| А до него сказал Игнатий Богоносец в послании к божественному Поликарпу Смирнскому : «Всякий, кто говорит помимо того, что велено, даже если он достоин доверия, даже если он постится, и знамения творит, и пророчествует, пусть будет для тебя волком в овечьей шкуре, стремящимся уничтожить овец». Но что много об этом говорить? Все учители Церкви, все Соборы, все божественные Писания увещевают нас избегать мыслящих не то, что мыслим мы, и прерывать общение с ними. Неужто я обо всём этом забуду и буду следовать запланированному заранее примирению? За повелевающими совершить единение, но при этом совершающими подлог в святом Символе и вводящими Сына как вторую причину Святого Духа? Прочие бессмыслицы, из которых даже одна достаточна для того, чтобы мы от них отошли, и не называю. Да не претерплю того, Утешителю благий, что отпаду от самого себя и надлежащих помыслов. Ибо Твоего учения я придерживаюсь и Тобою вдохновлённых блаженных мужей, ибо иначе я окажусь чужд благочестию». Так как латиняне поняли, что на сказанное Марком нельзя возразить, они стали требовать от греков перестать обсуждать прибавление в Символе Веры и рассуждать только о догмате, «истинно ли то, что Дух Святой исходит от Сына». Через несколько дней Император обратился к Патриарху и, созвав архиереев и прочих клириков, сказал, что латиняне требуют прекратить обсуждать прибавление в Символе Веры и хотят обсуждать только сам догмат. Архиереи и клирики ответили: «Так как латиняне видят, что в главном вопросе перевес на нашей стороне, а им нечего нам ответить, то они и хотят нас удалить от этого вопроса, преследуя собственную выгоду. Поэтому и мы должны думать о собственной выгоде и не отказываться от нашего преимущества» 91 . Император попытался убедить архиереев не обсуждать больше прибавления в Символе Веры , а только спорить о самом вероучительном положении, таким образом с помощью убедительных аргументов перетянув латинян на свою сторону. Патриарх, созвав архиереев и прочих клириков, сказал: «Я знаю, что наши богословы сказали на этом Соборе много убедительного о прибавлении в Символе Веры , на что почти нечего возразить, и доказали, что не позволительно вносить прибавление в Символ Веры. |
| Впрочем, перейдем сразу к завершению всего дела. Оставим все промежуточные события: все и так знают о хитростях, о переговорах и сговорах под покровом ночи, о лжи, о хитростях, о перемене мест… В конце концов было вынесено постановление, в котором догматически определялось, что Сын Божий есть «причина» (ατις στι) Святого Духа, что Он есть Его «начало» (ρχ), что Дух от Сына имеет «бытийствование» (παρξιν κ το Υο χει) и что прибавка к Символу была «законной и разумной» 70 . И чем же они докажут это? Разве в Ферраре не было относительно прибавки доказано прямо противоположное? Разве не упрашивали латиняне, чтобы определения о запрете прибавок [к Символу] и о наказании за них не зачитывались во всеуслышание? 71 И что следовало сделать нам? Не должны ли были мы разодрать на себе одежды, кричать, протестовать? Не следовало ли нам выйти на перекрестки и площади Феррары и зачитать там [эти постановления]? Ведь этим мы сломили бы их, мы пристыдили бы преступников, мы одержали бы верх и имели бы своими союзниками весь латинский народ 72 . Но мы оказали им снисхождение и ничего не изложили открыто; вместо этого в отсутствие народа мы вполголоса зачитали [определения] для немногих из них, зачинщиков всех бедствий 73 , – и ничего не добились. Как если бы воин по просьбе врага сбросил крепкий панцирь и нагим пошел на вражеские стрелы, так и мы отдали себя на съедение латинским епископам, когда послушали их и снесли замалчивание соборных прещений [на изменяющих Символ веры ]. Впрочем, даже так они не достигли победы; и даже напротив: блаженной памяти митрополит Эфесский сражался с ними доблестно и благородно и все их хитросплетенные софизмы опроверг – так считали все присутствовавшие на соборе. 7 . Так как же тогда они постановили, что прибавка к Символу была законной и обоснованной? Впрочем, скорее [следовало бы спросить]: а как они могли этого не постановить, если те, кто некогда сделали прибавку, сами же и были сейчас главными авторами этого постановления? Они составили определение по своей прихоти, а наших «защитников» привлекали к подписи ухищрениями, которые я не могу даже описать. Откуда они взяли, что Сын Божий есть «причина» и «начало» (ατιος κα ρχ) Святого Духа и все прочее, что также включено в [орос об унии]? Где об этом сказано в Писании или в книгах учителей [Церкви]? Мало того, что это определение и само по себе не следовало принимать, но они сверх того прибавили, что Сын Божий «является причиной Духа согласно грекам» (κατ τος Γραικος). Если они имеют в виду греческих учителей [Церкви], то пусть покажут их – и в тот же миг они убедят нас. Если же речь идет о каких-то нынешних греках – об участниках собора, быть может, или о ком-то еще, – которые сами от себя измыслили такое учение, то богословию Вселенского Собора следовало бы быть глубже! |
| п. Впрочем, и здесь, делая уступку всеобщей традиции, он допускал возможность называть Деву Марию Θεοτκος, но только в том смысле, что в рожденном от неё человеке был Бог по благоволению 860 ; в таком же смысле он допускает и выражение: „Бог был распят” 861 . Итак, оба направления в христологии были доведены до крайности, до явного противоречия св. Писанию и св. Преданию; они вступили в борьбу, и нужно было ожидать среди этой борьбы выработки истинного учения о лице Иисуса Христа. Крайности александрийского направления были вскоре же замечены, так как выразителю их пришлось действовать не в своей среде (не в Египте), а среди сторонников противоположного направления, среди антиохийцев (в Лаодикии); аполлинаризму поэтому, был уже в IV в. осужден. Не так скоро осуждены были крайности антиохийского направления в христологии. Во – первых, представители этой христологии жили и действовали в своей родной среде, где для богословски-образованного класса их резкие выражения не казались таковыми, потому что к ним здесь привыкли, так сказать, со школьной скамьи; а для простого народа тонкости богословской мысли и терминологии были мало доступны. С другой стороны, как Диодор, так тем более Феодор, боялись грубо оскорблять общепринятые верования и традиции, делая им, как мы видели, возможный с их стороны уступки (термин Θεοτκος и т. п.); сверх того, они, особенно Феодор, пользовались на всем востоке империи таким всеобщим почетом, 862 что, как увидим, даже собор Эфесский, не желая озлоблять многочисленных почитателей Феодора, не осудил его, хотя имел на то основание. 863 Вот почему крайности антиохийской христологии так долго оставались не осужденными соборным путем. Однако в таком неопределенном положении дело о заблуждении антиохийцев не могло остаться надолго, а тем более навсегда. Логический ход раскрытия христологии не мог остановиться на полпути, а разум – удовлетвориться какими-то недомолвками осторожных антиохийских ученых. С другой стороны, и обстоятельства, способствовавшие сравнительно мирному раскрытию крайностей антиохийской христологии, не могли навсегда оставаться таковыми; должна-же была эта христология с течением времени проникнуть и в среду иного направления, найти фанатичного популяризатора, встретить оппозицию, обострить ее и понести давно заслуженное осуждение. Итак, атмосфера на востоке все более и более накалялась, нужно было ждать грозы, а с грозой – благодатного дождя истины, а потом – и ясной погоды. |
| Халкидонский орос был призван преодолеть крайности монофизитства Евтиха, умалявшего полноту человечества Христа, не впадая при этом в несторианскую ересь о «сопряжении» Бога и человека Иисуса. Но, при всей изящности формулы «две природы в одной ипостаси», она оставляла место для недоумений. Главным из них был вопрос о соотношении ипостаси и природы. Согласно наиболее традиционному пониманию этих терминов, природа и ипостась соотносятся как общее и частное. Всякая природа онтологически реализует себя через ипостаси: так, Божество существует в виде трех ипостасей – Отца, Сына и Св. Духа. Многим казалось, что тем самым и всякая ипостась непременно должна обладать соответствующей ей природой. Но в таком случае, говоря об одной ипостаси, надо будет говорить и об одной природе (как монофизиты); либо же, говоря о двух природах, придется говорить и о двух ипостасях (как Несторий). Выбраться из этой «ловушки» оказалось впоследствии далеко не просто. Из других постановлений Халкидонского собора важное значение имело оправдание Феодорита Кирского и Ивы Эдесского, осужденных в 449 г., а также утверждение двух новых Патриархатов – Константинопольского и Иерусалимского. Епископ Иерусалима Ювеналий (422–458), присутствовавший еще на Эфесском соборе 431 г. и занимавший там второе место после Кирилла, претендовал на право юрисдикции в 6 провинциях Антиохийского Патриархата. В Халкидоне он подвергся аресту (как сопредседатель «разбойничьего собора»), но впоследствии был не только освобожден, но и признан в качестве независимого архиепископа (патриарха). С согласия Максима II Антиохийского (449–455) под его юрисдикцию отошли три палестинские провинции. Более сложным оказался вопрос с Константинополем. Уже на II Вселенском соборе он был объявлен вторым по чести после Рима. Никаких четких указаний о церковной юрисдикции Нового Рима при этом не последовало, но само признание «первенства» столичного епископа привело к тому, что к нему начали апеллировать епископы из самых отделенных провинций. |
| Много заботимся мы обо всем общеполезном, по преимуществу о том, что относится до благочестия, ибо благочестие доставляет людям и прочие блага. Посему, что нужно было, мы уже прежде писали относительно собрания вашего в Эфесской митрополии… Хотя мы и уверены, что ваше благочестие не нуждается ни в какой внешней помощи, чтобы доставить мир и прочим, однако ж тщательное наше попечение о благочестии решилось не пренебречь и этим. Посему знатнейшему придворному сановнику нашему Кандидиану повелено прибыть к вашему святейшему собору с тем, однако же, чтобы он нисколько не вмешивался в происходящее исследование о догматах (ибо не принадлежащему к числу святейших епископов несправедливо вмешиваться в дела церковные), а с другой стороны, чтобы он как мирян, так и монахов, и собравшихся уже, и имеющих еще собраться, всячески отдалял от самого города… равно он должен будет заботиться и о том, чтобы от неприязненных взаимно расположений разномыслие не дошло до больших размеров…» . Когда сакра была затем оглашена в переводе на греческий язык, один из епископов сказал: «Теперь, когда мы знаем священную грамоту, мы намерены в точности сообразовываться с желанием нашего всемилостивейшего и благочестивейшего императора и первым предметом наших рассуждений поставляем вопросы о вере; вследствие этого мы приглашаем светлейшего комита благоволить оставить собрание» . Кандидиан, поздно спохватившись о собственном промахе, вынужден был удалиться, но, разумеется, донес в Константинополь о незаконности открывшегося в Эфесе собрания без участия восточных епископов. Соборный протонотарий (глава секретариата) александрийский пресвитер Петр доложил отцам собора о главном предмете соборных деяний – лжеучении Нестория и о документации по этому делу, а затем, по предложению святителя Иерусалимского Ювеналия, огласил императорскую сакру, адресованную митрополитам. В самом начале деяний поставлено было два процессуальных вопроса исключительной важности: дожидаться ли прибытия восточных, и можно ли судить Нестория в его отсутствие. |
| Возражение 2. Далее, раб соотносится с господином. Но ничто не может соотноситься с собой, в связи с чем Иларий говорит, что ничто не является подобным или равным себе 294 . Поэтому о Христе нельзя говорить как о рабе Себя и, следовательно, как о подчиненном Самому Себе. Возражение 3. Далее, по словам Афанасия, «как разумная душа и плоть вместе есть один человек, точно так же Бог и человек вместе есть один Христос». Но о человеке не говорят ни как о подчиненном себе, ни как о рабе себя, ни как о большем себя постольку, поскольку его тело подчинено его душе. Следовательно, и о Христе нельзя говорить как о подчиненном Самому Себе постольку, поскольку Его Человечество подчинено Его Божеству. Этому противоречит следующее: Августин говорит: «Истина показывает», а именно через посредство того, что Отец больше Христа в человеческой природе, «что Сын меньше Самого Себя» 295 . Далее, он доказывает, что образ раба был принят Сыном Божиим так, что не утратился образ Божий 296 . Но по причине образа Божия, который является общим Отцу и Сыну, Отец больше Сына в человеческой природе. Следовательно, Сын больше Самого Себя в человеческой природе. Далее, Христос в Своей человеческой природе является рабом Бога Отца, согласно сказанному [в Писании]: «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» ( Ин. 20, 17 ). Но раб Отца является рабом и Сына, в противном бы случае не все из того, что принадлежит Отцу, принадлежало бы и Сыну. Следовательно, Христос является рабом Себя и подчинен Сдмому Себе. Отвечаю: как уже было сказано (1), бытие господином или рабом усваивается личности, или ипостаси, согласно ее природе. Поэтому когда говорят, что Христос есть господин или раб Самого Себя, или что Слово Божие есть Господь Человека Христа, то это можно понимать двояко. Во-первых, так, что это сказано по причине другой ипостаси, или личности, как если бы была господская личность Слова Божия и рабская личность человека, и таковой была ересь Нестория. Поэтому, отлучая Нестория, Эфесский собор постановил: «Кто называет Слово, сущее от Бога Отца, Богом или Господом Христом, но не исповедует, что Он один и тот же вместе есть Бог и человек, поскольку Слово стало плотью, по Писаниям, да будет анафема». Именно такое понимание и отрицают Кирилл и Дамаскин, и точно так же в указанном смысле надлежит отрицать, что Христос меньше Себя или подчинен Самому Себе. Во-вторых, это можно понимать как сказанное по причине различия природ в одной личности, или ипостаси. И в этом смысле мы можем говорить, что в одной из них, которая обща Ему и Отцу, Он правит и господствует вместе с Отцом, а в другой природе, которая обща Ему и нам, Он есть подчиненный и раб, и именно это имеет в виду Августин, когда говорит, что «Сын меньше Самого Себя». |
| Видя, что нет специального труда о жизни святителя Марка Эфесского , который бы подробно о нём рассказывал, я решил предпринять его в меру моих сил, дабы исправить такое положение. Основываясь на заметках, которые я делал при изучении разнообразных исторических источников по данному вопросу, а также на рукописях из библиотек монастырей и скитов Афона, я составил краткую книгу, которая при этом ясно и всеохватно повествует об этом вопросе. Но множество трудностей, с которыми пришлось столкнуться уже при начале работы, и понимание того, что есть множество гораздо более пригодных к выполнению этой работы авторов, заставили нас добавить и живописных красок на обычную палитру писатели-историка. Гесиод сказал: «По силе трудиться любезно вышнему». Мы решили, что наш труд, даже если окажется ненужным для специалистов по богословию и истории, поможет многим христианам и станет, быть может, поводом к созданию более профессионального и более прекрасного труда по этому вопросу. Поэтому мы издали восемь лет назад этот труд, написанный весьма простым для научного сочинения языком (ибо он писался для многих) и подробно исследующий житие священного Марка и его действия на Флорентийском Соборе. Книга удостоилась самого доброжелательного приёма. Этот факт, а также отзывы многих друзей, которые мы получили, съездив два года тому назад в Афины, Смирну, Эфес и соседние с ним города Малой Азии, побудили нас подготовить второе издание. Мы взялись за эту работу с великим рвением, и переработали написанное нами так, что, смеем сказать, создали совершенно новую книгу. Ибо мы написали для второго издания две новые части, которые сочли необходимыми для понимания основной (третьей) части. А третью часть мы существенно переработали, изменив стиль и значительно расширив за счёт новейших исследований. Также мы приложили на вклейке фотографическое воспроизведение написанного нами маслом на холсте образа священного Марка. Выражаю благодарность священному Киноту Святой Горы и почтеннейшему Митрополиту Афинскому господину Герману за те ободряющие слова, которые он высказывал в своих рекомендательных письмах, и всей дружине наших сотрудников, любезных музам и Христу, без поддержки которых издание этого труда, вероятно, не было бы осуществлено. |
| С другой стороны, будучи наследниками латинского схоластицизма, западные богословы подходили к каждому вопросу с философской и диалектической точки зрения, зачастую в ущерб библейской и патристической перспективе. Для православных, которые никогда не рассматривали богословие как исключительно схоластическую или научную дисциплину, такой подход являлся серьезной проблемой. Даже Исидор Киевский - горячий поклонник латинской учености и богословия - вынужден был признать, что непривычные философские категории и аргументы, использовавшиеся латинянами на соборе, скорее, углубили раскол, увеличили и усилили разногласия. Итак, византийская делегация в Ферраре лишь формально представляла восточное христианство и по большей части была богословски не подготовлена к серьезной дискуссии. К тому же она была разделена между собой - еще один ослабляющий ее фактор. Это разделение можно проиллюстрировать на примере двух самых видных ее членов. Виссарион, который, как и его главный протагонист Марк Эфесский, учился у Плифона, был беззаветно предан греческой классической традиции. Сохранение этого священного наследия стало главной заботой его жизни. Ощущая, что приблизились последние дни Империи, пламенный гуманист пришел к мысли, что это была прежде всего миссия латинского Запада. Принимая во внимание его страстную любовь к древности и философскую ориентацию, не говоря уже об убеждении, что христианству невозможно будет выжить под исламским владычеством, можно понять, почему его довольно легко убедили в правоте латинской позиции. В 1439 г. он подписал унию. Ему также удалось убедить в правоте своего выбора целый ряд делегатов собора, в том числе Исидора, митрополита Киевского и всея Руси. Знаменательно, что задолго до 1453 г. и Виссарион, и Исидор эмигрировали в Италию, официально перешли в католичество и заняли высокие позиции в папской курии. Оба сделались не только папскими легатами, но даже и кардиналами. Византийские гуманисты на соборе относились с большим недоверием и подозрительностью к свт. Марку Эфесскому - представителю паламитской исихастской традиции. Не любили его и те, кто хотел принять унию в обмен на политическую выгоду. |
| По низложении Нестория многие епископы говорили по этому поводу проповеди в Эфесских храмах. Св. Кирилл не упустил случая и от себя предложить несколько проповедей, из которых одна гомилия дошла до нашего времени. 1455 В этой проповеди, указав на ненасытную жажду присутствующих к слушанию, как на причину, заставившую его говорить, св. Кирилл изображает контраст между стремлением святых всегда прославлять Христа и богохульствами злых, беззаконных еретиков. Далее, указав в подтверждение учения о божестве Христа на слова апостола об искупительном значении Его крови ( 1Петр. 1, 18, 19 ) и на всеобщее служение и поклонение Ему, св. Кирилл сравнивает нечестие Нестория с коварством и неверием фарисеев и евреев, бросавших в Христа камни. Наконец, показав всю дерзость Нестория, стремившегося своим ничтожным умом проникнуть в глубочайшую тайну воплощения, и выяснив этот догмат ссылками на св. Писание Ветхого и Нового завета, св. Кирилл обращается непосредственно к самому Несторию и взывает: „Мне стыдно, говоришь ты, признавать Богом родившегося от жены, но ведь таким именно образом Он восхотел спасти мир. Чудное дело неужели ты мудрее Мудрости? Светильник хочет сравняться с солнцем. Итак, почти верою таинство, не исследуй заботливо то, что выше нашего ума. Веруй вместе с нами“. Очевидно, св. Кирилл еще надеялся в это время на возможность раскаяния Нестория. Впрочем, о времени произнесения этой проповеди учёные говорят неодинаково. В специальном исследовании о проповедях св. Кирилла Миролюбов доказывает, что эта проповедь произнесена после приезда папских легатов, приблизительно 16-го июля. В доказательство он указывает на „благодушное и радостное настроение у Кирилла“. 1456 Но мы думаем, что лучше отнести произнесение этой проповеди ко времени между 23 – 27 июня, так как, с одной стороны, „благодушное и радостное настроение“ переживал св. Кирилл, как мы видели, в особенности непосредственно после осуждения Нестория на I заседании собора, а с другой стороны, так как в проповеди нет ни слова об Иоанне Антиохийском, что дает основание полагать что она произнесена еще до его приезда в Эфес, т. е. до 27 июня. |
| 1626 Что это сочинение написано св. Кириллом именно в это время, это видно из того, что оно было послано восточными своим депутатам в Халкидон, как новинка, 1627 как новое доказательство заблуждений св. Кирилла „Мы послали вашей святости, пишут они, недавно составленное Кириллом Александрийским изложение еретических глав“. 1628 В этом сочинения св. Кирилл подробно, повторяя один за другим свои анафематизмы, дает объяснение на них, доказывая их справедливость и православие. Своим объяснениям он предпосылает предисловие в котором излагает причины, побуждения и цели написания анафематизмов и предлагаемых объяснений на них. При изъяснении первых 4-х анафематизмов, св. Кирилл толкует свои темные, вследствие еще неустановившейся твердо терминологии, выражения. Так, при толковании I-oro анафематизма, он выясняет, что воплощение Слова Божия он понимает не в том смысле что Оно претерпело при этом какое-нибудь изменение „Да не будет!“ восклицает он при этом, но остается тем, чем было потому что Оно не способно терпеть и тени изменения не произошло никакого смешения, или слияния, или сращения Его естества с плотью. При объяснении II-oro анафематизма он толкует, в каком смысле он называет единение естеств во Христе „ипостасным“, в объяснении на III-uй анафематизм – в каком смысле он называет это единение „естественным“, а в объяснении на IV-ый анафематизм в каком смысле он признает у Христа одно лицо, одну ипостась в применении к библейским выражениям, говорящим о божеском или человеческом естестве во Христе. С объяснения на V-ый анафематизм начинаются по преимуществу обличения ереси Нестория. Св. Кирилл указывает на общую нелепость христологии Нестория, низводящей Христа на степень святого человека (объяснение на V анаф.), а потом, обличая частности этой христологии, выясняет положения своей христологии, что Слово Божие не было Богом для Христа (VI), и наоборот, Христос не был орудием в руках Слова Божия (VII), что нельзя разделять Христа в деле поклонения Ему (VIII), что Дух Святой не был посторонней Христу силой (IX), что Христос не возвысился „по мере успехов“ до звания святителя нашего спасения, а снизошёл до этого „по домостроительству “ и не страдал за Себя Самого (X). |
|
|
