| Вскоре последовало и от Правительства распоряжение, чтобы священники отнюдь не объясняли, а только читали крестьянам инвентарь, и то не иначе, как в присутствии полицейского чиновника и лица со стороны экономии. Но священники исполнять какую-либо обязанность относительно инвентарей не желали; экономия ещё более имела причины желать, чтобы инвентарь не повторялся крестьянам прочтением, полиция со своей стороны неохотно соглашалась допускать это, опасаясь ответственности за всякое, возможное по этому поводу, волнение в народе, а может быть и по другим причинам. И это новое распоряжение о повторении инвентарей не имело той гласности, с какою было объявлено крестьянам о обязанности священников объяснять инвентарные правила по требованию крестьян. С течением времени умножались в народе сомнения о смысле инвентарей. Когда же крестьяне не получали от священника разрешения своих недоразумений о барщине, и в то же время оставались в недоумении или неизвестности касательно нового постановления о чтении инвентаря, то естественно, между крестьянами возродилась и другая мысль ложная, поставившая священников прямо во враждебное отношение к их прихожанам, именно, что »священниками подкуплены помещики, затаили их права, пожалованные Государем Императором, и согласились с ними угнетать крестьян, вопреки Царскому повелению«. Вот происхождение тех речей, которыми сопровождались насилия и поругания священников в Каневском уезде! вот причина поисков в церкви мнимого указа, простиравшихся до забвения о неприкосновенности святых престолов». Ложная уверенность в том, что священники затаили инвентари, повела крестьян к другому заблуждению, именно будто они же могли затаить и мнимый указ о вольности: а хранение инвентарей в церквах дало повод там же искать и мнимого указа о вольности. К этому присоединилось новое обстоятельство – изменение инвентарных правил, с которым ещё более усилились недоумения крестьян и подозрение их против священников. Изменения эти, названные дополнениями остались неизвестными священникам, которым первоначально вверено было самоё хранение и изъяснение инвентарных правил. |
| Отдел II Глава III. Факты, свидетельствующие мужественное его представительство за духовенство перед Высшею Властью и непрестанную заботливость о материальном обеспечении духовенства и о приведении в приличное состояние Православных церквей «Эти дела изображают и освещают личность Высокопреосвященнейшего Митрополита Филарета с такой стороны, с которой меньше всего было известно в печати, – именно со стороны непрестанной его заботливости о материальном обеспечении сельского духовенства его епархии, о его дальновидности и житейской мудрости и опытности и о его мужественных предстательствах за свое духовенство перед Высшею властью, тогда как доселе считали Митрополита Филарета исключительно монахом-аскетом и по убеждениям и по жизни, и потому надо заботиться о личных житейских делах и отношениях» 37 . По предмету и содержанию, указанных в предыдущей главе, фактов первого рода мы имеем под руками два дела 38 под заглавиями. 1) Дело о тайных, будто бы замыслах Поляков – помещиков к мятежу (1846 г.); и 2) Дело по отношению Киевского Генерал-Губернатора Бибикова «о разных предосудительных и вредных для общественного спокойствия поступках разных священников Киевской епархии (1847 г.)». Но заглавие последнего дела, – по изъяснению цитируемого Автора, – не совсем точно: оно главным образом касается распространившихся в 1847 г. в Киевской губернии слухов о возобновлении колиивщины или резни ляхов и жидов», и вообще о взаимных отношениях между крестьянами и помещиками польского происхождения. Таким образом, оба эти дела имеют общественно-политический интерес и характер по части взаимных отношений между разноплеменным населением Киевской губернии. Изложим сначала эти два дела с подлинных документов обнародованных авторов, хотя изложение наше будет по местам в сокращенном виде 39 . Первое дело началось по следующим обстоятельствам. В конце 1845-го или в самом начале 1846 года последовало секретное предписание по резолюции Киевского митрополита Филарета духовенству Киевской Епархии относительно наблюдения за действиями поляков и духом, в народе распространяемом. Вероятно, это предписание состоялось вследствие отношения Киевского Генерал-Губернатора Бибикова, к которому отсылались все рапорты, поступавшие вследствие вышеозначенного предписания. |
| Должно издать от Святейшего Синода для обучения детей азбуки Славяно-Русские, по примеру старинной нашей азбуки, со статьями для первоначального упражнения в чтении на Славянском и Русском языках, выбранными из Библии, Богослужебных книг, Творений св. Отцов, в особенности Дмитрия Ростовского , и из Русских, самых назидательных и благочестивых книг, и требовать, при содействии Правительства, чтобы эти только азбуки были в исключительном употреблении у народа всех классов. Азбуки же и книжки, издаваемые ныне у нас во множестве, для обучения и первоначального чтения детей частными людьми, вовсе не признанными к сему, и наиболее для одной промышленной спекуляции, в которых не только совершенно вытеснен Славянский язык, но вместо благочестивых статей для первоначального чтения предлагаются самые пустые, если не вредные, сказки, басни и рассказы, – непременно следует изъять из употребления и издание подобных книг частным лицам впредь воспретить совершенно. Равным образом должно просить Министерство Народного Просвещения, Управление Военно-учебных заведений и Главный Совет женских учебных заведений, дабы и там принято было за непременное правило требовать, чтобы дети, поступающие в училища, непременно обучены были по тем же, от Святейшего Синода издаваемым книжкам и умели читать по-Славянски наравне с Русским. Эта мера, кроме того, что посредством её чтение Св. Писания на Славянском языке будет доступно и понятно для всех, может быть весьма полезна и в других отношениях: в детях, только что начинающих учиться, будет полагаться начало истинной премудрости – благочестие и страх Божий; и знание на память с ранних лет молитв, псалмов, Богослужебных песней и проч. на всю жизнь будет для них чрезвычайно благотворно, вместо того, что теперь, учась по гражданским азбукам, они и нередко, как жалуются Законоучители в учебных заведениях, поступая в училища, не знают даже самых первых молитв: Царю Небесный и Отче Наш, и не умеют вовсе читать по Славянски. Хотя после в Гимназиях они учатся нарочито Славянскому языку, но это уже мало приносит пользы, а в других заведениях, напр. |
| Это сказано как бы в обличение несообразности, но несообразности здесь нет, если вникнем в сказанное. В изложении Синодального рассуждения сказано, что Славянский перевод для части народа становится вразумительным посредством прилежного упражнения в Богослужении и чтении. Как речь шла о языке, а не о глубоких таинственных изречениях Священного Писания, то сказанное имело такой смысл, что часть народа посредством ежедневного слушания Церковного Богослужения и прилежного чтения Св. Писания, приобучается понимать Славянское наречие: но другая часть, не могущая часто быть при Богослужении и часто читать Св. Писание, остаётся малоразумеющею Славянское наречие, а потому и самое Писание, Русский перевод назначается для того, чтобы уже не нужно было изучать незнакомое наречие, и чтобы потому, и не могущие ежедневно быть при Богослужении, при раскрытии Священной книги, без особого обучения понимали язык её, как обыкновенный для них. Разумение же глубоких таин Священного Писания, и при чтении его на знакомом языке, требует не только упражнения, но и молитвы и подвига. Итак, нет причины сделать такой вывод, будто Русский перевод назначается только для не прилежных к слову Божию. Впрочем, он назначается и для них, но с тем, чтобы удобопонятностью языка возбудить в них прилежание к слову Божию. приходское духовенство в настоящее время довольно образованное в Духовно-Учебных заведениях и наставляемое там особой наукой в разумении труднейших мест Писания, по тому самому не нуждается в переводе, а для людей светского звания, желающих разуметь Св. Писание в полноте и совершенстве, нужно толкование, а не перевод. Обращаются к иностранным переводам разве те, которые не только мало сведущи в Славянском языке, но мало уважают и Русский; таковые будут предпочитать иностранные переводы и Русскому, если бы он и был у нас. И здесь вина не в не имении у нас Русского перевода, а вообще в несчастном пристрастии к иностранному, которое ограничивать нужно другими мерами. Впрочем, думаю, что число таковых и не так велико, дабы для них именно предпринимать столь неудобо- исполнимое и опасное дело. 5 и 6) На сии пункты касательно начавшегося было у нас и потом остановленного перевода замечания изложены уже выше, и в них я не только не вижу достаточного основания к возобновлению сего дела, а напротив вижу причины, которые должны удержать от нового покушения на сие дело. |
| Когда прибыл в Петербург Макарий, то Митрополит Серафим не только приказал не допускать его и до крыльца, но грозил, что вышлет его из столицы с жандармами. В известное время прибыли в Петербург, по званию Членов Синода, Митрополиты Московский и Киевский. Макарий проживал по благословению Московского Митрополита на Троицком подворье и, что было ясно, пользовался его благоволением по сочувствию к самым трудам его по переводу. Митрополит Московский как известно, сам глубокий знаток Еврейского языка и поклонник его, что особенно выразилось в его самом ревностном участии в делах Библейского Общества, именно по переводу Библии на Русский язык, и чем он тогда уже навлёк на себя сильное недовольство Митрополита Серафима. В рассматриваемое время случилось мне быть вечером у Митрополита Серафима. Прибытию моему он как бы обрадовался. И первые его слова были: «ну вот добро пожаловать... как нельзя лучше кстати... Если не при двою свидетелех, то и при одном станет всяк глагол... Я сегодня позвал к себе Киевского, – и он должен быть скоро... А впрочем, чтобы было при двою свидетелех, то поди-ка прикажи моим (слугам), чтобы позвали сюда и Иону 440 . Пока ещё не прибыли званные, маститый Первосвятитель не выдержал... «Вот увидишь, зачем я их звал. Ведь ты знаешь дело о Макарии, – этом безумном фанатике и попросту пройдохе... А вот Московский то, что сделал... чистое пристанодержательство... Этот пройдоха клянчил себе отпуск на прибытие в Петербург ради поправления зрения... а смотри-ка, что он делает... Мне сообщил Ν, что он как докучливая ворона, постоянно залетает во многие большие и высокие хоромы... Ну уж если на то пойдёт, то я знаю, что и как сделать...» Я старался как можно успокоить Митрополита, чтобы он по крайней мере мог высказаться спокойнее по существу самого дела перед ожидавшимися зваными Митрополитами. При этом я сказал: – Вашему Высокопреосвященству следовало бы, кажется, пригласить и Владыку Московского для общего собеседования... но этим чуть было не испортил всё дело. |
| Весьма нужно так же иметь в виду и то, что через новый перевод Библии нарушится союз единения нашего с прочими Славянскими Православными Церквами, который особенно блюдётся именно тем, что мы с ними имеем Библию и Богослужение на одном и том же языке. Ибо также известно, что на Западе существует особое общество, утверждённое Папской буллой, для совращения Славян, как в Австрийских, так и Турецких владениях из Православия в латинство. По сему без сомнения, общество сие, употребляющее для достижения своей цели всевозможные хитрые меры, воспользуется и новым переводом Св. Писания на Русское наречие, и миссионеры их станут внушать Славянам, что мы Русские, имеем и текст Св. Писания не тот уже, который предан всем Славянским народам Святыми Мефодием и Кириллом; и это тем опаснее, что латиняне считают сих просветителей Славян принадлежащими к их Церкви, и тогда к крайнему несчастью Православия прервётся и последняя связь, соединяющая Славянские племена с нашим отечеством. 2) Во втором пункте сказано: «принять за правило, чтобы перевод был всевозможно точен и чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными»; в четвёртом пункте, касательно перевода Псалтири замечено ещё, что прежний перевод «должно исправить по сличению Греческого и Еврейского текста». Вот и всё, что положено учинить касательно способа привести в исполнение дело такой чрезвычайной важности, – как перевод слова Божия. Но Богослужение и в Богослужении Священное Писание и впредь, как ныне, мы будем иметь на одном и том же языке с сими Церквами; и следственно и союз единения будет сохраняться. Для сих Церквей ничего не будет значить то, что некоторые Россияне, кроме Славянского, будут по своему желанию у себя дома читать и Русский перевод Св. Писания. Кому будет поручено это дело, где оно должно быть производимо, какие меры имеют быть приняты, чтобы оно совершилось вполне благонадёжно и благоуспешно, об этом ни слова. «Перевод должен быть по возможности точен». Но это правило крайне неопределённо и при нём кто может ручаться, что новый перевод будет совершеннее прежнего, на котором, например, в Псалтири, некоторые места переведены совершенно несогласно с тем, как они приводятся в Новом Завете Апостолом Павлом ( Евр. 10:5 , Пс. 39:7 ) и |
| 478 Из секретных бумаг, хранящихся в Канцелярии Обер-Прокур. Св. Синода. 1856 г. листы 63–68. См. в Собрании мнений и отзывов Филарета, Митр. Московского. Том IV, стр. 259–260, 262. 479 См. об этом, между прочим у г. Сушкова. Хотя г. Сушков и проводит свои мысли прямо на сторону Филарета Московского (стр. 136–138), но эти мысли сами изменяют ему в сказанных далее словах: «Впрочем (подлинные слова г. Сушкова), как бы дело (т. е. начатый новый перевод) ни делалось, – всё же оно будет сделано, если и не безупречно (?!), то и не неудовлетворительно уже и потому, что имеются в виду готовые переводы и Библейского Общества (?) и протопресвитера Павского (?) и Алтайского Макария (?)… Четыре Академии занимаются этим переводом. Первое издание, разумеется (?), вызовет замечание знатоков(?) в Св. Писании (каких и откуда?), а второе и третье будут усовершенствованы в возможной (на сколько?) степени». Так и видно, что г. Сушков не видал и не слыхал, как в протесте Митроп. Киевского Филарета всё это предусмотрено и наперёд отвергнуто, как дело оскорбительное для Божественного Писания, чтобы при переводе его заниматься такой школьнической работой и почерпать из таких мутных нечестивых источников готовые материалы для перевода. 480 Покойный Владыка Антоний придавал этому особенное значение в силу как бы неблагословения свыше на это начинание, против которого недаром так крепко и дерзновенно свидетельствовал Владыка Киевский. 481 Слова, изложенные Высокопр. Филаретом, Митр. Московским в самом начале отзыва на мнение Высокопр. Филарета Киевского по поводу перевода Библии на Русский язык. 484 Осмеливаемся сделать здесь одно указание именно на то, чего не можем исторгнуть из нашей памяти и что, конечно, твёрдо памятно и читающим по отношению к настоящему предмету. В своём месте приведено было в нашем изложении о переводе Протоиерея Павского следующее документальное сведение, взятое нами из «Истории перевода Библии на Русский язык» соч. Чистовича. – (См. Христ. Чтение 1872 г. Май, стр. 117–118). 16 Марта 1842 г. Обер-Прокурор Граф Протасов объявил Св. Синоду, что Его Императорское Величество Высочайше соизволил утвердить определение и вполне одобрить мнение Митрополита Серафима, и чтобы Св. Синод, согласно с мнением Митрополита Серафима и по прямому долгу своему, усилил меры к сохранению книг Св. Писания в настоящем их виде неприкосновенно». |
| Да и самоё немедленное одновременное увольнение из Св. Синода навсегда, бывших главных доселе деятелей-Членов, обоих Митрополитов Филаретов Московского и Киевского, как раз вслед за окончанием настоящего дела, послужило к увеличению той же общеизвестности. Дело же по переводу Архимандрита Макария могло оставаться почти в неизвестности для других, кроме лиц, которым надлежало его ведать, – хотя для последних оно составляло сколько важный предмет, столько же и затруднительный, особливо когда конец его совпал как раз с текущим тогда ещё делопроизводством по переводу Протоиерея Павского. В этом отношении можно сказать даже, что дело по переводу А. Макария усилило самые причины, по которым произошёл сказанный результат – выбытие двух Митрополитов Филаретов из Св. Синода навсегда. Всё это увидят читающие из последующего изложения настоящего дела. Прежде всего нужно заметить, что Архимандрит Макарий, бывший Начальник Алтайской Миссии в Томской губернии, вёл своё дело слишком смело по отношению к самому Св. Синоду. Он как бы не признавал и власти последнего над собой и над начатым им делом перевода Св. Писания Ветхого Завета на Русский язык. Это был в своём роде чистый фанатизм как бы до ослепления, – в силу которого А. Макарий дерзал обращаться даже прямо к Лицу Государя Императора со своими прошениями, или, как он называл их, «письма на Высочайшее Имя» 431 , а также и к светским высокопоставленным лицам, рассчитывая на их влиятельное содействие к успеху своего дела 432 . Сколько ни интересны были бы хотя некоторые из этих писем по оригинальности и в содержании и самых слововыражениях, но мы не можем излагать их здесь в подлинном, хотя и кратком содержании 433 , дабы не расширять и без того, пространного нашего изложения. Скажем лишь то, что собственно относится к личному участию Высокопр. Филарета в этом деле. «Владыка-дядя в нередких своих воспоминаниях, говорил нам Преосв. Антоний, выражался так между прочим, что по поводу этого дела ему приводилось быть, как говорится, между двух огней, а с тем вместе бывать по пословице – после чужого пира в похмелье. |
| Потому-то, когда впоследствии о. Георгий стал более и более наблюдать за состоянием своего сына Феденьки и высказываться о нём (как увидим вскоре из его рассказов), что «будет прок из мальчика: и ещё, что Феденька мой, верно, будет монахом, тогда к слову – монах – присовокуплял, что будет он монахом, как есть Филаретом Милостивым!» . И действительно, на будущем Филарете-иноке, проведшем в иночестве целых шестьдесят лет, оправдалось во всей полноте изречение: «По имени его тако бысть и житие его». «Это-то призвание, – скажем опять словами того же панегириста, – и самое рвение в Бозе почившего к духовным подвигам, однажды возжёгшись в душе его, не прекращалось впоследствии никогда, по временам же разгорались таким ярким пламенем, который не мог не быть приметен и для других, несмотря на то, что духовно-подвижническая жизнь в Бозе почившего, подобно жизни всех ревнителей благочестия, запечатлена была глубокой сокровенностью. Вместе с возрастанием телесным он возрастал и преспевал в подвигах духовных: восходя по степеням служения выше и выше, он в то же время больше и больше полагал в сердце своём и совершал духовные восхождения к Богу, доколе из степеней сего восхождения не составилась лествица, возведшая его от земли к небеси 19 . «Впрочем, мы не можем – говорил указываемый проповедник – изображать теперь и здесь всех трудов и подвигов духовных в Бозе почившего Архипастыря нашего в течение его 60-летней святоиноческой жизни, и проявившихся ещё ранее от дней самого его детства; – сего не могли не видеть, имевшие очи видети, при возможных наблюдениях за самыми свойствами его души и разнообразными действиями». Указываемые сейчас, свойства уже нам известны; естественно должны быть известны и самые имевшие очи видеть и благоразумно наблюдать их проявление. Это родители Феодора. Если мать – Анастасия, усматривавшая ещё в младенческом возрасте своего сына, свойства, возбуждавшие в ней особенное к нему сочувствие и слагала всё это только в сердце своём; зато отец Георгий уразумевал уже силу и значение этих свойств своего сына и потому открыто отзывался о его, например и доброте так: «Добрый он, мой сыночек – Феденька-то!.. |
| «Если малютке Серёже, – писано было в первом письме, – приспела пора учиться грамоте, пусть начинает славянской азбукой, а потом продолжает Часослов и Псалтирь славянскую. В них семена благочестия и страха Божия. А там, в превозносимых ныне заведениях, начинают баснями. Пусть они (басни) в своём роде будут и превосходны; но нам-то должно из младенцев образовывать будущих служителей Церкви Божией инаковым образом. Во всяком случае, Серёжу пожалуйста никак не отпускайте в Москву к немцам 40 . Теперь вот и Яша становится уже добрым Яковом 41 , а потому долг его прямой принять усердное участие в начальном обучении Серёжи. Если кому, то братьям единокровным подобает друг друга тяготы носить». Под именем немцев Владыка Филарет разумел семейство одного из младших родных своих братьев Семёна (по фамилии Раич), который состоял на службе в Московском университете и был известным литератором. Брат этот был женат на немке, потому Владыка Филарет и величал это семейство немцами. Не желая никак, чтобы они брали к себе на воспитание упоминаемого в письме, Серёжу, в другом своём письме Филарет выразил простодушно, но метко характеристично, свой взгляд на самую жизнь этого брата (Семёна) в таких словах: «Весьма не нравятся мне и самое-то житьишко Семёна колотырное... да и ремесло-то его занятие какое-то журнальное, пиитическое, а главное все фантастическое… существенного ничего нет. Боже сохрани, ежели пойдёт этой дорогой кто-либо из наших 42 ... Впрочем, сказанная программа обучения детей грамоте по Часослову и Псалтири была в употреблении не в среде лишь духовенства: она современна самому изначальному складу и строю православной русской жизни 43 . Даже указанный срок начинать обучение детей с семилетнего возраста был так же не новостью не только в описываемую пору, но и в глубокую старину. Довольно лишь раскрыть любую из страниц в четьи-минейных житиях, или летописных сказаниях, где только говорится о начальном обучении в пору детства, – там встречаются повсюду следующие и подобные им сказания: »отроку, достигшу семилетнего возраста, вдан бысть в научение», или: " исполнившуся седмилетию возраста отрочате, вдаша его родители в научение»; и т. п. Посему самые распоряжения начальственные имели своё значение и действие в той силе и мере, в какой они соответствовали, освящённому веками и жизнью, порядку и в частности примерам святоугоднического научного воспитания. Вышеприведённые Синодальные указы очевидно имели, между прочим, целью подействовать на родителей, не исправных в обучении детей и в особенности на уклонявшихся от представления их в школы, – что показывает самое наложение штрафов. Благопопечительные же из родителей, зная из свято-угоднических и вообще – древне-старинных опытов и примеров, что обучение детей начиналось и раньше семилетнего возраста, могли начинать и действительно начинали обучать своих детей и прежде положенного в указах срока. Такой пример и видим мы на отроке Феодоре. |
|
|
