| Первоначально для помещения иностранных послов в Москве не было определенных мест, особо назначенных для сего зданий, и они ставились в частных домах; это бывало впрочем и впоследствии, когда появились уже особые «дворы», вероятно в виду того, что они были заняты 92 . Помещения для послов отводимы были в разных частях города, на улицах Остоженке, Пречистенке, Никитской, Тверской, Воздвиженке, Рождественке, Дмитровке, Петровке, в Китай-городе, Дорогомилове и др. 93 Для наиболее часто посещавших Москву послов ногайских, крымских и польско-литовских существовали особые дворы, предназначенные исключительно для тех или других послов и гонцов. Из числа этих дворов древнее всех был, кажется, крымский двор, в записях упоминающийся с 1532 г. На нем стояли крымские послы в 1532 г. («Крымское подворье»), 1534 г. («– двор»), 1535–1539, 1548, 1562–1564, 1566, 1567, 1570, 1577, 1578, 1586, 1588, 1591–1596 гг. – О местонахождении этого двора посольские записи XVI в. говорят только: «за рекою» (1539, 1586 г.), «за Москвою рекою» (1539, 1566, 1677, 1578 и 1589 гг.). В конце 1577 г. послы были поставлены «за Москвою рекою на Крымском дворе на новом»; в 1588, 1593 и 1595 гг. «на старом на Крымском дворе». В записи 1589 г. Крымский двор назван «посольским». Как исключение послы крымские ставились иногда и не на Крымском дворе. Так в конце 1568 г. крымские гонцы поставлены были «на Большом посаде на хрестьянских дворех», в начале 1592 г. они стояли «в Рогожской слободе», а в октябре 1576 г. «в Казенной слободе» (см. также на сей странице в примечании о посольских дворах в Черторье). – Для ногайских послов и гонцов существовал особый Ногайский двор, на котором ногайские послы и гонцы стояли в мае и сентябре 1535 г., в 1536, 1537, 1548, 1549, 1551–1553, 1555, 1564 годах. С послами, как известно, приходили и ногайские «гости» (купцы), пригонявшие в Москву для продажи целые табуна лошадей. Гостей этих ставили обыкновенно или «под Павшиным (IIahшuhым), в октябре 1548 г., мае 1549 г., мае и июле 1551 г., 1552 г., 1555, 1557, 1560 («за посадом под Паншиным», 1561, 1578 гг., или «на лугу против Симанова, под Симоновым» (в ноябре 1548 г.) августе и октябре 1551, 1552 и 1553 гг.); или «у Красного села» (октябрь 1549 г., октябрь 1551 г., 1553 г.), «под Красным селом по сю сторону Яузы» (1581 г.), «за красным селом на Яузе» (1581 г.), «за Яузою» (1578 г.). |
| В своем письме от 9 ноября 1548 г. Макарий довольно подробно излагает Иоасафу «судный список» Максима Грека , якобы только что «обретенный» в царской казне. Конечно, его в первую очередь интересуют те немногие разделы «судного списка», которые так или иначе связаны с Исаком Собакой; но он информирует Иоасафа и о некоторых других разделах этого памятника. Однако самых острых и важных в 1531 г. политических обвинений он не упоминает вообще, будто их и не было! Это важный показатель отношения митрополита Макария в то время и к политическим обвинениям собора 1531 г., и к самому Максиму Греку . Письмо Макария от 9 ноября 1548 г. наполнено трафаретными вежливыми выражениями почтения к бывшему митрополиту, но в нем уже чувствуется угроза: Макарий прямо спрашивает Иоасафа, какие законные основания были у него для рукоположения отлученного Исака Собаки, и подчеркивает строгость канонических правил по этому вопросу. Попытка Иоасафа выдвинуть в качестве такого законного основания какое-то письмо бывшего митрополита Даниила не удалась ему, и переписка закончилась в холодных и даже враждебных тонах. Как мы говорили; наш источник под общим заголовком «список с соборного списка» 1549 г. помещает весь комплекс материалов, относящихся к делу Исака Собаки в 1548–1549 гг. Тот текст, который играет роль собственно «соборного списка» собора февраля 1549 г. на Исака Собаку, идет последним в этом комплексе и даже внешне неразрывно связан с предыдущей частью этого комплекса: сообщением об обсуждении итогов переписки Макария и Иоасафа в узком кругу высших церковных иерархов 78 и о докладе царю, который передал решение этого дела на усмотрение церкви: «То де дело ваше, святительское, и вы о том деле чините по божественным правилом». Естественно было бы предполагать, что после этих слов источник сообщит о дате созыва собора, его составе, ходе соборного разбирательства. Однако эти сведения приводятся нашим источником значительно позднее, в беспорядке и не всегда полностью. А сразу же вслед за словами царя, вопреки логике любого официального «судного списка», наш источник приводит решение собора об отлучении и «конечном извержении» Исака Собаки. |
| был утвержден Аугсбургский интерим (промежуточное постановление; см. ст. Интерим ), к-рый предлагался для подписания князьям, городским советам и пасторам (текст см.: Der Reichstag zu Augsburg 1547/48/Hrsg. U. Machoczek. Münch, 2006. Tlbd. 2. S. 1910-1947. N 210. (Deutsche Reichstagsakten: Jungere Reihe; 18)). Многие лютеран. проповедники под давлением властей соглашались принять интерим; находившиеся на неподвластных императору территориях лютеран. теологи обвиняли таких проповедников в вероотступничестве (подборку сочинений по вопросу об Аугсбургском интериме см.: Reaktionen auf das Augsburger Interim: Der Interimistische Streit (1548-1549)/Hrsg. I. Dingel e. a. Gött., 2015). В марте-апр. 1548 г. М. по поручению курфюрста Морица впервые ознакомился с содержанием Аугсбургского интерима и пришел к выводу, что его принятие недопустимо для лютеран; последующее внимательное изучение текста интерима только укрепило его в этой оценке (промежуточные отзывы М. см.: Melanchthon Ph. BW: Reg. N 5105, 5110, 5112, 5117, 5120, 5125, 5130, 5135, 5137, 5139; ср.: Scheible. 2016. S. 224-233). Окончательный отказ от принятия интерима и подробная критика его содержания были представлены в подготовленном М. для курфюрста Морица меморандуме от 16 июня 1548 г., к-рый подписали также Бугенхаген, Круцигер, Майор и др. теологи (текст см.: CR. Vol. 6. Col. 924-942. N 4259; ср.: Melanchthon Ph. BW: Reg. N 5182). Во вводной части документа подчеркивается, что отказ от принятия интерима связан не с упорством лютеран и не с их нежеланием искать некий компромисс ради церковного мира, но исключительно с тем, что в интериме содержится ложное учение по принципиальным вопросам. Признавая, что представленное в интериме учение о Боге, о творении, о грехопадении и о спасении в целом является правильным, М. обращает внимание на то, что в интериме вводится искаженное учение об оправдании, поскольку вера в нем рассматривается не как единственная причина оправдания, но лишь как некая подготовка к оправданию, тогда как само оправдание совершается любовью; тем самым неявно вводится мнение, что человек оправдывается делами любви, с к-рым не могут согласиться лютеране. |
| Для группы Прологов, написанных на бумаге без филиграней, приводим лишь итоговую датировку, поскольку обоснование требует особого исследования их палеографических и текстологических особенностей. 4) РГБ, ф. 98 (Собр. Е. Е. Егорова), 763 (л. 70—73; б.с.) — 20–е годы XVI в. 5) РГИА, ф. 834 (шбр. Синода), оп. 4, 1619 (л. 59—62; со стихом) — 20–е годы XVI в. 6) БАН, собр. Ф. А. Каликина, 34 (л. 53—55 об.) — 20–е годы XVI в. 7) РНБ, собр. М. П. Погодина, 601 (л. 77—80) — 20–е годы XVI в. 8) ГИМ, собр. А. С. Уварова, 562 (1°) (л. 78 об. — 82) — около1530 г. 9) Центральная научная библиотека Академии наук Литвы, F.19—96 (л. 152—155 об.) — вторая четверть XVI в. Филигрань: Тиара — типа: Брике, 4966 (1525—1530 гг.). 10) РГБ, ф. 92 (Собр. С. О. Долгова), 39 (л. 48—50 об.; со стихом) — 30—40–е годы XVI в. Филигрань: Гербовый щит, под ним литера М — типа: Брике, 9864 (1531—1540 гг.). 11) РНБ, собр. М. П. Погодина, 611 (л. 64—67 об.) — 1547—1548 гг. Кодекс составлен при царе Иване Васильевиче (1547—1584) и ростовском архиепископе Алексее (1543—1548) (запись по первым листам). 12) РГБ, ф. 209 (Собр. П. А. Овчинникова), 240 (л. 38 об. — 41 об.)—сер. XVI в. 13) ГИМ, собр. Е. В. Барсова, 679 (л. 49—51) — сер. XVI в. 14) ГИМ, собр. М. П. Вострякова, 128 (л. 71 об. — 75) — сер. XVI в. 15) РНБ, F.I. 297 (л. 36 об. — 39)—сер. XVI в. 16) Государственная публичная историческая библиотека (Москва), 60 (л. 54 об. — 58) — сер. XVI в. Филиграни: Кувшин с одной ручкой под короной с розеткой, на ту–лове литеры СМ — Брике, 12712 (1542—1547); Рука под звездой, на ладони тройка — Брике, 11386 (1542 г.). 17) РГАДА, ф. 187 (Рукописное собр. ЦГАЛИ), оп. 1, 117 (л. 67 об. — 70 об.; со стихом) — 50–е годы XVI в. Филиграни: Перчатка под короной с 6 фестонами — Лихачев, 1749 (1551 г.); Перчатка под короной с 6 фестонами — Лихачев, 2979 (1552 г.); Перчатка под короной с 6 фестонами — Брике, 10934 (1557—1558 гг.); Рука под звездой — Брике, 10800 (1548 г.); Рука под звездой — Брике, 10786 (1544—1545 гг.); Гербовый щит — Брике, 2026 (1553—1562 гг.); Гербовый щит—Брике, 2025 (1553 г.). |
| известил имп. Карла V, что не в состоянии провести в жизнь Аугсбургский И. в полном объеме, после чего поручил теологам из Виттенберга и Лейпцига составить новый документ, более приемлемый для лютеран. Основным его автором стал Ф. Меланхтон . Крайне негативно оценивая Аугсбургский И., Меланхтон настаивал в частной переписке на том, что лютеране все же должны пойти на максимальные уступки католикам «в вещах маловажных (безразличных)» (греч. διφορον; см. статьи Адиафора , Адиафористские споры ), т. е. не предписанных, но и не запрещенных Библией, ради того, чтобы избежать полной ликвидации лютеран. церквей, как это произошло в Швабии. Лейпцигский И. был утвержден ландтагом Саксонии в Лейпциге 21-22 дек. 1548 г. и получил статус земельного закона в июле 1549 г. Содержательно он не отличался от Аугсбургского И., однако превосходил его многословием и двусмысленностью формулировок. Поскольку Лейпцигский документ в отличие от Аугсбургского был составлен не католиками и одиозным Агриколой, а теологами Виттенбергского ун-та - интеллектуального центра Реформации, он вызывал даже большее негодование лютеран. Оппозицию (см. Гнезиолютеране ) возглавил Маттиас Флаций Иллирик , в 1549 г. бежавший из Виттенберга в Магдебург, где печатались многочисленные памфлеты против интеримистов, в большом количестве изданные в Германии. В 1549-1552 гг. примерно 400 священников в контролируемых католиками областях Германии так или иначе не приняли оба И., за что подверглись тюремному заключению или иным репрессиям. В кон. 1551 г. Мориц разорвал союз с императором, и 5 апр. 1552 г. его войска заняли Аугсбург. 2 авг. 1552 г. был заключен мирный договор в Пассау, по которому оба И. были официально аннулированы. После заключения Аугсбургского религиозного мира 25 сент. 1555 г. лютеране вновь получили свободу вероисповедания в тех государствах, где монархи придерживались лютеранства в соответствии с принципом «чья власть, того и вера» (cujus regio, ejus religio). Меланхтон, однако, признал Лейпцигский И. своей ошибкой только 5 сент. 1556 г. в личном письме Флацию Иллирику. Опыт, полученный лютеран. богословами, был учтен в ст. X «Формулы согласия» 1577 г., где говорится: «Во времена преследований, когда от нас требуется ясное и постоянное исповедание веры, не следует уступать врагам Евангелия в адиафоре». Ист.: Mehlhausen J. Das Augsburger Interim von 1548: Nach den Reichstagakten deutsch und lateinisch herausgegeben. Neukirchen-Vluyn, 1970. Лит.: Ranke L., von. Deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation. Lpz., 1909 8. Bd. 5; Bente F. Historical Introductions to the Book of Concord. St. Louis, 1965; Rabe H. Reichsbund und Interim: Die Verfassungs- und Religions-Politik Karls V. und der Reichstag von Augsburg 1547/1548. Köln, 1971. |
| В этой рукописи, в 17 степени, находится и приведенный рассказ о московском пожаре 1547–1548 гг., и притом в редакции, тождественной с печатным текстом (без каких-либо изменений 466 ). Рассказ этот говорит, что в сей пожар «во св. церквах и в сокровищах царских и святительских» сгорели иконы, кресты, мощи и святые многие книги греческие, дивно и преизрядно украшенные, ризы и одежды, сосуды, золото, серебро, жемчуг и пр. Предыдущий рассказ говорил, что все это сгорело «во святых церквах», а сей прибавляет еще: «и в сокровищах царских и святительских». В этом только и заключается добавление Степенной книги сравнительно с разобранным выше; перечисление же сгоревшего одно и тоже в обоих. Оба эти рассказа находятся в зависимости друг от друга. Рассказ в Степенной книге, по моему предположению, принадлежит митроп. Афанасию и является источником для второго рассказа, который почти весь буквально заимствуется отсюда. Кому принадлежит повествование четии-минейное, мне неизвестно, но и оно существовало уже в XVI в., так как читается уже в ркп. Чудова монастыря. Но и то добавление, которое мы находим в Степенной книге сравнительно с четии-минейным, не говорит в пользу царской библиотеки XVI в. Оно не говорит, что в ней именно сгорели греческие рукописи и мы имеем одинаковое право относить это ко всем трем указываемым хранилищам: 1) церквам, 2) «сокровищам царским» и 3) «сокровищам святительским». Составитель Степенной книги называет сгоревшие греческие книги – «святыми», «дивно и преизрядно украшенными». Эти эпитеты скорее всего подходят к книгам, которые находились в церквах, книгам богослужебным и вообще богословского содержания. Книги царской библиотеки (произведения классиков) не могли быть названы святыми, не могли быть дивно и преизрядно украшенными (драгоценные оклады разумеются). Если иноязычные книги царской библиотеки сгорели в московский пожар 1547–1548 гг., то какое же основание защитники мнения о громадном множестве в ней иноязычных рукописей имеют указывать на свидетельство Ниенштедта? Если сии рукописи сгорели в пожар 1547–1548 гг., то каким же образом мог видеть их пастор Веттерман в 1565–1570 гг.? О том, что именно из царских сокровищ сгорело в этот пожар 1547 г., мы имеем оффициальное показание в Никоновской летописи, записанное московским дьяком и потому заслуживающее наше полнейшее доверие. |
| В силу всего вышеизложенного мы не вправе относить создание этого варианта текста ко времени более позднему, чем ноябрь 1546 г. Речь идет, конечно, о каком-то протографе Сибирского списка, который может быть связан с этим списком через ряд промежуточных звеньев, в чем-то изменяющих первоначальный текст. Однако в части текста, которая цитируется или пересказывается в послании Макария, не могут быть допущены сколько-нибудь значительные изменения. Между всеми частями комплекса 39-й главы существует тесная логическая и текстуальная связь. Поэтому относить создание «судного списка» соборов 1525 и 1531 гг./протографа Сибирского списка/ко времени после конца 1548 – начала 1549 года можно было бы лишь в том случае, если бы оказалось, что к более позднему времени принадлежат и другие части этого комплекса и, прежде всего, что переписка 1548 г. между Макарием и Иоасафом относится к более позднему времени и сочинена задним числом. Но для такого предположения нет никаких оснований, переписка эта не противоречит ни реалиям того времени, ни другим частям комплекса 39-й главы; в частности, именно на нее опираются материалы собора февраля 1549 года, изобилующие подлинными историческими фактами, именами. Трудно предположить также, что оба тесно связанных между собой звена - " судный список» и письмо Макария от 9 ноября 1548 г. – синхронно претерпевали во второй половине XVI в. одни и те же значительные изменения и что, таким образом, в середине XVI в. оба эти памятника представляли из себя нечто сильно отличающееся от того, что помещено в 39-й главе Сибирского сборника конца XVI в. Подобная параллельная правка текста письма Макария вместе с текстом «судного списка» вряд ли могла бы быть проведена настолько последовательно и безукоризненно, чтобы не вызвать ни малейшего противоречия, несогласованности в совпадающих в обоих памятниках частях текста. К тому же, если весь этот комплекс материалов подвергался какой-то правке, согласующей его различные части, то непонятно, почему это не было сделано и для письма митрополита Даниила от 24 мая 1525 г., в котором есть раздел/л. 344/, доказывающий значительную неполноту «судного списка» собора 1525 г. |
| А. Казаковой о публицистическом характере памятника и позволяет развить и уточнить этот вывод. Обработка подлинных протоколов соборов под пером автора «Прения митрополита Даниила с Максимом Греком » сказалась, в частности, и во включении в текст этого памятника отнюдь не всех материалов процессов, особенно по собору 1525 г. Независимо от того, насколько справедливо сделанное нами выше гипотетическое предположелие о возможности конструирования рассказа нашего памятника о соборе 1525 г. из одних лишь протоколов собора 1531 г. и писем 1525 г., следует в любом случае признать, что текст Погодинского и Барсовского списков имел лишь один механический пропуск, обрыв – тот самый, которым кончался ранее известный текст памятника/мы не имеем здесь в виду, естественно, мелких описок/. Все остальные «пропуски и обрывы» текста не дефекты, исказившие первоначальный текст «Прения», а, наоборот, характерные особенности первоначального текста. Письмо митрополита Макария Иоасафу от 6 ноября 1548 г., несомненно, доказывает это для материалов собора 1525 г. В 1548 г. материалы в составе памятника уже имели известный нам неполный вид. Другой отличительной чертой этого произведения XVI в. является чрезвычайная слитность материалов процессов 1525 и 1531 гг. в единый «судный список» с одним приговором. Слитность является не случайной неточностью памятника, а его характерной особенностью, которая к тому же в более древнем Сибирском списке выражена ярче, чем в списках XVII-XVIII вв. Данная особенность памятника делает крайне затруднительными и ненадежными попытки разделения обвинений, выдвинутых против Максима Грека в 1525 и в 1531 гг. на основании сведений объединенного «судного списка». Особенно ярко слитность проявляется в едином приговоре, завершающем изложение событий, происходивших на обоих соборах. Неожиданность и неоправданность резкого перехода к приговору 1525 г. как итогу разбирательства 1531 г., абсурдное смешение в рамках одного документа разных решений обоих соборов показывают, насколько тесно и нелогично переплелись здесь материалы 1525 и 1531 гг. |
| веры целью ордена является защита Римско-католической Церкви. Среди задач ордена рассматривались миссионерская деятельность и воспитание юношества в католич. традиции. Преемником Лойолы стал Диего Лайнес (избран на генеральной конгрегации ордена в 1558), вместе с Сальмероном в 1545-1548 и 1551-1552 гг. он был представителем Римского папы на Тридентском Соборе , где И. активно участвовали в работе над декретами об оправдании и о таинствах. Третьим генералом ордена в 1565 г. стал католич. св. Франциск Борджа (см. ст. Борджа ). К 60-м гг. XVI в. в ордене было 2 тыс. членов, в 1615 г.- более 13 тыс. В период борьбы с Реформацией пропагандистская, воспитательная и миссионерская деятельность И. находилась под покровительством католич. государей. В странах, где распространился протестантизм, И. основывали свои резиденции, а если это оказывалось невозможно (напр., в Англии), то открывали соответствующие орденские дома и коллегии в Риме. Важную роль в ордене, одной из основных целей к-рого являлось обучение, играла образовательная система, включавшая средние и высшие учебные заведения. В 1539 г. Лайнес предложил для образования и воспитания молодых людей организовать орденские коллегии; первоначально они были открыты в виде общежитий И. при ун-тах Парижа (1540), Падуи, Коимбры (1542) и Валенсии (1544), куда новые члены ордена направлялись для учебы. Первым собственным учебным заведением И. в 1546 г. стала коллегия в Гандии (Испания), чей статус в след. году папа Павел III возвысил до ун-та. В 1548 г. по приглашению испан. вице-короля Неаполя И. открыли в Мессине коллегию (впосл. также ун-т), учебный план к-рой послужил основой для преподавания в др. коллегиях. В 1551 г. с одобрения папы Юлия III была учреждена коллегия в Риме (впосл. преобразованная в Григорианский университет ). Папа передал под управление И. основанную в 1552 г. Германскую коллегию, где готовили священников для служения в странах с распространявшимся протестантизмом. К кон. 50-х гг. XVI в. ордену принадлежало 45 коллегий, к 1579 г.- 144, а к 1626 г. число иезуитских коллегий достигло 444, к этому времени в ведение И. было передано 56 ДС. С 1571 г. И. преподавали в крупнейших европ. городах. Создавая свою собственную систему образовательных учреждений, И. также стремились проникнуть в уже существовавшие известные ун-ты и по возможности подчинить их своему влиянию. Центрами иезуитского влияния стали ун-ты в Кёльне и Ингольштадте, коллегии в Вене, в Чехии, в Венгрии, во Фландрии. Принципы, правила организации и методы, положенные в основу иезуитской системы образования (Ratio atque institutio studiorum societatis Jesu), были разработаны под наблюдением генерала ордена Клаудио Аквавивы (1581-1615). В учебной программе, составленной в 1586 г., основное внимание уделялось богословию и гуманитарным дисциплинам; преподавание также включало математику и физику. В переработанном виде программа была принята в 1599 г. и с небольшими изменениями действует до наст. времени (см. Ratio studiorum ). |
| В письме фон Виду находим привычную уже критику Руфина, а также похвалы учености и благочестию Василия, которого наш переводчик сравнивает со своим адресатом, отмечая, что оба они заботятся о воспитании юношества. Корнарий упоминает в этой связи письмо Либания к Василию, в котором Либаний сообщает о приехавших к нему из Каппадокии юношах 253 . Наибольший интерес, впрочем, в этом посвящении представляет рассуждение о переводческой технике. По словам Корнария, он стремился к тому, чтобы по мере возможности не отступать от слов самого автора, не подражая тому методу, который греки называют κατ πδας, но и не впадая в противоположную крайность, когда изящество перевода ставится превыше всего 254 . Технически он возвращается к практике перевода ad verbum. Перевод Корнария переиздавался в 1548 г. в Венеции и в 1552 г. (с дополениями) в Базеле 255 . В изданиях 1540 и 1552 г., с которыми нам удалось ознакомиться, маргиналий нет. Издание 1548 г., снабженное маргиналиями, нам осталось недоступным, поэтому мы можем судить о нем лишь на основании описания у И. Бакус 256 . Как отмечает исследователь, это издание вышло всего год спустя после того, как Корнарий был подвергнут критике издателями латинского Василия в 1547 г. (о чем см. ниже). Оно дополнено переводом «Правил», выполненным веронским поэтом Адамом Фуманом (Adamus Fumanus) и впервые опубликованным в 1540 г. Во многих экземплярах, как сообщает Бакус, цензоры вычеркнули имя Корнария на титульной странице, а в одном (в Ватиканской библиотеке) не усомнились даже вырвать страницы с его предисловием. Хотя сами переводы остались без изменений, к ним были добавлены маргиналии, более или менее отражающие характер католической доктрины после собора в Тренте. То же стремление поддержать авторитет Римско-католической церкви прослеживается и в индексе. 6. Годфрид Тильман и Луи Мире К моменту открытия Трентского собора (13 декабря 1545 г.) протестанты заметно опередили католиков в том, что касается публикаций «латинского Василия». Компенсировать это упущение было призвано парижское издание 1547 г. 257 . |
|
|
