| 14 марта Вчера приехала Кристиана. Хочет, чтобы я надиктовал ей последнюю главу для переиздания книги. Надо также продиктовать ей заявку для Пио, чтобы она перевела ее на итальянский. 15 марта Вчера вечером хотел прийти Максим Шостакович, но не пришел. Гулял целых два часа. Устал. Понял, что не ходил более двух с половиной месяцев. 16 марта Был Бруно (архитектор) и предложил еще один ужасный проект. Я ему дал свой и предложил «доработать». Работал с Кристианой над последней главой книги для немецкого 2-го издания. Надо выпустить книгу к Каннскому фестивалю, где будет и « Sacrificio ». 17 марта Вот эта статья, где подписи стоят не под тем, что было обещано. Э. Тейлор возмутилась, и был скандал. Жена Миттерана устроила эту инсинуацию. А ведь Леон просил меня отозваться лишь о Жаке Ланге. [Перевод вырезки из «Le Monde» от 26 февраля, 1986 г., см. Приложение ] 19 марта Сегодня смотрел перезапись: надо многое переделать. Шаги ужасные. Вчера со Свеном смотрел печать — нулевая копия: плохо. 20 марта Работал с Уве и Михалом над будущей перезаписью. Как они успеют? Сегодня был Кшиштоф Занусси с женой Елизаветой. «Стигматы», «Мартиролог» — названия для фильма. Был Андрюша Яблонский (вполне сносный). 21 марта Сегодня был Михал утром. Вечером был Андрюша. Он несколько дней тому назад вернулся из Стокгольма. (Фильм об Абеляре и Элоизе.) Анна-Лена тянет меня в Канн, а мне не хочется. Скорее всего, я не поеду. 23 марта Третий день плохо себя чувствую. Немеет спина, живот, бока, ноги. Как будто кожа содрана: холодно. И хожу плохо. Должен был сегодня написать заявку для Пио и не написал. 26 марта Сегодня хуже, чем раньше: немеет спина, поясница, живот, ходить труднее. Был Леон. В понедельник снова в больницу. Это будет последний (на этот раз) курс радиотерапии вместе с химиотерапией. Затем только химиотерапия, что будет переноситься легче (в смысле реакции на облучение). Анна-Лена все время говорит о Каннах. Уже снята комната на троих и плюс одна кровать может быть в гостиной. Я очень не хочу… |
| Лариса, Андрей и Роберто Формигони на пресс-конференции в Милане, 10 июля 1984 г. Договорились с Рапетти о другом издательстве для книги. Затем вернулись в Сан Грегорио и отправились, кажется, 18-го в Лондон. Выступил дважды: в соборе St. James и в Riverside Studios . Был большой успех. Особенно важным было выступление в соборе в связи с Апокалипсисом. Жили у Тима и Иры. Многих повидали. Организовался комитет для борьбы за нашу семью. Марина Вайховская приняла активное участие (она сама была в подобной, но более сложной ситуации с сыном). Марина — врач-психиатр из Ленинграда, отказавшаяся «лечить» диссидентов. Франко Терилли сказал, что некоторые итальянские газеты сделали акцент на том, что главной причиной нашего отказа вернуться в Союз — желание заработать. Сейчас, в августе, необходимо заключить контракт с Анной-Леной, съездить на несколько дней в Вашингтон за документами (после чего вернуть паспорта в советское консульство). Встречались с американским послом в Италии. Странное впечатление, что-то от советских есть в нем. Дубоват. Но любезен. Надо также подать заявление через Министерство иностранных дел в Италии по месту жизни с требованием Андрюшки и Анны Семеновны. Ответ нужно ждать двадцать один день. А затем при отрицательном, или не получив никакого, начинать действовать через Марину Вайховскую и комитет в Лондоне. Организовать такие же в Америке, Италии, Франции и Германии тоже было бы важно. Сложности с проектом перестройки дома. Мели никак не хочет подписать его. Sindaco и дон Серджо обещали помогать и добиться решения. Звонил Кшиштоф Занусси, передал от Вайды поздравления. 9 августа Кажется, до начала каникул, которые кончаются где-то 16-го, не удастся послать официальный вызов в Москву. Адвокатесса [Кау] ждет меня завтра: Анна-Лена прислала контракт, в котором опять что-то не в порядке. Торгуется она, как цыганка, до неприличия, и раздражает меня этим ужасно. Сентябрь — октябрь 1984 3 сентября Стокгольм 1-го прилетел в Стокгольм. Между адвокатессой и Анной-Леной, кажется, найден общий язык. Не решены только лишь суточные — Может быть, удастся, найдя подходящую обещанную виллу в зеленой зоне, отказаться от нее и за этот счет увеличить суточные. |
| Сегодня мы с Ларой вернулись из Лондона после постановки «Годунова». Все это время я не притрагивался к дневнику: то ли из-за того, что не писалось в чужом доме, то ли из-за чувства временности нашей лондонской жизни. Но начну по порядку. Сначала мы улетели в Теллурайд ( US Colorado ), куда нас пригласили на фестиваль (и приглашали уже давно, но Госкино «не желало»). Директор фестиваля Билл Пенс, которому помогает жена Стелла. Главный их помощник — Том Лади, — работающий в фирме у Копполы. Теллурайд — игрушечный город в горах, чуть ниже развалин бывшего рудника. Горы, в горах снег, канадские ели, осины, цветы. Ручеек, на берегу гостиница из дерева. 22 ноября Когда я раньше видел американские фильмы, действие которых разыгрывалось в деревне или в маленьких заштатных городках, мне всегда казалось, что декорации домов, улиц плохо сделаны. Но когда я увидел воочию эти места, то убедился в обратном. Вся Америка — какой-то Диснейлэнд (декорация). Дома строятся из реечек, обструганных досок и фанерок. Впечатление временности, недолговечности царит надо всем. Кшиштоф Занусси, с которым мы путешествовали, объясняет это динамизмом американцев, нежеланием засиживаться, готовностью мчаться на другой конец страны, если предложена более выгодная работа. «Гамлета» — его части — надо снимать в Monument Valley . Поразительно, что в таких (подобных М. V. ) местах, где надо разговаривать с Богом, американцы снимают вестерны, по примеру Джона Форда. Квакеры. Деревня. Суперквакеры. Девочки в длинных юбках. Огромные пространства, шоссе, на которых не попадаются встречные машины. Пустота. Игрушечные городки и великолепные степи. Бедные американцы — бездуховные, без корней, живущие на земле духовного богатства, которой не знают и не чувствуют цены. Нью-Йорк ужасен. Брежник (сын) — еще более ужасен (прокатчик). Было несколько интервью. Встречался с Васей Аксеновым в Вашингтоне. Он какой-то помрачневший, или углубленно деловитый, не понял толком. Майя, его жена, показалась мне домашней, не суетливой. Живут они в стандартной квартире, показавшейся мне (после Италии) неуютной. Он много пишет и читает лекции в одном из университетов, чтобы жить. |
| Оформлял визу в Лондон. Тули добился того, что мне дали отдельную на специальной странице, с фотографией и приложение к паспорту. Перед отъездом случилась страшная вещь — я потерял записную книжку с паспортами моим и Лариным, визами, soggiorno , деньгами — короче говоря, со всем! И она нашлась!(?). Перед этим я позвонил Анжеле и она сказала, что все найдется. Это действительно чудо! Анжела сказала, что это произошло специально для того, чтобы утвердить меня в вере, отбросить сомнения. Андрей, Лариса и Кшиштоф Занусси на кинофестивале в Теллурайде, США 23 ноября В Англии мы были около двух месяцев. Месяц я репетировал. С Аббадо мы работали очень легко и расстались друзьями. Труппа была очень хорошая. И персонажи соотнеслись с актерами удачным образом. Зав. постановкой Джеффри — работал изумительно. Стивен, ассистент, был очень хорош. Хуже было с Двигубским. Он истратил много денег зря и не смог сделать главного. Мне обещал доделать в спектакле то, что еще не было доделано, а театральным работникам говорил о том, что работа окончена. Когда летом (еще до Америки) я был в Лондоне, чтобы разработать макет, вернее, выглядело это поначалу как сдача Двигубским макета, разработанного нами в Риме. Но пришлось макет изобретать заново, все переделывать. Затем теперь, когда я впервые увидел декорацию, уже на сцене выяснилось: 1. Нельзя использовать так называемую циклораму, так как на ней сосредоточивался весь паразитный свет, не говоря уж о том, что невозможно было добиться полной темноты на сцене. 2. Правое и левое крыло декорации были за пределами видимости (?!) зрителей, и т. д… Опять все пришлось переделывать и терять время, отведенное мне для установки света. Кончилось тем, что после генеральной репетиции, когда Джон Тули заявил, что Двигубский ему сказал, что несогласен с моей постановочной концепцией, я не выдержал и выгнал вон Двигубского как двурушника и бездаря; главное, конечно, — как лгуна и обманщика. К счастью, спектакль получился. Успех был огромный. И потом в течение всех восьми спектаклей аплодисменты длились более двадцати минут. Пресса была очень хорошая. Здесь, в Риме, тоже много писали о триумфальном успехе спектакля. Тоскан Дю Плантье тоже был в восторге, мечтает о фильме. Я пока согласился. Клаудио Аббадо очень хочет этот фильм. «Гомон» готов принять участие в каждом моем фильме (увидим). |
| Как я могу быть счастливым, когда рядом кто-то умирает, когда рядом кого-то бросила любимая женщина? Невозможно при этом быть счастливым. Счастье приходит и отходит, оно приятно, да, но еще есть долг, какая-то определенная миссия, и это гораздо важнее. Тарковский говорил: «Бог нас призвал из несуществования к существованию». И это правда. Нас могло не быть, нас когда-то не было, нас когда-то не будет здесь. Я могу себе представить, что мир мог бы прекрасно существовать без меня. Если я появился, значит, появился для чего-то я, мне надо догадаться, для чего, каково мое призвание, а, поняв это, ответить на призвание и выполнить миссию. А по дороге – когда-то буду более счастливым, в другой раз менее. Все эти радости просто по дороге. Настоящее счастье должно быть целью по другую сторону горизонта. На этой земле до конца счастливым быть невозможно. – Но ведь бывают такие точки, вершины счастья, когда человек оказывается словно на горе Фавор… – А после Фавора вы помните, что произошло? Да, апостолы хотели поставить там палатки и мечтали всегда жить в эйфории. Они в некоторой степени тоже возмечтали о наркотике. Но оказалось, что впереди их ждала тяжелая борьба. И жизнь – это борьба, любовь – это борьба. Я постоянно это повторяю, потому что молодые думают, что любовь – это приятные чувства. У меня восемь собак. Я вижу, что такое любовь у собаки, и понимаю, что это вовсе не подходит под настоящее понятие любви. Греческое слово αγπη – означает высокое чувство, а это значит – огромную работу. И без труда любви нет. А любить людей очень трудно, люди в большинстве своем вредные и отвратительные, и нам так не хочется с ними общаться. Знаете, в 1948 году Кароль Войтыла, ставший потом Папой Римским Иоанном-Павлом II, написал пьесу, по которой я потом поставил фильм «Брат нашего Бога». Пьеса эта очень интересная, там появляется Ленин как персонаж, и будущий Папа формулирует там ленинскую идеологию. В 48-м году это было довольно своеобразно. Но в этой пьесе есть и другие слова очень сложные и твердые: обязанность христианина – найти лицо Христа в самом отвратительном их твоих врагов. Это героический призыв. Где там говорить о счастье?! |
| Если мы это почувствуем, мы уже ближе к правде, а мы ищем правды всю жизнь. Так что в этом смысле в Голливуде у часто вижу такие простые примеры, которые подтверждают элементарные ценности. Это, например, дружба, верность, похвала семьи. А есть такой прогрессизм, который верит, что все, что мы разрушим — на пользу человечества, хотя не может предложить ничего, что бы они хотели построить. Его носители говорят: «Разрушим все, а потом увидим, что будет, и будем строить заново». Это уже в истории произошло несколько раз, и всегда кончалось плохо. Это я больше вижу в европейском кино, чем в американском. Там все-таки я нахожу элементарные ценности в большинстве картин. Скромность человека, чувство, что мы маленькие по отношению к Богу, – это правда. А кто говорит наоборот: «Я — Бог», — это ложь. Поэтому я в такое произведение искусства не поверю. Другое дело — скромность авторов. Кардиналы в Ватикане говорят между собой: «Что касается скромности, я лучше себя не встретил». Над этим можно издеваться, но это слабость человека. Слабость – гордыня автора. Нескромность – это еще не страшно. Но если проповедь у произведения искусства такая, как у Ницше, тогда это страшно. Но Ницше не художник, Ницше – философ, несчастный человек. Ницше – это отец 20-го века в смысле философии. Он, конечно, очень опасен в своем мышлении. Он сам болел, и эту болезнь можно объяснять, а те, которые ему поверили, поступали хуже. Таких произведений искусства, которые были бы противны моему мнению, что все ведет к Богу, я просто не нахожу. А если нахожу, часто имею чувство, что, может быть, они не так хороши, как о них говорят. У меня трудность с Джеймсом Джойсом. Я Джеймса Джойса не совсем уважаю, не могу понять, почему он так нравится. Значит, я на это искусство глухой. Уже у всех остальных из этой эпохи я вижу постоянный поиск идеала, а это уже обозначает, что это искусство ведет к Богу. Черный квадрат Малевича Знаете, у меня столько таких «черных квадратов» дома, что мне он не нужен. В свое время он был необходимым, чтобы что-то сказать, но я могу жить без этого. |
| Культура рассказывает то, что мне ближе всего. Это помогает нам употреблять опыт прошлых поколений. А я уверен, что какое-то развитие в человечестве существует. Посмотрите на маленьких детей: они как звери, как животные, а потом постепенно-постепенно не бьют уже соседа по голове, когда хотят игрушку – это уже культура. Сегодня людей, у которых развита совесть, есть какое-то понятие высоких чувств — не знаю, как провести статистику — мне кажется, гораздо больше, чем было когда-то раньше. Это и есть развитие человечества. Мы не в такой степени варвары, как были когда-то. Новое варварство Есть мнение, что мы живём сейчас в такие времена, когда пришла новая волна варваров, новое варварство. Но во времена Древнего Рима тоже пришли варвары, культура рухнула. Человечество прошло несколько шагов назад, а потом поднялось гораздо выше, чем было раньше. Значит, такие процессы бывают. И сейчас у нас такое внутреннее варварство. Раньше это было варварство, которое пришло с другой страны, Альп и напало на Древний Рим, и его разрушило, были турки, разрушившие Византию. А что происходит сегодня? Огромное участие великих масс, которые раньше не имели никаких прав, никто их не спрашивал и они существовали рядом с элитой, рядом с образованными людьми, у которых были развитые чувства и совесть. Эти варвары сейчас поднялись, и снова мы пошли немножко назад, а потом, может быть, вновь будет подъём. Но разобраться в этом просто невозможно, потому что сегодня нас много, и только Бог знает, сколько у нас сейчас святых. Мне кажется, есть шанс, что святых сейчас больше, потому что людей больше. Наше количество приближается к семи миллиардам, и я надеюсь, что процент святых тоже поднялся. Красота, добро и правда – одно и то же Я исхожу из Платоновского мнения, что красота, добро и правда – это одно и то же. Вкус, который касается одежды или кухни, может расходится, но человек высокой морали — в том красивый. Это уже эстетика. Поступки бывают красивыми, мы так спонтанно говорим: «Как он красиво поступил!». Ничего более красивого, чем человек, который выполняет красивые поступки, в мире нет. А внешняя красота тоже имеет значение, но она не самая главная. |
| А мы в Европе, могли бы пойти навстречу Азии, а сидим и занимаемся нашим делом, не умея чувствовать, что кто-то чего-то от нас ждет. Я этим хотел поделиться с моими китайскими студентами. Интерес к жизни — гигантский, им все интересно. Им сейчас очень интересна зарубежная кухня. Новые поколения пробуют новый вкус. Огромное количество разных странных ресторанов: продают просто суп из порошка, и они считают это европейской кухней, очень им нравится. Там огромное пространство, с которым можно что-то делать. Если бы Европа и вообще христиане поверили, что нам есть, что им предложить! Но это предложение надо сформулировать на чисто евангельском языке. Если мы будем идти к ним с нашей философией – они нас уже не поймут. Евангелием и всей нашей светской культурой выработан определенный контекст. Китай – гигантский континент, который только начал открываться, он еще закрыт, но уже открывается миру. И в тот момент наша ответственность за имеющуюся у них духовную дыру огромна. Раньше возможности не было,потому не было никакой задачи. Но сейчас Китай открывается, а мы не готовы. Жаль. В свое время дон Ричи, иезуит, почти уже уговорил императора, и как будто христианство уже почти начало побеждать. Но Ватикан уперся: китайцы должны молиться по-латински. Святой Дух помрачил какие-то головы, что они с такой мелочью, за такую мелочь зацепились. А сегодня это огромная страна, которая будет играть огромную важную роль в истории человечества. И если мы верим, что христианство – это правда, жаль, что мы им этой правды передать не умеем. Раньше тоже мы не умели, но уже знаем, какие ошибки мы сделали, а сегодня мы как будто не готовы придти с какой-то другой формулировкой, которая бы помогла людям почувствовать себя христианами, даже если бы они не изучали нашей философии. Здесь великолепно помогает язык искусства. Но я вижу, что у публики там огромная чувствительность к нравственным проблемам, проблемам совести. А если речь идет о метафизике, есть ли жизнь после смерти, бессмертии – полное молчание. То ли у них в этом месте чувствительность не доработана, то ли мы говорим на таком языке, что им это непонятно. Тайна современного мира |
| Сейчас надо радоваться, что массы так невероятно поднялись за последние пятьдесят лет во всей развитой части мира. Раньше эти массы были очень примитивны, были лишены возможностей, и их уровень в духовном смысле был очень низким. А сейчас они поднялись. Святые – это тоже элита для нас, христиан. Мы не можем сказать, что это не элитарная формация. Хотя надеемся, что все мы окажемся святыми, если Бог этого захочет. Я думаю, что мы все призваны быть частью этой элиты. Только по своей вине мы отстаем. Те, которые отстали, останутся массами. На Олимпийских играх не все добегают первыми до цели. Победитель только один. Все отстали, им не удалось — но это от недостатка таланта или характера. О толпе паломников Меня раздражает, если люди презрительно смотрят на толпу (например, в очереди к Поясу Богородицы). В этой толпе есть святые и тупые. Конечно, я не могу судить о пропорциях, это только Бог знает. Важно, что мы не равные, даже сами перед собой, — это важнее всего. Я могу быть завтра лучше, чем сегодня или хуже, чем сегодня — и это буду тоже я. И те же люди, которые умеют стоять долго в толпе или в очереди, и как-то приблизились в духовном смысле к святому — конечно, победители. Значит, Бог дал им это благо: они что-то почувствовали, приблизились к чему-то. Когда здесь мы говорим «толпа» – мы используем это слово не в обычном смысле, потому что там очень разные люди. На коленях идут в храм люди, у которых больны дети, — и это могут быть профессора университета или самые простые христиане. Ничего здесь судить невозможно. Я думаю, что не на этом пространстве можно говорить о примитивизме. Но те, которые стояли в толпе, а еще по дороге рассказывали сплетни, и говорили, как ненавидят соседа — да, это темная толпа. Но и они могут измениться к концу этой очереди. Бог это умеет делать. Это нас всегда удивляет, что будут первые, а мы будем последними. Когда гордыня уничтожает Любое произведение искусства, которое поддерживает и развивает нашу гордыню, нас уничтожает. А то, которое дает нам чувство, что мы маленькие, и кто-то есть выше нас, приведет к развитию. |
| — Противно, да. В свое время наш поэт Эрберт так писал, что это проблема вкуса. — Вот. — Мораль – это есть то, что связано со вкусом. Или вкус с моралью. — Еще вопрос: поскольку впереди апрель, апрель всегда у нас, если говорить о Польше, связан с событиями, во-первых, прошлого века, — с сороковым годом, когда случилась эта трагедия под Смоленском, в Катыни. И вторая трагедия, которая зарифмовала эти два исторических ужаса, – это история с президентским лайнером. Как в Польше оценивают сегодня все, что произошло здесь? — Знаете, что.. То, что последнее произошло, этот несчастный случай с лайнером с президентом.. Я думаю, что огромное большинство, – там, где рассудок, – там все понимают, что это было несчастье, в котором в огромной степени мы виноваты, в какой-то степени, может быть, и российские службы, но никто этого не хотел. Просто несчастный случай. Редко, к счастью, но это бывает. Подозревать, что это заговор и так далее, мне кажется, что это такой уже определенный способ мышления, который всегда видит во всем заговоры. — Но есть такие версии в польском обществе? — Есть, есть, конечно, есть. Есть определенное меньшинство, которое хочет в это поверить, но это те, которые хотят видеть, что вообще мир весь под влиянием тайных обществ и тайных заговоров. Если кто-то уже имеет подобное мировоззрение, ему ничего не объяснишь. — Ну а что касается событий в Катыни? «Катынь» правильно говорить? — Ну, знаете… Катынь, да. Это катастрофическое событие, потому что это момент, когда было намерение отрезать голову Польше, потому что огромное большинство интеллигенции в стране, где она все-таки не так многочисленна, как в богатых странах. К счастью, все-таки та голова отрастает – не так, чтобы потом совсем исчезли. Но то, чего не хватает, например, в Белоруссии, – это уже образованного класса, к которому будет доверие у народа. У нас, несмотря на Катынь, несмотря на то, сколько нацисты сделали, сколько профессоров, врачей, священников они убили и как они убивали, тоже селективно убивали интеллигенцию. И все-таки она возродилась. Она сейчас есть, у нас тоже идет такой мягкий переход интеллигенции в средний класс. Конечно, с понижением уровня, но с расширением. Сейчас число людей, которые считают себя этим же средним классом или интеллигенцией, гораздо более широко, чем раньше. Так что это процесс для меня положительный, люди радуются. А эта потеря – ну просто трагедия прошлого, и мы с этим живем, считая, что страшное прошло и этого больше не будет. |
|
|
