| Из речи Патриарха Московского и всея Руси Алексия Il «О миссии Русской Православной Церкви в современном мире» : Большинство наших соотечественников утратило чувство преемства и развития православной культуры. В итоге употребляемые в Церкви культурные средства, относящиеся к прошлым векам, воспринимаются новообращенными или как этнографические реликвии, или, наоборот, как нечто имеющее ценность, сопоставимую с ценностью неизменных вероучительных истин. Последнее подтверждается развернувшимися в недрах нашей Церкви спорами вокруг использования в храме славянского языка, на протяжении столетий являвшегося и остающегося языком богослужения в Русской Церкви точно так же, как византийский греческий — всегда употреблялся и продолжает употребляться в церквах Греческого Востока, а древнегрузинский — в Грузии. Славянский язык не для всех понятен: поэтому многими литургистами нашей Церкви давно уже ставится вопрос о переводе всего круга богослужебных текстов на русский. Однако попытки перевода богослужения на современный разговорный язык показали, что дело не исчерпывается только заменой одного словарного состава на другой, одних грамматических форм на другие. Литургические тексты, употребляемые в Православной Церкви, являются наследием византийской древности: даже переведенные на современный язык, они требуют от человека специальной подготовки и глубокого вслушивания в каждое слово для того, чтобы их смысл мог раскрыться верующему сердцу. Поэтому проблема непонятности богослужения не исчерпывается только вопросами языка, которые, безусловно, должны ставиться и решаться. Перед нами более глобальная, поистине миссионерская задача — научить людей понимать смысл богослужения. Ведь наши литургические тексты могут быть величайшим средством учительного, просветительного, миссионерского служения Церкви, ибо в них — глубочайшая мудрость двадцати веков христианства. В Церкви есть вечное и есть временное. И если догматы Православия, составляющие непоколебимое основание Церкви, неизменны, то выражение божественных истин в формах культуры, в том числе культуры литургической, с веками развивается. Развивалось оно и в нашем столетии, но вне пределов СССР, где церковная жизнь оказалась под гнетом богоборческой власти и где преемственность его как бы остановилась на 1917 годе. Теперь это развитие будет продолжаться, и мы должны думать о такой организации богослужебной жизни Церкви, которая позволила бы оживить просветительный и миссионерский элемент этой жизни. В данной связи мы обратим особое внимание на труд, начатый, но не завершенный Поместным Собором 1917–1918 годов по упорядочению богослужебной практики, и доведем до конца редактирование славянских богослужебных текстов, также начатое в нашей Церкви . |
| А. Чекалова Введение Почти сорок лет назад и за десять лет до обнародования Вторым Ватиканским собором «Конституции о священной литургии», этой «Великой Хартии» современного католического богослужения, издательство Колледжвилля «Liturgical Press» опубликовало «Краткую историю богослужения» покойного профессора Боннского университета Теодора Клаузера (1894–1984 гг.). В духе того несколько близорукого времени, предшествовавшего Второму Ватиканскому собору, заглавие этой небольшой работы сыграло свою отрицательную роль. Эссе Т. Клаузера – не о богослужении вообще, а всего лишь о западном богослужении, и даже не о западном богослужении в целом, а лишь о западном католическом богослужении. Надо отдать справедливость Т. Клаузеру: по всей видимости, он не был виноват в выборе заглавия этой работы. Его вышедшая в 1953 г. небольшая книга являлась в действительности кратким переложением его монографии, имеющей более точное научное название «Краткая история западного богослужения», которая впервые вышла в Германии в 1943 г. Огромный успех книги Т. Клаузера – она выдержала по меньшей мере пять немецких и три английских издания – является убедительным доказательством необходимости подобной работы, заполнившей собой весьма значительный и реально существовавший пробел. К сожалению, специалисты по восточному богослужению были до сих пор не в состоянии создать подобный исторический обзор наиболее важной и наиболее изученной восточной литургической традиции – византийской. Несмотря на то что в последнее время появился ряд исключительно ценных исследований по византийскому литургическому богословию (мистагогии), 5 и хотя мы располагаем удивительным богатством исследований по византийской архитектуре и иконографии, включая программы церковного убранства, 6 в нашем распоряжении значительно меньше материала, дающего целостную историческую картину эволюции того, что Александр Шмеман назвал «византийским синтезом». 7 Сам Шмеман попытался дать подобный исторический очерк в своей популярной работе «Введение в литургическое богословие». Ныне мы располагаем и более современными очерками, посвященными этой теме. 8 |
| И вот к началу 40-х годов уже созрела мысль отделить церковные древности от истории и, для более успешного изучения их, учредить в академиях особую кафедру церковных древностей. Однако, выделение это, предоставив профессору возможность более полного изложения предмета, не изменило основного характера «церковных древностей», намеченного в начале XIX столетия: главным пособием и регулятором науки остался тот же Бингам; к нему присоединены были – Августин и Бинтерим, потом Шмидт, с легкой руки которого церковные древности переименованы были в Литургику, Вытринский – перевод Бингама, наконец Альт, Геранже, Люфт и Фюйк. Построение, системы имело характер схоластический: 1) места, 2) времена, 3) действия богослужения. Истории богослужения не было; исходной точкой научного исследования служила современная богослужебная практика, а для её оправдания делались апологетические экскурсии в область первых пяти-шести веков христианства, так как именно в пределах этих столетий вращаются исследования указанных корифеев западно-европейской археологии – Бингама и Августи. Таким образом, хотя в общем плане науки намечались в самых общих чертах задачи церковно-археологические и историко-литургические, но не было ни церковной археологии, в строгом смысле слова, ни исторической литургики: в вопросах, касающихся первой из них, все дело сводилось к подбору сведений из древнейшей письменности о храмах, св. иконах, свящ. утварях и т. д.; но не уделялось почти никакого внимания памятникам вещественным, составляющим основную стихию церковной археологии; в вопросах, относящихся ко второй, игнорировались источники византийские и древне-русские, без которых невозможно правильное изъяснение не только исторического роста нашего богослужения, но даже нередко и – первых зачатков многих из наших богослужебных форм и обрядов, появившихся не в первые века христианства, а в эпоху позднейшую. Ни вещественные памятники церковного искусства, ни византийские и древне-славянские богослужебные рукописи все еще не были введены в научный оборот. |
| К кон. IV в. аккламация «Г., п.» прочно утвердилась в богослужении христ. Востока. Так, в литургии VIII кн. (Главы 6, 9) Апостольских постановлений (ок. 380) «Г., п.» служит ответом народа на каждое прошение произносимой диаконом ектении - в той же форме ектения сохранилась в византийском богослужении и впосл. В богослужении нехалкидонских Церквей «Г., п.» в той или иной форме также присутствует (нередко в виде транслитерации греч. Κριε λησον). Молитвенное обращение «Г., п.» было известно и на Западе - так, Марий Викторин в сер. IV в. составил по-латыни гимн-литанию Христу, где обращения «Miserere Domine» и «Miserere Christe» («Г., п.» и «Христе, помилуй» соответственно) употреблены многократно (CSEL. Vol. 83. Pt. 1. P. 290-293), но в качестве регулярной богослужебной формулы «Г., п.» вошло в зап. традицию, вероятно, лишь в нач. V в. благодаря вост. влиянию, причем обычным стало употребление «Г., п.» по-гречески (в лат. транслитерации - Kyrie eleison). Еще в кон. IV в. греч. форма «Г., п.» на Западе была неупотребительна - зап. паломница Эгерия в описании иерусалимского богослужения кон. IV в. переводит для своих читателей «Г., п.» на латынь: «И, когда диакон произносит имя каждого, стоят много мальчиков, которые постоянно отвечают: «Kyrie eleison», или как бы мы сказали: «Miserere Domine»» ( E ger. Itiner. 24. 5). Впервые греч. форма «Г., п.» на Западе упоминается в 3-м прав. II Вазионского Собора (529), регламентировавшем введение в Галлии «по примеру Рима, итальянских областей и всего Востока, спасительного обычая часто петь «Kyrie eleison» с великим чувством и сокрушением» ( Mansi. T. 8. P. 727); с этого времени молитва-песнопение «Kyrie eleison, Christe eleison, Kyrie eleison» стала одной из обычных частей мессы (подробнее см. Kyrie ). В православном богослужении «Г., п.» употребляется как в виде ответа народа на прошения ектений и схожие с ними возглашения диакона, так и самостоятельно. В качестве ответной аккламации народа на диаконские прошения «Г., п.» может звучать однократно и с повторами. |
| В один момент, мне даже показалось, что они лучше относятся к христианам, чем мы к мусульманам. Ливийцы переживали, чтобы с нами не случилось ничего. В дни больших праздников они предоставили охрану храма и следили за порядком в округе. Особенно их волнения усилились после взрыва Коптского храма в Александрии (Египте) . Власти Ливии очень опасались, дабы подобное не произошло и на их земле. Ведь это, прежде всего, отобразилось бы на международном уровне страны. СЛУЖЕНИЕ В ЛИВИИ Богослужения совершались в храме апостола Андрея Первозванного, расположенного на территории Украинского Посольства. Храм не большой. Среди прихожан были люди различных национальностей – сербы, болгары, румыны, греки, киприоты, даже испанцы. Но, основная масса – это конечно, украинцы, россияне и белорусы. Украинцы в Ливии в основном заняты в медицинской сфере и авиации. Среди россиян большинство – работники нефтяных компаний и Российской железной дороги. Поскольку в течение недели люди заняты на работе, богослужения совершались в выходные дни – пятницу и субботу. Многие наши соотечественники работали за пределами столицы, поэтому мне часто приходилось выезжать в другие города и совершать богослужения просто в квартирах и домах. Люди с радостью приходили помолиться, пообщаться на духовные темы, почувствовать поддержку. Более того, они активно участвовали в службе – пели и читали молитвы. И там я в действительности чувствовал потребность людей в духовных наставлениях, видел, насколько для них важны такие встречи. Ведь многие из них по несколько лет не выезжали не то чтобы из Ливии, а даже со своего места работы. ЛИВИЙЦЫ ЧТУТ ПРАВОСЛАВНЫЕ СВЯТЫНИ В один из выходных дней после богослужения посол России Владимир Чамов пригласил меня посмотреть развалины древнего Ливийского города. Там он показал мне разрушенный православный храм периода Византийской империи, где сохранился баптистерий. И меня удивило, с каким благоволением ливийцы относятся к нашей святыне. Я сразу вспомнил событие тысячелетней давности, когда европейцы устраивали крестовые походы на Святую Землю – Иерусалим. Они тогда до основания разрушали мусульманские святыни. А когда Иерусалим перешел в руки мусульман, при Султане Саладине, ни одна из христианских святынь не была разрушена. В ЛИВИИ ЧУВСТВУЕШЬ СЕБЯ СВОБОДНО |
| На Западе богослужение совершалось только на латинском языке, и через некоторое время, когда деятельность свв. братьев вызвала борьбу против них со стороны германского духовенства, была даже выдвинута трехъязычная теория, согласно которой существуют только три священных языка — языки Пилатовой надписи на Кресте Господнем: еврейский, греческий и латынь. Только на этих языках, мол, и может совершаться богослужение. Для просвещенных византийских миссионеров, конечно, дело представлялось по-другому. В Восточной Церкви во все времена совершалось богослужение на различных языках (на сирийском, коптском, эфиопском, армянском, грузинском). Св. Кирилл был великим ученым-филологом, в отличие от большинства греческих ученых того времени, в отличие от патриарха Фотия, ученость которого ограничивалась только греческим миром. Св. Кирилл знал и восточные языки. Он начал по благословению своего священноначалия константинопольского переводить богослужение и священные книги на славянский язык. Этот язык свв. братья знали с детства, так как были уроженками города Солуни; в нем самом и в его окрестностях жило вперемешку греческое и славянское население. Хотя свв. братья принадлежали к высшему классу греческого общества и не были славянами по происхождению, как это иногда утверждается, однако славянский язык был им хорошо знаком. Они (прежде всего это относится к св. Константину-Кириллу) начали разрабатывать славянский литературный язык. Речь шла не о том, чтобы взять то или иное разговорное наречие и перевести на него Св. Писание и литургические книги, а о создании совершенно нового языка, языка книжного, литературного, языка священного, потому что речь шла не о какой-нибудь литературе, а о церковной письменности. В создании этого языка свв. братья использовали элементы разных славянских наречий. В то время славянские языки были очень близки один к другому, но уже существовали и различные наречия, и язык окрестностей Солуни отличался от языка, на котором говорили в Моравии. Как доказывают современные филологи, свв. братья стремились создать некий общеславянский язык. Но еще существеннее то, что они использовали элементы и других языков. В славянском языке, созданном свв. братьями, мы находим множество греческих слов, латинские слова (слово «алтарь» — латинское, его нет в греческом языке), находим какие-то влияния принципов греческого словообразования, находим даже греческие морфемы (например, слово «литургисати»). Синтаксис в славянском языке греческий, поэтому в традиционных учебниках славянского языка отсутствует раздел синтаксиса, поскольку предполагалось, что тот, кто изучает славянский язык, уже выучил латынь и греческий, следовательно, с синтаксисом никаких проблем не будет. |
| Мы не без цели сделали настоящую довольно обширную выдержку. Из этих слов покойного профессора мы ясно видим, с какою логическою необходимостью вытекала потребность для него специальной разработки вопроса «О трудах митрополита Киприана по части богослужения» – с одной стороны, а с другой, какие мысли он будет проводить и какие вопросы решать, при исследовании данной темы. То, что он опустил в первой работе, «в виду неудобств журнальной статьи», теперь делается предметом целого специального исследования, и процесс критической «сравнительной работы» ценных рукописей или богослужебных чинопоследований и даже молитв в отдельности занимает в нем первое и главное место и придает этому труду почтенного профессора-труженника цену и значение капитального труда для истории русской церкви вообще и для истории богослужения в русской церкви в частности. Управление русскою митрополиею митрополитом Киприаном 26 ознаменовалось в истории нашей церкви оживленною деятельностью этого архипастыря, при участии своих ближайших сотрудников 27 , по отношеню к устройству богослужения в нашей церкви, к уничтожению разнообразия в богослужебных чинах, накопившегося в предшествующее время и к введению в богослужебную практику новых чинов, «правого церковного правила». Такая деятельность этого знаменитого архипастыря вызывалась настоятельною потребностью того времени. Благодаря разнородным течениям, под которыми находилась Русь с самого принятия христианства, т. е. греческому византийскому и южно-славянскому, и накопление особенностей в церковно-богослужебной практике всецело зависело от наносов того и другого течения. С самых первых дней нашей христианской жизни в церковно-богослужебной практике мы видим уже довольно видное разнообразие, которое интересует умы русских людей и вызывает их на некоторого рода размышления и вопросы (припомним здесь вопросы Кирика к епископу новгородскому Нифонту, 12 века). Это разнообразие явилось следствием притока богослужебных книг с разных сторон – из Византии и от южных славян и при том в разных редакциях. |
| Оба богословских факультета имеют по два отделения (τμμα). Богословский факультет Афинского университета состоит из отделений богословского и социального богословия. Богословский факультет Фессалоникийского университета включает в себя отделения богословское и пастырско-социального богословия. Каждое отделение имеет своего председателя (πρεδρος) и профессорско-преподавательский состав. Общее собрание отделения является его высшим органом управления. Члены Общих собраний отделений составляют Общее собрание факультета, которое является главным органом управления факультета. Во главе факультета стоит декан (κοσμτωρ). Каждое из отделений состоит из нескольких департаментов. Богословское отделение Афинского университета состоит из департаментов: герменевтики, истории, систематического богословия, а также департамента святоотеческих исследований, истории догматов и символических текстов. Отделение социального богословия того же факультета состоит из департамента канонического права, византийского богословия после IX века, библейских исследований и культурной жизни средиземноморья; департамента христианского богослужения, педагогики и пастырства; департамента религиоведения, философии и социологии. Богословское отделение Фессалоникийского университета состоит из департаментов: департамента библейской письменности и религиоведения, департамента церковной истории, христианской письменности, археологии и искусства, департамента догматического богословия, департамента богослужения, христианской педагогики и церковного управления, департамента этики и социологии. Пастырско-социальное отделение Фессалоникийского университета состоит из департамента Священного Писания и святоотеческой письменности, департамента истории, догматики, межправославных и межхристианских связей, департамента богослужения, археологии и искусства, департамента права, организации, жизни и служения Церкви. Создание отделений было обусловлено требованием закона о высшем образовании 1982 года. В соответствии с этим законом факультет может состоять минимум из двух отделений. Это привело к тому, что единый курс богословских дисциплин был разделен между отделениями, в некоторых случаях искусственно. В рамках нового закона предполагается слияние отделений богословских факультетов. |
| DOP – Dumbarton Oaks Papers. Washington. GCS – Die griechischen christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. – Berlin. JOB – Jahrbuch der Osterreichischen Byzantinistik. Wien. JTS – The Journal of Theological Studies Brightman F. E. LEW – Liturgies Eastern and Western. Oxf., 1896. ММВ – Monumenta Musicae Byzantinae. Kobenhavn. ОС – Oriens Christianus. Miinchen. ОСА – Orientalia Christiana Analecta. Roma. OCP – Orientalia Christiana Periodica. Roma. ODB – The Oxford Dictionary of Byzantium. Ed. А. Kazhdan. N. Y., – Oxf., 1991. Vol. 1–3. PG – Migne J. – P. Patrologiae cursus completus. Seriei graeca. Parisiis. SA – Studia Anselmiana. Roma. TU – Texte und Untersuchungen… Berlin. Послесловие редактора русского перевода Понять место богослужения в жизни средневекового христианского общества современному человеку почти так же сложно, как и человеку дореволюционной России. Между тем донимать это – одинаково важно и тем, кому желательно знать, что такое христианское богослужение, и тем, кто стремится представить себе, в каких занятиях преимущественно проходила жизнь средневекового христианского общества, в частности византийского. В так называемых христианских государствах Нового времени, – а Россия Синодального периода была в их числе – богослужение еще сохраняло общественную значимость, но разрыв со средневековым пониманием уже произошел. В Новое время христианскому общественному богослужению была уготована роль официального церемониала для государственного или национального праздника; это ничем не отличалось от роли современных безрелигиозных церемоний или от государственных культов времен язычества. Такое переосмысление христианских обрядов потребовало их существенного пересмотра: прежде всего, радикального сокращения по времени и ограничения в пространстве. Так, многочасовые и иногда продолжавшиеся сутками бдения и религиозные процессии были сведены к нескольким часам церковной службы и минимуму «крестных ходов», едва заметных на фоне городской сутолоки. Богослужение утратило роль структурообразующего фактора общественной жизни, особенно городской, превратившись лишь в один из элементов ее «декоративной отделки». |
| Бесспорно, что созидание этих прочных устоев совершалось при взаимодействии разнообразных и сложных причин, которые исчезли или были ослаблены только в послепатриаршеский период под влиянием иноземных веяний, исходивших сверху из разобщенного со стариною средоточия церковной жизни. Но не менее справедливо и то, что в истории устроения древнерусского быта в духе церковности весьма плодотворное значение принадлежало своеобразной постановке духовно-просветительного дела. При изыскании способов успешного воспитания паствы ничуть не излишне, поэтому и в настоящее время искать здесь соответствующих уроков. История есть учительница народов, скрижаль откровения и правил. Итак: при наличности каких церковно-учительных средств в народном быту Московской Руси укоренились, крепли и возрастали начала религиозного строя? Устная литературная проповедь была тогда неизвестна. Как обычай (а не как исключение), она водворилась на севере во второй половине XVII века. Ближайший отголосок католического школьного проповедничества, которое вызвало себе подражание в южнорусских пределах, она перешла в московское государство вместе с киевским схоластическим образованием. До появления же этого новшества ни один очевидец не упоминает с достаточной определенностью о существовании в правоверной Руси обычая произносить за литургийным богослужением вновь составленные проповеди. Пытались нередко объяснять это и невежеством, и нравственным упадком духовенства, припоминая с этою целью известный отзыв владыки Геннадия и показания Стоглава. Однако наблюдения, основанные на статистике и изучении сохранившихся памятников, не могут подтвердить такого объяснения: состав духовенства в древней Руси пополнялся почти исключительно лицами грамотными 1 , которые, имели притом, как известно, в своей среде длинный ряд писателей, начитанных в обширной отеческой письменности. За литургийным богослужением не было проповеди в древней Руси потому, что не существовало полномочий на таковое учительство. Церковная жизнь московского государства строилась под руководством двух главных канонических «норм: Кормчей и Типикона. Но ни та, ни другая книга не предоставляли кому-либо неограниченного права составлять новые (для каждого случая), поучения и произносить их за церковными службами. 19-ое правило VI вселенского Трулльского собора требовало, чтобы духовенство предпочтительно предлагало народу «словеса благочестия», избранные из божественного писания и изъясненные светилами церкви, а не свои личные измышления. Типикон, как в редакции приписываемой патриарху Алексию, так и иерусалимский, не знал вовсе литургийной проповеди и нигде не упоминал о свободном учительстве предстоятеля в церкви 2 . Постановления русских соборов, архипастырские послания, Обиходники Старчества, Домострой, поучения Измарагдов и Златоустников, пытаясь согласить византийские правила с обстановкой окружающей жизни, также не содержали предписаний священнослужителю поучать народ за богослужением устными беседами 3 . |
|
|
