| То ли Юрий Петрович притомился заниматься объяснениями препятствий для пересылки в Староконстантинов шляпок, то ли еще по какой другой причине, но последующие открытки составляет его молодая жена Анна Гавриловна. И сразу меняется тон. Уже никаких небрежных отговорок, никакой шутливости. И почтительности становится больше и даже как бы и заискивания, а главное все – строго, чопорно... «Киев 23 ноября 1913 года. Староконстантинов. Волынской губ. Ея Высокородию Пелагее Дмитриевне Новицкой. Пожарная улица. Поздравляем Вас с успехом, дорогая Пелагея Дмитриевна. Ваше письмо очень нас обрадовало. Ждем вас на праздники и целуем крепко все трое – Ксюша. Юра. Нюта». «Киев. 15 марта 1914 года. Староконстантинов. Волынской губ. Дом Татарского. Ея Высокородию Пелагее Дмитриевне Новицкой. Дорогая Пелагея Дмитриевна. До нас дошли слухи, что Вы получили назначение уже. Если это так, поделитесь с нами. А то мы все беспокоимся, что Вы так долго не пишете. Об Аллочке не беспокойтесь. Маруся мне писала – Аллочка здорова. Итак, ждем письмо, а на Пасху – Вас. Целуем. Нюта». Разумеется, столь краткие тексты не позволяют проникнуть в глубину отношений Анны Гавриловны Новицкой со своей свекровью, но и по этим открыткам видно, что определенные сложности были. Едва ли мы ошибемся, если предположим, что и перевод Юрия Петровича Новицкого в Петроградский университет не обошелся без хлопот его тестя – Гавриила Константиновича Суслова. Тем не менее, хотя и удалось уехать подальше от строгой и властной свекрови, но та – началась война! – тоже перебирается в Петроград. И вот в Петрограде Анна Гавриловна решается на весьма неординарный поступок. В 1915 году, когда Юрий Петрович уже читал лекции в Петроградском университете, профессор Гавриил Константинович Суслов на свои деньги укомплектовал санитарный поезд, на котором Анна Гавриловна Новицкая и уехала на войну, став сестрой милосердия... Поступок несомненно героический, но для семьи и прежде всего для мужа создающий ряд весьма трудноразрешимых психологических проблем. |
| Сорокин некоторое время был секретарем и доверенным лицом А. Ф. Керенского. Ю. П. Новицкий в 1917 году по рекомендации П. А. Сорокина принимал участие в Комиссии по ликвидации Главного управления по делам печати царского Министерства внутренних дел. В 1919 году Сорокин объявил о своем выходе из партии эсеров, отошел от политики, целиком сосредоточившись на научной деятельности, и основал в Петроградском университете кафедру социологии. Вскоре появилась фундаментальная работа Питирима Сорокина «Система социологии», в которой он делал вывод о том, что «всюду забравшее власть большинство отделяется от управляемых, тот, кто стал вверху, обнаруживает внизу массу тех, кто является ничем, а диктатура пролетариата становится диктатурой над пролетариатом» 140 . Новаторские исследования П. А. Сорокина были близки и понятны Ю. П. Новицкому. Наряду с фундаментальной «Системой социологии» его особенно привлекали работы «Преступление и кара, подвиг и награда», «Проблема социального равенства», перекликавшиеся в известной мере с его собственными криминалистическими работами. Питирим Сорокин поддерживал Юрия Петровича в его выступлениях за реформы и свободу личности, против насилия. Эти дружеские отношения были небезопасны после нападок на Питирима Александровича со стороны Демьяна Бедного и особенно В. И. Ленина. Сообщество университетской профессуры характеризовалось неординарностью научных интересов, разнообразием философских взглядов (Марр и Жижиленко, например, были атеистами, Приселков, Карсавин, Новицкий – глубоко верующими) и при этом теплотой человеческих отношений, стремлением и желанием поддержать и помочь друг другу в тяжелое время войны и революции. Новицкий был частью этого сообщества, и все сказанное относится и к нему тоже. Его жизнь, жизнь «обыкновенного профессора», определялась в основном университетским распорядком лекций, семинаров, практических занятий, которые, по воспоминаниям, пользовались популярностью у студентов – не только юристов, но и историков. Вообще педагогическая деятельность для Ю. |
| 2 . Причащения без исповеди; 3 . Отмены поминовения на сугубой ектении на литургии; 4 . Упорядочения сборов на нужды храмов; 5 . Регистрации прихожан и согласования приходских уставов с действующим законодательством»... Сведения эти несомненно были чрезвычайно интересными и, перечитывая протоколы допросов Новицкого, невольно досадуешь на следователя, что он ограничился сухим перечислением тем, поднятых Новицким. Хотя с другой стороны понятно, что сам Нестеров, оформляя протоколы допросов, тоже испытывал сильную досаду. Ответы Юрия Петровича не давали ни малейшей зацепки для связи деятельности общества с инцидентами, имевшими место при изъятии церковных ценностей. § 4. Как мы видели, хотя и готов был товарищ Зиновьев с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, провести изъятие и расстрелять по этому поводу хоть всех представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства, но удар ушел в пустоту, затопить город кровью не удалось, директивы товарищей Ленина и Троцкого в Петрограде остались неисполненными. И когда знакомишься с протоколами допросов арестованных весной 1922 года членов общества православных приходов, видишь, что с большевистской точки зрения общество, возглавляемое Юрием Петровичем Новицким, разумеется, совершило преступление. Оно, по сути дела, сорвало выполнение директивы Ленина – Троицкого... Следователь Губревтрибунала Ф. П. Нестеров не раз, должно быть, пожалел о том, что ушли в прошлое времена революционной законности, когда урицкие и дзержинские приговаривали русских людей к расстрелу, руководствуясь исключительно одной только революционной целесообразностью. Теперь, хотя и очевидна была вина арестованных, но надо было хоть как-то обосновать ее, а с обоснованием получалось плохо. Тем более, что и свидетели отнюдь не спешили перекладывать свою «вину» на чужие плечи. «1922 года мая 18 дня. Я, следователь Петрогубревтрибунала Нестеров Ф. П., допросил митрополита Вениамина, который, будучи предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, объяснил»… |
| Наверное, он, этот историк, присоединится к мнению человека, жившего за целое столетие до событий 1922 года. Талейран сказал по поводу расстрела наполеоновской полицией герцога Энгиенского (все «дело» которого в чем-то похоже на Петроградское «дело»): «Это хуже чем преступление, это ошибка» 157 . Старый политик понимал, что плата за такие ошибки безмерна. III. Протоколы допросов Юрия Петровича Новицкого Отдел Секретный г. Петроград, 30 апреля 1922 г. Протокол допроса, произведенного в Петроградской Губернской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией Фамилия – Новицкий Имя, отчество – Юрий Петрович Возраст – 39 лет Происхождение – сын чиновника, Местожительство – Сергиевская, 60, квартира 30 Род занятий – профессор Университета в Петрограде Семейное положение – вдов. Показания по существу дела 158 Специального собрания, посвященного исключительно помощи голодающим церковными ценностями, не было. Был этот вопрос поднят на одном из заседаний, на котором решения по этому поводу вынесено не было. Но было рекомендовано, чтобы все церкви приняли все меры к сбору золота, серебра, продуктов и денег, по этому же поводу было общее желание Правления, чтобы владыка митрополит переговорил об этом с о.о. благочинным. Такое же мнение было и о комиссии помощи голодающим, председателем которой является владыка митрополит. В день событий на Сенной площади у нас никакого заседания или собрания не было, сведений правление в этот день никаких не получало, правлением сведения были получены через несколько дней неофициально, я лично об этом узнал на улице, не помню от кого, в тот день вечером или на второй день. Через несколько (приблизительно 8–10) дней в правлении стало известно, что на Сенной никакой комиссии не было, и события прошли провокационные. Правлению так же из рассказов некоторых лиц стало известно о беспорядках и в других церквях, как-то Казанском соборе, о котором сообщил протоиерей Чуков и добавил, что были приняты меры и никаких эксцессов допущено не было. |
| Как бы ни поступал в этом времени митрополит Вениамин, любой шаг его все равно оказался бы неверным, ибо последующая ситуация все равно бы оказалась пристроена так, чтобы самый правильный и разумный поступок казался абсурдным и нелепым... Приступая к работе нал этой книгой, я добросовестно изучил все двадцать семь томов огромного «Дела 36 314», подшивки газет за 1922 год, воспоминания очевидцев и множество других документов. Многое прояснилось, многое находило вполне разумное объяснение... Неясным и необъяснимым и по сей день остается главное: как удалось нашим священномученикам противостоять злым, сатанинским силам, разбушевавшимся над Россией в 1922 году. Можно кропотливейшим образом выстроить из многочисленных показаний и воспоминаний ту или иную сцену, можно почти безошибочно установить, почему тот или иной персонаж говорил именно эти слова, а не другие, можно рассчитать, куда он пошел, что сделал. Но всё равно за пределами наших реконструкций остаются почти все действия митрополита Вениамина и Юрия Петровича Новицкого, а главное то, как они это делали. Увы... Слишком ничтожны наши силы, чтобы подняться на ту духовную высоту, на которой находились наши новомученики, слишком слабо наше духовное зрение, чтобы различить то, что видели они... Мы вынуждены ограничиваться лишь внешней стороной происходящего, констатацией результата, который был достигнут невидимой и непостижимой для нас работой... Результат же был поразительным... § 4. Вспомним еще раз указание Владимира Ильича Ленина: «Именно теперь и только теперь... мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся по этому поводу расстрелять тем лучше»... |
| «Честь и совесть – превыше всего!» – девиз рода. В русской истории оставили след многие представители этого рода. Иван Федорович Новицкий сражался под Полтавой. Его сын Григорий в 1715 году написал одну из первых книг о Сибири «Сказание о народе остяцком». В 1721 году ее перевели в Германии, а в 1884 году Л.Н. Майков издал ее в «Памятниках древней письменности». Мать Юрия Петровича Пелагея Дмитриевна Новицкая (урожденная Иванова) окончила Фундуклеевскую гимназию в Киеве и там же Педагогические курсы. Содержала в Киеве частный пансион, впоследствии учебное заведение, начальницей которого являлась. 12 лет была действительным членом Свято-Владимирского братства. С 1917 года она работает библиотекарем Российской Книжной палаты. В 1920 году была вольнослушательницей в Петроградском Богословском институте. Первоначально Юрий Петрович учился в Уманской гимназии, однако качество обучения там не устраивало его отца, и он отправил сына в Киев. Так Юрий Петрович оказался в доме профессора-богослова Киевского университета и Духовной академии Ореста Марковича Новицкого . Орест Маркович был неординарным человеком. Он первым исследовал и довольно объективно описал религиозное течение духоборов в среде русского крестьянства и в небольшой брошюре «О духоборцах» (1832 г.) верно предсказал ход дальнейшего развития его. О. М. Новицкий написал также первую на русском языке историю древней философии «Постепенное развитие древних философских учений в связи с развитием языческих верований» (четыре тома вышли в Киеве в 1860–1862 гг.). Написанное по первоисточникам, это издание до сих пор представляет научный интерес. Орест Маркович Новицкий обладал большой библиотекой светской и религиозной литературы, чтение которой и составило вторую половину гимназического обучения любознательного мальчика. По окончании гимназии он успешно поступил на юридический факультет Киевского Императорского университета св. Владимира. Выбор определился профессией отца, домашними разговорами о правоведении и проблемах судебной реформы, а так же массой прочитанных книг и прежде всего замечательной книгой А. |
| На дополнительном допросе, 22 мая, Юрий Петрович повторит эти показания: «Я категорически утверждаю, что обращение митрополита в Петроградский ПОМГОЛ было принесено в одном экземпляре митрополитом и прочтено. На столе во время этого события никаких экземпляров не лежало. Правление их не размножало ни путем перепечатки, ни путем переписки и не распространяло... Митрополит решения и мнения Правления не только не считал обязательными, но он не считал желательным следовать им». 31 Понятно, что некоторая раздражительность, прорывающаяся в словах Новицкого, была вызвана попытками следователя Нестерова во что бы то ни стало обвинить Правление в распространении заявления митрополита Вениамина. Но и некая досада на владыку тоже присутствует в словах Юрия Петровича. Видимо, возникла эта досада еще во время самого Правления, 6 марта. Понять причину раздражения тем более важно, что в самом начале заседания Новицкий был настроен вполне спокойно. “Перед приходом митрополита, он передал собравшимся благословение патриарха Тихона на общее положение относительно Приходского устава”. 32 Опять-таки, мы уже говорили, что Юрий Петрович был человеком весьма сдержанным, и коли он не сумел скрыть досаду, то это значит, что рассказ владыки весьма обеспокоил его. Новицкий, как известно, даже читал в Костроме курс лекций по советскому праву. Что это такое, он знал лучше других. В выработанном в Смольном решении содержались существенные противоречия Декрету ВЦИК. Такого не могло быть! Но ведь и митрополит Вениамин тоже не мог обманывать... Значит, произошла по вине смольнинских чиновников чудовищная путаница, и поскольку решение не зафиксировано в документальной форме, служащие Смольного непременно откажутся от своих слов. Или же просто – замышляется провокация... Юрий Петрович ясно понимал ситуацию и досадовал, что не может объяснить этого владыке. Тем не менее, он очень грамотно повел собрание. – Мнение митрополита от 6 марта, – говорил он на допросе, – Правление никому не разъясняло. Ни мне и – я уверен – никому из членов Правления даже в голову не могло прийти о каком-либо противодействии декрету. Он понимался мною и, я думаю, другими так, что приглашенные верующие должны были прибыть по вызову власти в храм, представить книги, указать имущество, и если нужно и возможно, постараться выкупить его. 33 |
| Из книги в книгу кочует описание, как плакал Юрий Петрович перед расстрелом, горюя о судьбе своей малолетней дочери-сироты, как просил он передать ей на память свои часы и прядь волос... Нет нужды доказывать, что все эти подробности последних минут земной жизни святого – чистейшей воды легенда, основанная на неведомо кем распущенных слухах. К сожалению, невозможно сейчас установить не только то, как происходила казнь, но и где она происходила. Расстрел святых был произведен в обстановке такой глубокой секретности, что во всем двадцатисемитомном деле, определившем их судьбу, мне не удалось найти ни единой бумажки, которая бы документировала последние минуты их жизни. Зато с определенной уверенностью можно утверждать, что свои часы Юрий Петрович никак не мог просить передать дочери. Часы у Юрия Петровича, как свидетельствует тюремная справка, были изъяты еще 30 апреля и никакому возвращению не подлежали, поскольку осужден был Юрий Петрович на расстрел с конфискацией имущества... Более того... Все известные нам документальные свидетельства о Юрии Петровиче Новицком после оглашения ему смертного приговора говорят о необыкновенном самообладании, об удивительной силе духа этого человека. Как мы уже говорили протоиерей Михаил Чельцов к Обществу православных приходов «находился и лично и принципиально во враждебном настроении», поскольку Общество это содействовало закрытию Епархиального Совета, коего Чельцов был председатель. Это неприязненное отношение к Обществу он, похоже, переносил и на его председателя. И вот теперь Михаил Чельцов оказался в одном фургоне смертников с Юрием Петровичем Новицким. «...Объявляют, что везут не в 3-й, а в 1-й исправдом, где обычно содержатся все приговоренные к смерти в ожидании её. Это известие прибавляет уныния. Едем при полном молчании. Я помню только одну фразу Новицкого, обращенную ко мне: «Вас вместе с нами к расстрелу?! А знаете ли, Вы наилучший повод к кассации» 74 . Свидетельство потрясающее. Юрий Петрович Новицкий, получив смертный приговор, находит в себе силы, чтобы подметить анекдотичность ситуации: вместе с членами правления Общества приговорен к расстрелу человек, находившийся «и лично и принципиально во враждебном настроении» к Обществу. |
| 5/18 мая 1923 г. Пятница. 8 часов вечера. Пишу дневник у себя дома: Котомин отпустил сегодня меня без моей просьбы (вчера у Ани зашла с ним речь обо мне) и даже до утра... Вчера вечером были с женой у П.Д.Новицкой (мать Ю.П.Новицкого - Л.А.). Тяжело ей было меня видеть без Юрия Петровича. Поплакала. Рассказывала, как в Москве она все отыскивала его, и как ее уверяли, что «они живы» и будто бы находятся на Лубянке в строжайшей изоляции... Она убеждена в этом. Темная история... Коле приходится платить в институт 200 миллионов. Будет еще ходатайствовать. М.П.Максимов обещал устроить его на службу. Ане обещал место Колтовский. Скорее бы они устроились, а то жить трудно. Еще спасибо Л.Д.Аксенову за постоянную помощь. 13/26 мая 1923 г. Суббота. 5 часов вечера. В четверг, 11-ого, был дома и даже ночевал, вернувшись в Исправдом лишь в пятницу, в 9 с половиной часов утра. Отпустил Котомин, сам и предложил, иначе бы я не решился просить его. Вследствие свободного вечера удалось побывать в Богословском институте, где вечером предполагали собраться несколько человек студентов на чай по случаю Кирилло-мефодиевского праздника и как - в прежние годы - для акта. Там я встретил профессоров А.И.Бриллиантова и П.П.Мироносицкого и человек 18-20 студентов и студенток, окончивших курс института, с новыми значками на груди. Отец Макарий (иеромонах, студент)(Звездов -Л.А.) отслужил молебен, студенты пели. Затем сели за чайный стол, и И.П.Щербов обратился с речью, в которой сообщил, что настоящее собрание является актом окончательного закрытия института - несколько времени назад, было последнее собрание Совета, после которого профессора отслужили молебен, а теперь собрались студенты, чтобы получить дипломы, чем и заканчивается деятельность Богословского института. Затем он обратился ко мне и, во исполнение постановления Совета, высказал мне чувства благодарности и уважения корпорации. В характеристике меня, как ректора института, он отметил громадный педагогический опыт, большой такт и открытый дружественный характер, вследствие чего получилось весьма редкое в жизни семинарий и академий явление - полное единение корпорации, а в отношениях наших с ним - Иваном Павловичем, как проректором, полная согласованность и ни единой размолвки не только в вопросах больших, но даже и в мелочах. Затем один из студентов выступил с речью, в которой благодарил нас и всю корпорацию и в заключение поднес мне и Ивану Павловичу по группе студентов, снявшихся при окончании курса. Говорили еще о. Вл. Лозинский и Осинкин. Лозинский опять отмечал добрым словом мои простые отношения к студентам, создававшие взаимную искренность, и дававшие общий тон «духовного аристократизма». |
| Для современного образованного читателя это утверждение очевидно, но в то время это было отнюдь не всеобщее мнение. Интересно, что мысли Ю. П. Новицкого об Аввакуме почти сходны со взглядами такого знатока русской литературы, как А. С. Лихачев. Считая Аввакума классиком, подчеркивая его национально-русский характер, Дмитрий Сергеевич писал, что язык Аввакума «русский в самой своей глубокой основе» и что это «читатель чувствует с предельной силой» 147 . Столь же богатым был русский язык и у трех наиболее любимых Новицким писателей – Гоголя, Лескова и Достоевского. Отличные по своему литературному стилю, общественно-политическим взглядам, они, однако, объединяются обшей чертой: интересом к церковной, религиозно-нравственной стороне жизни человека, хотя и здесь можно усмотреть разницу. Мистическо-романтический Гоголь, сосредоточенный на христианской нравственности Достоевский, приземленный, знающий «мелочи» церковной жизни Лесков – все они были созвучны душе Юрия Петровича, оказали воздействие на его мировосприятие в юности, на его поведение и даже профессиональные позиции – впоследствии. Из «Легенды о Великом Инквизиторе» Ф. М. Достоевского многие интеллигенты черпали свои религиозно-философские взгляды. Перед юным Ю. П. Новицким Достоевский предстал не только как великий художник, но и как великий учитель жизни, блестящий психолог, проводник христианского возрождения. Под влиянием Достоевского Новицкий-юрист был активным противником смертной казни, сторонником идей христианского социализма, понимания свободы не как права, а как долга человека. Принадлежа к известной школе правоведа профессора Б. А. Кистяковского, в своей практической деятельности Юрий Петрович проводил передовые прогрессивные идеи в уголовном праве. Он был добрым человеком. Добро – сила, которая сострадает, размышляет и толкает на решение. Он активно боролся против смертной казни. Он был потрясен ею, как и все лучшие русские люди, как Достоевский и Толстой, как Тургенев и Вл. Соловьев. На Западе смертная казнь не вызывала никаких сомнений, в ней видели порождение социального инстинкта. |
|
|
