| – Последний французский актер в последнем провинциальном городишке естественнее и лучше играет, чем первая немецкая знаменитость, – с негодованием воскликнула она и пересела в заднюю комнатку. – Подите сюда, – сказала она Санину, постукивая рукою возле себя по дивану. – Будемте болтать. Санин повиновался. Марья Николаевна глянула на него. – А вы, я вижу, шелковый! Вашей жене будет с вами легко. Этот шут, – продолжала она, указывая концом веера на завывавшего актера (он исполнял роль домашнего учителя), – напомнил мне мою молодость: я тоже была влюблена в учителя. Это была моя первая… нет, моя вторая пассия. В первый раз я влюбилась в служку Донского монастыря. Мне было двенадцать лет. Я видала его только по воскресеньям. Он носил бархатный подрясник, душился оделаваном, пробираясь в толпе с кадилом, говорил дамам по-французски: «пардон, экскюзе» – и никогда не поднимал глаз, а ресницы у него были вот какие! – Марья Николаевна отделила ногтем большого пальца целую половину своего мизинца и показала Санину. – Учителя моего звали – monsieur Gaston! Надо вам сказать, что он был ужасно ученый и престрогий человек, из швейцарцев – и с таким энергическим лицом! Бакенбарды черные, как смоль, греческий профиль – и губы как из железа вылитые. Я его боялась! Я во всей моей жизни только одного этого человека и боялась. Он был гувернером моего брата, который потом умер… утонул. Одна цыганка и мне предсказала насильственную смерть, но это вздор. Я этому не верю. Представьте вы себе Ипполита Сидорыча с кинжалом?! – Можно умереть и не от кинжала, – заметил Санин. – Все это вздор! Вы суеверны? Я – нисколько. А чему быть, того не миновать. Monsieur Gaston жил у нас в доме, над моей головой. Бывало, я проснусь ночью и слышу его шаги – он очень поздно ложился – и сердце замирает от благоговения… или от другого чувства. Мой отец сам едва разумел грамоте, но воспитание нам дал хорошее. Знаете ли, что я по-латыни понимаю? – Вы? по-латыни? – Да – я. Меня monsieur Gaston выучил. Я с ним «Энеиду» прочла. Скучная вещь, но есть места хорошие. Помните, когда Дидона с Энеем в лесу… |
| И он умрет. Умрет оттого, что некому подписать рецепт! Но стой! Ведь я могу точь-в-точь подписывать «Билзенс», так, что он сам не отличит! Сколько раз, когда я дежурю ночью, он приносит мне стопку своих историй болезни и просит: — Вот здесь семьдесят восемь историй болезни. Я отобрал те, в которые надо мне самому записывать, а в эти — впишите вы: где — «status idem» , где — «без перемен», где — «жалоб нет» или «удовлетворительно». А я пойду отдохну. Ято знаю, что когда он дежурит, то в дежурной комнате его ждет очередная пассия: или Вера Пушкина — «постоянная», или одна из санитарок, или хохлушка-каторжанка из выздоравливающих. До историй ли ему болезней?! Допустим, подписать рецепт, не имея на то права, — поступок незаконный. Это так. Но ведь он мне сказал: «Я подпишу»? Он не успел… Так должен ли из-за этого умереть человек? Я делаю то, что сказал мне врач и что нужно для спасения человека! Ведь когда я писала «status idem» и подписывала «Билзенс», пока он развлекался со своей девкой, это действительно было нехорошо. Но он оставался доволен! Твердой рукой подписываю я «Билзенс» и несу рецепт Ляндресу. И вовремя: он уже собирался уходить. Ох и рассердился он! Аж зашипел, как кошка. Но — «statim!», то есть немедленно. И он принялся за дело. …Нет! Угрызений совести я не испытывала. Напротив! На душе стало тепло: я надеялась, что паренек будет жить. — Потерпи, голубчик, потерпи! Я знаю, что это больно, зато так верней! — говорила я, снимая жгут. — Потерплю, сестрица… Ведь это поможет? Не правда ли, поможет? — Разумеется, поможет! Юноша смотрел на меня с такой надеждой… — Вон! Вон из моего отделения! — гремел Кузнецов, театрально простирая волосатую руку и сверкая маленькими злыми глазами. — Я не потерплю у себя такого безобразия! Я своим врачам вообще не разрешаю распоряжаться сульфидином! Выдумали еще — раствор для внутривенных вливаний! Вон! Всех выгоню! На общие работы! В моем лице он сводил счеты с Билзенсом. Непосредственно на него напасть он не посмел — Вера Ивановна ясно видела, что Билзенс — перспективный врач, талантливый хирург. Нападая на меня, он рикошетом обрушился и на него. |
| Может быть, следует удивляться не тому, что только один ученик предал Его, а тому, что не все. В самом деле, Петр отрекся от Него, а остальные, оставив Его, бежали. Есть еще и такое объяснение предательства Иуды. Иуда решился на предательство после помазания Господа в Вифании драгоценным миром. Это было для него соблазном. Он не мог допустить такой немыслимой траты денег. Никто не употребляет такое количество мира за один раз, разбивая сосуд, достаточно капнуть несколько капель. В Евангелии сказано, что «весь дом наполнился благоуханием». Это благоухание исходило от женщины, щедрость дара которой диктовалось ее любовью. Знающий цену всему, Иуда был взбешен. «Разве не могло быть это миро продано и деньги розданы нищим?» Может быть, именно в этот момент он решил предать Христа, заговорившего о Своей смерти. Господь сказал: «Она сохранила это миро на погребение Мое. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда». «Если Христос должен умереть, — решил Иуда, — значит, не Он избавит Израиль от римского владычества, и мне не стать никогда министром финансов. Я обманулся, последовав за Ним, думая, что Он открывает великий путь. Но теперь все кончено. Какую пользу могу я еще извлечь из Него?» Только тридцать сребреников — цену раба, согласно книге Исход (Исх. 21, 32). Вот весь его интерес. Иуда надеется, может быть, еще, заставить Христа совершить необыкновенное зрелищное чудо. Может быть, он сказал фарисеям: «Я знаю Его хорошо. Уже три года я хожу с Ним. Он может сделать все, что хотите. Я видел сам, как Он ставил на ноги хромых и возвращал зрение слепым. Он сможет, если захочет. Мы должны заставить Его. Надо прижать Его хорошенько, и вы увидите, Он Себя покажет. Это — невероятный человек. Надо арестовать Его, связать Его. И скованный цепями, я знаю, Он обнаружит, на что Он способен. Все цепи спадут. И в этот момент, наконец, мы можем использовать Его как надо». Использовать Бога! Христос сказал в Гефсимании: «Я мог бы призвать легионы ангелов». И они умоляли Его, наверное, сделать это. Но Он смирял Себя, ибо, если бы Он призвал легионы ангелов, Он явил бы миру ложного бога, ложную силу, — бога, которого не существует. |
| Тут Цицерон разразился смехом, поперхнулся, и мне пришлось стукнуть его по спине. «И заметьте, — продолжал он. — Цезарь, которому в браке удалось произвести на свет лишь одного ребенка, вне брака весьма справедливо заслужил прозвище отца своей страны. Думаю, что он почти наверняка пытался привязать к себе влиятельных возлюбленных при помощи детей. Часто замечали также, что, когда его пассия объявляла ему, что она беременна… вы меня слушаете?.. и когда Цезарь был убежден, что он и впрямь отец будущего чада, он щедро за это расплачивался, вручая даме подарок, и весьма ценный притом. Не забывайте, что в то годы, о которых мы говорим, Цезарь был нищим. Да, в течение двадцати решающих лет своей жизни Цезарь был расточителем, не имеющим доходов, щедрым на чужое золото. (Далее следуют рассуждения Цицерона об отношении Цезаря к деньгам, уже приведенные в документе XII.) Как бы там ни было, Цезарю удалось пустить в оборот столько денег своих друзей, что он смог подарить Волумнии «Андромаху» Апеллеса (куда как подходящий сюжет для неверной жены), самое великое произведение живописи в мире, хотя и вылинявшее подобие того, чем оно было первоначально. Можно ли сомневаться, что ее дочери-близнецы — отпрыски Цезаря? Разве это не тот же нос, повторенный дважды? А Сервилии он подарил розовую жемчужину, которую она носит словно святыню на каждом празднике в память основания Рима. Это самая большая жемчужина в мире, и в свое время о ней только и говорили. Малоаппетитная грудь, на которой она ныне покоится (как вызов законам против роскоши), была когда-то, мой друг, не менее прекрасной, чем эта жемчужина. И не награда ли это за появление на свет Марка Юния Брута? Этого мы никогда, никогда не узнаем». LVIII. Цезарь из Рима — Бруту в Марсель (17 августа) (С нарочным) Стоит ли говорить, с каким удовлетворением я узнал из разных источников, насколько образцово ты справился со своими высокими обязанностями. Надеюсь, моя похвала приятна тебе по двум причинам: во-первых, потому что тебя хвалит друг, который радуется и гордится всем, что ты делаешь; но главное, потому, что я и сам слуга Римской республики, который страдает, когда ей наносят обиды, и радуется, когда ей примерно служат. Клянусь бессмертными богами, я хотел бы слышать, что во всех других провинциях так же царит правосудие, так же неусыпно пекутся о подданных и так же энергично исполняют законы. Тысячам людей, пробужденным от дремоты варварства, ты внушил любовь и почтение к Риму; страх же к нему ты вселял лишь в той мере, в какой все мы должны чувствовать трепет перед законом. |
| — Где эта чертова бухара? И почему к нему пришла именно ваша пассия, а не кто-то другой? Разве не вы ее подтолкнули? Не вы ей рассказывали про тюрьму, про тюремных невест, про самопожертвование? Не вы ли ее зажгли, а потом перепугались и сбежали? Что ж теперь жалуетесь и плачете всю дорогу да мне надоедаете? — Потому что она этого всегда хотела! — заорал Павел Матвеевич голосом еще более тонким и высоким, чем обыкновенно. — Потому что есть такие идиоты, которые хотят бросаться в чан кипящий и верят, что смерть их воскресит! Потому что есть женщины, которые жаждут, чтобы их насиловали. Потому что ей хотелось упиваться своими страданиями, своей жертвенностью, несчастьем, и она наплевала на отца, переступила через него, обвенчалась в тюремной церкви и отправилась за этим чудовищем в ссылку на Тошный остров, терпела все его выходки, пьянство, обман, измены, все это гасконство, пока не… — Молчите, — сказала Вера Константиновна придушенно. — Женщина, которую намеренно заставили страдать, имеет право на все, даже пойти на панель, если ей от этого станет легче. — Это вы сами придумали? Или у Гамсуна вычитали? — осведомился Павел Матвеевич миролюбиво. — Вы — чудовище, вы — убийца, палач! — выкрикнула Вера Константиновна. — Я ненавижу охотников, ненавижу тех, кто ради своей забавы убивает беззащитных птиц, зайцев, косуль и даже волков. Убивать животных — это все равно что убивать женщин. Вы привели меня к стогу, который поставила ваша жена, а между тем сами недостойны ноги ей целовать. Лучше три Савелия, чем один такой, как вы. И кто вам дал право так об этом человеке говорить? У меня травинка за ворот провалилась. Не троньте, я сама достану. Или хорошо, достаньте вы, а теперь отойдите. А того, что вы задумали, не будет. Никогда не будет. И не надейтесь. Я слишком уважаю своего мужа для этого. Он честнее и великодушнее вас стократ. Дайте мне огня! Не трогайте меня! Постойте! Куда вы? Не смейте оставлять меня одну! Я благородная женщина, я не мужичка вам какая-нибудь, чтобы вот так меня… Вот так… так… |
| Семь комиссий вели работу более чем по 40 темам. Помимо подготовки проектов документов были организованы конференции, семинары, круглые столы, которые позволили привлечь экспертов к обсуждению тем Межсоборного Присутствия. Через дискуссию в епархиях и посредством сети Интернет прошел проект документа " Пассия как элемент современного православного богослужения " . Кроме того, в епархиях обсуждались проекты документов: " Положение о монашеских постригах, совершаемых в духовных учебных заведениях " (направлен на доработку с учетом большого числа поступивших пожеланий); " Положение о территориальных благочиннических округах, входящих в состав епархий, и о благочинных " (вторая редакция; текст с учетом поступивших замечаний передан Священному Синоду). В редакционную комиссию Межсоборного Присутствия в 2018 году поступило в общей сложности четырнадцать проектов документов из следующих комиссий: по богословию и богословскому образованию; церковному управлению, пастырству и организации церковной жизни; по церковному праву; по богослужению и церковному искусству; по организации монастырей и монашества; по церковному просвещению и диаконии. Следующие проекты документов Межсоборного Присутствия были использованы при подготовке общецерковных решений: 1. " Акафист в молитвенной жизни Церкви " (14 мая 2018 года Священный Синод принял журнал 28, посвященный этой теме); 2. " Молитва Церкви о некрещеных " (текст был использован при разработке " Последования об усопших младенцех, не приемших благодати святаго Крещения " , принятого Священным Синодом 14 июля 2018 года, журнал 60). Кроме того, на рассмотрение Священного Синода передан документ " Священнослужение монахов в женских монастырях " . Документ " Церковное служение в области укрепления и защиты семьи " направлен в профильные синодальные учреждения для использования в текущей деятельности. В соответствии со статьей 4 главы VII Устава Русской Православной Церкви 15 октября 2018 года Священный Синод обновил состав Межсоборного Присутствия, срок полномочий которого будет действовать до 2022 года (журнал 80). |
| Первого марта 1953 года, во второе воскресение Великого поста, я отслужил последнюю службу в Уральском соборе. Мы, я и жена, собрали свое имущество, сделали прощальные посещения знакомых и провожаемые добрыми пожеланиями, объятиями, слезами близкой группы друзей выехали из Уральска в Оренбург. Мне хотелось побыть в нем хотя бы несколько дней перед отправлением в далекие, незнакомые места, в которых мне надлежало начать новую страницу моей жизни. Кроме того, думалось, что в Оренбурге у соборного духовенства я смогу приобрести иерейский крест, необходимый мне к моменту рукоположения. По приезде я обратился к о. Константину со своей просьбой. Он переговорил со всеми священниками. Ни у кого не нашлось нужного мне креста. Тогда, примирившись с невозможностью приобретения креста, я пошел на городскую станцию и взял железнодорожный билет до города Алма-Аты на понедельник. В субботу был на всенощной. Выносился животворящий Крест Господень. Захотелось пойти на литургию и в воскресенье. Думалось, может быть, последний раз; ведь впереди полная неизвестность. Перед началом службы, подходя к свещному ящику, я встретился с Марией Александровной, женой о. Константина. Она сообщила, что у них имеется для меня особо приятная новость, и я ее узнаю, если вечером, часам к девяти, приду вместе с Варварой Васильевной к ним. Я обещал быть обязательно. По воскресеньям в соборе вечером совершалась пассия — служба, посвященная воспоминаниям о Страстях Господних. Как изумительно служилась она в те годы! Какое религиозное чувство вызывало у молящихся благоговейное служение священников, прекрасное пение правого хора под управлением покойного В. П. Косырева, проникновенные слова незабвенного нашего, также покойного отца Константина. После пассии мы собрались в квартире о. Константина. Сидя за столом,обменивались свежими впечатлениями о закончившемся богослужении. Ровно в девять часов раздался стук, Мария Александровна пошла открывать дверь. Я и Варвара Васильевна напряженно ожидали — кто же войдет? Через минуту в столовую вошел молодой человек, блондин, худощавый, среднего роста, одетый в военный китель без погон. После общего приветствия, по приглашению о. Константина, он также сел за стол. Отец Константин окинул всех взглядом и затем, повернувшись к молодому человеку, показал рукой на меня и сказал: «Вот тот человек, который сможет исполнить вашу просьбу». Молодой человек вынул из кармана газетный сверточек, развернул его и взял в правую руку лежавший в свертке священнический крест. Встал, наклонился ко мне, протянул свою руку с крестом со словами: «Прошу принять на память крест моего отца. Он недавно умер. Перед смертью он завещал, чтобы его священнический крест отдали тому, кто захочет быть священником. Пусть тот человек помянет его. Я не знаю, как это делается и называется. Отец знал, что я живу в городе, где есть архиерей, и смогу исполнить его завещание». |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Фото Юлии Маковейчук Распятие Бога 2 мин., 21.04.2016 Стою вчера вечером в храме, смотрю на деревянное Распятие. Красный блик лампадки как раз там, где у Распятого сердце. Последняя в этом году, в этом Посту Пассия. «Иисусе бесценный, ценою купленный, стяжи мя в Твое вечное наследие...» Знаком ли вам этот внезапно приходящий ужас от давней вины — не греха даже, а именно вины перед другим человеком, ранее, может быть, не осознанной или осознанной лишь поверхностно и быстро забытой?.. А что же должны были испытать люди, осознай они, что распяли Бога?.. От ужаса и боли они должны были, кажется, умереть на месте... На самом деле им не нужно умирать — Он их простил. Не «простил бы, если бы они покаялись», нет, а именно — сразу, без всяких условий простил (см. Лк.23,34). А дальше дело было за ними самими, за их свободным выбором: принять свою вину и вместе с нею прощение, или оправдать себя и погибнуть. Выбрали второе. «...мы же чудяшеся тайне вольного страдания Твоего, со умилением зовем...» Жаль, слово «умиление», как и многие иные слова из духовного, так скажем, словаря, в нашей современной речи принижено до уровня сентиментальности... Но главное — «чудяшеся тайне». «Вольная страсть», Крестная жертва — это ведь именно тайна, до конца объяснить это нельзя. Недавно, перебирая старые книги в отчем сельском доме, я нашла некую атеистическую книженцию, изданную, когда я — то ли училась еще в школе, то ли уже поступила в университет, словом — тогдашнюю. Из ранней моей юности. Сразу говорю, никакой верующей я тогда не была, с детства твердо знала, что Бога нет, от прихода к Нему меня отделяли «годы и версты». Не помню, кто эту книгу купил, как она у нас оказалась, не помню, читала ли я ее... Читала!.. Вот — мой полудетский еще, неустоявшийся почерк на полях страницы. Усмехаюсь заранее, еще не прочитав: что я такое умное здесь изрекла, вундеркинд?... Смысл ядовитого книжного абзаца таков: если Бог всемогущ, почему же Он (все с маленьких букв, естественно) не мог спасти падшее человечество иначе, почему для этого нужно было непременно мучить собственного Сына? Непонятно, дескать... А почерком моим нахальным на полях написано следующее: «А вот мне это вполне понятно!» Почему, какими судьбами я это начертала?.. Как я это понимала в те годы — насильственно отлученный от Христа подросток? Не помню... Читайте также другие публикации о событиях Страстной седмицы Сохранить Поделиться: Поддержите журнал «Фома» Журнал «Фома» работает благодаря поддержке читателей. Даже небольшое пожертвование поможет нам дальше рассказывать о Христе, Евангелии и православии. Особенно мы будем благодарны за ежемесячное пожертвование. Отменить ежемесячное пожертвование вы можете в любой момент здесь Читайте также © Журнал Фома. Все права защищены, 2000—2024 Наверх |
| Почему это так? Я сегодня принес замечательную книгу. Я бы очень хотел, чтобы вы обратили на нее внимание. Это издание нашего университета «Слово крестное» протоиерея Всеволода Шпиллера, человека, который долгое время был нашим настоятелем и произносил пассии Великим постом. К сожалению, так складывается ситуация, что богословское наследие отца Всеволода пока не востребовано. А на самом деле можно твердо заявить, что это был один из самых выдающихся православных богословов двадцатого века, учитывая еще и ту ситуацию, в которой он вынужден был служить и вообще жить. И в одной из своих пассий отец Всеволод объясняет этот тезис. Я прочитаю небольшую цитату из этой пассии. Пассия — это, кто не знает, специальная служба, которая совершается Великим постом в воскресение вечером перед Крестом. Отец Всеволод в этой пассии говорит о том, что такое религиозное чувство. Он пишет следующее: «А разве хоть что-нибудь можете вы узнать о красоте, разве можете понять, что такое красота, если совершенно особым образом не почувствуете ее? Вы ничего не узнаете о ней из самых ученых трактатов, составленных из великолепно логически отточенных объяснений и доказательств ее существования, и научнейших рассуждений о том, какою она должна быть и где ее следует искать. Вы узнаете красоту иначе, когда вдруг увидите ее какими-то внутренними глазами, когда залюбуетесь ею и отдадитесь безотчетному наслаждению ее всем своим внутренним существом, всем сердцем. Тем самым сердцем, о котором древний христианский мудрец святой Евагрий как-то сказал, что мысли родятся в голове, но разум пребывает в сердце. Чем прекрасны поэзия и музыка? Как раз тем, что преодолевают ограниченный рациональный смысл слова и звука, высоко вознося нас над этим смыслом. Поэзия и музыка, так же как высокое искусство живописи, выражают то, что невыразимо в отвлеченно-логической форме мышления. То, что всегда и глубже и больше и шире мысли. То, что открывается поэту, музыканту и художнику не в рациональном, а в сверхрациональном духовном опыте. Ведь действительность сама открывает себя и присутствует не частично, но в полноте, в которой природное или естественное встречается, да, встречается со сверхприродным и сверхъестественным». |
| См.: Ильф И., Петров Е. 12 стульев. Золотой теленок. М., 2000. С. 88–89:«Блестящий гусар, граф Алексей Буланов был героем аристократического Петербурга Граф был красив, молод, богат, счастлив в любви, счастлив в картах и в наследовании имущества Он был дерзок и смел. Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Он сидел под большими абиссинскими звездами, закутавшись в белый бурнус, глядя в трехверстную карту местности У ног его сидел новый друг, абиссинский мальчик Васька. Разгромив войска итальянского короля, граф вернулся в Петербург вместе с абиссинцем Васькой. Петербург встретил героя цветами и шампанским. Граф Алексей снова погрузился в беспечную пучину наслаждений, как это говорится в великосветских романах. О нем продолжали говорить с удвоенным восхищением, женщины травились из-за него, мужчины завидовали. На запятках графской кареты, пролетавшей по Миллионной, неизменно стоял абиссинец, вызывая своей чернотой и тонким станом изумление прохожих. И внезапно все кончилось. Граф Алексей Буланов исчез. Княгиня Белорусско–Балтийская, последняя пассия графа, была безутешна. Исчезновение графа наделало много шуму. Газеты были полны догадками. Сыщики сбились с ног. Но все было тщетно. Следы графа не находились. Когда шум уже затихал, из Аверкиевой пустыни пришло письмо, все объяснившее. Блестящий граф, герой аристократического Петербурга, Валтасар XIX века, принял схиму. Передавали ужасающие подробности. Говорили, что граф–монах носит вериги в несколько пудов, что он, привыкший к тонкой французской кухне, питается теперь только картофельной шелухой. Поднялся вихрь предположений. Говорили, что графу было видение умершей матери Говорили, что это временное помешательство на религиозной почве. Утверждали, что граф бежал от долгов. Передавали, что виною всему — несчастный роман. А на самом деле гусар пошел в монахи, чтобы постичь жизнь. Назад он не вернулся. Мало–помалу о нем забыли. Княгиня Балтийская познакомилась с итальянским певцом, а абиссинец Васька уехал на родину». В этом повествовании, основанном на статье о Булатовиче, помещенной в 9–м номере газеты»Искра»(приложение к»Русскому слову») за 1914 год (см.: Кацнелъ–сон И. С., Терехова Г. И. По неизведанным землям Эфиопии. М., 1975. С. 185), лишь некоторые детали взяты из биографии Булатовича. Последний действительно был гусаром, действительно помогал негусу Менелику и привез с собой в Россию мальчика–абиссинца, которого назвал Васькой и который вернулся в Абиссинию после того, как Булатович стал монахом. Все остальное, в том числе по–нествование о роскошной жизни блестящего графа и о его любовных похождениях, а также продолжение рассказа, в котором гусар–схимник после двадцати лет затвора уходит из монастыря и становится»кучером конной базы Московского коммунального хозяйства», — чистейший вымысел. 1211 |
|
|
