| В Москве состоится конференция, посвященная 300-летию Православия на Камчатке Москва, 6 апреля 2005 г. В этом году среди множества памятных дат как одну из выдающихся вех в истории Русской Православной Церкви и Российского государства Русская Православная Церковь отмечает 300-летие утверждения Святого Православия на Камчатке. Под председательством Управляющего делами Московской Патриархии митрополита Калужского и Боровского Климента 5 апреля прошло заседание оргкомитета по празднованию 300-летия Православия на Камчатке. 12 апреля 2005 г. под председательством Патриарха Московского и всея Руси Алексия в Москве состоится общецерковная научно-богословская конференция, посвященная этой памятной дате. Конференция будет проходить в помещении Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета (Москва, ул. Новокузнецкая, д. 23-Б). Конференция откроется молебном в храме во имя Святителя Николая в Кузнецах. На пленарном заседании и во время работы по секциям планируется обсудить вопросы, связанные с историей Святого Православия на Камчатке, деятельностью святителя Иннокентия и митрополита Нестора (Анисимова), а также актуальные проблемы современной православной миссии. В работе конференции примут участие священнослужители Русской Православной Церкви, представители академических институтов, учебных заведений Русской Православной Церкви. «Программа научно-богословской конференции «300 лет Православия на Камчатке: миссия Церкви в прошлом и настоящем» 12 апреля 2005 г. Москва 9.00 Молебен в храме во имя Святителя Николая в Кузнецах (Вешняковский пер.) 10.00 Торжественное открытие конференции (Конференц-зал ПСТГУ) Приветственное слово Святейшего Патриарха Приветственное слово от Администрации Камчатской области Выступление Преосвященнейшего Игнатия, епископа Петропавловского и Камчатского: «Русское Православие на Камчатке: воскресение на рубеже тысячелетий» 11.00-11.30 Перерыв 11.30-13.30 Работа по секциям 13.30-14.30 Обед |
| - Казин Александр Леонидович , доктор философских наук, профессор Санкт-Петербург): «Христианская монархия и прогресс»; - Кузнецов Михаил Николаевич , доктор юридических наук, профессор; Штин Сергей Петрович , адвокат: «Миф об отречении Государя Императора от престола: Правовые аспекты» ; - Швечиков Алексей Николаевич , доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербург: «Русская Православная Церковь и монархия» ; - Каплин Александр Дмитриевич , доктор исторических наук, профессор (Харьков): «Сущность и виды российской монархии в осмыслении истинных славянофилов»; - Мороз, о. Алексий , (Санкт-Петербург): «Монархия и современность»; - Иванов Андрей Александрович , доктор исторических наук, доцент Российского государственного педагогического университета им. Герцена (Санкт-Петербург): «Кризис монархического сознания у монархистов начала ХХ века»; - Митрофан (Баданин), игумен (Мурманск): «Великий князь Михаил Александрович и Площанская икона Божией Матери»; - Реснянский Сергей Иванович , доктор исторических наук, профессор ( Москва ): «Святая Русь и христианская империя: проблемы соотношения» - Беловолов, прот. Геннадий (Санкт-Петербург): «Иоанн Кронштадтский о самодержавии»; 13.30-14.00 - перерыв на обед 14.00-16.30 - второе пленарное заседание (доклады 15 минут) - Юркевич Евгений Иванович , кандидат исторических наук, ст. научный сотрудник Военно-исторического Музея артиллерии, инженерных войск и войск связи МО РФ, Санкт-Петербург; - Коняев Николай Михайлович , секретарь Правления Союза писателей России: «Что читал Государь в Тобольске?» ; - Василик Владимир Владимирович , кандидат филологических наук, доцент (Санкт-Петербург): «Петр Великий как русский Константин»; - Дверницкий Борис Георгиевич , кандидат геолого-минералогических наук, гл.редактор журнала «Русское самосознание» (Санкт-Петербург): «Онтологические проблемы монархии»; - Семенов Валентин Евгеньевич, доктор психологических наук, директор НИИ комплексных социологических исследований СПБГУ: «Монархи в русской классической поэзии XIX века: социально-психологический анализ »; |
| После спектакля пришел в гостиницу, ищу по карманам сигареты Вспомнил, что оставил их в театре, в грим-уборной. Сосед по номеру в гостинице не курит, я вышел в коридор, чтобы стрельнуть сигаретку у прохожего. Стрельнул. Выслушав мою просьбу, прохожий, медленно полез в карман пиджака, достал кожаный кошелок, извлек из него 2 копейки и протянул их мне. - Простите, Вы меня не поняли? - Спросил я. - Понял! Держи! - Я закурить у вас просил... - Я тебе и даю... Пойди в буфет и купи штучную... К стыду своему я не мог его поколотить, так как он на две головы был выше меня и в плечах намного шире... Подхожу к киоску, вижу за стеклом ВТ. Стучу в окошечко, чтобы продавщица обратила на меня внимание. А она не обращает, вертится в своей каморке, одевается. Я голосом стал ее звать: - Хозяюшка! - Кричу. - Обед. - Она пальцем указывает на надпись на стекле: Перерыв на обед с 13.00 до 14.00. - Я понимаю, но поймите, что я без курева, а я человек приезжий, куда я пойду. - Не околеешь! Я думал, что после такой шутки она выдаст мне пачку сигарет, но она и не подумала, вышла из ларька, повесила замок на дверь, и пошла себе, даже не взглянув в мою сторону. И это столица! Это Москва! Какие бессердечные люди! Я, разъяренный, несся по проспекту Горького. Встал в очередь, где выдавали газированную воду - за стеклом ларька увидел пачки ВТ. Стою, дышу успокоительным дыханием... И вдруг до меня доходит, что это ОН устраивает мне препятствия. ОН не хочет, чтобы я курил. Он бережет мое здоровье. Очередь подошла, я взял сразу блок, чтобы потом не попадать в подобные положения. Шел и размышлял о том, что мысль: Не дает курить уже не раз приходила ко мне. Гастроли в Киеве. Шел спектакль... В нашу гримерную вошел Геннадий, молодой любовник, сел в кресло, достал пачку сигарет Честерфильд, закурил и стал всех угощать ими. К каждому из нас он обращался и протягивал раскрытую пачку, все брали по штучке, даже те, кто не курил, и те соблазнились, нюхали табак, восхищались: Да! Вот это сигареты! Я стоял начеку, готовый нарушить очередность... И вдруг меня посетила мысль: Если Генка мне не подставит пачку, значит мне курить не дает Господь. Генка не подставил. Почему? Может быть, ему показалось, что я уже брал, а может, уже жалко стало, но только не предложил. Ох, какая обида захлестнула меня, чуть ли не истерика. С трудом сдерживая себя, я сказал: |
| Архив Пн Практика создания и поддержания приходского сайта 17 мая 2011 г. 14:55 Статья сотрудника Епархиального отдела по религиозному образованию и катехизации Московской епархии , клирика Успенского храма г. Красногорска священника Павла Островского опубликована в новом номере журнала «Приход» 3, 2011). Зачем нужен приходской сайт? Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона как чуждый закона, не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его. (1 Кор. 9:19-23) Мир серьезно изменился за последние несколько десятилетий. За это время был совершен невероятный скачок в области информационных технологий и средств коммуникаций. О чем это говорит? О том, что люди все меньше и меньше общаются друг с другом лично, предпочитая реальному общению виртуальное: в первую очередь Интернет. Сегодня не нужно звонить на какую-нибудь фирму, чтобы узнать часы работы и когда у них перерыв на обед. Достаточно зайти на сайт этой организации и узнать там всю информацию. Если произошло какое-то событие, то многие люди не ждут выпусков новостей по телевизору, а сразу заходят на новостные сайты и получают полную информацию о всевозможных новостях. Осознавая все это, сегодня стало понятно, что наличие приходского сайта это не некая прихоть того или иного члена прихода, а именно необходимое для просвещения и информирования прихожан действо. Конечно, в идеале было бы хорошо, чтобы человек, когда захотел бы пойти в храм, то зашел бы в него, узнал расписание, а потом пришел бы на службу. Но сегодня вероятнее всего будет другой вариант: человек захочет пойти в храм, зайдет в Интернет, и не найдя сайта храма, соответственно, не узнав расписание служб, просто никуда не пойдет. |
| «Перерыв на обед» У всех бывают свои препятствия – и у меня было свое. Вместо «злых бабушек» у меня был «перерыв на обед». В юности наступил такой момент, когда мне очень захотелось пообщаться со священником. Накопилось много вопросов, которые мне хотелось ему задать. Я пришел в храм, когда там не было службы, вижу: сидят такие строгие бабушки. Подошел к ним, вежливо сказал о своем желании, и они отправили меня в крестильню. Там меня встретила следующая бабушка. Я сказал ей то же самое, и она очень строго мне заявила: – Священников сейчас нет: перерыв на обед! Сейчас, повзрослев и став священником, я хорошо понимаю, что священнослужители в течение дня имеют обыкновение обедать и вообще им присущи все человеческие привычки, а тогда эта фраза резанула мой слух очень сильно. Я вдруг почувствовал себя в каком-то казенном учреждении. Развернулся и ушел, даже не став никого дожидаться. Барнаул в 1980-е годы У меня были одни планы, а у Господа на меня – совсем другие История была интересна мне с раннего детства. К десяти годам я прочитал все школьные, а к двенадцати – все университетские учебники по истории и уже тогда точно знал, что в своей взрослой жизни буду заниматься историей. Мне было очень интересно узнавать новое об исторических фактах. Читал научную литературу и монографии так, как другие читают детективы и приключения. Когда поступил в Алтайский государственный университет на истфак, у меня сложилась привычка: каждое утро до начала занятий ходить в храм на раннюю Литургию. Мне это очень нравилось. Закончил истфак, поступил в аспирантуру – учился и одновременно преподавал в университете. Тогда я считал, что вот оно – счастье: мое хобби одновременно является моей работой, и мне за это еще деньги платят. Находился в полной уверенности, что буду заниматься любимой историей до конца своих дней. Написал кандидатскую и был готов к ее защите. Но в моей жизни произошло одно событие, которое совершенно изменило все мои планы и расчеты. О духовном рассказывать всегда трудно: духовное состояние, духовное явление плохо передаются нашими обычными словами, предназначенными для обычной, бытовой жизни. Попробую рассказать, но не уверен, что смогу передать то, что пережил. |
| «Когда я работала в офисе, от звонка до звонка, все домашние дела откладывались на выходные, — делится своим опытом дизайнер Светлана Светлая из Санкт-Петербурга, мама одного, уже довольно большого, ребенка. — Когда стала работать дома, смогла распределить свое время так, как мне удобно. С утра — все домашние дела, затем работа, потом перерыв на небольшую прогулку (магазин или другие дела), потом готовлю обед-ужин, потом работаю опять, затем перерыв на ужин и общение с сыном и мужем. Затем опять работа уже до упора, если ее много, то до двенадцати, до двух часов ночи». У мам-надомниц с маленькими детьми все проходит не так гладко. Для многих из них ночь — единственное рабочее время: «Редактирование материалов, переводы, написание статей, диссертации — все это приходится делать ночью, — рассказывает редактор и преподаватель Дарья Хитрова (Калининград). — Сижу часов до четырех, до пяти, сплю потом часа три и днем стараюсь с малышкой поспать. Усталость имеет дурную привычку накапливаться и выходить боком, поэтому стараюсь не очень изнашиваться. Бывает, по самочувствию паузы делаю больше, ночь через две, днем гуляю много, делаю дыхательную гимнастику. Но вообще-то все это достаточно сложно. Боюсь, если бы мне не помогали муж и свекровь, одна бы я никак не справилась». «Ночь для работы я использую часто, если не сказать всегда, — говорит мама четверых детей москвичка Жанна Григорьева, редактор. — Но это моя особенность вообще с юности, ночь — это мое время. А спать я научилась при играющих детях. Они понимают, что мама устала (я и стишок им вдолбила: «Мама спит, она устала…»), поэтому стараются играть тихо и не мешать. Правда, дочери подходят ко мне каждые 15 минут и целуют — и будят при этом. Но за это я на них не сержусь. К тому же у меня выработался рефлекс: сплю, пока слышу их возню, а если они вдруг затихают, я просыпаюсь. Потому что если стихли — значит, что-то затеяли». «Я начала работать, когда Лизе было полтора месяца, — рассказывает мама двоих детей, журналист и редактор Елена Ивасенко из Нижнего Новгорода. — Большой плюс, что я работаю дома, периодически хожу на интервью. Но этот же плюс превращается в минус: дети требуют внимания, и ты буквально рвешься на части, понимая, что прежде всего ты мать. Раньше часто работала ночью, но потом бросила: не могу не спать, если не высыпаюсь, то это отражается не только на моей психике, но и на окружающих». |
| Ирина Шалотина. Врач-неонатолог и детский невролог Ирина Шалотина: – Зачем мы это делаем? Если коротко – во славу Божию. Для меня это важно. Что я еще могу сделать для Бога – в этой суете? Я даже помолиться не успеваю как положено. А здесь – такую возможность предоставляет Господь! – Выходит, это для вас – деятельная молитва? – спрашиваю я Ирину. – Получается, что да. Это очень душеполезные поездки для всех, кто с нами ездит. Невозможно объяснить, какими путями в нас вливаются силы и радость, которую мы испытываем и благодаря которой на таком большом подъеме проходит наша работа в селах. А если есть какая-то минута, какой-то перерыв между пациентами – его можно провести с огромной пользой для души в беседе с местным батюшкой. И наша общая трапеза в обеденный перерыв – она тоже особенная, это именно трапеза – с молитвой, по благословению – а не просто обед. Детский хирург Дмитрий Морозов многие годы работал в Саратове, а ныне он директор НИИ детской хирургии Научного центра здоровья детей РАМН. Ему я задала вопрос несколько провокационный: Дмитрий Морозов на приеме в в Петровске, фото Евгения Кирилловых. – Нет ли у вас – теперь, когда всё это осталось за спиной, когда ваша жизнь стала совсем иной, столичной, – ощущения, что силы были потрачены впустую? Ведь изменить ситуацию с сельским здравоохранением вы не могли. Ее невозможно изменить вот так – на чистом энтузиазме. Оказывается, Дмитрий Анатольевич и сам себе этот вопрос уже задавал. И пришел к выводу, что: – … всё было правильно. Дети, которым мы помогали там, в глубинке, если и получили бы помощь без нас, то, во-первых, гораздо позже, а во-вторых – не с таким вниманием, не с такой добротой: казенная система – она ведь обезличивает. А доброта – она всегда находит отклик и всегда на самом деле меняет ситуацию к лучшему. Мы говорим, что ребенка надо срочно госпитализировать, и глава районной администрации, который в ином случае об этом ребенке и думать бы, может быть, не стал, тут же отзывается: «Конечно, я дам машину!» И главврач местной ЦРБ тоже: «Конечно, я помогу всем, чем смогу!» Значит, и они тоже поработали над собой, стали лучше, добрее. В человеке ведь всегда есть что-то хорошее, доброе, только оно забивается рутиной. Но если мы хотим жить в мире, в нормальном человеческом мире – мы должны сеять в нем добро. Если мы православные – мы должны отстаивать свою веру и свидетельствовать о ней перед миром – делами, а не только словами. |
| В это заморозное утро встающий из копны, он был уже не Смотритель, а как бы Дух этого Поля, стерегущий, не покидавший его никогда. Он шёл к нам, ещё отряхиваясь и руки потирая, и из-под надвинутой кепочки показался нам старым добрым другом. – Да почему ж вы не постучали, Захар Дмитрич? – Тревожить не хотел, – поводил он озябшими плечами и зевал. Весь он ещё был в соломенной перхоти. Он расстегнулся протрястись – и на месте увидели мы и Книгу Отзывов и единственно дозволенный топорик. Да сивый пёс ещё рядом скалил зубы. Мы попрощались тепло и уже крутили педалями, а он стоял, подняв долгую руку, и кричал нам в успокоение: – Не-е-ет! Не-е-ет, я этого так не оставлю! Я до Фурцевой дойду! До Фурцевой! 1965 Как жаль Оказался перерыв на обед в том учреждении, где Анне Модестовне надо было взять справку. Досадно, но был смысл подождать: оставалось минут пятнадцать, и она ещё успевала за свой перерыв. Ждать на лестнице не хотелось, и Анна Модестовна спустилась на улицу. День был в конце октября – сырой, но не холодный. В ночь и с утра сеялся дождик, сейчас перестал. По асфальту с жидкой грязцой проносились легковые, кто поберегая прохожих, а чаще обдавая. По середине улицы нежно серел приподнятый бульвар, и Анна Модестовна перешла туда. На бульваре никого почти не было, даже и вдали. Здесь, обходя лужицы, идти по зернистому песку было совсем не мокро. Палые намокшие листья лежали тёмным настилом под деревьями, и если идти близко к ним, то как будто вился от них лёгкий запах – остаток ли не отданного во время жизни или уже первое тление, а всё-таки отдыхала грудь меж двух дорог перегоревшего газа. Ветра не было, и вся густая сеть коричневых и черноватых влажных… – Аня остановилась – …вся сеть ветвей, пáветвей, ещё меньших веточек, и сучочков, и почечек будущего года, – вся эта сеть была обнизана множеством водяных капель, серебристо-белых в пасмурном дне. Это была та влага, что после дождя осталась на гладкой кожице веток и в безветрии ссочилась, собралась и свесилась уже каплями – круглыми с кончиков нижних сучков и овальными с нижних дуг веток. |
| У нас на спинах были номера, у меня был 294. У нас не было имен. Мы работали с 7 утра до 8-9 вечера. Днем у нас был так называемый перерыв на «обед», который никогда не менялся, каждый день он был одинаковый. Надо сказать, что тогда шел 1951 год, это были не те страшные лагеря смерти 1937 года; у нас не было голода. Мы нужны были им живыми, чтобы работать, и мы получали каждый день по 400 грамм хлеба. На завтрак был какой-то жидкий суп, который подавали в оловянной миске — бульон, в котором плавали некие с трудом опознаваемые ингредиенты, сушеная морковка или что-то еще. Каждое утро мы получали свою пайку, порцию хлеба на день. Ее можно было съесть за завтраком или часть отложить на обед. На обед, зачастую в полевых условиях, мы получали тот же суп с подозрительными ингредиентами, и может еще полкружки жидкой каши, типа ржи на воде, без какого-либо масла. Мы не голодали, но нам всегда хотелось есть, и нам не разрешалось есть ничего, что мы находили в лесу. Запрещено было даже собирать ягоды, но мы, конечно, все равно их собирали. Вечером, когда мы приходили с работы, нам давали «рыбный суп» — тот же бульон, на поверхности которого плавало несколько крошечных рыбок. Наверное, это было более или менее питательно. Всю еду приходилось есть ложкой, потому что все острое – ножи, ножницы – было запрещено. Если в бараке находили нож, женщину наказывали и давали 10 суток одиночного заключения. Для питья давали напиток, похожий на чай, приготовленный из еловой коры и иголок. Он имел запах хвои и совсем не насыщал, но, так или иначе, он был полезным. Нам не разрешалось иметь никаких личных вещей, за исключением может быть расчески или пары теплых носков. Все остальное из того, что мы взяли с собой в лагерь, хранилось взаперти в особой комнате, называемой «каптерка», которую охраняла одна из женщин-заключенных. Если вам требовалось что-то оттуда, нужно было пойти и сказать: «Мне нужна моя простыня, моя постель расползлась в клочья, я не могу спать, потому что сено лезет из матраса». Тогда, быть может, вам бы ее дали. Даже если у вас было лишнее полотенце, его запирали. «Зачем вам два?» Очень строго отслеживали, чтобы у женщин не было ничего своего. Представляете, как трудно было раздобыть что-нибудь сверх предписанного довольствия. Раз в месяц нам разрешалось получать одну маленькую посылку из дома. Если мы ее получали, там обычно было печенье, немного сахара, мука (пшеничная или ржаная), изюм, иногда немного вяленой рыбы, естественно, никакого мяса или сливочного масла. Часто начальство все это выбрасывало, но иногда они доходили. Мука была вполне безобидна. |
| Так неделю увязало райпо в переоценке (тут надо было верно определять для каждого товара его группу по общему понижению и ещё группу по удорожанию для деревни), — и всё ни один магазин не мог начать торговать. Тогда жирный председатель, сам первейший бездельник, собрал всех нас в свой торжественный кабинет и сказал: — Так вот что. Последний вывод медицина, что человек совсем не нужен спать восемь часов. Абсолютно достаточно — четыре часа! Поэтому приказываю: начало работы — семь утра, конец — два часа ночи, перерыв на обед час и на ужин час. И, кажется, никто из нас в этой оглушающей тираде ничего смешного не нашёл, а только жуткое. Все съёжились, молчали и лишь осмелились обсудить, с какого часа лучше ужинный перерыв. Да, вот она, та судьба ссыльных, о которой меня предупреждали, из таких приказов она и состоит. Все сидящие здесь — ссыльные, они дрожат за место; уволенные, они долго не найдут себе в Кок-Тереке другого. И в конце концов, это же — не лично для директора, это — для страны, это — надо . И последний вывод медицины им кажется довольно сносным. Ах, сейчас бы встать и высмеять этого самодовольного кабана! Раз бы единый отвести душу! Но это была бы чистая “антисоветская агитация” — призыв к срыву важнейшего мероприятия. Так всю жизнь переходишь из состояния в состояние — ученик, студент, гражданин, солдат, заключённый, ссыльный, — и всегда есть веская сила у начальства, а ты должен гнуться и молчать. Скажи он — до десяти вечера, я бы сидел. Но предлагал он нам — сухой расстрел, мне предлагал: здесь, на воле — и перестать писать! Нет уж, будь ты проклят, и снижение цен вместе с тобой. Лагерь подсказывал мне выход: не говорить против, а молча против делать. Со всеми вместе я покорно выслушал приказ, а в пять вечера встал из-за стола — и ушёл. И вернулся только в девять утра. Коллеги мои уже все сидели, считали, или делали вид, что считают. Как на дикого, смотрели на меня. Мз, скрытно одобряя мой поступок, но сам так не решаясь, тайно сообщил мне, что вчера вечером над моим пустым столом председатель кричал, что загонит меня в пустыню за сто километров. |
|
|
