| — Как работа на разных церковных поприщах соединилась с Вашим научным интересом в монографии? — Хотя я и не был непосредственным участником деятельности органов высшей церковной власти, однако, совершая служение в Отделе внешних церковных связей, имел возможность изнутри синодального учреждения наблюдать за процессами, происходящими в сфере высшего церковного управления. Опыт работы в ОВЦС помог мне сформировать комплексный взгляд на область научного интереса. Пришло понимание того, что все элементы в структуре управления Церковью взаимосвязаны. И высшее церковное управление не существует отдельно от епархиального или приходского управления. Задача центральной церковной администрации заключается в том, чтобы создать необходимые условия для правильного развития жизни на местах: поддержать добрые начинания, предложить апробированный успешный опыт, вовремя заметить проблемы и деструктивные явления и купировать их. В этом плане она держит руку на пульсе церковной жизни. — Какова степень исследования института высшей власти и управления Русской Церкви? Что Вы могли бы сказать о документальных источниках? — Институт высшей власти и управления в нашей Церкви всегда привлекал внимание ученых. Профессор Московской духовной академии Николай Александрович Заозерский в XIX веке писал о том, что этот институт является ближайшим для исследования в каноническом праве. В своих трудах он не только изучал исторические формы и методы церковного управления, но и делал отсылки к современному положению Российской Церкви, когда высшим органом управления был Святейший Правительствующий Синод. После революции октября 1917 года серьезных исследований не проводилось, потому что задачей Церкви было сохранение собственной структуры в агрессивных условиях атеистической политики советского государства. Исследование высшего церковного управления набирает обороты лишь ко времени окончания советского периода в условиях новой России. Эти исследования касались преимущественно отдельных предметов и явлений, связанных с работой Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 годов — восстановления Патриаршества, избрания Святейшего Патриарха Тихона , а также с постсоборной трудной историей — преемственности при передаче полномочий по управлению Церковью. |
| д) предписал непосредственным исполнителям его распоряжений – епископам, в целях удержания верующих масс под влиянием религиозных предрассудков и воспрепятствования Советской власти путём вскрытия так называемых «нетленных мощей святых угодников» разоблачению религиозного обмана, тяготевшего над народными массами, устранить из рак посторонние так называемым мощам предметы и тем предотвратить неизбежность разоблачения, одновременно выпустив к верующим воззвание, явно призывающее к сопротивлению Советской власти при осуществлении ею указанного мероприятия, прибегнув в данном случае к подстрекательству масс «не поддаваться искушению людей неправославных»; е) одобрил созыв в г. Карловичах предстоящего заграничного церковного Собора, заведомо зная, что деятельность указанного Собора будет направлена на обсуждение плана свержения Советской власти и восстановления в России монархического строя, дав последнему своё так называемое «благословение», чем содействовал контрреволюционной деятельности указанного Собора, и не счёл необходимым отмежеваться от такового. Наконец, учитывая ставку помещичье-буржуазной контрреволюции на удушение Советской власти путём постигшего в 1921 году Россию голода и имея намерение использовать в этих целях голод в Поволжье, ответил на мероприятия Советской власти по изъятию церковных ценностей для помощи голодающим Поволжья воззванием от 28 февраля 1922 г. [ст. ст.], имевшим целью возмущение верующих масс против указанного мероприятия и запрещавшим выдачу Советской власти церковных ценностей, угрожая в случае исполнения требования власти отлучением мирян от Церкви и извержением духовных лиц из сана, сославшись в указанном своём воззвании на заведомо ложные ссылки на каноны, якобы запрещающие под угрозой вышеуказанных кар выдачу власти церковных ценностей, в результате какового воззвания последовал ряд кровавых беспорядков в г. Москве, Шуе, Смоленске и других местах Республики, т. е. совершил преступления, предусмотренные ст. ст. 62, 119 Уголовного Кодекса. |
| е. во все отправления дух. суда, совершаемые в епархии)? Из того, что епископ не будет ни мировым судьей, ни членом епархиального суда, а будет, по усмотрению высшей власти, принимать участие в деятельности двух важнейших инстанций, сосредоточивающих в себе все окончательные решения по важным делам, можно ли по законам логики выводить, что епископ совсем лишается судной власти, она отнимается у него? Нельзя же епископу участвовать во всех судебных инстанциях, и из того, что в которой-нибудь из них он непосредственно не участвует, нельзя заключать, что судная власть отнята у него“ („Прав. обозр.” 1871, ноябрь 691). – Дело идет о том, что епархиальный епископ не должен участвовать в духовном суде его епархии. Этого домогается г. Соколов. И потому не только можно, но и должно говорить об отнятии у епархиального архиерея судебной власти в епархии, так как он, по предположениям г. Соколова не будет вмешиваться в судные дела епархиальных судебных инстанций, а об этом и весь вопрос: это только и было защищаемо, об отнятии этой только власти и шла речь. Можно и должно говорить об отнятии у епархиального архиерея судебной власти даже и в случае принятия проектов г. Соколова: ибо и по его проектам не все епархиальные епископы будут участвовать в апелляционном и кассационном суде, т. е. окружном суде и Синоде, а только некоторые по назначению церковной власти (а не по праву своего архиерейства); большая же часть епархиальных епископов и в суде этих высших инстанций участвовать не будет. Следовательно, большая часть епархиальных епископов не будет участвовать в судебной власти ни в низших инстанциях, ни в высших, и, следовательно, лишена будет совсем судебной власти. Это так просто, это так ясно. Такое участие в суде, какое снисходительно уступает архиереям г. Соколов, они и теперь имеют сверх обладания судебною властью в епархии. Но кто из людей, сколько-нибудь взвешивающих свои слова, будет утверждать, что если архиерей не будет иметь судебной власти в епархии, а останется только при одной возможности быть вызванным когда-либо в Синод и там судить, – судебная власть у него не отнимается. |
| Часть 2. Документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1925–1943 От составителя События церковной жизни, последовавшие за кончиною Святейшего Патриарха Тихона, приняли столь стремительный и запутанный характер, что ориентироваться в них, не имея достаточной к тому подготовки и некоторых специальных знаний, крайне сложно. Этим, несомненно, объясняется то обстоятельство, что даже в церковных кругах плохо разбираются в нагромождении лиц и фактов, характерных для этого периода нашей церковной истории (1925–1943 гг.). В целях оказания помощи читателю, желающему вникнуть в самую суть сложных и трагических событий, отображаемых нижеследующими документами, считаем полезным предпослать последним в качестве некоего предисловия или схемы, расшифровывающей в кратком изложении их внутреннюю сущность и взаимосвязь, – статью-обзор католического автора (священника), заимствованную нами из одного зарубежного издания, правда, тенденциозно настроенного против Русской Церкви и нашей страны, но прекрасно осведомлённого во всех тонкостях и хитросплетениях современного бытия нашей Церкви. Чтобы понять совершенную необходимость подобного предисловия, достаточно сказать, что за указанный период законная высшая церковная власть, в силу сложившихся невероятных внешних условий, – передавалась из рук в руки примерно десяток раз, причём участниками этой передачи являлись ответственнейшие иерархи той эпохи, в числе свыше тридцати (!) человек... (подробнее см. “Схему канонического преемства высшей церковной власти...”). Теперь, после этих предварительных замечаний, воспроизводим (без каких-либо сокращений) вышеупомянутую статью-схему. А. Русские иерархи под игом безбожников (обзор главнейших событий церковной жизни России за время с 1925 г. до наших дней г. – Сост.]) Весь этот обзор будет основан на документах первостепенной важности, в подлинности которых сомневаться нельзя, но которые мы публиковать не можем, чтобы не повредить их авторам. После смерти Патриарха Тихона, 25 марта (7 апреля) 1925 г., в управление Церковью, как известно, согласно завещанию Патриарха, признанному русским епископатом, вступил митрополит Крутицкий Пётр [Полянский]. Этот документ [«Завещание». – Ред.] характеризовался, с одной стороны, провалом последних надежд на создание патриаршего легального управления, о котором хлопотал покойный, а с другой стороны, всё разрушающей активностью обновленцев. |
| Дело бывшего архиепископа Владимира [Путяты]: Рукопись 59. Постановление Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода в соединённом присутствии с Высшим Церковным Советом о разделе средств между членами причта Святейшим Патриархом и Священным Синодом в соединённом присутствии с Высшим Церковным Советом 24 марта (8 апреля) 1918 г. за 59 постановлено: принятое Священным Собором в ноябре 1917 г. определение о разделе местных средств содержания приходского духовенства с дополнением, принятым в марте с. г., обнародовать, к повсеместному исполнению, в «Церковных Ведомостях» и вместе с тем, ввиду того, что в некоторых епархиях устанавливаемый настоящим Соборным определением порядок раздела средств содержания между членами причта, в соответствии со ст. 4 сего определения, введён уже в действие, а в других действуют иные способы раздела, допустить ныне действующий в каждой из епархий порядок раздела местных средств содержания приходского духовенства только по 1(14) апреля 1918 года, с тем, чтобы с сего числа устанавливаемый соборным определением и обнародываемый ныне порядок такового разделения был введён повсеместно. Церковные Ведомости. 1918. 71. Постановление Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода в соединённом присутствии с Высшим Церковным Советом о снятии церковного благословения с богослужебных книг, издаваемых насильственно отобранной из ведения церковной власти Синодальной типографией Святейший Патриарх и Священный Синод в соединённом присутствии с Высшим Церковным Советом слушали: выписку из протокола Соборного Совета от 16(29) марта 1918 года за 74 по возникшему в Совете вопросу о необходимости подтвердить духовенству, чтобы оно не давало никаких заказов на печатание в синодальных типографиях, захваченных ныне рабочими, и что печатаемые в синодальных типографиях издания Священного Писания , как выпускаемые без благословения церковной власти, не могут заслуживать доверия. Постановлено: оповестить православное духовенство и православных мирян, что, ввиду насильственного изъятия синодальных типографий из ведения Высшей Церковной Власти, печатаемые ныне в типографиях издания Священного Писания , богослужебных и других книг лишены благословения церковной власти и посему не могут заслуживать доверия. |
| Царь в церковной жизни был теперь почти то же, чем был ранее митрополит грек: у наших московских государей, так же как и у благочестивых древних греческих царей, церковное и государственное перемешивалось до невозможности провести точную грань: где был царь и где был архиерей, где было дело государственное и где церковное; так как и все государственное в то время мыслилось и проводилось в тесном единении с церковностью, почему иногда и трудно бывает показать, где кончался царь и начинался архиерей. Все это невольно и неизбежно парализовало действие на архиереев представителей тогдашней высшей у нас духовной власти, сначала митрополита, а потом патриарха. Последний ничего не мог сделать с тем или другим епархиальным архиереем, если за него стояла светская власть, а это обстоятельство еще более усиливало и закрепляло влияние последней над архиереями, косвенно дискредитируя авторитет в церковном управлении представителя высшей духовной власти. Бывали однако случаи, когда наша высшая церковная власть – патриарх распоряжался всем совершенно самостоятельно и независимо, вне непосредственного влияния и воздействия светской власти. Так было при Филарете Никитиче, так было и в патриаршество Никона, когда «царь-государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу». По-видимому, наши архиереи должны бы были вполне сочувствовать такому положению дел, сердечно радоваться, что они освобождались от гнета светской власти и были подчинены одному своему духовному главе, от которого только и зависели. В действительности однако этого не было, а было как раз обратное. Архиереи находили управление Филарета Никитича очень суровым, но особенно они недовольны были управлением Никона, которое казалось архиереям невыносимым, самоуправным и прямо тираническим. До нас дошли любопытные и характерные отзывы архиереев о патриаршем управлении Никона, их заявления о том, какие отношения следует установить между властью патриарха и подчиненными ему архиереями, каких и с какими качествами лиц следует, по их мнению, ставить в патриархи, чтобы церковные дела шли тихо и не мятежно. |
| Прошу возможно скорее сделать распоряжение о приостановлении исполнения приговора Гжатского военно-революционного трибунала до рассмотрения высшей инстанцией жалобы на него осужденных. Иначе хорошо же будет положение священников, отбывших наказание, если высшая инстанция отменит приговор. Подобное положение осужденного человека не допускалось даже в военных судах павшего государственного строя, и приговор их приводился в исполнение лишь по рассмотрении дела высшей инстанцией. Кроме того, я обращаю внимание, что Гжатский военно-революционный трибунал, вопреки требованию справедливости, вовсе не принял во внимание отсутствие у священников права выдавать метрики, не выяснил всех обстоятельств этого факта и совершенно неправильно квалифицировал самое преступление как саботаж. Поэтому я уверен, что обжалованный приговор трибунала не может быть оставлен в силе и приостановление его исполнения тем более необходимо. Мало того, заключение в тюрьму 5 священников, а затем, по-видимому, и всех других в Гжатском уезде, с которыми собираются поступить таким же образом, вызывает прекращение богослужения в уезде и закрытие храмов, а это может дать повод к большим волнениям в православном населении, что едва ли в интересах самой же советской власти. Вопрос о передаче метрических книг, как выяснилось из разговора моего с представителями Совета народных комиссаров, не так прост, как представляется иным агентам местной советской власти, и будет подлежать обсуждению и разрешению комиссии, учрежденной для разъяснения декрета 23 января 1918 г. Это обстоятельство еще более свидетельствует о необходимости прекращения или, по меньшей мере, приостановления всех дел о не передаче священниками метрических книг. Наконец дела, подобные гжатским, и многие другие возбуждают общий вопрос, правильно ли поступает советская власть, обращая к священникам разного рода требования, которые они по долгу своего служения не должны исполнять без разрешения высшей церковной власти. Такой порядок, не соответствующий положению священников и, нужно прямо сказать, совершенно несправедливый. Он ставит священников в безвыходное положение: священники, не передав метрических книг, должны подвергнуться наказанию от революционного суда или репрессиям советской власти, а передав книги, потерпеть наказание церковное. Сколько излишних конфликтов и недовольства создается на этой почве! Сколько появляется бесцельных судебных дел, которые многие начинают рассматривать прямо уже как борьбу против церковного строя вообще! |
| Черты бытовой истории славянской Библии с конца XV до XVIII века (К 200-летию со времени издания первого царского указа об усовершении славянского текста Библии) Предисловие История славянской Библии будет написана еще не скоро. В настоящее время, по состоянию источников, возможно только уяснение отдельных сторон этой истории. В связи с подготовительными работами в Комиссии по научному изданию славянской Библии, пишущий эти строки решил принять на себя разработку бытовой обстановки славянской Библии в жизни славянских народов, вместе с историко-литературным обзором письменных и печатных библейских текстов, в их историческом движении. Но особым обстоятельствам разработка начата не с начального периода славянской Библии, а со времени окончательного перехода ее истории на русскую почву, с конца XV века. В общем плане составителя предлагаемые ныне страницы из истории Библии будут составлять первый выпуск второй части «Очерков по истории славянского перевода Библии ». 14-го ноября 1912 года исполнилось 200 лет со дня высочайшего указа Императора Петра I высшей церковной власти о надлежащем усовершении славянского текста Библии, в согласии с греческим текстом LXX. Как и в других областях церковной и государственной жизни, участие великого преобразователя в деле устроения славянского библейского текста составляет знаменательную эпоху в судьбе славянской Библии, ставит грань для старой истории и программу для новой истории нашей славянской Библии. Осуществление этой программы выпало на долю его преемников, и является единственным примером вполне определенного заботливого попечения о судьбе славянской Библии нашей государственной власти, а вслед за нею и по ее настоянию, и нашей церковной власти за все время, когда попечение о Библии лежало на ответственности русских, т. е. с XV-ro века. Действие властного петровского распоряжения продолжается до настоящего времени: и мы пользуемся славянским текстом Библии, образовавшимся в силу указа 1712 года и его позднейших подтверждений. Даже более: под влиянием двухсотлетнего господства петровской идеи или ее практических видоизменений относительно славянской Библии, в некоторых кругах русского общества одно время возможно было наблюдать значительную переоценку продукта этой идеи, в виде известной исторической попытки в сороковых годахпрошлого столетия канонизовать принятый ныне славянский текст печатной Библии. Одним словом, для истекшего 200-летия петровский указ был непререкаемым авторитетомв истории славянского текста Библии, хотя в полной мере не осуществленным до настоящего времени, по недостатку внимания и некоторой холодности к этому делу высшей церковной власти. |
| Ответ восточных патриархов для высшей светской власти решал вопрос в желательном для нее смысле и окончательно, но не так посмотрели на дело русские свободолюбивые владыки. Русские архиереи вовсе не желали согласиться с предложенным восточными патриархами решением вопроса об отношении светской власти к духовной, с решением, отдавшим архиереев по-прежнему в полное распоряжение и подчинение светской правительственной власти. Естественно было с их стороны попытаться снова подвергнуть этот вопрос соборному обсуждению, в видах добиться более благоприятного для них его решения. За это дело взялись, главным образом, два архиерея, выдававшиеся своим умом, относительною образованностью, своим нерасположением лично к Никону и, в то же время, горячим сочувствием к его церковной реформе и к его воззрениям на отношение между царством и священством. Оба эти архиерея в то же время пользовались особым расположением и доверием государя и потому были самыми влиятельными среди других архиереев. Это были – Павел, митрополит крутицкий и Иларион, архиепископ рязанский. Так как в конце 1666 года в Москву прибыли два восточные патриарха, в сопровождении других восточных иерархов для соборного суда над Никоном, то Павел и Иларион решились на смелое дело: решились открыто поднять на соборе вопрос о царской и патриаршей власти с тем, чтобы вновь соборно обсудить этот вопрос и добиться иного его решения, нежели какое дано было ему на востоке в патриарших ответах на царские вопросы, так как на востоке, при составлении патриархами своих ответов, вовсе не было представителей и защитников того взгляда, что священство выше царства, почему вопрос и был там решен, по их мнению, очень односторонне и потому неправильно. По очень понятным причинам соборные прения о власти светской и духовной не вошли в состав официальных соборных актов, которые вовсе умалчивают об этом крайне важном и характерном эпизоде из соборных деяний 1667 года, как будто в действительности его совсем и не было. Но за то об этом событии очень подробные и обстоятельные сведения сообщает нам игравший на соборе роль адвоката царской власти газский митрополит Паисий Лигарид, в третьей части своего сочинения о соборном суде над патриархом Никоном . Дальнейший рассказ о соборных прениях по вопросу о власти царской и патриаршей будет лишь переводом из упомянутого сочинения Паисия Лигарида, сокращенным во всех тех случаях, где Паисий вдается в ненужное, вовсе не идущее к делу многоглаголание 135 . |
| б) Настоятели монастырей доносили подлежащей церковной власти о чудесах, совершавшихся при гробах подвижников, которые почивали в стенах монастырей, с одной стороны, быв побуждаемы к сему одним или другим из сейчас выше указанных своих интересов или же обоими вместе, а с другой стороны – потому, что это, как должно думать, составляло их обязанность (по указанному выше и подобно тому, как это составляет их —82— обязанность и в настоящее время). Если некоторые настоятели монастырей присоединяли к донесениям о чудесах, совершившихся при гробах подвижников, прямые просьбы о причислении подвижников к лику святых: то, конечно, нужно думать, что с особенною силою побуждались они искать прославления подвижников одним и другим из указанных нами интересов. Впрочем, должно оговориться. По всей вероятности, обращались с просьбами к подлежащей церковной власти о причислении подвижников к лику святых не только те немногие настоятели монастырей, о которых нам известно это положительным образом, но и многие другие. Очень вероятно даже предполагать, что эти прямые просьбы о причислении подвижников к лику святых составляли общий принятый обычай и общее установленное правило. Мы не знаем, как обязаны были настоятели монастырей доносить подлежащим церковным властям о чудесах, совершившихся при гробах подвижников, – о каждом ли чуде отдельно или о таком зараз количестве их, которое по их мнению давало право на то, чтобы ходатайствовать о причтении подвижника к лику святых. Если о каждом чуде отдельно, то просьба о причтении подвижника к лику святых, конечно, не могла сопровождать донесение о первом же чуде, совершившемся у его гроба, и в сём случае нужно будет представлять дело так, что практикой было установлено какое-либо правило относительно того, после какого количества чудес дозволительно было возбуждать ходатайство о причтении подвижника к лику святых. Подлежащую церковную власть для настоятелей монастырей, которой они должны были доносить о чудесах, совершавшихся при гробах подвижников, составляли их епархиальные архиереи. Но причислять к лику святых общих или общецерковных имел право только представитель высшей власти церкви, каков был митрополит-патриарх, и в известиях нам представляется дело так, что настоятели монастырей обращаются со своими просьбами о причтении подвижников к лику святых непосредственно к сему представителю высшей церковной власти. Должно понимать это однако не так, чтобы они обраща- |
|
|
