| С середины XVI в. в России начинает явственно ощущаться начало кризиса средневекового миропонимания, обусловленного и внутренними закономерностями развития русского общества, и влияниями западноевропейской культуры, опережавшей в этом плане Россию. Соответственно и в сфере эстетического сознания мы наблюдаем принципиальную двойственность: с одной стороны, робкое проявление новых, несредневековых элементов — прежде всего на уровне художественной практики; а с другой — активная защитная реакция на них ставшей уже традиционной и консервативной средневековой культуры, при этом в первую очередь на уровне теории, то есть словесной фиксации средневековых норм и идеалов. Перед реальной угрозой гибели и перерастания в новое качество русская средневековая культура в середине XVI в. стремится укрепить свои традиционные основы, в том числе и эстетические, чем еще раз как бы обнажает их, делает более осязаемыми и для себя, и для стороннего наблюдателя. Именно этим и интересен данный период для историка эстетики. Новые же элементы эстетического сознания только еще робко заявляют о себе, выполняя пока в основном отрицающую, разрушительную функцию. Очередь их становления и яркого проявления наступит лишь в следующем столетии. Характерное для второй половины XVI в. стремление к нормативизации и регламентации культуры нашло отражение и в деятельности церковных Соборов того времени. Для истории эстетики и художественной культуры особый интерес представляет Собор 1551 г., так называемый Стоглав, и отчасти Собор 1554 г. Собор 1551 года получил название по числу глав, на которые впоследствии были разделены его постановления, опубликованные в особом фолианте . В «Стоглаве» предпринимается попытка регламентации многих сторон общественной жизни человека позднего Средневековья, так или иначе связанных с Церковью. Затронут в этом нормативном документе и целый ряд проблем художественной культуры и, в частности, иконописания. Наметившийся во второй половине XVI в. процесс разрушения средневекового образно–символического мышления побуждает участников «Стоглава» напомнить, в первую очередь священнослужителям, некоторые литургические символы, разработанные еще в период патристики и забытые или неверно истолковываемые широкими кругами русского малообразованного духовенства. |
| Важнейшей частью А. д. была казна во главе со старцем-казначеем, к-рому помогали казенные дьяки. Казна занималась сбором и распределением доходов (часть из них передавалась на личные расходы архиерею - в «келью»), отдачей земель на оброк, порядом крестьян на хозяйство, проводила податные описания земель А. д. Приказчики несли ответственность перед казной за сбор налогов. Казначей и дьяки могли вершить суд по делам, входившим в их компетенцию. В казне хранился архив А. д. Др. важной частью А. д. была канцелярия во главе с владычным дьяком, к-рому помогали неск. подьячих. В канцелярии оформлялись грамоты, исходившие от архиерея, печатью архиерея их скреплял печатник - близкий к архиерею старец. Повседневную жизнь А. д. обеспечивали хозяйственные ведомства: сушило (место хранения продуктов), житенный двор (место хранения зерна), погребной, конюшенный дворы и др. Этими ведомствами с их многочисленными работниками руководили соответствующие старцы: сушиленный старец, погребной старец (чашник) и др., подчинявшиеся дворецкому и казначею. Ко 2-й пол. XVI в. каждый А. д. имел свое подворье в Москве, где сидел стряпчий из детей боярских, представлявший интересы А. д. перед высшей светской и духовной властью. Важные изменения в жизнь А. д. внес Стоглавый Собор (1551), установивший суд непосредственно архиерея над подчиненными его власти настоятелями и строителями мон-рей и устранивший от участия в таком суде владычных бояр, из светских лиц на суде могли присутствовать лишь дьяки, записывавшие судебные решения. Собор сохранил суд бояр и десятинников по отношению к приходскому духовенству по гражданским делам, но установил, что в суде должны также участвовать выборные представители духовенства - старосты поповские и земские или градские старосты, «которым царь повелит». Участники суда могли жаловаться архиерею на неправильные действия судей, а архиерей должен был утверждать решения бояр после публичного чтения судебных протоколов в присутствии заинтересованных сторон. По решению Собора сбор дани от десятинников был передан поповским старостам. Собор также предписал архиереям назначить в отдельных округах своими представителями авторитетных настоятелей мон-рей или протопопов для руководства и контроля за местным приходским духовенством. Решения Стоглавого Собора в полном объеме не были проведены в жизнь, но они положили начало снижению роли светских вассалов архиереев в жизни А. д. |
| Назначение это ясно сознавалось нашими предками и в этом заключается причина как благоговейного отношения их к иконе, так и сильных протестов против всяких иконографических новшеств. Русская древность до XVI–XVII в. не часто встречалась с подобными явлениями рабской подражательности западному искусству: с одной стороны чувство благоговения к иконе, с другой относительная слабость иноземного влияния вообще спасли наше искусство от порабощения западу. Но отсюда еще не следует, чтобы оно всегда и всюду стояло на высоте подобающего ему положения. Огромная масса наших иконописцев всегда принадлежала к числу лиц простых, не получивших не только художественного, но даже и обычного книжного образования; поэтому неудивительно, если здесь встречались нередко разнообразные злоупотребления: бывали случаи искажения смысла иконы, благодаря его непониманию, а еще чаще обнаруживались недостатки техники; и никакие художественные таланты, хотя бы они и никогда но переводились у нас, не могли, при отсутствии правильной организации дела, прекратить эти злоупотребления. Громадный спрос на дешевые произведения порождал множество иконописцев ремесленников, и нередко склонял церковное искусство к упадку. На это печальное явление и обратил свое внимание Стоглав: он видел, что число иконописцев ремесленников увеличивается весьма быстро, что они, не имея ни вкуса, ни исправных образцов под руками, пишут иконы «не учася, самовольством и не по образу, а от самомышления своими догадками», пишут скоро и небрежно и такие иконы продают дешево простым людям поселянам невеждам. Примеры этого рода встречались не только в XVI, но также и в XVII столетии; они нередки даже и в настоящее время, и неоднократные попытки церковной и гражданской власти, даже грозный указ царя Алексея Михайловича, направленный против суздальцев, не могли уничтожить зла; оно засело слишком глубоко, особенно в провинциальной глуши и требовало иных мер столько же энергических, сколько и целесообразных. В ряду таких мер представляют немаловажный археологический интерес меры Стоглава и московского собора 1667 года. Оба собора имели в виду, между прочим, прекращение злоупотреблений в иконописании, но по характеру мероприятий значительно различаются между собою: Стоглав старается держаться исключительно на исторической точке зрения, его основное начало – предание, его цель – возвращение к этому преданию; никакой оценки этого предания здесь нет: «до нас положено, лежи свято»; наоборот московский собор 1667 года, не отвергая важности предания, проверяет его с точки зрения теоретической богословской мысли; здесь ясно уже стремление – отнестись критически к традиционным формам, очистить их от случайных наростов и раскрыть их истинный смысл... Обращаемся к Стоглаву. |
| Беспоповец. Для чего это нужно знато-то нам? Не все ли равно, когда бы какая книга ни написана была? Это к нашему делу не идет. Я. А вот увидим. В 31-й главе Стоглава приведено свидетельство о перстосложении из Феодоритова слова и в предисловии к Псалтири напечатано то же Феодоритово слово. Об одном и том же перстосложении помещено в двух книгах, а потому прошу ответить: если в разных книгах помещено одно и то же слово Феодоритово, то допустит ли справедливость, чтобы оно было разное, одно на другое непохожее и противоречивое? Беспоповец. В таком случае нужно думать так, что какое-либо повреждено. Но я думаю, ты не забыл прошлогодней беседы: мы видели тогда, что в Стоглаве, по свидетельству Феодоритова слова, нужно признавать двуперстное сложение. Я. Что видел ты, и чем кончилась тогда беседа, хорошо помнится. Теперь же у нас совсем другой вопрос. Припомни: как крепко ты в прошлогоднюю беседу стоял за свидетельство Феодоритова слова в Стоглаве и как признавал его тогда несомненно подлинным и неповрежденным? Беспоповец. Я и теперь не отказываюсь от слов своих. Я. В своем роде и это хорошо делаешь. Но ведь в предисловии к Псалтири Феодоритово слово много повреждено кем-то и находится в большом противоречии с тем же Феодоритовым словом, помещенным в 31-й главе Стоглава. Не желаешь ли сличить то и другое? Беспоповец. Нечего нам сличать. И без сличения знаем, что знаменоваться нужно двумя перстами. А Московский собор называет это обычаем армянским. Для нас достаточно и этого, чтобы понять, какому поруганию предано двуперстие Московским собором. Я. Но мы ведем речь не о двух перстах, а о писании, еже есть сложено от некоторого раскольника и скрытого еретика, – о том, что поврежденное 22 кем-то Феодоритово слово допустил кто-то по невежеству и безрассудно напечатать в предисловии к Псалтири. Я вот и предлагаю для очевидности сличить его с Феодоритовым словом, помещенном в Стоглаве. Почему тебе не хочется сличать? Какая же в этом особая важность? Пусть все видят истину. Грех большой скрывать ее, и оставаться самому, и других оставлять в темноте и сомнении. |
| отцов, то, как он мог предлагать учение о перстосложении без подтверждения писаниями св. отцов? 6) автор «Обличения» придавал значение и тому обстоятельству, что свидетельство преп. Максима Грека находилось в сборниках сочинений его, не в одной и той же главе, а в разных, то в 40-й, то 32-й, то в 33-ей, – отсюда он выводил заключение о подложности свидетельства подобно слову Феодоритову 120 . Отзыв Феофилакта о Стоглавом Соборе. – Постановление Стоглавого Собора о двуперстии, как и самый Собор, подверглись беспощадному разбору со стороны Феофилакта Это было необходимо сделать по причине чрезвычайного значения и авторитета, каким пользовалось в глазах раскола соборное определение 1551 г. о двуперстии, хотя оно и не имело уже канонического значения со времени 1666–1667 гг. Разбору этому посвящён целый трактат (15–20 л.), в котором доказывается, путём аналогий и фактов, не только возможность заблуждения членов Стоглавого Собора, хотя бы и известных тогда святостью жизни, но и действительность уклонения их от истины, как в вопросе об употреблении двуперстного крестного знамения, так и во мнениях о других предметах, как например, в постановлениях о брадобритии, об аллилуйя, о наложении жестокой клятвы (проклятия) на некрестящихся двумя перстами и т. п. С ослаблением значения Собора должны были ослабеть и сделанные им постановления. Автор «Пращицы» о Стоглавом Соборе сделал отзыв словами Московского Собора 1666–1667 гг. 121 К сказанному Питиримом Феофилакт прибавил ещё несколько своих соображений для доказательства канонической несостоятельности собора 1551 г., неосновательности его постановлений и противоречивого отношения к нему со стороны раскольников. Лучшим доказательством истинности и древности мнения Денисова о двуперстии была бы, по взгляду Феофилакта, ссылка не на единичные и сомнительные свидетельства, а на свидетельства вселенских и поместных соборов; но вопрос о перстосложении не был предметом обсуждения на соборах, ни на поместных, ни вселенских, – посему раскольники не могли и не могут представить таких несомненных и древних свидетельств. |
| Собор рассматривает недостатки, происшедшие не от внешних иноземных влияний, но от причин внутренних. Он предлагает и некоторые меры к устранению зла; но едва ли эти меры вполне достигли желательных целей, ибо по самому характеру своему они не отличались практической целесообразностью. Одно только явление в истории XVI в. указывает, по-видимому, на то, что старания Стоглава не прошли совершенно бесследно, – это русский иконописный подлинник, или руководство для иконописцев. До XVI в. таких руководств у нас, по всей вероятности, не было; такое предположение мы основываем, во-первых, на том, что на подлинники нет ни малейшего намека в Стоглаве, несмотря на прямой повод к подобному указанию, – так как подлинник, в сущности, и есть та иконографическая норма, которую охраняет Стоглав, ссылаясь на образцы пресловутых иконописцев; во-вторых, на том, что доселе не открыто ни одного списка, который бы можно было отнести, например, к XV в. Но в XVI в. такие подлинники уже, несомненно, существовали, как о том свидетельствуют дошедшие до нас списки их. Если Стоглав и не предписывает прямо составление иконописного подлинника и, следовательно, если последний не есть непосредственный результат его распоряжений, во всяком случае важно уже то, что Стоглав формально устанавливает тот самый принцип иконографии, который проходит в подлинниках и таким образом выставляет на вид их практическую необходимость. Вот почему главное определение Стоглава, в буквальном извлечении, нередко помещалось в начале или конце подлинников. Однако иконописный подлинник, при всей его важности, не доставляет еще безусловной гарантии успехов иконописания. Требовалось более тщательное составление самого подлинника и охранение его от произвольных искажений, требовались школа и контроль, правильно организованный; так как в то время уже стали являться попытки выйти из пределов установленной иконописным преданием нормы и внести в эту заповедную область нечто новое. Одна из таких попыток обнаруживается в известном розыске по делу дьяка Висковатого 174 . |
| Латкин, н. с., стр. 91–92. 133 Было ли издано таковое узаконение – неизвестно. Подробные объяснения этого положения см. у Жданова, н. с., стр. 54, прим. 3. 134 Меры, предложенные царем, были впоследствии отчасти осуществлены. – Подробности см. у Жданова, ст. 56, прим. 1 135 Об этих слободах собор не сделал никакого нового распоряжения: он только припомнил царский приговор 15-го сентября 1550 года, в силу которого 1) все новые слободы митрополичьи, архиепископские, епископские и монастырские должны наравне с городскими людьми тянуть во всякое тягло и с судом, старые же слободы по-прежнему остаются у владык и монастырей с судом и всякими пошлинами. 2) Впредь владыки и монастыри не имеют права основывать новые слободы, а также прибавлять дворы в старых слободах, за исключением тех случаев, когда от отца отделяется сын, или брат от брата, или от тестя зять, которые могут ставить новые дворы. 3) В опустевшие дворы можно принимать людей пашенных и непашенных, по старине, и выход назначать им о Юрьеве дне осеннем. 4) Посадских городских людей в слободы архиерейские и монастырские не принимать, кроме казаков – нетягловых людей; слобожан же монастырских и архиерейских отпускать жить в город на посад, или в село, назначая им выход по старине – о Юрьеве дне осеннем. Стоглав, гл. 98, стр. 412–414. Сравн. Жданов, стр. 57, прим. 1. 136 Это предложение, по-видимому, возникло по инициативе самого царя, но на самом деле оно обязано своим появлением влиянию духовенства, как доказывает г. Жданов (стр. 57, пр. 2; сравн. выше прим. 39-ое). Мера, предложенная царем, не была предпринята, ибо, как справедливо доказывает г. Жданов, фискальный интерес казны в этом случае одержал вверх и корчмы существовали по-прежнему, так как налог на пиво, проектированный царем, не мог доставлять больших выгод, чем корчмы. Жданов, стр. 57, прим. 2. 137 Мыть был одной из самых тяжких и ненавистных для народа пошлин. Он взимался не только государством, но и частными лицами, которые брали эту пошлину с торговцев, проезжавших чрез их владения. |
| Он допускает своих вельмож «ко кресту и иконам прикладыватись, а не целовати, а святою водою (богоявленскою) кропитись, а не пити». Кроме обычных наставлений нравственного характера (о миловании рабов, о справедливом и милостивом отношении высокопоставленных людей к низшим) в Посланиях Иосифа есть еще одна любопытная черта – снятие епитимии с лиц, постригающихся в монашество, как бы прощение человека ради ангельского образа. «А кто пострижется в чернцы, ино тому с тех мест впредъ опитемии нет», говорит Иосиф в первом Послании. A к вельможе третьего Послания он обращается с настойчивым приглашением облечься в святой ангельский и иноческий образ. В этом случае волоколамский игумен стоит на почве древне-русских правил, нерасходящихся и с восточными 613 ; а может быть, здесь сказалось заимствованное им с Востока представление о монашеском пострижении как втором крещении 614 . Из данных мест Посланий можно видетъ, каким способом Иосиф умножал братию своей обители. И вообще увлечение в монашество духовных детей иноками-духовниками было в обычае на Руси. 50-я глава Стоглава «О священническом и иноческом чину» говорить, что духовные пастыри, т.е. духовники из монахов сподобляли ангельского образа приходящих к ним на исповедь и брали с них за это мзду 615 . Собор вооружается только против этого мздоимства, оставляя в неприкосновенности самый обычай. Отмеченная черта Посланий Иосифа дополняет показание Стоглава, вскрывает одно средство, которым пользовались иноки-духовники, вербуя мирян в монашество. 616 Таково содержание и направление дисциплинарных наставлений знаменитого учительностью древнерусского духовника. Они в подробностях устанавливают обряд жизни духовных детей, особенно в период несения епитимии, подобно тому, как духовнические наставления назидательного характера очерчивают для них круг требований морали, личной и отчасти общественной. Те и другие произведения следовало бы изучать с двух сторон: насколько отразилась в них древнерусская жизнь хотя бы своими идеалами, и насколько эти произведения характеризуют успехи нравственно – дисциплинарной работы духовника, т.е. в какой мере они внесли свое содержание в жизнь народа и отразились на ней. Однако сделать это нет возможности. Духовнических произведений мы имеем не много и содержите их по большей части неоригинально: оно сливается с учительной или канонической письменностью древней Руси. Трудно выделить здесь собственно духовнические идеалы и еще труднее проследить их отражение в жизни. Но литературная зависимость духовнических произведений свидетельствует об их одной бесспорной заслуге. Обладал иногда значителъной распространенностью и всегда авторитетом нравственной обязательности, эти произведения переносили в жизнь литературные идеалы древности. При помощи их духовник древней Руси исполнял свою скромную учительную обязанность – быть посредником между Божественной книгой и верующим. |
| После всего этого Стоглав переходит к рассуждению об общественных нравах и обычаях, которые представляли ко времени собора печальную картину: брань, ослабление целомудрия и полный произвол в жизни нравственной – были общи 1297 . И здесь собор совершенно спокойно, здраво и обдуманно, до мельчайших черт исчерпывает эти недостатки и указывает самые верные способы для устранения их. Он обстоятельно разбирает все, руководится действительным состоянием общества, ясно раскрывает корень зла, врачует не угрозами, а поучением и наставлением. Он не пользуется предоставленной ему административной властью, так как в нем путем нравственного обновления, путем подъема сил духовных. На первых порах, когда еще не выяснено было определенно желаемое, попытки не могли, конечно, увенчаться полным успехом; но самая благонамеренность желания, самое стремление к обновлению, даже простое сознание крайней неудовлетворительности общего положения дел церковных и общественных, – что составляет главное достоинство Стоглава, – уже тогда принесли пользу. По крайней мере, положили начало крутому повороту общественного сознания от обрядового отношения к высоким предметам веры и нравственности, – к более живой деятельности, к обращению внимания на такие вопросы, которые бы вызывали к деятельности христиански-богословскую мысль, к стремлению выйти как-нибудь из тесных и узких рамок, в которых заключена была общественная и церковная жизнь, положить конец тому ослаблению и нравственной распущенности, которые парализовали жизнь в самом ее корне и болезненно отзывались на всех сторонах общественного строя. Конечно, это было достоянием меньшинства; рядом с этим отрадным направлением шла и развивалась оппозиция этим стремлениям, выразившаяся чрез столетие в виде старообрядства, желание удержать неприкосновенными самые заблуждения и неправильности, когда-то вкравшиеся в церковную жизнь. Отношение этих двух направлений еще не могло определиться вполне и вражды еще в собственном смысле не существовало. Последующие обстоятельства затенили на несколько времени всю серьезность и силу, всю живучесть этого направления; но после это стремление к обновлению, к лучшему стало высказываться смелее и настоятельнее. В этом смысле можно утвердительно сказать, что Стоглав достиг своей цели, хотя, по-видимому, его стремления не осуществились в ближайшее к нему время. Он решительно выдвинул вопрос об обновлении церковной жизни, и этот вопрос в последующее время не мог уже исчезнуть без следа, так как от него постепенно развивались новые вопросы, постоянно затрагивавшие важные стороны иерархической, дисциплинарной, богослужебной и общественной жизни. Все это постепенно накоплялось, зрело и ускоряло достижение цели, – намечен- |
| Описание названо Проскинитарием, т. е. запиской поклонника. Оно сделалось весьма любопытным тогда в России: весьма многие списывали его. Сия-то записка Арсения Суханова в особенности для людей, державшихся в Москве нововведений, называвшихся стариною или старою Верою, подала повод рассуждать, что хотя Греки и не так ныне поступают в некоторых обрядах Веры, не так изображают на себе Крестное знамение, не посолонь ходят в церковных ходах и пр., что без сомнения говорили тогда держащиеся истинной старины; но смотреть на них не надобно; у них уже и вообще благочестие под Турецким игом и Православие на Востоке изменилось. Проскинитарий сделался камнем соблазна и камнем претыкания, особливо при таком направлении умов, какое давали тогда о некоторых обрядах Веры новопечатные при Иосифе Патриархе книги. Мнимые Старообрядцы, списывая Проскинитарий, в некоторых списках своих делали даже сами прибавки в них в пользу своего мнимого Старообрядства. Напр. составили они сами пространное описание прения, какое будто бы имел Суханов с Цареградским Патриархом в защиту двуперстного Крестного знамения и в защиту верности Российской хронологии пред Греческою; между тем как в записке своей сам Суханов пишет, что он у Цареградского Патриарха совсем и не был, потому как присовокупляет, что тогда в Цареградском Патриаршестве было смятение. Ссылаясь на Проскинитарий, мнимые Старообрядцы говорят, что Греки полиелеев не поют; между тем как Суханов ни слова о том не пишет 224 . Подлинник Проскинитария Суханова хранится в Москве в Патриаршей ризнице» 225 . По нему можно сверять нынешние списки с него Старообрядцев. 118 1653 г. Замечательно, что о Стоглаве упоминается только в печатных первых книгах, а в Государственных письменных актах – нигде, даже там, где очевидно следовало бы упомянуть. См. Акты собр. Арх. эксп. 1836 г. Т. 1. стат. 213. 231. 232. 119 Судебник вышел в 1550 г. В такой связи говорятся о нем по списку Стоглава, имеющемуся в Синод. библиотеке Заглавие Стоглава по тому списку: «Царские вопросы и соборные ответы о многоразличных Церковных чинах». Ист. Г. Р. Т. VIII. примеч. 202. |
|
|
