| Болезнь удержала Феофана в Киеве до осени будущего (1716) года. Прибывши в С.-Петербург он не застал там государя, который был, в то время, за границей. «О наших делах–писал Феофан к Марковичу по приезде в С.-Петербург, – узнай вот что. Путь наш чрез постоянные и весьма длинные мосты был весьма утомителен; я решился плыть чрез Ладожское озеро, но, изнуренный морской качкой, едва помнил себя. Потом спустя шесть часов я вышел на берег и проклял это разбойничье озеро. 14-го октября я прибыль в Петербург, явился к высочайшему господину князю и ласково принят им. Когда я, между прочим, хотел говорить, кому следует, о своём возвращении к вам, то получил отказ и сказано, что не могут и слышать об этом. Равно и все, которые, по-видимому, расположены ко мне, настоятельно просили, чтоб я не позволял себе говорить об этом в отсутствии пресветлейшего. Тотчас же после нашего прибытия, князь послал в сенат с вопросом: что решат обо мне сенаторы. Ему отвечали, что они, в скорейшем времени, напишут к царскому величеству: и так доселе нет ничего определенного. Между тем я один, и как бы единственный, начал китихизаторствовать (сказывать поучения), чем и занимаюсь» 48 . До приезда государева, (а государь возвратился через год после приезда Феофана в С.-Петербург), Феофан занимался сказыванием проповедей, которые тотчас-же печатались и пересылались к государю. Феофан был в них больше публицистом, нежели церковным оратором, более рассказывал и разяснял, с правительственной точки зрения, политические дела, нежели поучал истинам веры и правилам частной добродетели. Внимание к нему Меншикова, который, за отсутствием государя, правил делами государства, и слава его проповедей, обратили на него всеобщее внимание. Учитель царевича Вяземский извещал о нём своего воспитанника: «еще доношу, Прокопович сюда приехал и сказывает здесь казанья и велено ему ведать во Пскове, Нарве, Дерпте и Ревеле духовные дела, только как не благоденно с ним обойдется». Кажется, они не радовались возвышению Феофана и считали его дурным предзнаменованием для себя. У них уж был перед глазами невский архимандрит Феодосий, разрешавший государю на вся 49 : теперь к нему присоединялось ещё такое же новое лицо. |
| Но при всем том, проповеди св. Димитрия не совсем свободны от оков схоластики, наложенных на него юго-западными школами: все они написаны в форме слов и не чужды символизма, аллегорий, искусственного сближения предметов. Встречаются в проповедях св. Димитрия басни, анекдоты, сведения из мифологии. Язык простой, чуждый витиеватости, по большей части церковно-славянский. 17) Феофан Прокопович родился в Киеве в 1681 г. Сначала обучался в Киево-Могилянском коллегиуме, продолжал образование в польских школах, где принял унию и монашество, оттуда переехал в Рим и поступил в миссионерскую школу св. Афанасия. По возвращении из Рима в Киев, Феофан принял православие, постригся в монаха и последовательно преподавал в Киевск. акад. поэзию, риторику и философию, потом был назначен ректором академии. Слово, сказанное им Петру I во время Прусского похода, обратило на него внимание императора и сблизило его с ним; он с этого времени сделался близким сотрудником и, так сказать, правою рукою Петра I в его реформах. В 1718 г. он, согласно желанию Петра, был назначен епископом Псковским. Умер в 1736 г. в сане архиеп. Новгородского. В истории русского проповедничества Феофан Прокопович занимает очень видное место. Он много способствовал освобождению проповеди от схоластического влияния. Еще в бытность преподавателем риторики в академии он восставал против подражания схоластическим образцам, против напыщенности и схоластических прикрас в проповеди и требовал простоты и жизненности содержания проповеди. Эти требования повторены им и в составленном им «Дух. Регламенте» и друг. сочинениях. Правда, проповеди самого Феофана, как воспитавшегося в польских схоластических школах, не представляют полного осуществления его свежих теоретических требований, по построению они напоминают схоластические проповеди, но и в них есть черты, отличающие их от предшествующих проповедей. Проповеди Феофана жизненны по содержанию, имеют стройный и выдержанный план, но вместе с тем простой и естественный (эта черта и отличает проповеди Феофана от схоластических). Язык проповедей Феофана правильный, церковно-славянский. 18) Гедеон Криновский родился в 1726 году в Казани. По окончании курса в Казанской семинарии, он поступил в Московскую академию и здесь принял монашество. Здесь он заявил о себе, как о даровитом проповеднике, так что об этом узнала Императрица Елисавета Петровна, вызвала его к себе и назначила придворным проповедником. В 1761 году он был рукоположен в епископа Псковского, но вскоре умер именно в 1763 г., 37-лет, от рождения. От Гедеона Криновского осталось более 100 проповедей. По содержанию все его проповеди обличительного характера и направлены против религиозного вольнодумства и неверия и против нравственных недостатков общества. Имея в виду образованных слушателей, Гедеон часто обосновывал свои суждения на научных доказательствах. Проповеди Гедеона написаны в форме слов и отличаются стройностью плана, живостью и удобопонятностью изложения. |
| Изучив дух католичества в самой его столице, строй католической церковной жизни и церковного управления (при нем происходило в Риме избрание папы, Климента XI), Прокопович глубоко понял всю несостоятельность католицизма и все противоречие его духу Православной церкви и вместо приверженца сделался самым жарким его противником. По возвращении в Киев, он был пострижен в монашество, с именем Феофана, и прошел в академии последовательно одну за другою, все ученые и административные должности, был учителем пиитики и реторики, философии, с званием префекта, и богословия, в должности ректора академии. Почти по каждой из этих наук он составил учебники. Будучи учителем поэзии, он составил Пиитику (издан. Георгием Конисским в 1756 г.) и написал трагикомедию " Владимир», представленную студентами академии 3 июля 1705 г. Преподавая риторику, он также написал учебник реторики на латинском языке. В этой риторике, между прочим, встречается следующее замечательное место, направленное против католических богословов а проповедников: «Не приводи мне свидетельств ни Фомы Аквината, ни Скотта, ни других нечестивых секты людей; ибо ими не подтвердишь своего предмета, по осквернит и речь и слух верного народа и священного собрания». Феофан советует оратору выбирать предметы для церковной кафедры из житий св. людей, особенно тех, которых произвела Россия, «что бы узнали, наконец, пустейшие, благоговеющие только пред своими баснями, враги наши, что не бесплодны доблестию наше отечество и наша вера, и чтобы перестали, наконец укорять пас в скудости святыни».... Чтобы представить образчик польской проповеди, Прокопович разбирает проповеди польского иезуита Фомы Млодзяновского 65 . Во время преподавания богословия, Прокопович составил свою богословскую систему, которою положил начало новому направлению в этой науке, установив для неё другой, исторический метод изложения, отличный от прежнего метода, схоластического. В схоластических системах богословия истины христианского учения рассматривались и изъяснялись только как логические понятия, безотносительно к их источникам; в системе Прокоповича в основу изъяснения и доказательства этого учения полагается св. |
| Следует заметить, что по такому плану написаны и все последующие русские догматические системы, за исключением системы архиепископа Филарета (Гумилевского) (1864), в которой творение мира и промышление о твари присоединены к общему учению о Боге, а вторую часть занимает собственно учение о спасении и воссоздании мира. «В методе, каким написана догматика архиепископа Феофана (Прокоповича) , – писал один из позднейших русских богословов епископ Сильвестр (Малеванский) , – ясно замечается уже отрешенность от стеснительного формализма схоластики и стремление к изложению предмета в духе более свободном и приспособленном к потребностям времени. Такого рода пример, данный архиепископом Феофаном для дальнейших наших догматистов, не мог не иметь доброго влияния на судьбу догматической науки» 24 . За «Догматическим богословием» архиепископа Феофана последовали другие курсы православной догматики. Некоторые авторы при этом не шли дальше составления отдельных трактатов, другие – пытались систематизировать весь накопившийся материал 25 . В силу обилия материала и схоластического подхода к нему догматические курсы разрастались, преподаватели не успевали изложить их за три-четыре года, грандиозные системы оставались незаконченными. Примером такого величественного, но далеко не осуществленного замысла может служить догматическая система архимандрита (впоследствии архиепископа) Георгия (Конисского) , преподававшего в Киевской Духовной Академии в 1751–1754 гг. 26 . После многих неудачных опытов Киевская Академия решила вернуться к догматике архиепископа Феофана (Прокоповича) , которая в качестве стабильного учебного курса существовала до конца XVIII века. Дальнейшее совершенствование богословского образования в Киевской Академии связано с именем архимандрита (впоследствии епископа) Иринея (Фальковского; 1762–1823) 27 . Он в 1795–1801 годах осуществил радикальное преобразование всей богословской системы, задуманной и отчасти выполненной архиепископом Феофаном (Прокоповичем) , самостоятельно ее переработав, дополнив новыми разделами и превратив в стройный концентрированный «Компендиум христианского православного догматико-полемического богословия» 28 . «Компендиум» епископа Иринея, как по содержанию, так и по форме, намного превосходил, по мнению позднейших исследователей, положенную в его основу догматику Феофана 29 и представлял «лучшую догматическую систему своего времени, не имевшую и не боявшуюся никаких соперников» 30 . |
| Она мало чем отличалась от программы Киевской Академии, но интересна критическим отношением автора к системе Феофана Прокоповича. «Учение богословское, — говорится в ней, — производить по системе преосвященного архиепископа Феофана Прокоповича, только лишнюю в оной риторическую красоту и некоторые ругательные слова совсем исключить» . Надо заметить, что по поводу богословия Феофана критически высказывался и ректор Александро–Невской семинарии Иннокентий Дубровицкий, как можно судить по словам его ученика И. И. Мартынова: «Сие море великое и пространное, но тамо и гады, имже несть числа» . Вот еще одно суждение епископа Самуила о преподавании богословия: «Богословию одну всегда преподавать, а всякого курса вновь не сочинять и отнюдь не переменять… иметь неусыпное попечение… чтобы система богословская была кратка и непродолжительна» (§ 6). Самуил выступал за преподавание на русском языке и требовал, чтобы на занятиях учащиеся осваивали великорусский выговор. Философские диспуты, по его мнению, следовало также проводить непременно на русском языке. В качестве основы для подобных диспутов он рекомендовал сочинения Вольфа: «Физика» (в переводе Б. Волкова: СПб., 1760) и «Экспериментальная физика» (в переводе М. Ломоносова: СПб., 1748). Студенты должны «проповеди по крайней мере три сочинять», придерживаясь при этом «Православного учения веры» архимандрита Платона Левшина (§ 8, 9). «В русской элоквенции и поэзии, — писал Самуил, — надобно обращать особое внимание на изящество и чистоту русского слога», на орфографию и правильность ударений (последнее доставляло немало затруднений для украинских студентов). Относительно метода преподавания епископ Самуил замечал, что бессмысленная зубрежка вредна, что надо обучать «владению правилами путем их практического применения и навыка» (§ 4, 7, 3, 13). Как то было принято в семинариях, Самуил также предлагал класть в основу курса философии труды Баумайстера. Преподаватель богословия получает от него особые указания о том, как преподавать свой предмет: в дополнение к богословию Феофана следует привлекать знаменитейших христианских авторов: «не довольно учащимся одни только догматы веры с утверждением оных крепкими доказательствами Священного Писания и святых отец свидетельствами показывать, но, конечно, надобно и возражения, objectiones, от противной стороны происходящие, при каждом догмате приводить и кратко решить твердо и основательно, наипаче посредством таким, чтобы учащимся открыты и показаны были при сем случае яснейшие Священного Писания места, нежели противополагаемые, и так всегда должно места с местами сличать и сносить темные с яснейшими, немногие с множайшими, ясно истину открывающими» (§ 4) . |
| Она мало чем отличалась от программы Киевской Академии, но интересна критическим отношением автора к системе Феофана Прокоповича. «Учение богословское,— говорится в ней,— производить по системе преосвященного архиепископа Феофана Прокоповича, только лишнюю в оной риторическую красоту и некоторые ругательные слова совсем Надо заметить, что по поводу богословия Феофана критически высказывался и ректор Александро-Невской семинарии Иннокентий Дубровицкий, как можно судить по словам его ученика И. И. Мартынова: «Сие море великое и пространное, но тамо и гады, имже несть Вот еще одно суждение епископа Самуила о преподавании богословия: «Богословию одну всегда преподавать, а всякого курса вновь не сочинять и отнюдь не переменять... иметь неусыпное попечение... чтобы система богословская была кратка и непродолжительна» (§ 6). Самуил выступал за преподавание на русском языке и требовал, чтобы на занятиях учащиеся осваивали великорусский выговор. Философские диспуты, по его мнению, следовало также проводить непременно на русском языке. В качестве основы для подобных диспутов он рекомендовал сочинения Вольфа: «Физика» (в переводе Б. Волкова: СПб., 1760) и «Экспериментальная физика» (в переводе М. Ломоносова: СПб., 1748). Студенты должны «проповеди по крайней мере три сочинять», придерживаясь при этом «Православного учения веры» архимандрита Платона Левшина (§ 8, 9). «В русской элоквенции и поэзии,— писал Самуил,— надобно обращать особое внимание на изящество и чистоту русского слога», на орфографию и правильность ударений (последнее доставляло немало затруднений для украинских студентов). Относительно метода преподавания епископ Самуил замечал, что бессмысленная зубрежка вредна, что надо обучать «владению правилами путем их практического применения и навыка» (§ 4, 7, 3, 13). Как то было принято в семинариях, Самуил также предлагал класть в основу курса философии труды Баумайстера. Преподаватель богословия получает от него особые указания о том, как преподавать свой предмет: в дополнение к богословию Феофана следует привлекать знаменитейших христианских авторов: «не довольно учащимся одни только догматы веры с утверждением оных крепкими доказательствами Священного Писания и святых отец свидетельствами показывать, но, конечно, надобно и возражения, objectiones, от противной стороны происходящие, при каждом догмате приводить и кратко решить твердо и основательно, наипаче посредством таким, чтобы учащимся открыты и показаны были при сем случае яснейшие Священного Писания места, нежели противополагаемые, и так всегда должно места с местами сличать и сносить темные с яснейшими, немногие с множайшими, ясно истину открывающими» (§ |
| О чем и как следует проповедовать, Прокопович пишет в “Духовном Регламенте”: “Проповедовали бы проповедники твердо, приводя доводы Св. Писания о покаянии; о исправлении жития, о почитании властей, паче же о самой высочайшей власти царской, о должностях всякого чина, истребляли бы суеверие, вкореняли бы в сердца людские страх Божий. Словом реши: испытывали бы от Св. Писания, что есть воля Божия, святая, угодная и совершенная и то говорили бы.” Еп. Феофан стремился также изменить манеру произнесения проповедей. Он указывает, что проповедник должен избегать неуместных жестов, кривляний и всякой аффектации. Наставления о внешних действиях проповедников, без сомнения, основаны на личных наблюдениях Феофана над современными ему проповедниками, из которых даже лучшие страдали этими недостатками. Показав точные правила относительно содержания и развития темы, Прокопович подтвердил их собственным примером, собственными проповедями. По содержанию проповеди еп. Феофана могут быть разделены на две категории: одни (немногочисленные) — общехристианского, церковно-назидательного характера, другие характера общественно-политического, публицистического, похвальные и обличительные. В первых он хвалит Петра и его реформы, во вторых обличает противников преобразований и вообще все то, чего Петр не любил. Разделение слова на части обусловлено самим содержанием, каждая часть наполнена материалом, действительно ей принадлежащим. Проповедник не отклоняется в сторону от темы, не задает курьезных вопросов не прибегает к аллегориям. Доказательства заимствуются преимущественно из Св. Писания, из церковной или гражданской истории, а также из современной жизни. Художественный элемент в словах еп. Феофана мало развит: образов, фигур немного; драматизма почти вовсе нет. Отсюда в изложении преобладала логичность и правильность в развитии мысли при внешней простоте формы. Влияние еп. Феофана Прокоповича коснулось не только его современников, среди которых было немало его талантливых подражателей, но и многих последующих проповедников. |
| Выше мы заметили, что трактаты Феофана. по первоначальному своему назначению, суть академические лекции. Поэтому естественно ожидать, что эти трактаты имеют признаки, свидетельствующие об их школьном характере. Таковые признаки действительно и находятся. Нередко читатель встречает в них замечания, которые могут быть уместны только в аудитории, в роде следующего „это место нужно хорошо выучить наизусть“ 36 (говорится о тексте Кол. 1:15 ). Встречаются замечания, которые более всего уместны перед слушателями, начинающими заниматься наукою. Так, дав понятие о содержании сочинения Дионисия Ареопагита „об именах Божиих“, автор говорит: „Это я счел нужным заметить, чтобы надписание этой книги (потому что она часто цитируется и едва ли кем читается, ибо и под рукою ни у кого не бывает) не поколебало слышащих и не привело к сомнению относительно того, одного ли содержания эта книга с этою главою“ 37 . Всматриваясь далее в трактаты, мы находим в них следы непосредственного происхождения от автора. Мы здесь разумеем тон изложения трактатов. Постоянно встречаются выражения: „Deo valente“ 38 , „si Deo placuit“ 39 , „per Deum immortalem“ 40 , „si Deus dederit, clarissime demoustabimus“ 41 и проч., ставящие автора в живые отношения к читателю, так что последний как-бы непосредственно слышит голос самого автора. Нельзя думать, что подобные выражения вставлены издателями: поступать так для последних значило бы не исправлять литературный памятник, а подделывать его под тон известного лица. Вероятнее всего, что издатели копировали находившиеся у них под руками собственноручные записи Феофана. Отношение их к данным трактатам – самое честное: они стараются как можно точнее передать написанное самим автором, хотя-бы последнее страдало логическими неточностями. Вот почему в трактатах встречаются мест очень неясные и нуждающиеся в более правильном изложении. Замечателен в этом отношении § 162 первого трактата. Параграф этот изложен чрезвычайно спутанно. Сказав ранее в § 161 о том, какие чувствования (affectus) могут быть приписываемы Богу, авторе в § 162 делить эти чувствования на чистейшие (purissimi), смешанные (mixti) и такие, в которых совершенно нет никакого элемента добра, и в этом то делении допускает логические противоречия. |
| (§ 235) вполне соответствует введение Зерникава в III трактат (Zoern. p. 257): оба богослова высказывают здесь ту мысль, что если латиняне повредили творения тех восточных отцов, которые обращались между ними не особенно части, то тем более следует ожидать повреждений ими творений западных отцов, как постоянно находившихся у них под руками. Затем оба богослова указывают повреждения в творениях западных отцов. Из числа первых 37 повреждений, указываемых Феофаном, 26 повреждений изложены по соответствующим им 26 повреждениям Зерникава, без всяких добавлений со стороны Феофана, а именно: 2-е повреждение Феофана (§ 237) – по 2-му повреждению Зерникава (рр. 258–259), 4-е Феофана (§ 239) – по 4-му Зерникава (рр. 266–267); затем начиная с 5-го по 15-е по тем же по счету – и у Зерникава; 18-е повреждение (§ 253) – по 18 повр. (рр. 278–279), 22-е повр. (§ 257) – по 22-му повр. (рр. 281–282), 23–32 по 23–32 Зерникава и 36-е (§ 271) – по 36-му (р. 296). Сколь близко Феофан следует Зерникаву при изложении перечисленных повреждений, видно из следующего примера. В 6 поверждении Зерникав, приведя текст из св. амвросия «Spiritus vero S. qui ab utraque procedit, ille nec ipse capit» (по чтению иезуита Петавия), замечает: «Et hic substitit iesuita»; эту самую фразу в этом же самом месте мы читаем у Феофана. При заимствовании из Зерникава, Феофан почти нигде не исправляет последнего; только в одном месте: именно в 26-м повреждении, упоминая Виктора, автора истории вандальских гонений, он называет его не епископом Утпки (Uticeusis, как у Зерникава), но еп. Viticensis и, кажется, более правильно (см. Аδμ Ζοιρν., τομ. А, σελ 311, not 36). Переходим теперь к остальным 11 повреждениям (находящимися в числе первых 37): I, III, XVI, XIX-XXI, XXXIII-XXXV и XXXVII. Хотя и эти повреждения составлены по соответствующим у Зерникава повреждениям, но уже в них Феофан делает некоторые добавления от себя. Эти добавления суть следующие. В I повреждении (у Зерн. тоже 1-е, стр. 257) добавлена цитата: «in edition (творений св. |
| Сделанные замечания о методе изложения Феофана касаются его отношения к средневековой схоластике. Теперь сравним метод его изложения с методом раскрытия, употреблявшимся в протестантсом схоластическом богословии, что для нас более важно, чем первое. – Системы схоластических протестантских богословов, как относившиеся к области умозрения, обыкновенно излагаемы ыбли методом дедуктивным – путем вывода частного из общего. Этому же методу следует и Феофан: так, в первой книге он сначала дает общее описание Бога и доказывает бытие Его, а затем говорит в частности о свойствах Божиих, намеченных в описании; во второй книге, также нисходя от общего к частному, он доказывает постепенно истины – множества Лиц, реального различия Лиц, троичности Лиц, личного бытия Сына и Духа Святого и божества Сына и Духа Святого. Из этих примеров можно усмотреть и то, что порядок Феофановой дедукции – аналитический: так, в первой книге общее описание Бога разлагается на свои составные части – частные свойства Божии. Общие моменты этой дедукции у Феофана и протестантских схоластиков тождественны. У протестантских богословов решение каждого вопроса обыкновенно распадается на две части – положительную и отрицательную 675 . Подобно этому, у Феофана не только отдельный трактат, но и почти каждый отдел или каждая глава трактата распадаются на две указанные части: так, в третьей книге положительную часть исследования составляют главы 2–5, а отрицательную – главы 6–18; во второй книге после доказательства различия Лиц (гл. 11) опровергаются возражения против этого различия (гл. III-V); после доказательства божества Сына и Духа Святого (гл. VII-XV) опровергаются возражения против божества этих Лиц (гл. XVI-XVIII); в первой книге почти в каждой главе вторую половину составляет опровержение возражения (objectiones). Частные моменты дедукции как у Феофана, так и у протестантских богословов также тождественны. Полную схему этих моментов можно представить таким образом: положение; анализ положения; доказательства положения из св. |
|
|
