| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Св. Иулиан, еп. Ценоманский. Литография. 1896 г. (ГИМ) [франц. Julien] (I или IV в.?), свт. (пам. 13 июля; пам. зап. 27 янв.), 1-й еп. г. Ценоманы (ныне Ле-Ман, деп. Сарта, Франция). Большинство сведений, относящихся к жизни и деятельности И., носят легендарный характер. Самый ранний источник относится к сер. IX в.- это «Деяния Ценоманских епископов» (Actus pontificum Cenomannis in urbe degentium), история Ле-Манской кафедры в 19 частях, составленные по заказу еп. Альбериха. На его сведениях основывались 2 версии 1-го Жития И. (BHL, N 4545, 4546), содержащие заимствования из Мученичества сщмч. Дионисия, приписываемого Венанцию Фортунату (BHL, N 2171), и Мученичества сщмч. Климента Римского (BHL, N 1848). «Деяния...» и обе версии Жития, по мнению У. Гоффарта, принадлежали авторству т. н. Ле-Манского поддельщика, анонима, который с помощью агиографических источников и местных преданий пытался обосновать претензии Ле-Манского епископа на мон-рь Сен-Кале ( Goffart. 1966. P. 55). Первое Житие И. известно в нескольких списках (кодексы из Флёри Vat. Reg. Christin. lat. 318 (кон. IX в.), Paris. lat. 12606 (нач. XIII в.) и утраченная в 1944 рукопись из Шартра), что может объясняться большей популярностью др. Жития (BHL, N 4544), написанного мон. Летальдом из аббатства Сен-Мемен-де-Миси для Ле-Манского еп. Авесгауда де Беллема (кон. X - нач. XI в.). Оно представляет собой переработку более ранней версии Жития, к-рую Летальд ошибочно считал древней (см.: Head T. Hagiography and the Cult of Saints: The Diocese of Orleans, 800-1200. N. Y., 1990. P. 224). Впосл. Жития И. или краткие упоминания о нем включались в различные легендарии и агиографические сборники, в т. ч. в «Золотую легенду» Иакова из Варацце , «Зерцало истории» Винцентия из Бове, «Каталог святых» Петра Наталиса. В XIII-XIV вв. появились варианты Жития И. на старофранц. языке (см., напр.: Lecocq A. Légendaires et sermonnaires du XIVe siècle. Chartres, 1865. P. 16-19) и 2 сборника чудес святого (BHL, N 4549-4550). |
| 582-595 595-600 600-602 ЛЕСБОС остров в сев.-вост. части Эгейского м., на нем расположены Митилинская митрополия Элладской Православной Церкви 601-605 605-610 ЛЕСНИНСКАЯ ИКОНА БОЖИЕЙ МАТЕРИ (Леснянская) Икона Божией Матери (празд. 8, 14 сент. и в день Св. Троицы), чудотворный образ, обретенный в Холмской Руси, почитается православными и католиками 610-611 ЛЕСНИНСКИЙ БОГОРОДИЦКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ ( В 2007 г. перешел в юрисдикцию неканонической т. н. Русской истинно православной Церкви) 611-613 613-616 616-622 ЛЕССИНГ Готхольд Эфраим (1729 - 1781), нем. писатель, поэт, драматург, философ и теоретик искусства, один из ведущих представителей нем. Просвещения 622-627 627-628 628-644 ЛЕУНКЛАВИЙ Леунклавий [Лёвенклау, Левенклав; наст. имя Иоганн (Ханс) Амельсбурн] (1541(?) - 1594(?)), нем. ученый, историк. грецист, правовед 644-645 645-653 653-661 ЛЕФЕВР Д " ЭТАПЛЬ Д " Этапль [Фабер Стапулийский (Этапльский)] Жан († 1536), католич. философ, богослов, экзегет, переводчик, церковный деятель; ведущий представитель франц. позднеренессансного гумманизма 661-676 677-682 682-686 ЛЖЕИСИДОРОВЫ ДЕКРЕТАЛИИ памятники канонического права, созданные в IX в. в империи Каролингов группой авторов, именуемой Лжеисидор 686-692 ЛЖИЦА в правосл. богослужении один из священных сосудов, используется при причащении мирян и потреблении Св. Даров 692-695 695-696 ЛИБЕРАЛЬНАЯ ТЕОЛОГИЯ направление в протестант. богословии кон. XIX-XX в., в основе к-рого лежат антропоцентризм, главенство непосредственного религ. опыта, отказ от необходимой связи богословия с догматическими определениями и жизнью Церкви 704-711 711-712 LIBER DIURNUS [Liber diurnus Romanorum pontificum - Ежедневник Римских понтификов], сборник шаблонов и формуляров офиц. документов, использовавшихся папской канцелярией в раннее средневековье 697-698 713-716 716-725 LIBER PONTIFICALIS Liber Pontificalis [лат.- Книга понтификов, Папская книга], сборник жизнеописаний Римских пап 698-704 725-726 ЛИБОРИЙ (IV-V вв.?), еп. г. Ценоманы (ныне Ле-Ман, деп. Сарта, Франция), св. (пам. зап. 9 апр., 23 июля) |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ДОМНОЛ [лат. Domnolus, Domnulus] († 581), свт. (пам. зап. 1 дек., 16 мая), еп. г. Ценоманы (совр. Ле-Ман, Франция). Сведения о Д. содержатся в соч. свт. Григория Турского «История франков» ( Greg. Turon. Hist. Franc. VI 9). Краткое Житие святителя входит в состав соч. «Деяния предстоятелей, живших в Ценоманах» (Actus pontificum Cenomannis in urbe degentium), составленного при еп. Альдрихе († 857). В IX-XI вв. в Ле-Мане было написано пространное Житие Д., более краткое Житие - в мон-ре Анизола (на месте совр. г. Сен-Кале, деп. Сарта). В последнем содержатся дополнительные сведения о строительстве Д. церквей в г. Ценоманы и наделении их земельными владениями. Сохранилось также завещание Д. в пользу мон-ря святых Викентия и Лаврентия, составленное в 577 и дополненное в 581 г. Согласно сообщению свт. Григория, Д. был настоятелем мон-ря св. Лаврентия в Паризиях (совр. Париж). В политической борьбе он поддерживал кор. Нейстрии Хлотаря I и укрывал его разведчиков, засланных в город. После смерти кор. франков Хильдеберта I (558) Хлотарь решил назначить Д. епископом Массилии (совр. Марсель). Однако Д. отказался от назначения, указывая на отдаленность города и образованность его обитателей, которые могут высмеять невежество епископа-северянина. В 559 г. скончался свт. Иннокентий, еп. Ценоманский, и король назначил Д. его преемником. Святитель прославился чудесными исцелениями. В 581 г. Д. начал страдать от желтухи и предложил кор. Нейстрии Хильперику I (561-584) возвести на кафедру аббата Теодульфа. Король согласился, но через нек-рое время переменил решение и выбрал майордома Бадегизила, к-рый был рукоположен во пресвитера, а затем и во епископа. После смерти Д. Бадегизил занял Ценоманскую кафедру. Составитель Жития Д. не знал сведений, приведенных свт. Григорием, поэтому его рассказ отличается от свидетельства «Истории франков». Согласно Житию, Д. происходил из знатного рода и род. «в другой области». |
| В 1792 г. 50 монахинь, находившихся в Ж., по распоряжению революционного правительства были вынуждены покинуть мон-рь. С 1821 г. предпринимались попытки восстановить аббатство. В 1837 г. силами монахинь, прибывших из аббатства Прадин (деп. Луара), Ж. был восстановлен. 6 окт. 1837 г. была назначена 1-я после реставрации мон-ря аббатиса Тереза де Баво. Новая монастырская церковь была освящена 13 окт. 1863 г., в праздник перенесения мощей святых Теодехильды и Агильберты. В 1903 г., после принятия франц. правительством 3-й Республики антиклерикальных законов, монахини Ж. эмигрировали в Бельгию, где обосновались в Лозанже в еп-стве Намюр. В июне 1910 г. монастырская община перебралась в Ти-ле-Шато, а в 1912 г.- в Нидерланды, где в Херларе монахинь приняли местные цистерианцы. С изменением религ. политики во Франции после первой мировой войны в Ж. было направлено 80 монахинь. В 1933 г. Ж. имел свой приорат в Уши-ле-Шато. После второй мировой войны были учреждены дочерние общины Ж. во Фле (деп. Сарта, Франция), в Бетлехеме (шт. Коннектикут, США). С 1953 г. Ж. входит в бенедиктинскую конгрегацию Пречистого Сердца Марии. Лит.: Le Blant E. F. Inscriptions chrétiennes de la Gaule. P., 1856. T. 1. P. 226. N 140, 199; Leclercq H. Jouarre//DACL. 1927. Vol. 7. Pt. 2. Col. 2689-2706; Schmitz Ph. Histoire de l " Ordre de S. Benoît. [Maredsous], 1956. Vol. 7; L " Abbaye royale Notre-Dame de Jouarre/Éd. Y. Chaussy e. a. P., 1961; Montessus T., de. Jouarre, ses cryptes, son église, son abbaye. S.-Léger-Vauban, Catalogus monasteriorum Ordinis S. Benedicti. R., 199518. P. 458; Colinon M. Guide des monastères: France, Belgique, Luxembourg. P., 199814. P. 149-150. Д. В. Зайцев Архитектура и искусство От комплекса первоначальных монастырских зданий сохранились т. н. меровингские крипты. В сер. VII в. за алтарем погребальной ц. св. Павла Фивейского (частично раскрыта раскопками в 1867) находилась часовня, вероятно усыпальница св. Теодехильды. Позже часовня стала криптой и туда был сделан проход под полом нового храма. Это 3-нефное сооружение с 3 колоннами в каждом ряду, имеющими вид античных сполий; композитные беломраморные капители VII в. были привезены из Комменжа (деп. В. Гаронна). Сейчас крипта перекрыта крестовыми сводами, но раньше они могли быть цилиндрическими. Предположительные фрагменты каменных архитравов сохранились во 2-й крипте, пристроенной к первой с юга в VIII в. для останков св. Эбрегизила. |
| В результате археологических исследований земель надела Е. (в 80-х гг. XX в. экспедицией Тель-Авивского ун-та под рук. И. Финкельштейна) были выявлены десятки небольших сельских поселений эпохи раннего железного века (ок. 1200 г. до Р. Х.). Заселенность этой части страны увеличилась по сравнению с количеством поселений в эпоху поздней бронзы (т. н. ханаанским периодом). Финкельштейн связал этот процесс с началом заселения Ханаана израильскими племенами. В подавляющем большинстве эти поселения (типичный пример - Избет-Сарта) не были укреплены и не имели общественных зданий (адм., культовых, хранилищ). Их планировка сохраняет следы кочевого или полукочевого образа жизни: жилища располагались плотно друг к другу по кругу или овалу и были обращены к общему двору. Дома представляли собой чрезвычайно простые 4-частные постройки с опорами-колоннами, поддерживавшими 2-й этаж. Найденная керамическая кухонная и тарная посуда сделана просто, без излишеств, в подражание ханаанской, более качественной и украшенной. Среди находок на Избет-Сарта выделяется остракон с древнейшим абецедарием из 22 букв протоханаанского алфавита, прототипа древнеевр., финик., моавитской, а затем и греч. алфавитных систем. В период железного века II (ок. 900-600 гг. до Р. Х.) площадь поселений на территории колена Е. уменьшилась, их число сократилось, появились крупные города, такие как Вефиль, Сихем, Гай и Силом (Хирбет-Сейлун) - важнейший культовый центр Др. Израиля. Позднее он был разрушен филистимлянами и превратился в скромный поселок, Сихем потерял статус столицы, в приграничных юж. районах надела колена Е. поселения исчезли в ходе войны с Иудейским царством. В пророческой лит-ре Е. как собирательный образ всего израильского народа стал объектом обличений за отпадение от Бога и идолослужение. Для прор. Осии Е. стал образом разврата и упадка (Ос 9. 6-10), пророк обвинял Е. в отступничестве и идолослужении (Ос 4. 18-19; 5. 3-4; 6. 10; 13. 1), высокомерии (Ос 5. 5; 9. 16-17) и сребролюбии (Ос 12. 8). Основываясь на этимологии имени Е., прор. Осия сопоставляет бывшее плодородное состояние и совр. бесплодное (Ос 9. 11-14; 13. 12-13). Прор. Исаия говорит о том, что «горе венку гордости пьяных Ефремлян, увядшему цветку красивого убранства его...» (Ис 28. 1-4). Но при этом Е. остается объектом привязанности и отеческой любви Яхве (Ос 6. 4; 11. 1-9). Этот аспект двойственного отношения к Е. в позднейшей пророческой лит-ре раскрывается через тему божественного сострадания к покаявшемуся Е. (Иер 31. 18-20), где он становится воплощением надежды на то, что Господь прекратит пленение народа и восстановит обновленный Израиль (Иер 31. 7-9; Иез 37. 15-23; Зах 10. 6-7). |
| Во-первых, в Заравшанском округе и Ходжентском уезде находятся поселения таджиков, говорящих по-персидски. Во-вторых, все вообще туземцы Туркестанского края имеют уважение к персидскому языку: говорить по-персидски есть даже в глазах сарта признак человека интеллигентного, мыслящего, развитого. Все сделки у туземцев пишутся на персидском языке, как языке развитом, с богатой литературой». Само собой понятно, что учителю в поселении таджиков нужно пользоваться местным языком. Небесполезно знать этот язык и для того, чтобы читать написанные на нем документы. Но в рассматриваемом отношении указывается еще особая точка зрения на персидский язык – его высшее литературное превосходство. «В высшей степени (сказано здесь) полезно учителю начальной школы, как деятелю среди туземцев, знать этот (персидский) язык. Это нравственное оружие, которому добровольно подчинятся туземные массы». Далее еще большее, гораздо высшее, как бы магическое обаяние приписывается языку арабскому, о котором сказано: и таджики и сарты, и киргизы, и вообще все туземцы-мусульмане преклоняются окончательно пред арабским языком, как священным языком Корана, – верх человеческой мудрости, и к какой бы национальности они ни принадлежали, они восторженно признают и поклоняются одной только идее святости и мудрости в пределах Корана. Все остальное они считают лишним, ненужным, негодным. Идея культурного и литературного священного престижа проходит чрез все рассуждение о туземных наречиях и арабском языке и составляет главный нерв доказательства. Сартовский язык доминирует над киргизским, как язык интеллигентного населения; выше сартовского языка персидский, – нравственное оружие, которому добровольно подчиняются туземные массы; наконец, все разноплеменные туземцы-мусульмане окончательно преклоняются пред языком арабским, как священным. Таким образом, постепенно выступает все большая и большая надобность сказанных языков для начального учителя, как народного деятеля. Но это рассуждение, приняв такую искусственную постановку, подверглось внутреннему противоречию, напр.: прежде о сартах говорилось, как о народе интеллигентном, о языке их, как развитом и богатом, о языке персидском, как об особенно изящном и литературном, которому добровольно подчиняются туземцы, а теперь, когда речь дошла до персидского языка, оказалось, что все туземцы, к какой бы национальности ни принадлежали, восторженно поклоняются одной только святости и мудрости арабского Корана, считая все остальное лишним, ненужным, негодным. |
| Старый Коканд представлял собою сплошной базар, прорезанный прикрытою от солнца брезентами и устланною перед некоторыми лавками прекрасными восточными коврами, темноватой улицей. Жизнь и торговля этого базара совершались у всех на глазах, так как, в отличие от Станиславского, боровшегося за «четвертую стену» в театре, сартские купцы и ремесленники прекрасно обходились без нее даже и в жизни. Лавочки и мастерские лепились одна рядом с другой, как открытые сцены, на которых в пестрых халатах и тюбетейках, не обращая ни малейшего внимания на уличную жизнь, занимались своими делами живописные сарты. Поначалу мне было очень странно проезжать старым городом. Казалось, что едешь не по улице, а по какому–то большому квартирному коридору. Однажды я зашел побриться к сартскому парикмахеру. Натерев мне щеки каким–то едким порошком и побрив их с быстротою молнии, он, в завершение операции, внезапно схватил мою правую руку и с такою силою завел ее за спину, что я невольно подумал, как бы он мне ее не вывихнул; проделав то же самое с левой рукой, он дружески потрепал меня по плечам, что очевидно означало, что все кончилось, как нельзя лучше, и что я должен быть им весьма доволен. Что означал этот неожиданный массаж, я до сих пор не знаю. Хуже парикмахерской операции был обед у старого сарта, с которым отец вел какие–то дела. На этом обильном и чинном обеде мне пришлось впервые руками есть невероятно жирный, приторно–слащавый плов с большими кусками вонючего, курдючного сала. Впрочем, не могу жаловаться, так как за перенесенные за обедом муки я был вознагражден подаренным мне шелковым халатом и тюбетейкою, которые впоследствии имели большей успех на маскараде в доме Маргариты Кирилловны Морозовой. Уже по дороге в Коканд, стоя у открытого окна спального вагона и с удивлением смотря на молящихся восходящему солнцу сартов в белых халатах, с воздетыми к небу руками, на нагруженные пестрою кладью арбы, на очаровательных серых осликов у белой станционной стены, на вытянувшихся в караванную цепь верблюдов, мерно колыхавших вдали свои трудовые горбы, я чувствовал, до чего необъятна Россия, до чего разнообразна и живописна она и до чего мы ее в сущности мало знаем. За время почти что месячного пребывания в Туркестане моя зачарованность отнюдь не колониально–чужеродной, а какой–то своей, почвенной экзотикой России еще усилилась во мне. |
| Когда же он узнал, что Афонский канал кончен, тогда осыпал их похвалами. Во время остановки его армии в Аканфосе заболел и умер Артахей, который заправлял копанием этого канала. Он происходил из фамилии Ахеменидов, ростом был в пять царских локтей без четырёх перстов (поставленных ребром один над другим), и имел голос громче и звучнее всех голосов человеческих. Ксеркс, опечаленный потерей его, сделал ему погребение великолепное. Вся армия насыпала холм над его могилой. Жители Аканфоса, по вещанию оракула, воздали памяти его почести героические с призыванием собственного имени его. Ксеркс расстался с флотом своим в Аканфосе, приказав адмиралам идти и ждать его в Ферми, городе, находящемся у соименного с ним залива. Ибо он осведомился, что дорога по направлению к сему городу короче других путей. Сухопутное же войско его от Дариса до Аканфоса шло в следующем порядке. Первый отряд его, под начальством Мардония и Масиста, шёл по берегу моря в виду флота; второй, предводимый Тритантэхмом и Гергисом, и составлявший треть войска, как и первый, проходил гораздо выше моря, по областям внутренним, а третий, при котором был Ксеркс, и которым командовали Смердомèн и Мегабиз, шёл между оными двумя отрядами. Флот же, по каналу, прокопанному в Афонской горе, переправился в Сингитский залив, на берегах которого находились города, Асса, Пилорос, Сингос и Сарта 6 , и забрав тут войска и корабли, какие только могли доставить эти города, отплыл в залив Фермийский.» Известно, что этот поход Ксеркса был весьма неудачен. Греки одолели его. 489−425 год до Р.Х. – Потом победитель Персов Мильтиад предложил Афинянам взимать подать с союзных островов и городов для содержания морского флота, который защищал бы всех союзников и препятствовал бы Персии расширять её владычество. Это предложение было принято, а приведено в исполнение уже Фемистоклом и Аристидом. Аристид в 489 году обложил податью все богатые Афоно-Халкидийские города. Аканфос давал три таланта, Дион – один талант постоянно, Фиссос сперва 4000 драхм, а потом один талант, Клеонэ 500 драхм, Олофикос 2000 драхм, Санис сперва 4000 драхм, потом 1 талант, затем 1000 драхм, Аргилос сперва 1 талант, потом 1000 драхм, Асса сперва 2,400 драхм, потом 3000 драхм. |
| Вот, например, одно из деяний знаменитого Тушегун-ламы (или Джа-ламы), считавшего себя воплощением Махакалы, Великого Чернобога, «почти полвека будоражившего степь, вселявшего ужас в кочевников и признанного при жизни святым» . В августе 1912 году после боя в китайской крепости Кобдо монголы захватили 35 китайских торговцев (не солдат, заметьте, – купцов). Над ними было решено исполнить древний тантристский ритуал «освящения знамён». «Созывая народ в гудящие раковины, ламы вынесли обтянутые человеческой кожей дамары – барабаны, музыкальные инструменты из полых человеческих костей, горшочки с кровью для демонов. Ламы высокого и низкого рангов одинаково с трудом пробирались сквозь толпу… Проворно донага раздели жертвы. Руки и ноги им заломили за спину, голову откинули назад, привязывая косицу к связанным рукам и ногам так, чтобы торчала вперёд грудь жертвы. Громче забормотали молитвы и заклинания ламы, поспешнее становилось жуткое пение. Вперёд вышел Джа-лама, как все ламы, с непокрытой головой, в красной мантии. Пробормотав слова молитвы, он встал на колени перед первым из связанных китайцев, взял в левую руку короткий серпообразный жертвенный нож. Мгновенно левой рукой вонзив нож в грудь, Джа-лама вырвал правой все трепещущее сердце. Хлынувшей кровью хайлар-монголы написали на полотнище „формулы заклинаний“, которые гарантировали бы монголам помощь докшитов, оценивших их победу. Потом Джа-лама положил окровавленное сердце в приготовленную габалу – чашу, которая на самом деле была оправленной в серебро верхней частью человеческого черепа. И снова крик новой жертвы, пока, наконец, все пять знамён не были расписаны кровью сердец. Коротким ударом ножа в череп вскрывали его ламы, опуская тут же тёплые мозги в габалу к мёртвым сердцам… В ужасе отшатываясь в начале, зрители вскрикивали что-то в знак одобрения, словно зажигая в душе свой маленький огонь… Настал черёд следующих пяти жертв, в том числе пленного сарта. К нему первому подошёл Джа-лама. Пронзительное „аллах-иль-аллах“ разнеслось по долине, когда он шилообразной человеческой костью вскрыл сарту артерии и стал выпускать хлынувшую кровь в габалу. Сарт умирал, как истинный мусульманин: он бормотал предсмертную молитву, обратив взор в сторону родных мест, пока не упал на траву. Его четверым товарищам было не лучше: медленно истекали они кровью. Джа-лама обрызгал ею, кровью умиравших врагов, стоявших поблизости и дрожавших от страха цириков (солдат). Бездыханных жертв бросали в костёр» . Когда чиновник князя подоспел к месту жертвоприношения и попытался остановить его, утверждая, что по «жёлтой вере» таких ритуалов не положено, ему возразили: «Джа-богдо-лама исполняет тантра-приношение по стародавнему обычаю, как передают негласные, тайные предания. Его приказ для нас – главный! Так велит поступать с врагами религии Махакала». И в самом деле, что значит слово князя перед авторитетом святого! И он даже больше, чем святой: «Махакала первоначально был одним из образов Шивы как разрушителя мира» . |
| Вот, например, одно из деяний знаменитого Тушегун-ламы (или Джа-ламы), считавшего себя воплощением Махакалы, Великого Чернобога, " почти полвека будоражившего степь, вселявшего ужас в кочевников и признанного при жизни святым " [ 7 ]. В августе 1912 году после боя в китайской крепости Кобдо монголы захватили 35 китайских торговцев (не солдат, заметьте, - купцов). Над ними было решено исполнить древний тантристский ритуал " освящения знамен " . " Созывая народ в гудящие раковины, ламы вынесли обтянутые человеческой кожей дамары - барабаны, музыкальные инструменты из полых человеческих костей, горшочки с кровью для демонов. Ламы высокого и низкого рангов одинаково с трудом пробирались сквозь толпу... Проворно донага раздели жертвы. Руки и ноги им заломили за спину, голову откинули назад, привязывая косицу к связанным рукам и ногам так, чтобы торчала вперед грудь жертвы. Громче забормотали молитвы и заклинания ламы, поспешнее становилось жуткое пение. Вперед вышел Джа-лама, как все ламы, с непокрытой головой, в красной мантии. Пробормотав слова молитвы, он встал на колени перед первым из связанных китайцев, взял в левую руку короткий серпообразный жертвенный нож. Мгновенно левой рукой вонзив нож в грудь, Джа-лама вырвал правой все трепещущее сердце. Хлынувшей кровью хайлар-монголы написали на полотнище " формулы заклинаний " , которые гарантировали бы монголам помощь докшитов, оценивших их победу. Потом Джа-лама положил окровавленное сердце в приготовленную габалу - чашу, которая на самом деле была оправленной в серебро верхней частью человеческого черепа. И снова крик новой жертвы, пока, наконец, все пять знамен не были расписаны кровью сердец. Коротким ударом ножа в череп вскрывали его ламы, опуская тут же теплые мозги в габалу к мертвым сердцам... В ужасе отшатываясь в начале, зрители вскрикивали что-то в знак одобрения, словно зажигая в душе свой маленький огонь... Настал черед следующих пяти жертв, в том числе пленного сарта. К нему первому подошел Джалама. Пронзительное " аллах-иль-аллах " разнеслось по долине, когда он шилообразной человеческой костью вскрыл сарту артерии и стал выпускать хлынувшую кровь в габалу. |
|
|
