| Где же и какой довод они найдут, чтобы мыслить не так, а полагать иначе и вопреки этому – если они вообще желают быть благочестивыми и не отклоняться от отеческого учения? Ведь если они предположат [воли] ипостасные, то есть принадлежащие лицу, [отвергая] 1488 природные, то, конечно же, они вместе с тем введут и различие лиц, или то, что вопреки природе, и [таким образом окажется, что] они проповедуют исчезновение сущностей, ввергнув в небытие (νυπαρξαν) природы, а вернее, самих себя 1489 . Ведь какая-либо из [воль], принадлежащих лицу, или тех, которые вопреки природе – если мы допустим, что о таких вообще можно говорить, – [вообще] не существует, ибо она вовсе не познается после упразднения воль по сущности 1490 . Воли Христа – [называемые] Божественной и человеческой, либо обоживающей и обоживаемой, либо тварной и нетварной, либо [как-нибудь иначе], как они пожелают – [так вот, воли Христа] мы наставляемы благочестиво именовать природными, желая обозначить природное различие тех, из которых Он состоит. Ведь если, согласно отцам, «совершенно необходимо, чтобы природе сопутствовало желание», и, следовательно, невозможно предположить «общую волю у обеих» сущностей и «отличие [человеческой] природы при единой воле не обнаруживается» 1491 , то ясно, что следует, конечно же, говорить о двух природных волях, дабы, согласно отцам, различие сущностей во Христе познавалось бы «неслитно и нераздельно» 1492 . Чем они на это возразят? Какое творение имен вообразят себе, переосмысляя отеческие [речения] в собственных целях? Какие же воли, согласно их желанию, следовало бы избрать благочестивому, если природные воли упразднены? Неужели [воли], принадлежащие лицу? Кто тогда вынесет рассечение по лицам 1493 ? Или [воли] вопреки природе? Но кто перенесет бездну зла и небытия, в которую они сами себя в скором времени ввергнут? Впрочем, мы можем быть им благодарны за то, что, оставив борьбу против [двойственного] числа воль, они обратились к учению об их природе (φυσιολογαν). Это мы им, быть может, и позволим: пусть называют [воли], как им угодно, опуская при этом их число – до тех пор, пока, лучше узнав, какая нелепость происходит от неподобающего наименования и к сколь неприятному для них концу это приведет, они сами не согласятся исповедать, согласно отцам, природные воли 1494 . |
| Итак, истинный пантеизм учит отрицанию конкретного-эмпирического мира и признанию исключительной реальности Божества. В недрах Божества «бытие внешних вещей не имеет истины»; 1486 эти вещи «не сохраняют своего бытия». 1487 «Эмпирическая целокупность мира исчезает» в Боге: 1488 все акциденциальное поглощается субстанцией, 1489 все конечное оказывается бесконечным; 1490 обнаруживается «упраздненность конечных вещей», 1491 их «ничтожество», 1492 их небытие. 1493 «Единственно сущим» 1494 оказывается «абсолютно-единое», 1495 «бесконечное и вечное». 1496 «Только субстанция», 1497 как бытие, скрытое в существовании, 1498 «божественна и есть Бог». 1499 Только она реальна. «Есть Бог и только Бог»; а мира нет. 1500 Все это можно выразить так: «сущность Божия» есть бездна, в которую погружается и где гибнет все конечное. 1501 Или иначе: «только абсолютное истинно и только истинное абсолютно»; 1502 все же остальное тлен и ничтожество. 1503 Или, еще проще: «мышление есть реальное и притом единственно реальное». 1504 Пантеистическое исповедание в устах Гегеля означает, что он усматривает всю реальность в абсолютном Понятии и его жизни и что абсолютное Понятие, или, что то же, спекулятивный Смысл, есть в его понимании само Божество. Но жизнь абсолютного Понятия развертывается в систему, и система эта есть не что иное, как Наука. Отсюда возникает исключительная по смелости концепция панэпистемизма. В самом деле, утверждаемый Гегелем пантеизм имеет «панлогистический» характер. Его учение о том, что вся реальность принадлежит исключительно Божеству, раскрывается только тому, кто приучил свой внутренний взор к созерцанию абсолютного Понятия как источника божественного откровения. Абсолютное Понятие божественно не потому, что оно «причастно» силе и благодати Божества, но потому, что оно есть само Божество: оно есть субстанция, и субъект, и бесконечное, и всеобщее, и Дух. Поэтому «пантеизм» Гегеля точнее всего выражается тезисами: «Понятие есть все»; 1505 «все есть Понятие»; 1506 «все есть по себе Понятие»; 1507 «единое Понятие есть субстанциальное во всем»; 1508 «Понятие есть единственно действительное»; 1509 «только абсолютная Идея есть бытие»; 1510 «то, что есть, есть лишь постольку, поскольку оно есть мысль»; 1511 природа всего сущего в том, чтобы «быть в своем бытии своим Понятием», и в этом состоит вообще «логическая необходимость»; 1512 и т. д. Пантеизм утверждает, что кроме спекулятивного Смысла нет ничего, ибо он есть единственная реальность. Итак, все реальное воистину есть Бог; Бог есть абсолютное Понятие; абсолютное Понятие есть все, реальное воистину. Пантеизм задуман Гегелем в терминах панлогизма. |
| Отцев. В 1488 году Митрополит Геронтий, отсылая некоторых лишенных сана Священников к суду Государева Наместника, пишет в своей Грамоте, что они должны судимы быть, как установил Великий Князь по Царским Правилам, т. е.: законам Царей Греческих, в Кормчую книгу внесенным. Даже и после изданного в 1497 году Великим Князем Иваном Васильевичем нового Русского Судебника, Кормчая Книга по Уголовным делам не теряла еще в России своей силы. Ибо тот же Митрополит Геронтий в 1502 году писал к Новогородскому Архиепископу Геннадию о жидовствовавших еретиках, чтобы он, если не покаются, отослал их к Наместникам Великого Князя и они их тамо велят казнити Градскою казнию по Великого Князя Наказу, как писано в Царских Правилах 238 . По сему и наш Историограф делает свое замечание, что Кормчая служила тогда для нас и Гражданским Уложением в случаях неопределенных Русскими Законами и дополняла оные 239 . Царь Иван Васильевич Духовные суды все предоставил по прежним Уставам Кормчей Книги Правлению Церковному, а только издал некоторые Законы о монастырских вотчинах. Но и в Гражданский свой Судебник заимствовал некоторые Законы также из Кормчей. Однако ж и он не всею оною воспользовался, и о некоторых весьма нужных обстотельствах совсем не упомянул, так, что по необходимости надлежало держаться еще Греческих подробнейших о том Законов. По сему-то при некоторых старинных списках его Судебника, приписаны Иустиниановы Законы земледельческие и Градские о разных родах казней, о свидетелях, о брачных договорах и проч. С такими прибавлениями оный и напечатан 1768 г. в С. П. Б. – Царь Алексей Михайлович заимствовал в Уложение свое гораздо больше уже статей из Кормчей Книги инде безгласно, а инде с явною ссылкою на правила Соборов и Св. Отцев, и Законы Градские, как, например, в глав. XIII, XIV и XVII и проч. Он первый из Российских Государей учредил особый Монастырский Приказ, бывший до того времени вместе с Приказом Большого Дворца, для суда над Духовными поисковым и вотчинным делам. Он также во многих Новоуказных Статьях издал свои подробнейшие Законы о наследственных правах; и с тех пор сей род дел начал переходить в Гражданские Суды: но прочие семейственные дела оставил еще под судом Церковным. |
| Одно из первых занятий человека, ведущих его к благочестию, это чтение божественных писаний. Заявляя себя сторонником, изучения писаний, Даниил делает уступку для людей слабых и не могущих в совершенстве совладеть с писанием, считая для них достаточным упражнение в писаниях не вполне совершенное, а только некоторое знакомство с ними или «отчасти» как он сам выражается по этому поводу 1485 . Все рассматривавшиеся до сих пор средства, какие рекомендует Даниил для противодействия нравственной распущенности, соответствуют истинным началам христианской и православной морали. Но он указывает еще одно средство для известной цели, которое изобличает в нем не вполне правильное понимание христианской нравственности. Средство это есть оскопление. В ряду авторитетов, которыми наполнена большая часть тринадцатого послания, находятся три сказания, содержание которых прямо говорит об их тенденции оправдать нехристианское средство сохранения целомудрия – оскопление. Таковы помещаемые в их целом виде сказания об Илие постнике, который был оскоплен тремя ангелами 1486 , о некотором другом подвижнике, оскопленном по чудесному гласу, слышанному свыше, и наконец о некоем пресвитере Кононе, у которого специфическую особенность мужчины парализировал сам Иоанн Креститель 1487 . Косвенное оправдание и похвала оскоплению проглядывает и в другом помещаемом Даниилом сказании об авве Пахомии, который для усмирения своей волнующейся плоти прикладывал к детородным членам змею, чтобы он лишила их возможности мучить подвижника 1488 . Далеко не всякий в состоянии последовательно шествовать указанными средствам по пути добродетели целомудрия. Нравственная природа человека склонна к падениям 1489 . В случае, если человек падет от находящих на него страстей, то он не должен приходить в отчаяние, а напротив должен стараться о том, чтобы как можно скорее «паки возстати». Падшего восстановляет прежде всего покаяние. Другое средство при падениях – вообще молитва. В тринадцатом послании Даниил делает разграничение грехов, которыми нарушается целомудрие. Здесь плотской грех рассматривается в видах грехов мысли, и грехов телесных или грехов факта. Мысленный блуд, как и телесный, одинаково греховен и подлежит осуждению. Но по степени виновности мысленный блуд, во всяком случае не так, тяжел, как блуд, перешедший в действие. – Говоря о различии мысленного и телесного блуда, Даниил пользуется рассуждениями св. Василия Великого , Ефрема Сирина 1490 , св. Исаака Сирина 1491 , Максима, сказаниями от старчества и ссылками на священные правила 1492 . |
| Текст Талмуда построен следующим образом: вначале приводится отрывок из Мишны, содержащий законодательное постановление, затем даются материалы дискуссий, постановление и комментарии к этому постановлению. Запись речей ученых в Гемаре похожа на протокол собрания: каждый участник высказывает свое мнение по данному вопросу и спорит с остальными, с той лишь разницей, что участники дискуссий в Гемаре часто принадлежали к разным поколениям и даже эпохам. Талмуд существует в двух параллельных версиях: Иерусалимской и Вавилонской, соответственно, по месту их составления. Иерусалимский был составлен в IV веке по Р.Х., Вавилонский Талмуд был собран и отредактирован раввином Аши и его учениками на стыке V–VI веков, в городе Сура. Оба эти Талмуда имеют много отличий. Вавилонский значительно больше и пользуется гораздо большим авторитетом. По характеру текстов, составивших его, в Талмуде различают галаху и агаду, которые переплетаются друг с другом. Галаха – это законодательное предписание, касающееся религиозной, семейной и гражданской жизни. Агада определяет духовные, вероучительные основы иудаизма. Записи агады называются мидраши, которые, как правило, записаны в виде поучительных историй-притч. Значительная часть агады была включена в Талмуд. Поскольку систематизация Талмуда была далека от совершенства, средневековые иудейские законоведы продолжали труды, призванные сделать более понятным талмудический текст. Наиболее важным из таких трудов является комментарий Раши Рабби Шломо бен Ицхака (1040–1105), который до настоящего времени считается непревзойденным и общепринятым. Другие раввины составляли кодексы – упорядоченные сборники авторитетных галахических решений. Наиболее крупными трудами являются кодекс Маймонида (1135–1204), систематизировавшего законы по определенным темам, и кодекс Иосефа Каро (1488–1575), чей труд «Шулхан Арух» («накрытый стол») включал вынесенные к тому моменту новые галахические решения, изложенные в посланиях иудейских авторитетов раввинам. Талмуд регламентирует все стороны жизни иудея. Фактически в иудаизме по авторитетности и значимости он заменил само Ветхозаветное богооткровенное Писание. Талмуд во многих местах провозглашает свое превосходство над Библией : так, например, уподобляя Писания воде, Мишну вину, а Гемару – ароматическому вину, утверждается, что «грехи против Талмуда более тяжки, чем грехи против Писания» (Санхедрин, 88), что слова Талмуда более сладки, чем слова Завета (Иерусалимский Талмуд, Берахот, 1) и т.д. Сами иудеи признают, что талмудические комментарии нередко приводят к совершенно иному и даже прямо противоположному смыслу, нежели непосредственное понимание библейского текста, о таких случаях говорят: «Закон вытесняет текст» (Сота 16а). 4. Иудейский ритуал |
| е. глубокий, непроницательный (для смертных) черный (– ум)!» Самою блестящею эпохою для учения Лао-цзы и его почитания было время царствования первых императоров Танской династии и Минской; по всей империи сооружены были храмы в честь этого мудреца и Разума, о котором он учил. Судя по надписям, сохранившимся в древней синагоге евреев – пришельцев в Китай, идеи Лао-цзы так близки были им, что самое место школы при синагоге, где изучалось Св. Писание и Дао-дэ-цзин с прочими классическими китайскими книгами, имело надпись «храм вечного разума» и «храм истины и чистоты», а на двух храмоздательных таблицах синагоги 1488 г. 1511 г. по P. X. выраженные идеи о Дао– или Вечном Разуме еще более подтверждают изучение и усвоение Дао-дэ-цзин наравне с книгами Ветхого Завета. Подобного сочетания понятий о Боге не чужд и другой памятник китайский с надписью 721-го г. по Р. X., – так называемая несторианская таблица, где – наряду с историческими данными об утверждении христиан сирийских в Китае излагаются и некоторые пункты вероучения. Лучшими истолкователями философии Лао-цзы были профессора коллегий его имени " Дао-чжан», которых должно всегда отличать от «Дао-цзы», даосов, извративших первоначальную философию учителя, даже составлением и распространением текста о Дао, ему не принадлежащего. По этой и многим другим причинам, а главное по глубине идеи о Боге и способам её развития, учение Лао-цзы не пользуется общею распространенностью и известностью среди всех вообще китайцев и доступно только ученым. Для буддистов и христиан за то – Дао-дэ-цзин есть дорогая книга мудрости о Боге и назначении человека. Ифика Лао-цзы, будучи идеальна в направлении, дает высший подъем человеческой природе отрешением от всего чувственного, земного, тогда как ифика Конфуцзы чисто практическая, её цель – сделать человека достойным и полезным членом человеческого мирского общежития на земле. Насколько Лао-цзы полезен для монахов, аскетов, высших мудрецов, настолько Конфуцзы (разумеем его «Да-сюэ-цзин» и «Сяо-сюэ-цзин») – для всех без исключения людей-граждан. |
| Еще одно предсказание – о «культе личности» как побочном продукте марксистской доктрины. Усматривая в научном социализме единственное учение, не являющееся «идеологией» – «ложным сознанием», простым рефлексом экономических отношений, сторонники Маркса вынуждены негласно обосновывать также исключение из всеобщей закономерности верой в гений человеческий; конечно, замечает далее Булгаков, в гений «не всех людей, но определенных, канонизированных социалистической церковью избранников» 1485 . «Вера в авторитет – такова гносеология экономического материализма»; «таким радикальным культом героев, в котором они, в сущности, наделяются атрибутом божества способностью к высшему сверхприродному ведению, неожиданно заканчивается эта теория» 1486 . В наши дни, когда в нынешних полемиках и культ государства, и культ вождя охотно выводятся post factum 1487 из черт русской истории и русской социальной психологии, и это при помощи самых разнообразных доказательств, апеллирующих то к азиатскому способу производства, то к византийщине или татарщине, – недурно помнить о том, как Булгаков ante factum 1488 , что гораздо убедительней, выводил те же феномены из внутренней логики марксизма. У Булгакова на этом этапе заостренная критика марксизма знаменательно совпадает с пониманием истории как трагедии, в которой действует человеческая свобода, трагедии, неразрешимой в собственных пределах, – и координируется с четким противопоставлением эсхатологии и хилиазма. Марксов социализм, этот, по слову Булгакова, «апокалипсис натуралистической религии человекобожия» 1489 , есть учение хилиастическое, христианство же эсхатологично. «Если в хилиазме человечество видит впереди себя историческую цель, то в эсхатологии оно усматривает над собою и за пределами этого мира сверхприродную цель» 1490 , – формулирует мыслитель. И, что главное, «эсхатология дает совершенно иную ориентировку в мире, нежели хилиазм» 1491 . В своем замечательном очерке первохристианства Булгаков пишет: «Христианство вступило в мир неземными путями. Оно не воспользовалось какими-либо средствами, взятыми из исторически сложившейся среды, оно явилось как совершенно новая и особая сила, внекультурная и внеисторическая, отрицающая кривые и ломаные пути истории» 1492 . Впоследствии христианство стало и культурно-исторической силой, так сказать, адаптировалось в истории, но оно уповает выйти из нее сверхкультурным и сверхисторическим путем. До наступления этих «времен и сроков» христианство, однако, должно работать «в общей запряжке истории» 1493 , исходя из чего Булгаков считает возможным говорить о «христианском хилиазме» в его отличии от древнеиудейского и секулярно-социалистического. Это понятие близко к тому, что мыслитель несколько раньше называл «социальным идеалом»: вечно удаляющаяся черта нормативного горизонта, к которому стремится историческое человечество, а вместе с ним и, быть может, впереди него – и христиане, обосновывающие своими ценностями общечеловеческие. |
| Ревностный архипастырь приступил к розыску. Отобраны были показания от обвиняемых в ереси и прикосновенных к делу; допрошены свидетели хульных дел; уже становилось видным, что ересь разрослась в обширное общество и нечестия ее против христианства должны привести в ужас каждого искреннего христианина. Но четверо, отданные на поруки, убежали в Москву, не дождавшись окончания исследованиям. Святитель не медля отослал к митрополиту и в. князю обыск при своем донесении; он умолял принять должные меры против страшного зла. 863 На соборе 1488 года трое уличенных в ереси признаны были достойными церковного отлучения и гражданской казни, а четвертый объявлен свободным от суда, так как против него был только один свидетель; все же возвращены к своему архипастырю для увещаний и дальнейшего расследования ереси, при том повелено отсылать нераскаянных к гражданскому суду. 864 Трудно было Геннадию привести дело в точную известность; общество держало дела свои в самой строгой тайне; еретики с клятвою отказывались даже от собственных своих слов, тем более не хотели открывать тайных мыслей общества. Но с помощию гражданской власти отобраны были показания, подтвержденные подписями некоторых виновных и свидетелей; отысканы богослужебные тетради еретиков, пасхалия, составленная по иудейскому календарю, некоторые особенные книги. Особенно же много открыто священником Наумом, который прежде сам принадлежал к тайному обществу. Еретиков, искренно сознавшихся в заблуждении, Геннадий принял к церковному покаянию: прочих передал гражданскому начальству. Подробное донесение с приложением показаний препроводил к митрополиту и ожидал распоряжений, тем более что оговорены были и некоторые московские члены общества. 865 Это представление уже не имело в Москве такого успеха, как прежнее. Митрополит Геронтий умер (28 мая 1489 года); сильный при дворе дьяк Курицын, тайный член общества, возвратился из Венгрии и принял друзей своих под свою защиту. Геннадия не стали приглашать к общим делам церкви. Новгородские еретики, узнав о всем том, бежали в Москву. |
| А раз так, то я имею право рассуждать следующим образом: психологистом должен быть признан всякий, кто первопринципом знания считает какую-нибудь вещь сотворённую, всё равно принадлежит она духу человеческому или есть нечто вне его находящееся, ибо всякая вещь сотворённая, если сравнить с истиной абсолютной, и не может иметь подлинно объективного значения, даже если находится вне человеческого духа. Розмини полагает принцип знания в вещи или форме сотворённой. Следовательно, он психологист» 1488 . И напрасно Розмини через своих учеников шлёт упрёк, что Джоберти, отождествлением реального с идеальным, конкретного с абстрактным открывает дорогу пантеизму близкому к пантеизму после-кантовской немецкой философии. —61— Пантеизм есть законное и необходимое детище психологизма 1489 – это Джоберти повторяет много раз – и потому обвинение Розмини «с больной головы на здоровую». Пантеизм может быть подлинно побеждён лишь онтологизмом, и вне онтологизма ниспадения в пантеизм неизбежно. «Современный немецкий пантеизм не родился и не мог родиться из отождествления идеального с реальным божественным, ибо подобная доктрина, если только её понимать правильно, радикально уничтожает это печальное заблуждение. Немецкий пантеизм корениться в смешении идеального с реальным человеческим, с реальным случайным и конечным, которое получилось, как результат отождествления человеческой интуиции идеального с самим идеальным объектом интуиции» 1490 . Но это самое смешение постоянно производится в рассуждениях Розмини. Поэтому «идеологическая теория Розмини по существу совершенно тождественна с критической философией Канта, и, значит, пантеизм есть столь же неизбежное следствие из философии Розмини, сколь неизбежно связан пантеизм Фихте и Шеллинга с философией Канта» 1491 . Поэтому в воображаемой речи, обращённой к Розмини от лица, «сынов Фридриха Барбаруссы», особенно настаивается на близости Розмини к новейшей немецкой философии. «Вы можете считаться, говорят в этой речи немцы, учеником Иммануила Канта… Вы теперь находитесь как раз по середине между ним и Амедеем Фихте. |
| Целомудрие имеет дело, с одной стороны, с беспорядочными влечениями души 1487 и действует вообще там, где душа, не удовлетворяясь необходимым, предъявляет греховное требование 1488 , а с другой – с потребностями и влечениями телесными, ибо наша природа, причастная страсти, нуждается в воздержании, через которое упражняясь в ограничении потребностей, она старается приближаться к природе Божественной 1489 . В Paed. эта добродетель именно и имеет дело: 1) с ограничением в пользовании внешними вещами. Целомудрие, лежащее в основе предписаний Paed. имеет два качества – чистоту и простоту. Чистота выражается в устроении чистого, не смешанного ни с чем постыдным образа жизни, а простота – в удалении излишнего 1490 . Простота в свою очередь связана с достаточностью, т. е. таким состоянием, в котором нет ни недостатка, ни излишеств, и основана на довольстве необходимым и самодоставлении всего необходимого в блаженном образе жизни 1491 ; 2) с наложением надлежащей меры на употребление таких вещей, которые могут возбуждать страстные движения души. «Носить золото и пользоваться более нежной одеждой не следует совершенно запрещать, но должно обуздывать неразумные из стремлений, чтобы они, завладев нами, не втолкнули нас в изнеженный образ жизни, увлёкши большой распущенностью» 1492 ; 3) вообще с соблюдением всюду благоразумной умеренности и золотой середины. «Как хорошо то, если пище предшествуют труды, так и выше меры трудиться и весьма худо, и тяжело, и причиняет болезнь. Итак, не нужно ни быть совершенно бездеятельным, ни всецело поглощаться трудом. Как это мы относительно пищи сказали, – подобным же образом следует сказать и относительно всего остального и всюду. Не следует ни вдаваться в любострастие и в разнузданный образ жизни, ни в противоположные крайности, но избрать средину из них – умеренную, целомудренную и чистую от всякого порока, роскоши и скупости» 1493 . Итак, главной добродетелью христианина на первой ступени нравственного развития, собственно, является по вышеизложенным соображениям добродетель целомудрия, отличительные особенности которой представлены. |
|
|
