| Вместо ожидавшегося обвала отставок и, по русскому обычаю, жестоких расправ с бывшими временщиками, Государев двор с изумлением выслушивал объявляемые на Постельном крыльце четкие и лаконичные «именные» (личные) указы Федора Алексеевича. В частности, царь пресек надежды на передел поместий и вотчин, навечно утвердив приговоры прошлого царствования, и изрядно затруднил смену воевод, назначенных яри его отце. Резко отменил он и обычай «праздничных», «по случаю» пожалований в чины для царских родичей и фаворитов, для которых, обыкновенно, и очищались места «опальных». Чины царь давал щедро, но всегда согласно личным заслугам и родовитости и никогда — списком. Хронически больной юноша неожиданно серьезно отнесся к священным для него обязанностям государя — отца и благодетеля подданных. С непонятно откуда взявшимися силами и энергией юный самодержец самолично вникал в дела дворца, столицы и государства. Для унятия подобных порывов существовали старые испытанные способы, прежде всего — предписанные традицией публичные обязанности самодержца. Обязательные богослужения в соборах и хождения по монастырям, связанные с шестинедельным поминовением Алексея Михайловича, казалось, должны были исчерпать силы его наследника. Федор Алексеевич по обычаю тщательно обследовал тюрьмы и нашел возможным освободить большую часть узников; обошел богадельни и устроил для московских нищих угощение на все время траура; посетил населенные бедняками окраины столицы» В память об отце государь роздал неимущим огромную по тем временам сумму 24 тысячи рублей. Уже традиционные для поминальных недель добрые деяния государя далеко не всегда соответствовали укоренившимся представлениям. Так, Федор оказался противником телесных наказаний и содержания под стражей во время следствия. Один из первых его указов гласил, что вместо обычного наказания «на теле» с драчунов и пьяниц следует брать штрафы (позже царь отменил все членовредительные казни). Затем последовал приказ без проволочек решать уголовные дела и освобождать невиновных. Для ускорения решении сложных дел государь велел докладывать их ему лично. |
| Все разнообразие в австралийскую кухню пришло с эмигрантами. Появились итальянские, китайские, французские рестораны. Русская кухня тоже весьма заинтересовала австралийцев, и они очень полюбили ее. Но, например, язык под соусом, их совсем не волновал. Этот продукт не пользовался спросом, поэтому стоил очень дешево — 1 доллар. Уж не знаю, в чем причина. Может быть, австралийским хозяйкам не нравился процесс чистки языка. Мы же готовили его с картофельным пюре, как горячее блюдо, а как закуску я любила подавать его со сметаной и хреном. Ингредиенты: говяжий язык — 1 шт.; морковь — 1 шт.; петрушка — 1 пучок; лук — 1 шт.; изюм — 100 г; мука — 2 столовые ложки; растительное масло — 2 ст.ложки. Приготовление: Баранина с рисом Ингредиенты: кусок баранины (грудинка или лопатка); лук; рис — 1 стакан; масло — 1 столовая ложка; соль; перец; томатная паста. Приготовление: Плов по-ташкентски от Андрея Кобзева Ингредиенты на плов для 6 персон: лук очищенный — 500 г; говядина или телятина — 1 кг; морковь очищенная — 1 кг; круглый рис — 1 кг; чеснок — 3 шт.; подсолнечное масло — 250 мл; куркума — 1 чайная ложка; сушеный барбарис — 1 столовая ложка; зира (он же тмин) — ½ чайной ложки; укроп — 1 пучок; зеленый лук — 1 пучок; кинза — 1 пучок; соль — по вкусу. Ингредиенты для салата (для подачи к плову): помидоры — 1 кг; лук — 200 г; оливковое масло — 100 мл; соль — по вкусу. Приготовление: В течение многих лет голубцы были моей самой любимой едой. Но познакомившись с огромным количеством других блюд, я включила в число своих фаворитов и многие другие кулинарные находки от хозяек со всего мира. Например, капустные котлетки по рецепту моей московской подруги Алевтины Николаевны Филатовой. Кратко опишу процесс приготовления. Нам понадобится маленький кочан свежей капусты. Его необходимо варить в чуть подсоленной воде до того момента, как капустные листики будут легко сниматься один за другим. Отрезать твердые части листа, затем собрать и уложить его в ладони таким образом, чтобы получилась небольшая котлетка. После обвалять ее в сыром яйце, муке и панировочных сухарях и обжарить на сливочном масле. Немного сноровки, и все получится! Вкус этого блюда не описать словами. Бывало (и не раз), когда я звонила из Мельбурна в Москву, чтобы Алевтина Николаевна напомнила мне ход работы. |
| Дальнейшее развитие идей Г. также было связано с окружением короля: по поручению кор. Карла V (1364-1380) был составлен анонимный трактат «Сновидение садовника» (Le Songe du Vergier; лат. версия 1376, франц.- 1378). Он представляет собой диалог клирика и рыцаря, отражающий идеи Г. Трактат не только содержал новые идеи, но и собрал воедино все имеющиеся к тому времени основания для защиты королевского суверенитета внутри страны и по отношению к Риму. Последовавшая затем схизма в католической Церкви (рубеж XIV-XV вв.) усилила сепаратистские тенденции, способствуя дальнейшему укреплению институтов и идей Г., опиравшихся на соборное движение (концилиаризм). Во главе этого движения во Франции стояли 2 теолога, последовательно занимавшие должность канцлера Парижского ун-та,- П. д " Айи и Ж. Жерсон . Будучи сторонниками верховенства власти Собора над властью папы, они видели выход из церковного кризиса в созыве Вселенского Собора. Жерсон в трактате «De jurisdictione spirituali et temporali» (О духовной и светской юрисдикции, 1405) разделил законы на божественные, природные и человеческие, отдав 2 последних в ведение светского монарха. В ситуации кризиса папства король Франции, поддержанный парламентом, начал действовать как глава национальной Церкви, признавая при этом папу Римского как верховную духовную власть, к-рая, однако, не должна была доминировать над светской. В этот период усилилась опека королевской власти над национальной Церковью, увеличились налоги с духовенства. При новых назначениях уже не прибегали к согласию папы, ограничиваясь одобрением собраний духовенства. Королевский суд активно вмешивался в церковную юрисдикцию. Парламент был больше озабочен фискальной проблемой, считая, что Франция слишком много платит папской курии. Это усугублялось текущей войной (см. Столетняя война 1337-1453 ). Франц. духовенство стремилось лишь ограничить вмешательство папы в назначения епископов, к-рые с 1305 г. должны были обязательно утверждаться им, и сократить фискальные поборы, но не идти на разрыв с папами. В центре конфликта оставалась система раздачи бенефициев, являвшихся важным инструментом королевской политики поощрения служителей светской власти, приближенных и фаворитов короля, а также сбор налогов с духовенства, что было важно для функционирования гос. аппарата в условиях нестабильных доходов казны. |
| Черный дым из трубы камина Сикстинской капеллы возвестил об окончании первого дня конклава по выборам Папы римского. Как и предполагалось, первое голосование по кандидатуре понтифика закончилось безрезультатно. Ни один из кардиналов не набрал необходимых 77 голосов. Конклав открылся в половине пятого местного времени. 115 прелатов, имеющих право голоса, собрались в Сикстинской капелле, и отслужили мессу с молитвой о водительстве Святого Духа при выборах понтифика. Затем, после фразы, произнесенной на латыни “extra omnes” (все вон) двери в зал закрылись. Тем временем, многочисленные аналитики и церковная общественность не устают обсуждать вероятность избрания Папой римским того или иного кардинала. Одним из первых в списке фаворитов значится итальянец Анджело Скола, известный ученый-богослов, к тому же обладающий немалым административным опытом в церковной иерархии. Именно ушедший папа Бенедикт XVI возвел Сколу в сан архиепископа Милана. Среди наиболее вероятных кандидатур и архиепископ Сан-Паулу Одилиу Педру Шерер. У него самая большая в мире католическая паства – пять с половиной миллионов человек. В Бразилии он пользуется огромным авторитетом и любит общаться с простыми прихожанами. Американец Тимоти Майкл Долан, архиепископ Нью-Йорка, также входит в шорт-лист претендентов на папский престол. Хотя он и начинал карьеру в Риме, многие считают, что его итальянский не достаточно хорош, чтобы успешно вести ежедневные дела Ватикана. Архиепископ Манилы, филиппинец Луис Антонио Тагле – азиатская суперзвезда. На телевидении у него выходит собственная программа “Разоблачая мир”, продюсируемая орденом иезуитов. Тагле также стал инициатором многих социальных программ помощи бедным на Филиппинах. В среду, а возможно и в последующие дни, голосования на конклаве будут проходить в два этапа – утром и вечером. Появления дыма из трубы камина Сикстинской капеллы стоит ожидать после 12, а затем после 19 часов по местному времени. В течение всего конклава кардиналы будут дважды в день совершать совместное богослужение. 12 марта Источник: " Euronews " Ваш Отзыв Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов отдельных материалов. © 2005–2019 «Благовест-инфо» Адрес электронной почты редакции: info@blagovest-info.ru Телефон редакции: +7 499 264 97 72 12+ Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций: серия Эл ФС 77-76510 от 09 августа 2019. Учредитель: ИП Вербицкий И.М. Главный редактор: Власов Дмитрий Владимирович Сетевое издание «БЛАГОВЕСТ-ИНФО» loading |
| — Не понимаю, — признался король Матиуш. — Сколько надо времени, чтобы понять все это? — Наверно, лет пятьдесят — ответил министр. Матиуш вздохнул. Корона всегда казалась ему тяжелой, но сейчас она его так тяготила, как будто была артиллерийским снарядом. 16 С министров сняли кандалы, ввели их в тюремную столовую, сюда же прибыли министр юстиции и военный министр, стража с обнаженными саблями заняла свои места, и совещание началось. Матиуш ночью составил такой план: — Вы будете заниматься взрослыми, а я буду королем детей. Когда мне исполнится двенадцать лет, буду управлять детьми до двенадцати лет, когда мне будет пятнадцать — до пятнадцати. А сам, как король, могу делать, что захочу. Остальное останется по-старому. Я сам маленький и знаю, что нужно для малышей. — И мы были когда-то маленькими, — сказал старший министр. — Ну хорошо, а сколько вам лет? — Сорок три, — сказал старший министр. — А почему вы управляете теми, кто старше вас? Господин министр путей сообщения молодой, а ведь в поездах ездят и старики. И министры ответили: — Это правда. — Что вы скажете на это, господин министр юстиции, можно так сделать? — Ни в коем случае, — сказал министр юстиции, — по закону (том 1349) дети являются собственностью родителей. Есть только одна возможность. — Какая? — спросили все с любопытством. — Король Матиуш должен назваться: король Матиуш Первый Реформатор (том 1764, страница 377). — Что это значит? — Это значит, что он король, который изменяет закон. Когда король скажет: «Хочу издать закон такой-то или такой-то», то я скажу: «Нельзя, потому что уже есть иной закон». А когда король скажет: «Хочу ввести такую-то или такую-то реформу», я скажу: «Отлично». Все согласились. Но труднее всего было с Фелеком. — Он не может быть фаворитом. — Почему? — Потому что этого не позволяет этикет. На заседании не было церемониймейстера, так что министры не могли хорошенько объяснить, что такое придворный этикет. Одно только знали наверняка, что короли могут иметь фаворитов, но только после смерти. Это не значит, что король Матиуш, боже сохрани, должен был бы умереть, но бумага эта должна быть у Фелека, во что бы то ни стало отобрана. |
| — Плати, — говорит, — за фарфоровую куклу. И у старшего министра совесть была не слишком чиста, и префект полиции немного побаивался, что тогда объяснил побег Матиуша не очень умно. Матиуш кое-что знал, об остальном догадывался и решил навести порядок. Хватит этого самоуправства министров. Или они будут его слушаться, или — вон из дворца. Теперь он не будет просить старшего министра, когда ему захочется болеть. Матиуш доел колбасу, облизал губы, сплюнул на ковер и приказал вылить на себя ведро холодной воды. — Это солдатское купание, — сказал он довольный. Он надел корону на голову и вошел в зал совещаний. Там был военный министр. — А где остальные? — Не знали, что ваше королевское величество желает с ними совещаться. — Может быть, они думали, что по возвращении с войны я засяду за уроки с иностранным воспитателем? А они будут делать, что захотят?… К дьяволу, очень ошибаются… Господин министр, назначаю совещание на два часа. Когда соберемся в зале, в коридор потихоньку должен войти взвод солдат. Офицер должен стоять у дверей и слушать, а как только я хлопну в ладоши, он должен войти с солдатами в зал. Вам могу сказать правду: если они захотят сделать так, чтобы все было по-старому, как перед войной, я прикажу — сто тысяч чертей — их арестовать! Но это тайна. — Слушаю, ваше королевское величество, — поклонился министр. Матиуш снял корону и вышел в дворцовый сад. Он так давно здесь не был. — Ах, да, — воскликнул он, — я совсем забыл о Фелеке! — Он свистнул и тут же услышал сигнал кукушки. — Иди, Фелек, не бойся. Теперь я уже настоящий король, и мне не нужно ни перед кем оправдываться. — Ну да, а что скажет мой отец? — Скажи отцу, что ты — королевский фаворит, и я запрещаю ему трогать тебя даже пальцем. — Если бы ваше величество изволили это написать… — С удовольствием, пойдем в мой кабинет. Фелек не стал ждать, чтобы ему повторяли это дважды. — Господин государственный секретарь, прошу вас написать бумагу, что я назначаю Фелека своим фаворитом. — Ваше величество, при дворе не было такой должности. |
| Одним из главных двигателей фаворитизма служит лесть, исконный источник соблазна, действующий не только на слабые, но и на крепкие натуры, ибо искусство льстить неистощимо в разнообразии и в оттенках своих приемов. Один из самых тонких приемов состоит в искусном внушении начальствующему лицу, что всякая творческая мысль от него исходит, что всякое новое изобретение, ему подсказанное, им внушено, что всякий труд подчиненных им одушевляется. Так мало-помалу льстец становится приятен, заявляет себя способным и производит ощущение человека преданного. а когда стало заметно расположение начальника к такому приятному обращению, ловля его благосклонного и доброго мнения входит уже в обычную политику внутренней экономии управления. Человек с определенным взглядом на жизнь, воспитавший себя и волю свою на разумном труде, ясно сознающий, к чему стремится и чего хочет, по долгу своего звания свободен в отношениях своих к людям, и в этой свободе отношений почерпает уменье судить о людях. Встречая на пути своем людей сильных духом и способных, он умеет различать их, ибо не смущается нимало мыслью о том, что его достоинство в чем-либо потерпит ущерб от достоинства другого человека. Вступая во власть, он не теряет своей свободы. Но человек, не приготовленный к власти дисциплиною труда и воли, чувствует себя несвободным в обращении с людьми. Одно внешнее достоинство власти ослепляет его, но и обессиливает, ибо не соединяется в нем с достоинством духа и разумения, и потому не умеет он ценить и в других духовное достоинство: оно лишь обличает и смущает его. Напротив того, чувствует он себя свободным с людьми невысокого духа и житейских наклонностей, которые льстят ему, применяясь к нраву его и наклонностям. Так образуется около начальника сеть ближних людей и фаворитов, из коих он способен произвольно, без дальнего рассуждения, выбирать людей для дел своего управления. Сам не воспитанный на труде, он не имеет ясного представления о том, что значит работать и чего стоит работа: ему подносят готовою чужую мысль, которую он принимает за собственную, чужое произведение, которое он признает своим и пускает от своего имени. |
| В эти годы московской жизни Андрей Белый с одинаковой почти страстностью бурлил и пенился на гребнях всех ее волн. Он бывал и выступал на всех заседаниях «Религиозно-философского общества»; в «Литературно-художественном кружке» и в «Свободной эстетике» воевал против писателей-натуралистов; под общим заглавием «На перевале» писал в «Весах» свои запальчивые статьи то против мистики, то против музыки; редактировал коллективный дневник «Мусагета» под названием «Труды и дни»; бывал у Скрябиных, Метнеров и д " Альгеймов, увлекаясь вагнеровской идеей синтетического театрального действа (выступал даже со вступительным словом на omkpыmuu Maison de Lied Oлehuhoй-д " Альгейм), воевал на полу-легальных собраниях толстовцев, штундистов, православных революционеров, революционеров просто и всяких иных взбаламученных людей и, сильно забирая влево, страстно спорил в политической гостиной Астровых. Перечислить все, над чем тогда думал и чем мучился, о чем спорил и против чего неистовствовал в своих выступлениях Белый, решительно невозможно. Его сознание подслушивало и отмечало все, что творилось в те канунные годы как в русской, так и в мировой культуре. Недаром он сам себя охотно называл сейсмографом. Но чего бы ни касался Белый, он, в сущности, всегда волновался одним и тем же — всеохватывающим кризисом европейской культуры и жизни. Все его публичные выступления твердили об одном и том же: о кризисе культуры, о грядущей революции, о горящих лесах и о расползающихся в России оврагах. Наиболее характерной чертой внутреннего мира Андрея Белого представляется мне его абсолютная безбрежность. Белый всю жизнь носился по океанским далям своего собственного Я, не находя берега, к которому можно было бы причалить. Время от времени, захлебываясь в безбрежности своих переживаний и постижений, он оповещал: «берег!», — но каждый очередной берег Белого при приближении к нему снова оказывался занавешенной туманами и за туманами на миг отвердевшей «конфигурацией» волн. В на редкость богатом и всеохватывающем творчестве Белого есть всё, кроме одного: в творчестве Белого нету тверди, причем ни небесной, ни земной. Сознание Белого — сознание абсолютно имманентное, формой и качеством своего осуществления резко враждебное всякой трансцендентной реальности. Анализом образов Андрея Белого и его словаря, его слов-фаворитов можно было бы с легкостью вскрыть правильность этого положения. |
| Копеноль гордо поклонился его высокопреосвященству, а тот вежливо отдал поклон всемогущему горожанину, внушавшему страх даже Людовику XI. Гильом Рим, «человек проницательный и лукавый», как отзывался о нем Филипп де Комин, насмешливо и с чувством превосходства следил, как они отправлялись на свои места: смущенный и озабоченный кардинал, спокойный и надменный Копеноль. Последний, конечно, размышлял о том, что в конце концов звание чулочника ничем не хуже любого иного и что Мария Бургундская, мать той самой Маргариты, которую он, Копеноль, сейчас выдавал замуж, гораздо менее опасалась бы его, будь он кардиналом, а не чулочником. Ведь не кардинал взбунтовал жителей Гента против фаворитов дочери Карла Смелого; не кардинал несколькими словами вооружил толпу против принцессы Фландрской, со слезами и мольбами явившейся к самому подножию эшафота просить свой народ пощадить ее любимцев. А торговец чулками только поднял руку в кожаном нарукавнике, и ваши головы, достопочтенные сеньоры Гюи д " Эмберкур и канцлер Гильом Гугоне, слетели с плеч! Однако неприятности многострадального кардинала еще не кончились, и ему пришлось до дна испить чашу горечи, попав в столь дурное общество. Читатель, быть может, еще не забыл нахального нищего, который, едва только начался пролог, вскарабкался на карниз кардинальского помоста. Прибытие именитых гостей не заставило его покинуть свой пост, и в то время как прелаты и послы набились на возвышении, точно настоящие фламандские сельди в бочонке, он устроился поудобнее и спокойно скрестил ноги на архитраве. То была неслыханная дерзость, но в первую минуту никто не заметил этого, так как все были заняты другим. Казалось, нищий тоже не замечал происходящего в зале и беспечно, как истый неаполитанец, покачивая головой среди всеобщего шума, тянул по привычке: «Подайте милостыню!» Нет сомнения, что только он один из всего собрания не соблаговолил повернуть голову к препиравшимся привратнику и Копенолю. Но случаю было угодно, чтобы досточтимый чулочник города Гента, к которому толпа почувствовала такое расположение и на которого устремлены были все взоры, сел в первом ряду на помосте, как раз над тем местом, где приютился нищий. Каково же было всеобщее изумление, когда фландрский посол, пристально взглянув на этого пройдоху, расположившегося возле него, дружески хлопнул его по прикрытому рубищем плечу. Нищий обернулся; оба удивились, узнали друг друга, и лица их просияли; затем, нимало не заботясь о зрителях, чулочник и нищий принялись перешептываться, держась за руки; лохмотья Клопена Труйльфу, раскинутые на золотистой парче возвышения, напоминали гусеницу на апельсине. |
| Миссис Баэр теряла терпение с Дэном по десять раз на дню, однако никогда не отрекалась от него и всегда настаивала, что в мальчике есть все же что-то хорошее, так как он добрее к животным, чем к людям, любит бродить по лесам, а лучше всего то, что маленький Тедди любит его. В чем был секрет, никто не мог понять, но Малыш сразу потянулся к Дэну, радостно лепетал и ворковал, когда видел его, предпочитал для поездок верхом его сильную спину спине любого другого мальчика и сам назвал его " Мой Дэнни " . Тедди был единственным существом, которому Дэн выказывал любовь и делал это лишь тогда, когда думал, что никто другой не видит их, но материнские глаза зорки и материнское сердце инстинктивно угадывает, кто любит ее малышей. Так что миссис Джо скоро увидела и почувствовала, что есть слабая струнка далее в сердце грубоватого Дэна и выжидала благоприятного случая, чтобы тронуть эту струнку и завоевать его привязанность. Однако неожиданное и пугающее событие расстроило все планы и привело к изгнанию Дэна из Пламфильда. Томми, Нат и Деми начали покровительствовать Дэну, так как другие мальчики несколько пренебрегали им, но скоро каждый из этих троих почувствовал, что есть некое очарование в " смутьяне " , и вместо того, чтобы смотреть на него сверху вниз, они начали смотреть снизу вверх, каждый по своей причине. Томми восхищался его умениями и храбростью, Нат был благодарен за доброту в прошлом, а Деми смотрел на него как на ожившую книжку, так как узнал, что Дэн может очень интересно рассказывать о своих приключениях. Дэну нравилось иметь трех преданных фаворитов, и он старался быть любезным с ними, что и было секретом его успеха. Баэры были удивлены, но надеялись, что мальчики окажут хорошее влияние на Дэна, и ждали последствий с некоторой тревогой, полагая, что вреда не будет. Дэн чувствовал, что они не совсем доверяют ему, и никогда не показывал им свою лучшую сторону, но находил злое удовольствие в том, что испытывал их терпение и, насколько у него хватало решимости, препятствовал исполнению их надежд на перемены к лучшему в его манерах и характере. |
|
|
