1938). Во 2-й пол. XX в. Д. занимались А. ди Ж. да Кошта, Ж. Маркиш, А. Л. ди Кавалью Омем, Мария Элена да Крус Коэлью и др. Исследовательские центры - Instituto de estudos historicos (Коимбра), Academia portuguesa da hismyria (Лиссабон), Ун-т Порту. Преподавание Д. ведется со 2-й пол. XVIII в. В 1801 г. кафедра Д., учрежденная в кон. XVIII в., передана Королевскому архиву. В 1844 г. лицею были переданы кафедры стенографии, палеографии и Д. В 1889 г. созданы курсы библиотекарей-архивистов (ныне при филологическом фак-те ун-та в Коимбре), где преподается Д. Великобритания |
| В южнослав. Г. этого типа нормой является употребление местоимения «азъ» и глагола в форме аориста 1-го лица: «Азъ Иво грамматикъ писа сия слова»; «Азъ Радъ писахъ» и т. п. Среди киевских надписей встречается неск. Г., в к-рых употреблены местоимение и согласованная с ним форма аориста 1-го лица, что вызвано, по-видимому, покаянным содержанием надписей. Таковы надписи XIII в.: «Се азъ греш(ь)ныи Никола (на)псахъ мъляся Г(оспод)у и Б(о)гу Своему да (и)збавить мя (бе)щисльныхъ (гре)хъ моихъ»; надпись 2-й пол. XII - 1-й пол. XIII в.: «Артемиос помилоу мя гршьника Ио(анна) азъ твоя стихра (ко)нархиса(х)» (прочтение и перевод обеих надписей принадлежат А. А. Турилову : Турилов. Заметки. С. 31). По замечанию исследователя, последняя надпись представляет «автограф одного из первых известных по имени древнерусских канонархов». В киевском и новгородском Софийских соборах обнаружены глаголические и смешанные кириллическо-глаголические молитвенные Г. (в Киеве - 3, в Новгороде - 10), датируемые XI в. и представляющие собой фрагменты молитвенных формул («Господи, помози, спаси, помилуй» - Медынцева. Грамотность в Др. Руси. С. 25-32). Глаголические буквы в составе кириллических надписей 1-й пол. XII в. обнаружены в Георгиевском соборе Юрьева мон-ря ( Рождественская Т. В. Надписи с глаголическими буквами из Георгиевского собора Юрьева мон-ря в Новгороде//Slavia Orthodoxa: Език и култура: Сб. в чест на проф. д. ф. н. Р. Павлова. София, 2003. С. 338-345). Исключительно молитвенный или богослужебный характер глаголических Г. свидетельствует об особой, богослужебной функции глаголицы (показательно, что нет глаголических берестяных грамот). В Др. Руси знакомство с глаголицей являлось частью подготовки профессиональных книжников. Важными с т. зр. слав. библейской текстологии и исторической литургики представляются Г. с выдержками из Свящ. Писания и церковных служб, сохранившиеся во мн. древнерус. храмах. В киевском Софийском соборе надпись на фресковой композиции «Жертвоприношение Авраамово», XII в. |
| XVI в. до Р. Х. (слой XI). Слои IX-VIII (XIV-XII вв. до Р. Х.) состояли из жилых построек и погребений эпохи поздней бронзы, содержащих предметы егип. происхождения (фаянсовая печать, скарабей 19-й династии и др.), микенскую, кипрскую, египетскую и малоазийскую керамику. Хананейский город эпохи поздней бронзы был полностью уничтожен пожаром. В складских помещениях обнаружены тарные кувшины, наполненные обуглившимся зерном, чечевицей и фигами, что является важным свидетельством филистимского нашествия. С приходом филистимлян в 1-й трети XII в. до Р. Х. (слой VII) на северо-вост. склоне холма была возведена стена из кирпича-сырца шириной 3,25 м и возник район, населенный ремесленниками (вдоль стены обнаружены печи разного типа, в которых обжигали сосуды, схожие с микенской керамикой, и статуэтки эгейского типа). Израильский археолог Д. Усишкин относит постройку стены к эпохе Ханаана, датируя укрепления филистимлян в Е. VIII в. до Р. Х. Он считает, что город не нуждался в защите до эпохи ассир. вторжений. Во 2-й пол. XII в. до Р. Х. (слой VI) фортификационная система была усилена, хорошо спланированная городская застройка из кирпича-сырца заняла весь холм. К этому времени относится типичная филистимская 2-цветная посуда. На периферии города было возведено одно из первых святилищ филистимлян с комнатой для религ. обрядов. В 1-й пол. XI-X в. до Р. Х. (слои V-IV) оно было обмазано глиной, среди вотивных предметов обнаружены подписные скапулы (костяные лопатки для гаданий), подобные происходящим из кипрских святилищ. В соседних зданиях найдены скульптурки ашдодского типа и ритон, декорированный львиной головой. В 1-й пол. XI в. до Р. Х. (слой V) здание перестроили в дворец на каменном фундаменте с 2 помещениями-святилищами (15×16 м). Стены шириной 1,20 м сохранились на высоту 3 м. Главный вход с севера вел в зал со скамьями, расположенными вдоль юж. стены и 2 каменных пилонов, фланкировавших круглый очаг наподобие очагов святилищ из Эгейского бассейна, к-рые строились в виде мегаронов. |
| Прибыв в Париж во 2-й пол. 30-х гг. XII в., П. Л. стал изучать теологию в школе Сен-Викторского аббатства. К.-л. сведения о его учителях и занятиях в 30-40-х гг. XII в. отсутствуют. Неизвестно, посещал ли он наряду с Сен-Викторской др. парижские школы. Сочинения П. Л. свидетельствуют, что он знал содержание ряда трудов Петра Абеляра († 1142/43) и Гильберта Порретанского († 1154), к-рые в этот период преподавали в Париже, однако маловероятно, что он лично слушал их лекции. Ориентируясь на т. зр. Бернарда Клервоского и Гуго Сен-Викторского, П. Л. отрицательно относился к предложенным Петром Абеляром и Гильбертом Порретанским новым идеям и методам в теологии; он оставался верным богословским и экзегетическим принципам Ланской школы, а также августиновской богословской традиции в том систематизированном виде, к-рый она приобрела в трудах Гуго Сен-Викторского. В нач. 40-х гг. XII в. Гуго и Петр Абеляр скончались, а Гильберт покинул Париж. Будучи одним из наиболее талантливых представителей нового поколения теологов, П. Л. вскоре вышел на передний план. Ок. 1144 г. он упоминается в анонимной поэме как «известный теолог Ломбардец» (celebrum theologum vidimus Lumbardum) в ряду др. парижских учителей (см.: Brady. 1971. P. И. Бради, основываясь на подписях в архивных документах, заключил, что в 40-х гг. XII в. П. Л. стал каноником собора Нотр-Дам-де-Пари. Так, в 1145 и 1146 гг. упоминается «Петр отрок» (puer, т. е. посвященный в один из малых чинов), в 1147 г.- «Петр субдиакон», в 1150 г.- «магистр Петр субдиакон, Парижский каноник», в 1156-1157 гг.- «Петр архидиакон» (см.: Ibid. P. Хотя не все упоминания о «Петре» в документах могут быть с уверенностью отнесены к П. Л. (см.: Mews, Monagle. 2010. P. 88; Monagle. 2013. P. 51), гипотеза о его принадлежности к соборному капитулу признаётся большинством исследователей весьма вероятной (напр., см.: Rosemann. 2004. P. 37). Успешная церковная карьера П. Л. в наиболее престижном соборном капитуле Франции, по-видимому, была связана с его авторитетом как преподавателя и теолога. Предполагается, что с нач. 40-х гг. XII в. и до принятия епископского сана в 1159 г. П. Л. преподавал в школе собора Нотр-Дам-де-Пари; о том, что он читал лекции в к.-л. др. школах Парижа, сведений нет (см.: Brady. 1971. P. ср.: Doyle. 2016. P. 41-46). |
| городского судью. Ок. 1087/8 г. он начал преподавать рим. право по списку найденных к тому времени «Дигест» Юстиниана. Большинство содержащихся в «Дигестах» норм имущественного, договорного, семейного, наследственного рим. права не имело в кон. XI-XII в. действующей силы (даже если схожие нормы продолжали существовать, действующую силу им придавали местный средневек. обычай или постановления светских правителей). Тем не менее «Дигесты» Юстиниана представляли собой методический материал для обучения искусству разбирать сложные правовые казусы; методические сборники такого высокого уровня и широты охвата самых разнообразных тем в то время отсутствовали на Западе. Право, содержащееся в «Дигестах» и в др. юстиниановских сводах, воспринималось как ratio scripta, писаное воплощение разума, считалось, что, опираясь на него, судьи могли найти справедливое решение в сложных делах. Рецепция норм юстиниановского права через правовое толкование была основной формой рецепции рим. права, поэтому преподавание «Дигест» было нацелено не на непосредственное применение их норм на практике (хотя такие случаи были довольно часты), а на усвоение правовых принципов и правил, выводимых из их норм. Одним из главных методов этого нового преподавания стали скрупулезное изучение текста и его комментирование (глоссирование), т. е. составление небольших по объему - от неск. слов до неск. абзацев - комментариев к отдельным терминам, понятиям, вопросам или сюжетам. Хотя составление глосс было известно и раньше, только у Ирнерия и его учеников комментарии приобрели столь подробный характер, что на их основе в XII в. развились самостоятельные жанры комментаторской юридической лит-ры - суммы (summae), дистинкции (distinctiones), казусы (casus), заметки (notabilia), вопросы (quaestiones), извлечения (abbreviationes или excerpta) и т. д. Декрет Грациана. 2-я пол. XII в. (Köln. Erzbischöfliche Diözesan- und Dombibliothek. 122. Fol. 9) Декрет Грациана. 2-я пол. XII в. (Köln. Erzbischöfliche Diözesan- und Dombibliothek. |
|
|
