| —615— языком, крайне либеральное направление его мыслей: однажды, стоя на клиросе во время празднования полиелея святому Артемию, Веркольскому Чудотворцу, Алексей Родионов, между прочим, шепнул на ухо стоявшему подле брату Андрею Федорову 3314 : „Сицевому малейшему мальцу служба сочинена есть, и сей-то древней грубости подражая, сии неразумно празднуют” 3315 . С ужасом передал эти слова Андрей Федоров своему настоятелю. Не мало подивился этому и сам Семён Денисов. Он начал убеждаться, что в Алексее Родионове не только нет склонности к Выгу, но даже он очень опасен для Выга и потому с этого времени не стал прилежати к нему и даже советовал Мануилу Петрову не слишком прикреплять его к общежительству и не записывать в сказки его жителей. Впрочем, едва ли это справедливо. Верно только то, что Алексей Родионов до смерти Семёна Денисова был его келейником и любимым учеником 3316 . Но Алексей Родионов не смотря на то, что против него началось враждебное настроение, всё-таки оставался ревностным приверженцем раскола и посвящал свои знания и силы к утверждению и укреплению его. В это время он писал свой „Зитуменос”, о котором мы говорили выше, и который он окончил в 1744 году 3317 . —616— В 1742 году, октября 18-го дня был издан указ, по которому было предписано произвести поголовную перепись всех раскольников, обложить их двойным окладом. Произвести эту перепись повелело было в самом скором времени, и при этом было определено послать указы в провинции к губернаторам и воеводам, чтобы они во взыскании недоимок „радетельное старание чинили” 3318 . Перепись эта касалась только тех раскольников, которые были уже прежде записаны. Но когда, кроме прежде записанных, пожелали записаться и другие, незаписанные при прежних переписях, – то св. Синод запротестовал и приказал их таких желающих не записывать впредь „до рассмотрения и указа” 3319 . Такой указ действительно вышел 31-го августа 1744 года от лица самой Императрицы Елизаветы Петровны. Им объявлялось всем раскольникам, чтобы они в назначенный им срок подали о себе сказки для записи себя в ревизию и вместе с тем в двойной оклад 3320 . |
| Конечно, скажете, Синод приказал, да где же у вас свой-то разум? Совсем не Синод, а только два споткнувшиеся архиепископа, имеющие неограниченную власть в Синоде и от имени его волнующие всю Россию! Верую и исповедую, что, восстанет Сам Всесвятейший Бог и гневом Своим за бесчестие, и за унижение Своего Всесвятейшего Имени: «И посрамятся вси являющие злая рабом Его. Крепость их сокрушится, яко Он един есть Царь по всей Земли», и Имя Его верующих и любящих Его есть всё равно, как и Сам Он – по неотделимости Имени Его от лица Его. Живу в далёких горах и положительно ничего не знаю и не слышу о своей книге. Вы извещаете, что сожгли. 86 Вот это дело! Вечным огнём, если не покаются, будут жегомы те, кто дерзнул на сие. Боже наш! Какое ослепление и бесстрашие! Ведь там прославлено Имя Бога нашего Иисуса Христа, Имя «Ему же поклоняется всяко колено небесных, земных и преисподних». Там в книге всё Евангелие и всё Божественное Откровение, учение отцов Церкви и подробное разъяснение о Иисусовой молитве! Вот так показали свою духовность и близость к Богу монахи ХХ-го века! Это беспримерное преступление легло на вас неизгладимо и пойдёт в вечность и вся злодеяния ваша пред лицом Того, страшного в величии, Имя Которого, пред ним же трепещут бесы, так бесчестно обругали, унизили, сожгли. Кровь стынет в жилах, – что вы соделали. Евреи распяли, а вы устремились истребить и самое Имя Его. Конечно, скажете, Синод приказал, да где же у вас свой-то ум? Не могу больше писать от сильного волнения. Простите. В Вашем ко мне письме вижу, что любовь ваша ко мне не оскудела. Поэтому смиренно прошу, извещайте о всём, какой будет конец о моей книге. Синод отлучить от Церкви не имеет права. Он не более, как только высшее управление ея. Пишите обо всём. Старец Иларион. Нужно бы много писать, но не могу. Мой адрес: Новороссийск, на Новороссийской в п[осел]ке Горный [неразб.] Прокопию Петрову. Корзину для о. Илариона. Ещё, от нестерпимой болезни сердечной, крайней обиды и сожаления о вас. Как вы по смерти своей предстанете лицу Того, Имя чьё обесчестили так, что больше нельзя. Как вы смеете призывать Имя сие – Превеличайшее – в молитве своей, когда предали его всесожжению. Увы омрачение, увы слепота! Самый ад удивился и ужаснулся беспримерному вашему ещё небывалому преступлению. Жив Господь и жива всякая душа христианская правоверующая во Всезиждительное имя и Всемогущее Имя Спаса Христа! Быть не может, чтобы все вы, со своими ослепшими вождями, не были посрамлёны в своём заблуждении!... |
| Объясняя одну из заповедей блаженства, он заставлял слушателей своих мысленно путешествовать по фабрикам, рекам, Крыму, разным городам, горам и подниматься далее на Эйфелеву башню, назвал одного заграничного славного светского композитора и рядом с ним (ради противоположности) поставил русскую певицу кафе-шантанного пошиба, Вяльцеву (могла ли когда-нибудь думать сия последняя, что имя её будет фигурировать при объяснении заповеди блаженства, хотя и в таком – положим – картинном, но совсем антиизящном выражении: «прут на Вяльцеву»?), – вспомнил «тупоумного чухну» – садовника, служившего во время его студенчества в академическом саду. Очень характерно это последнее воспоминание, и мы остановимся на нем подробнее, тем более что сам о. Петров придал ему особое, в смысле поучительности, значение. Чухонец, о котором шла речь, был «тупоумный», крайне неразговорчивый, и если хотел с кем быть вежлив, то вежливость свою выражал словом madame, хотя бы с ним говорил монах (слушатели невольно улыбнулись). Новоприбывший в Академию инспектор архимандрит, встретив чухонца в саду, захотел с ним разговориться. Задает ему один – другой вопрос, чухна молчит, наконец, о. архимандрит спрашивает: «Что твоя жена делает?» – «Хлеб в навоз превращает» (слушатели одни фыркают, другие поморщились) ... Вот этот-то ответ чухонца о. Петров находит глубоко поучительным, заставляющим и нас спросить себя: а мы что делаем?.. Оно, положим, так; однако, не слишком ли ярко и реально такое сравнение, особенно для приехавших в колясках и каретах слушательниц?.. В другой беседе нужно было о. Петрову на примерах доказать, что герои не боятся мучений. Примерными героями у него представлены были римский Муций Сцевола и «один русский мужик» в отечественную войну. Какая возмутительная и обидная для памяти русского героя небрежность в форме воспоминания о нем!.. Языческого героя оратор назвал по имени, припомнил и слова, которые тот говорил, держа руку на огне, а про русского героя выразился лишь: «какой-то мужик» ... |
| Но это не умалило числа приходивших к залу. Чтобы удовлетворить всех, признано было нужным одну и ту же беседу вести дважды в день – раз за разом, но и этого оказалось мало. Решили три раза повторять беседу. И это еще когда? – на масленице, на последних её днях, когда так много всевозможных соблазнов для народа... И пред наступлением масленицы публики задолго до начала беседы собиралась к дому фон-Дервиз такая масса, что она стесняла движение не только на тротуаре, но и по части улицы. При таком скоплении народа необходимо было присутствие полиции. До масленицы в полицейских чинах недостатка не было, но при её приближении от местной полицейской части было заявлено, что на дни масленицы к зданию фон-Дервиз полицейских чинов не может быть дано, так как весь наличный состав их будет откомандирован в места народных гуляний. О. Стефановский вынужден был объясниться непосредственно с градоначальником, и тогда наряжен был полицейский резерв. Факт, на который мы указываем, много красноречивее отмечаемого г. Розановым . Об о. Стефановском печать, а под её влиянием, стоустая молва не трубили, проповеднический талант его не манифестировался. Не помним, чтобы печать отметила, хотя бы несколькими словами, самый факт столь выдающегося успеха его духовных бесед. – Не то видим мы со стороны печати и устной молвы в отношении к о. Петрову... Спешим, однако, оговориться, что мы не думаем утверждать, чтобы успех бесед о. Петрова зависел, подобно «Кузьмичевой траве», только от рекламы, которую делали ему и устно и при помощи печати его почитатели. Но наличие этой рекламы во всяком случае не к славе о. Петрова. Не будь её, ни для кого не было бы и малейшего повода, и основания к вопросу, от которого теперь иному трудно отвязаться: выдающийся ли ораторский талант о. Петров, или он раздутая рекламой «Кузьмичева трава»? 8 Мы сравнивали видимые успехи бесед о. Петрова и о. Стефановского. Нужно ли прибавлять, что беседы как самого о. Стефановского, так и других, под его руководством, велись в строго церковном духе, с ссылками на авторитеты, на отцов и учителей Церкви. |
| Этот предмет имеет связь с Богом, и мы можем видеть это, потому что все чудеса евангельские свидетельствуют о том, что материальный мир может слышать Его голос и отзываться. Возьмите все чудесные исцеления, которые мы находим в Евангелии. Причина болезни, причина, почему что-то не в порядке, — сам человек, а его больное тело — жертва. И Бог обращается, разумеется, к человеку, потому что, чтобы отношения снова стали гармоничными, перемениться должен человек, но Он обращается со словом и к тому, что мы очень часто рассматриваем лишь как инертную природу. Например, те несколько случаев, когда Христос повелевает ветру и морю (Мк 4:35—41; 6:47—51), когда приказывает лихорадке оставить тещу петрову (Мф 8:14—15), приказывает болезни уйти. На основании этого мы можем признать, что между Богом и всем сотворенным есть связь, что творческое слово, которое прозвучало когда-то и вызвало все к бытию, продолжает звучать и все, что создал Бог, сохраняет способность слышать, и понимать, и внимать Ему. Это становится еще более явно, проявляется с такой силой, если подумать о Воплощении. Бог воспринял человеческую природу, но это же означает, что Он принял на Себя, соединил со Своим Божеством материальность этого мира, потому что все мы состоим из тех же атомов и частиц и всего, что тварно. И Христос, став человеком, сроднился как с самой великой галактикой, так и с малейшим атомом и со всеми нами в нашей материальности. И значит, когда Христос говорит конкретными образами, это не просто образы. Он говорит нам: взгляни на мир, который Я создал — он связан со Мной такой связью, которой ты уже не чувствуешь, ты ее больше не видишь, ты ее не воспринимаешь больше, а между тем мир находится в такой связи со Мной, что способен слышать Мое слово, отзываться на него. И чудо, в отличие от волшебства, не есть акт насилия — это акт высвобождения природы, или человека, или тела, которое подпало под рабство зла и становится свободным. Так что и это — установление нового взаимоотношения между Богом и сотворенным Им миром. |
| – Так откуда же я знаю, о чем? Они же шепчутся. – Плохо, Дьяченко, нужно исправлять ситуацию. С сегодняшнего дня ты должен стать их другом, шептаться с ними, воздухом с ними одним дышать. А потом об их разговорах мне докладывать. – И все это офицер предлагал тогда еще почти мальчику, выросшему на романтике «Трех мушкетеров», которому сама мысль о предательстве была нестерпима. – Дьяченко, а домой, наверное, хочется съездить? Вот будешь исправно выполнять мои поручения, съездишь, а нет, так до конца учебы здесь в лесу и прокукуешь. Не стал я становиться другом ни Петрову, ни Иванову. К капитану не ходил, а наоборот, стал его избегать. Идешь по дорожке, а он тебе навстречу. А ты вроде как бы по делу спешишь и переходишь на другую сторону. Он все прекрасно понимал и однажды устроил мне разговор тет-а-тет. Меня неожиданно вне очереди поставили в наряд в такое место, где я должен был находиться неотлучно. Вот здесь он ко мне и подошел. – Ну, что ты все бегаешь от меня, Дьяченко? Не хочешь, значит, в отпуск ехать? Ладно, пускай другие едут. И мне хватило наивности ответить этому человеку: – А я выпускные на пятерки сдам и по закону поеду. У нас в учебке была такая договоренность: сдаешь выпускные экзамены на отлично, едешь в отпуск. Особист мне даже ничего и отвечать не стал, просто повел плечами, что, наверное, означало «идиот», и пошел. Выпускные я действительно сдал блестяще, но перед объявлением оценки за последний экзамен, в учебный класс зашел мой злой гений. Потом нам зачитали результаты. И я услышал: «курсант Дьяченко – удовлетворительно». Так было обидно. Когда мы выходили из класса, я увидел его. Лобков стоял и ждал. Потом подошел ко мне и улыбнулся: что, мол, съездил в отпуск? Служить было тяжело и в первую очередь потому, что почти не было возможности пообщаться с кем-то, именно, что называется, по душам, а в армии это так важно. Любой собеседник мог оказаться потенциальным доносчиком. Точно так же, по этой же причине, мои товарищи опасались и меня. Мы не доверяли друг другу. |
| 2 . Для обеспечения ускорения проверки НКО «СМЕРШ» офицерского состава начальнику ГУЛАГа НКВД СССР комиссару государственной безопасности 3 ранга тов. НАСЕДКИНУ в месячный срок сосредоточить весь офицерский состав, содержащийся в спецлагерях НКВД в одном-двух лагерях, освободив эти лагери от других контингентов. 3 . Сохранить за передаваемыми ГУЛАГу НКВД спецлагерями НКВД действующие должностные оклады, а за личным офицерским и сержантским составом присвоение званий, права на выслугу лет, снабжение вещевым и прочим довольствием, а также установленные льготы. По мере ликвидации спецлагерей весь личный состав передавать в ОК Управления НКВД СССР по делам о военнопленных и интернированных 4 . Сохранить существующий порядок финансирования спецлагерей через Центральный Финансовый отдел НКВД СССР и финотделы НКВД–УНКВД по государственному бюджету, а также существующее снабжение спецлагерей продуктами и вещевым довольствием через УВС НКВД и НКО. 5 . Начальнику ГУЛАГа НКВД СССР комиссару государственной безопасности 3 ранга тов. НАСЕДКИНУ и начальнику Управления конвойных войск НКВД СССР генерал-майору тов. БОЧКОВУ в двухмесячный срок освободить конвойные войска от несения службы по охране спецлагерей, заменив их военизированной охраной ГУЛАГа НКВД СССР с содержанием ее за счет доходных поступлений от производственной деятельности спецлагерей. Укомплектование военизированной охраны ГУЛАГа НКВД СССР произвести за счет проверенных контингентов, содержащихся в спецлагерях НКВД 6 . Ввести должность заместителя начальника ГУЛАГа по спецлагерям НКВД а также увеличить штат ГУЛАГа на 14 единиц. 7 . Назначить заместителем начальника ГУЛАГа НКВД по спецлагерям НКВД полковника государственной безопасности тов. ГРАНОВСКОГО Г.М. 8 . Начальнику ГУЛАГа НКВД СССР комиссару государственной безопасности 3 ранга тов. НАСЕДКИНУ и начальнику Управления НКВД СССР по делам о военнопленных и интернированных генерал-лейтенанту тов. ПЕТРОВУ о приеме-сдаче спецлагерей НКВД доложить к 15-му августа с. г. |
| Какими трудами потрудились мы с Иваном Петровым, о том Богу известно. Если бы мы с Иваном тут не случились, то он непременно бы пришел внезапно на ваши украйны войною. Не думайте, что ляхи одолеют: хотя они и вздумают биться, но их против ста человек и по одному человеку не будет. Мы с Иваном Петровым желаем, чтоб было единое державство, гетману говорили, и он был очень рад, но посылает он к великому вашему царствию о соединении, а великое ваше царствие то ставите в посмех. Если вы изволите быть соединению, то извольте писать к писарю Выговскому, но имянно к нему писать о том не велите, только воздавайте ему свое царское благодарение и ведомость чините, а подлинно велите писать к Ивану Петрову, и как Иван Петров приедет сюда, то мы будем совершать головою своею и всею душою. 10 марта пришла к гетману весть, что не стало жены его, и гетман очень кручинился; я ходил к нему утешать в кручине, а он в разговоре говорил про Москву и клялся, смотря на образ Спасов: «Клянусь Богом, что пойду на Москву и разорю пуще Литвы; я посылаю от всего сердца своего, а они лицу моему насмехаются». Тогда же подьячий Григорий Богданов, возвратившийся из Малороссии, рассказывал: «Приходил ко мне в Корсуни писарь Иван Выговский и наказывал, чтоб его слова были известны великому государю; к нему, писарю, царская милость и жалованье, и он на государском жалованье челом бьет и обещается великому государю служить и всякого добра хотеть под присягою, и теперь, что у гетмана Богдана Хмельницкого с польским королем, крымским царем и другими государствами будет делаться, он обо всем великому государю станет доносить, в Путивль тайным делом к боярину князю Семену Васильевичу Прозоровскому писать, только б это никому не было известно, потому что если узнает об этом гетман Богдан Хмельницкий, то ему, писарю, не миновать наказанья. Потом Выговский говорил, чтоб великий государь непременно всю Малую Русь теперь принять изволил, потому что все единогласно молят Бога и хотят быть под его государскою высокою рукою; к великому московскому пространному и многолюдному государству без войны и кровопролития будет прибавленье большое, овладеет великий государь многою землею и городами, и с тех городов, с мещан и со всяких чинов людей и с их торговых и других всяких промыслов будет царской денежной казне прибыль большая. |
| – Не бывать тому, беззаконный бискуп, друг сатаны и поборник бесов, сын погибели и враг истины, – отвечал Исидор, – не бывать тому, чтобы мы отреклись от Христа- Бога нашего и от христианской веры. Мучь нас, как хочешь. Еще скажем тебе, безумный бискуп, и вам всем, беззаконные латины, молим вас: пощадите свои души Господа ради: ведь и вы, окаянные, тоже Божие создание, отступите от проклятого опресночного служения. О богомерзкая ваша прелесть! Получили вы подтверждение своей веры от злоименитого папы Евгения и от других учителей злочестивой вашей веры, которые бороды и усы свои подстригают. Так и вы, окаянные, поступаете и пойдете в муку вечную с бесами, к отцу своему сатане в подземные места, в мгляную землю, где нет света и жизни. Исидора с прихожанами посадили в тюрьму. Бискуп велел быть в Юрьеве торжественному съезду «всех держателей градских» юрьевского округа Когда узники стали перед этим собранием в ратуше, бискуп начал ласково говорить им о вере: – Теперь лишь послушайтесь меня и судей нашею юрода, повинитесь перед этим множеством немцев, сошедшихся на ваше позорище со всех юродов моей области: примите нашу честную веру и опресночное служение. Наша вера одна с вашей. Не губите себя, будьте нашей присной братией; захотите – и вы будете держать свою веру, мы вам не возбраняем. Только теперь повинитесь предо мною и этим собранием. Православные сурово отвечали на эти льстивые речи и повторили то же, что сказали на первом допросе. По решению судилища их всех в числе 72 человек побросали под лед в Омовжу, там, где за два дня перед тем Исидор совершал водоосвящение. Более мирный исход имело прение, бывшее несколько лет спустя в Пскове (около 1491 года). Латинские монахи, «серые чернцы», из Юрьева прислали к псковскому дьяку Филиппу Петрову грамоту об осьмом соборе, которую он явил псковскому наместнику и посадникам. Потом серые чернецы сами явились в Псков и начали толковать о вере, были у священников, но идти в Новгород к владыке отказались. Псковские священники много потязали их от Писания; при этом споре присутствовал и дьяк Филипп, описавший его в отписке к архиепископу Геннадию. |
| III Но неужели же священник Петров так-таки ничего не знает в христианстве? Скажем ему в оправдание: не один — он. Много лет назад я прочел необыкновенно увлекшую меня книжку: «Катакомбы» Евгении Тур. И вот, я помню в этих «Катакомбах» разговор знатной, изнеженной и жестокой римлянки с ее невольницею, тайной христианкой, которая почти «для примера» набрасывает ей очерки евангельского учения. Римлянка причинила рабыне какую-то боль, кажется, бросила в нее кинжалом и ранила, а та не рассердилась. Римлянка спрашивает, почему она не рассердилась? — «Потому что я верую в Иисуса». — «Чему же учил Он?» — «Любить врагов своих». — «Любить врагов?» …и римлянка задумалась. — «Да, это есть истинно новое и непонятное; любить друзей — да; любить родителей — да; любить безразличных, незнакомых — ну, так и этак; но врагов любить — непонятно, невозможно, неслыханно!..» Новизна и высота учения поразила и привлекла ее. Она стала христианкою, перейдя в полноту любви из мелкой языческой любви, в высоту веры из несовершенной веры, в сверхъестественную религию из естественной. Ставим точку. Ошибалась ли Евг. Тур, рисуя себе так в перспективе перелом от язычества к христианству? Если и ошибалась, то мы все с нею ошибаемся. Мы все так думаем, и нам, как и свящ. Петрову, всем представляется христианство именно как высшая любовь, «свет и радость», не иначе. Свящ. Петров привычною рукою начертал привычный образ; его книжка получает огромный успех; местами, в повременных изданиях, она почти целиком перепечатывается, потому что он с нами, и за него — мы все. Мы так думали 1900 лет; мы… «докторишки». — «Прощайте, звезды», «прощай — земля»; «прощайте, стихии небесные и земные», «отрекись от сатаны». — Уж если «жало сатаны» и «родительство» — одно и то же, то какой же свет? любовь? радость? — «О, хоть бы умереть!» Кто же ошибается? Не ошибаются покойники. Есть мнение, что «никто не приходил с того света и не приносил нам по-ту-светной истины». Нет — есть вестники, есть по-ту-светные вести. Разве мощи не говорят? По крайней мере — нечто, и именно ровно столько, сколько нам нужно узнать. |
|
|
