| Наше время видело, и не к блаженству своему, кажется, еще видит жаждущих так называемого просвещения, которые из чаши сей пиют «вино» сперва духовнаго «любодеяния», приемлют учение, которое приводит в забвение священные отношения человека к Богу, и вводит противное чистому закону не растленного ума смешение истины с ложью, зла с добром, нравственности со страстями, духовного с чувственным; потом пьют «вино ...любодеяния» даже чувственного, поелику от нечистых понятий естественно происходят нечистые чувствования, и растленное учение сопровождается развратною жизнию; – и в которых, наконец, «сие вино ...любодеяния», в высшей степени упоения, превращается в вино «ярости»; поелику обуявшие от ложного просвещения, подобно пьяным, не любят быть в покое, но с мечтательною мыслию преобразования, все хотят испровергнуть и разрушить, и не здравую жажду просвещения, от неестественного пития превратившуюся у них в другую, еще более неистовую жажду – быть просветителями, не умеют угасить иначе, как слезами и кровию людей и народов. Господи, Наставниче блаженства! Как много уже мы видим «алчущих ныне», в которых не усматриваем ни признаков истинного насыщения, ни надежды блаженства! Но еще не находим тех «алчущих ныне», которым Ты, верный в обещаниях Своих, обещал насыщение и блаженство. О! если бы Ты Сам показал нам их, чтобы нам было можно узнать их и легко и непогрешительно! В самом деле, братия, Господь Сам изъясняет слово Свое об «алчущих ныне», и прямо указует нам их, когда говорить негде: «блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся» ( Мф. 5:6 ). Теперь видите алчущих и жаждущих, которым обещано истинное насыщение и блаженство: это алчущие и жаждущие не пищи и пития, не самоизобретенных удовольствий чувственных, душевных, мысленных, но «алчущие и жаждущие правды». Теперь, в изречениях Господних об алчущих, можем различить два главные наставления в отношении к блаженству. Во-первых, наставление о средстве к блаженству, – сие средство есть «правда». Во-вторых, наставление о способе пользоваться сим средством для блаженства, – сей способ есть «алкание». |
| Здесь вновь может потребоваться изъяснение того, что есть «правда». Сие изъяснение можно найти в словах, которыми Евангелист описывает блаженных Захарию и Елисавету: «беста, – говорит, – праведна оба пред Богом». Но что значит «праведна»? объясняет: «ходяще во всех заповедех и оправданиих Господних безпорочна» ( Лyk. I, 6 ). Итак, под именем «правды», должно разуметь все, что делается по заповедям Господним, одним словом – добродетель. Желаешь ли блаженства? Для сего нужна тебе правда, или добродетель. «Не имать» во блаженный град Божий «внити всяко скверно, и творяй мерзость и лжу» ( Anok. XXI, 27 ). Жизнь вечную иметь могут только исполнившие заповеди Божии: «сотворивый та человек, жив будет в них» ( Гaл. III, 12 ). Так должно по правде Живого Бога, Которому не прилично было бы допустить в причастие собственной Его вечной жизни непокорных и противящихся воле Его, – собственной, говорю, Его жизни, ибо «Един Он» собственно «имеет безсмертие» ( 1Tuм. VI, 16 ), а все прочие существа имеют жизнь и бессмертие только по причастию Его жизни и блаженства. Так должно по свойству самой жизни вечной, ибо жизнь вечная не может быть иная, как духовная, так как «плоть и кровь царствия Божия наследити не могут, ниже тление нетления наследствует» ( 1Kop. XV, 50 ); и как всякой жизни свойственна своя пища, пища жизни духовной опять не может быть иная как духовная; – какая именно? Узнайте сие от Того, Который есть Начальник и Образ духовной жизни между человеками. «Мое брашно есть, – говорит Он, – да сотворю волю Пославшаго Мя, и совершу дело Его» ( Uoah. IV, 34 ). Спросите ли также и о питии? Узнайте и о сем от Него же: «иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки: но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный» ( Uoah. IV, 14 ). Вода же, которую Он, посему обещанию, действительно дал жене Самарянской, была учение духа и жизни. Итак, учение правды есть питие духовной жизни; дела духа, исполнение правды есть пища духовной жизни; в сем душа обретает духовное насыщение, в духовном насыщении вечное блаженство. |
| Не одно тело алкать может. Есть алкание души, и может для нея быть пища, более или менее насыщающая. Воля алчет исполнения или успокоения желаний; ум жаждет познания. Сколько и в сем роде «алчущих ныне», которые однако не насыщаются и не блаженствуют. У многих душевный глад и вкус воли бывает подобен (так как он и дает направление) телесному гладу и вкусу роскошного. Сперва он алчет и жаждет так, что ищет удовлетворить необходимому требованию тела, утолить глад и жажду; потом, без нужды вымышляет разнообразные требования вкуса, и опять алчет и жаждет, чтобы удовлетворить сим требованиям; наконец, когда и глад и жажда утолены потребным, и вкус притуплен излишним, пресыщенный вновь алчет и жаждет, так сказать, самого глада и жажды, чтобы они пришли и опять принесли ему возможность насыщаться и пресыщаться. Так воля человеческая, «алчущая ныне», но не так как учит Иисус Христос, поколику она и «насыщения» требует непременно «ныне же», от настоящего тленного мира, не знает сытости; от естественного и существенного ей глада, или желания блага, преходит она к произвольным требованиям и разнообразным прихотям, и, удовлетворяя им, всегда неудовлетворительно, то пресыщением повреждает душевный вкус, то избытком глада снедает самую душу. Что же наконец будет с самоугодниками всякого рода, питающими страсти, удовлетворяющими похотям, когда сей преходящий мир, из которого заимствуют они ложное насыщение неправильных желаний, прейдет невозвратно, – когда ныне кончится, и останется присно ? Когда, следственно, только желания не преходящей души останутся, а тленная пища их исчезнет? Что иное и может быть, как разве предсказанное: «горе вам насыщеннии ныне: яко взалчете» ( Лyk. VI, 25 ). Воздержание ума еще менее почитается обязанностию, нежели воздержание воли. Жажда познания, без дальнего рассмотрения, приемлется не только за естественное и невинное, но даже за благородное чувствование. И как роскошь чувственная оказывает какое-то уважение, ум помрачающему вину, в сравнении с очищающею оный водою; так не редко роскошь ума с пренебрежением проходит мимо чистых источников Израилевых, и с жадностью принимает из рук любодейцы Вавилонской, ложной мудрости мира, чашу, из которой сия «от вина ярости любодеяния своего напоевает вся языки» ( Anok. XIV, 8 ). |
| «Невольное же принудительное увлечение сердца к нашедшему помыслу или постоянное водворение его в себе есть уже пленение, совокупление с ним, что бывает весьма губительно для нашей доброй, богоугодной жизни». Ум может при невольном увлечении сердца лукавыми помыслами возвратиться к себе, но при сознательном, самоохотном пленении, «когда кто, как бы бурею и волнами носимый, от благого подвига переходит к лукавым помыслам, не может возвратиться в тихое и мирное состояние», причем если кто пленится лукавыми помыслами во время молитвы, то это еще греховнее. От самоуслаждения греховными помыслами, через нечистую склонность, которая гнездится в душе, через привычку может родиться нечистая страсть (чревоугодие, блуд, гордость), которая делается как бы в естестве ее. «Страсть во всех своих проявлениях подлежит или соразмерному с виною покаянию, или будущему мучению». Для мысленной борьбы против вышеуказанных помыслов и страстей святые отцы находят необходимым имеющему бороться – обладать силой, равной с тем, против кого он намерен бороться, имея в виду, что он или одержит победу, или потерпит поражение в уме своем. Проще сказать: сопротивляться лукавым помыслам, насколько позволяют нам силы. Следовательно, следствием этого противоборства будут венцы или наказания. Победные венцы даруются тем, кто одолел врага, наказанию же подлежат согрешившие и не покаявшиеся в сей жизни. «Согрешающие, которые подвергнутся мукам, суть те, кто от дурных помыслов переходит к дурным делам, – говорит Петр Дамаскин , – твердым же, стоящим борцам и не изнемогающим в великой борьбе со врагом, сплетаются светлейшие венцы победные». Разумная же и искусная борьба, как говорят святые отцы, состоит в том, чтобы отсекать и отгонять от себя дурной помысл, то есть прилог, в самом начале и непрестанно молиться, ибо кто сумеет противиться первому прилогу помысла, тот, сказано, одним ударом пресечет все последующие его действия. Потому что, кто борется разумно, тот отвергается корня зла, то есть лукавого прилога мыслей. |
| Совершенная молитва состоит в том, чтобы беседовать с Богом, не рассеиваясь мыслями, собирая все свои помыслы и чувства. Человек входит в такое состояние, когда умрет для всех людей, для мира и для всего, что в нем находится. Таковой во время молитвы ничего не имеет в мысли, кроме того, что он предстоит Богу и с Ним беседует. Безмолвие рождает подвиг, а подвиг рождает плач, плач – страх, страх – смирение, смирение – прозрение, прозрение – любовь, любовь же делает душу здравой и бесстрастной; и тогда человек познает, что он недалек от Бога. Совосхищается туда же и плоть действием Духа, и человек весь соделывается духовным. Вот чего сподобляются делатели блаженного безмолвия, непрестанно беседуя с Богом. У св. Филимона было такое правило служения: ночью пропевал он всю Псалтирь и песни (помещенные в Псалтири, их девять), неспешно, без суетливости, прочитывал одно зачало Евангелия, потом садился и сидел, говоря в себе: «Господи, помилуй!» – со вниманием, и наконец давал себе заснуть. Потом опять на рассвете пропевал первый час и, седши на свое седалище лицом к востоку, попеременно то пел псалмы, то читал, по произволению, из Апостола и Евангелия. Так проводил он весь день, непрестанно поя, молясь и услаждаясь созерцанием небесного: ум его часто так уводим был в созерцание, что он не знал, на земле ли он находится. И он поучал брата с любовью: «Говорю тебе, чадо, что тому, чей ум совершенно очистился, Бог открывает видения самых служебных сил и чинов Ангельских». Держи сокровенное поучение и усердствуй содержать установленные святыми отцами как дневные молитвословия: часы третий, шестой, девятый и вечерню, так и ночные службы. Блага духовные достойны усердного искания и труда, и они не достанутся нам, если мы будем возлежать на одрах и спать. И земные блага никому не достаются без труда. Тому, кто желает прийти к преуспеянию, надобно прежде всего отрешиться от своих хотений и стяжать непрестанный плач и нестяжательность, не внимая согрешениям других, а своим только, и о них одних плача день и ночь и не имея суетной дружбы ни с кем из людей, ибо душа, скорбящая о своем бедственном положении и уязвляемая памятью о прежних согрешениях, бывает мертва к миру, как мир умирает для нее, то есть тогда не действенны бывают плотские страсти и человек (не поддействен) сим страстям. К тому же отрекшийся от мира и со Христом сочетавшийся и в безмолвии пребывающий любит Бога, хранит образ Его и подобием Ему богатится, ибо свыше приемлет от Него подаяние Духа и бывает домом Бога. |
| Плотской человек никак, никаким способом не может даже представить себе состояния духовных, не может иметь никакого понятия о благодатном плаче; познание этих состояний приобретается не иначе, как опытом. Общий признак состояния духовных – глубокое смирение и смиренномудрие, соединенное с предпочтением себе всех ближних, с расположением, евангельской любовью ко всем ближним, с стремлением к неизвестности, к удалению от мира. Одержимые мнением по большей части преданы сладострастию, несмотря на то, что приписывают себе возвышеннейшие духовные состояния, беспримерные в правильном подвижничестве; немногие из них воздерживаются от грубого порабощения сладострастию, воздерживаются единственно по преобладанию в них греха из грехов – гордости. Из этого рода прелести возникли пагубные ереси, расколы, безбожие, богохульство. Несчастнейшее видимое последствие его есть неправильная, зловредная для себя и для ближних деятельность – зло, несмотря на ясность его и обширность, мало примечаемое и мало понимаемое. Случаются с зараженными мнением делателями молитвы и несчастия, очевидные для всех, но редко; потому что мнение, приводя ум в ужаснейшее заблуждение, не приводит его к исступлению, как приводит расстроенное воображение. На Валаамском острове, в отдаленной пустынной хижине, жил схимонах Порфирий; он занимался подвигом молитвы. Какого рода был этот подвиг, – положительно не знаю. Можно догадываться о неправильности его по любимому чтению схимонаха: он высоко ценил книгу западного писателя Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу» и руководствовался ею. Книга эта написана из мнения. Порфирий однажды вечером, в осеннее время, посетил старцев скита, от которого недалеко была его пустынь. Когда он прощался со старцами, они предостерегли его, говоря: «Не вздумай пройти по льду: лед только что стал и очень тонок». Пустыня Порфирия отделялась от скита глубоким заливом Ладожского озера, который надо было обходить. Схимонах отвечал тихим голосом, с наружной скромностью: «Я уже легок стал». Он ушел. Через короткое время послышался отчаянный крик. Скитские старцы встревожились, выбежали. Было темно, не скоро нашли место, на котором совершилось несчастье, не скоро нашли средства достать утопшего, вытащили тело, уже оставленное душой. |
| При мысли, что многие тысячи этих храбрых витязей падут чрез несколько часов как усердные жертвы любви к отечеству, Димитрий Иоаннович в умилении преклонил колена и, простирая руки к золотому образу Спасителя, сиявшему вдали на черном знамени великокняжеском, в последний раз горячо молился за христиан и Россию... Потом он сел на коня, объехал все полки, воодушевляя их и называя воинов «верными товарищами и милыми братьями». «Готовы головы наши сложить за Христа и отечество и за тебя, Великий княже!» – отвечали ему со всех сторон дружины храбрых героев. Вооружившись железной палицей, Великий князь выступил из полка вперед, чтобы лично подать пример другим и собственной особой начать бой. «Мне должно, – говорил он, – общую с вами пить чашу, – смерть ли или живот – едино с вами вкушу!..» Но усиленные просьбы всех русских князей и воевод – не вдаваться без нужды в опасность и щадить свою дорогую жизнь для общей пользы – едва удержали его от такого великодушного порыва. На время он покорился их желанию и оставил за собою только общее распоряжение ходом битвы. Наступил грозный час этой битвы, которая должна была решить участь тогдашней России. Солнце переходит шестую степень дня (12-й час – полдень); лишь небольшое пространство отделяет русские передовые полки, при которых находился сам Великий князь, от несметных полчищ татарских. Уж начались небольшие сшибки под начальством какого-то Тулина... В самый полдень оба войска сошлись лицом к лицу при устье реки Непрядвы... Вдруг с татарской стороны выехал вперед богатырь огромного роста, крепкого сложения, страшной наружности; звали его Челибей Тамир-Мурза, а родом он был печенег. Тщеславный своей силой, подобно древнему Голиафу, грозно потрясал он копьем и вызывал на единоборство кого-либо из русских витязей... Страшно было смотреть на этого великана, и русские думали про себя: «Ах, если бы нашелся кто-нибудь из наших, который бы поразил его!» И хотя было немало среди них храбрых воинов, но никто не решался сам добровольно вызваться на такой подвиг. |
| Вооружающегося тайным поучением укрепляет Бог; Ангелы преподают ему силу; человеки прославляют его. Очень смущаются и молвят бесы, когда инок вооружает себя тайным поучением, которое заключается в молитве Иисусовой. Тайное поучение иссушает блуд, укрощает ярость, отгоняет гнев, отъемлет печаль, удаляет дерзость, уничтожает уныние. Тайное поучение просвещает ум, отгоняет леность. От тайного поучения рождается умиление, вселяется страх Божий; оно приносит слезы. Тайным поучением доставляется монаху смиренномудрие нелестное, бдение благоумиленное, молитва несмущенная. Непрестанно пребывай в имени Господа Иисуса, да поглотит сердце Господа, и Господь – сердце, и да будут сии два едино. Кто с постоянством и благоговением занимается внимательной молитвой, произнося слова громко или шепотом, смотря по надобности, и заключая ум в слова; кто при молитвенном подвиге постоянно отвергает все помыслы и мечтания, не только греховные и суетные, но по видимости и благие, тому Милосердый Бог дарует в свое время умную, сердечную и душевную молитву. Делателю молитвы необходимо узнать и увидеть действие страстей и духов на кровь его. Действие крови на душу вполне очевидно при действии страсти гнева и помыслов гнева на кровь, особенно в людях, склонных к гневу. Очевидно также действие крови на душу, когда кровь воспалится страстью блудной. Действие прочих страстей на кровь менее явное, но оно существует. Особенное внимание должно обратить на действие в нас тщеславия, которого действие на кровь очень трудно усмотреть и понять и которое доставляет человеку самое тонкое греховное наслаждение. Когда подвижник Христов, по силе своей, возобладает движениями крови и ослабит действия ее на душу, тогда в душе начнут мало-помалу возникать духовные помыслы, движения, начнут являться уму тонкие Божественные разумения. Святой Дух согревает человека духовно, вместе орошая и прохлаждая душу. От блаженного действия Святаго Духа в человеке сперва начинает веять в нем необычная тишина, является мертвость к миру, к наслаждению его суетностью и греховностью, к служениям посреди его. |
| Болезнь сия врачуется молитвой, воздержанием от празднословия, посильным рукоделием, чтением слова Божия и терпением, потому что рождается она от малодушия и праздности и празднословия. Иное – скука, и иное – томление духа, называемое унынием. Бывает иногда человек в таком состоянии духа, что, кажется ему, легче бы ему было уничтожиться или быть без всякого чувства и сознания, нежели долее оставаться в этом безотчетно-мучительном состоянии. Надобно спешить выйти из него. Блюдись от духа уныния, ибо он рождает всякое зло. Есть уныние естественное – от бессилия, и есть уныние от беса. Бесовское приходит прежде того времени, в которое должно дать себе отдохновение. Оно нудит остановить дело прежде, нежели будет исполнена треть или четверть его, нудит оставить дело совсем и встать. Тогда не надобно слушать его, но надобно сотворить молитву и сидеть за столом с терпением. И враг, видя, что человек поэтому творит молитву, удаляется, потому что не хочет давать повода к молитве. Бывает состояние малодушия – наиболее тяжкое из всех душевных искушений – и посылается человеку, когда Богу угодно повергнуть его в большие скорби. Оно рождает в нем крепкую силу уныния, в котором человек испытывает душевную тесноту, и это есть предвкушение геенны. Вследствие же сего находит дух исступления, от которого происходят тысячи искушений: смущение, хула, ярость, жалоба на свою участь, развращенные помыслы, переселение из места в место и т. п. Какая сему причина? – Нерадение, ибо ты не позаботился поискать уврачевания их. Ибо врачевание для всего этого одно, при помощи которого человек скоро находит утешение в душе своей. И что же это за врачевание? – Смиренномудрие сердца. Уныние у святых отцов иногда называется праздностью, леностью и разленением. Как Господь печется о нашем спасении, так человекоубийца-диавол старается привести человека в отчаяние. Искушение от диавола подобно паутине – стоит только дунуть на нее, и она истребляется. Надобно быть подобно мертвому или совершенно глухому и слепому при всех скорбях, клеветах, поношениях, гонениях, которые неминуемо приходят ко всем желающим идти по спасительным стезям Христовым. |
| Трезвение справедливо называется путем, потому что оно ведет в Царствие: и в то, которое внутри нас, и в будущее, и умным делателищем (духовной мастерской), потому что оно выделывает и убеляет (полирует) нравы духовные и страстное переделывает в бесстрастное. Оно подобно также светлому кольцу, через которое Бог, проникши, является уму. Где смирение, память о Боге с трезвением и вниманием и частая, против врагов устремляемая молитва, там место Божие, или сердечное небо, в котором полчище бесовское боится стоять ради того, что в месте сем обитает Бог. Первая дверь, вводящая в мысленный Иерусалим, во внимание ума, есть разумное молчание уст, хотя ум еще и не безмолвствует; вторая – мерное воздержание в пище, питии и сне; третья – непрестанная память и размышление о смерти, очищающие ум и тело. И будет трезвение усиливать молитву, а молитва – трезвение. Трезвение, непрестанно надзирая за всем внутри, замечает, как враги покушаются войти туда, и, заграждая им по силе свой вход, призывает в то же время на помощь Господа Иисуса Христа, чтобы Он прогнал этих лукавых воителей. При этом внимание заграждает вход посредством противоречия, и призываемый Иисус прогоняет демонов с мечтаниями их. С крайним напряжением внимания блюди свой ум. Как только заметишь вражий помысл, тотчас воспротиворечь ему, но вместе с тем спеши призывать Христа Господа на отмщение. Воздержись от внешних бесед и борись с внутренними помыслами, пока не обретешь места молитвы и дома, в коем обитает Христос, просвещающий и услаждающий тебя познанием и посещением Своим. Шествуя мысленным путем, читай глаголы молитвы и беседуй к Господу, присно вопия и не унывая; неотступно молясь, подражай бесстудию оной вдовицы, умолившей неукротимого судию. Тогда (это будет значить, что) ты духом ходишь, похотям плотским не внемлешь, мирскими похотями не пресекаешь непрерывности молитвы, но бываешь храмом Божиим, в коем безмолвно воспевается Бог... Так, мысленно молясь, сподобишься наконец достигнуть непрестанного памятования о Боге, войти в недоступные сокровенности ума, в таинственных созерцаниях зреть Невидимого, един Единому наедине служа Богу, в разумных тебе одному излияниях любви. |
|
|
